|
|
||||
«У Церкви нет задачи понравиться»Как работают церковные пресс-службы? Нужен ли Церкви пиар? Кто может высказывать церковную точку зрения? КСЕНИЯ ЛУЧЕНКО расспросила тех, кто отвечает за информационную политику Русской православной церкви. Диакон Александр ВОЛКОВ, руководитель пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси — Пресс-служба Московской патриархии возникла в 2005 году, а после избрания патриарха Кирилла она стала называться пресс-службой патриарха. Это связано с изменением функций? — Пресс-служба Московской патриархии была создана с нуля решением тогдашнего управляющего делами Московской патриархии. Не было прописано четких задач, просто естественным образом на эту новую структуру, действовавшую фактически на добровольных началах, свалилась лавина вопросов, связанных с информационной деятельностью Церкви. Не могу сказать, что пресс-служба патриархии тогда формулировала повестку дня и участвовала в формировании информационной картины. Но наконец-то в церковных структурах появился телефон, 6374318, по которому журналисты могли узнать, что, где, когда, или получить координаты священников. Правда, по этому номеру было трудно дозвониться, ни о каком коммутаторе речи не было, просто сидел сотрудник, который снимал трубку и пытался всем помочь. Постепенно сложилось некоторое понимание того, как и на что нужно реагировать. На первом при патриархе Кирилле заседании Синода в марте 2009 года было создано несколько новых учреждений, в том числе Синодальный информационный отдел, который давно должен был бы уже существовать. Он взял на себя функции, на которые у нас не хватало ресурса и которые, по сути, не входили в наши задачи, и, разумеется, у него возникли и другие зоны ответственности, более широкие. А мы стали пресс-службой Патриарха Московского и всея Руси.  — Как разграничиваются ваши функции? Глава президентской пресс-службы Песков отвечает и за комментирование в СМИ. А в Церкви непонятно: глава пресс-службы — вы, а позицию патриарха озвучивает председатель Информационного отдела Владимир Легойда.
— Нет, озвучиванием позиции патриарха и его инициатив, комментированием его действий занимается ваш покорный слуга. Владимир Легойда озвучивает общецерковную позицию. Функции четко разделены. Поскольку понятно, что патриарх — фигура, которая часто включает в себя жизнь Церкви, и наоборот, жизнь Церкви гораздо шире, чем это возможно охватить одному человеку, то мы разделяем обязанности комментирования. Заявление патриарха, которое простирается на всю Церковь, если необходимо, может быть прокомментировано Легойдой. Информационный отдел не вторгается в наши дела, мы не вторгаемся в их дела, но есть спектр пересечения интересов, и все магистральные вопросы мы решаем вместе. Я нахожусь рядом с патриархом, вижу и слышу его, это звучит несколько нескромно, но чувствую пульс его жизни. А председатель Синодального отдела знает происходящее в Церкви — в информационном плане, в административном.
— В первом своем интервью после назначения руководителем пресс-службы в 2012 году вы сказали: «Мы не обязуемся максимально оперативно реагировать на любые скандалы». Есть ощущение, что реакция патриархии по острым общественным вопросам всегда запаздывает. С чем это связано, как вы решаете, на что реагировать, что обходить молчанием?
— Могу повторить свой тезис: мы не заинтересованы реагировать на все ожидания наших уважаемых коллег-журналистов — просто потому, что жизнь Церкви гораздо сложнее, чем это может видеться со стороны. Отдавая себе отчет в исключительной роли быстрых, мгновенных, сверхоперативных СМИ, мы всегда остерегаемся спешить. Нам не кажется, что стоит на все, что происходит, отвечать максимально оперативно. Это просто модно, скорость реагирования на события стала одним из основных факторов их оценки.
Бывает, какой-нибудь депутат прокомментирует какое-то событие, а потом оказывается, что он не проверил факты, все было не так, а ровно наоборот: не метеоритный дождь, а один метеорит, не взорвался, а упал. Депутату это простительно: ляпнул и ляпнул, про это забыли через день. А к мнению Церкви прислушиваются миллионы людей, любой комментарий должен быть максимально выверенным и не просто вовремя попавшим в ленту новостей, а приносящим свой плод. Не эффект, а именно плод. Кроме того, я вообще не уверен, что любое общественное явление должно оперативно оцениваться Святейшим патриархом. Каждый человек должен понимать и знать, что патриарх очень внимательно и глубоко следит за всем, что происходит в нашей стране, переживает обо всех неприятностях, зачастую дает свои далеко не лестные оценки. Но его публичная оценка любых общественных явлений должна соизмеряться с их объективной значимостью, а не с текущей ситуацией. Сейчас, в эти полтора-два часа, кажется, что некая новость — самая важная, но вот она ушла из топа Яндекса и уступила место следующей. В этой очень быстро меняющейся новостной картинке Церковь не пытается быть «в тренде». У нас нет такой задачи. Поскольку сам патриарх Кирилл — человек, очень глубоко думающий, прекрасно формулирующий свои мысли, он нередко в своих проповедях комментирует то, что происходит в стране и в мире, только делает это не напрямую. Основываясь на том, что происходит сейчас, он делает нравственные выводы по отношению к своей пастве.
Безусловно, происходит масса событий, которые требуют оценки духовных лиц. В Церкви есть достаточное количество внятных, трезвомыслящих священнослужителей, чей комментарий для многих людей и является ответом на их духовные вопрошания.
— Кто-то производит отбор таких священнослужителей?
— Нет никакого белого или черного списка. Есть очевидный круг священников, компетентных в тех или иных вопросах. Произошла отставка Папы Римского — кому, как не протоиерею Максиму Козлову, профессионально занимающемуся историей католической церкви, это комментировать? Упал метеорит, многие хотят услышать от священника, как это понимать с точки зрения эсхатологии (учение о судьбах мира и человека. — Ред.), — выходит несколько комментариев правящего архиерея и священников епархии, где это произошло. Пресс-службу периодически спрашивают, кого мы порекомендуем в качестве комментатора по той или иной теме, и я определяю, кто по данному вопросу более осведомлен. Но бывает и так, что люди в чем-то плохо разбираются и все равно дают комментарии.
Церковь переживает империи, государства и режимы.
— Если журналисты звонят не вам, а прямо священнику, и он комментирует — у него потом будут неприятности?
— А такое случается? Я, честно говоря, не очень представляю.
— Есть же священнослужители, которым не рекомендовано выступать в СМИ? Например, протоиерей Георгий Митрофанов.
— В отношении отца Георгия история не очень понятная, потому что патриарх его ни письменно, ни устно ни о чем не просил. Личные оценки патриархом тех или иных высказываний священнослужителей не являются поводом для того, чтобы их запрещать в публичности. Патриарх вообще очень спокойно и взвешенно относится к разного рода выступлениям. Ведь основное и незыблемое — это линия евангельская. Все остальное имеет право вокруг этой евангельской линии колебаться. Если возникает ситуация, когда мнение того или иного священнослужителя начинает смущать людей, могут быть приняты какие-то меры. Что непозволительного в том, что какого-то человека его начальство попросило воздержаться от публичных высказываний в связи с реакцией на них? Мы же стараемся делать все, чтобы люди хотя бы в Церкви находили единство, успокоение в своих проблемах, мир в своих душах. В Церкви люди не должны видеть еще одну корпорацию, которая внутри себя раздирается. Понятно, что есть разные мнения, у нас довольно много общественных явлений, которые естественным образом провоцируют священнослужителя на комментарий, и это нормально.
— Люди заинтересованы в моральной оценке. Даже тем, кто не является членом Церкви, все равно бывает интересно ее мнение.
— Тут есть важное различие: одно дело — интересно, другое дело — важно. Я думаю, многим интересно, что скажет патриарх о чем угодно, начиная от метеорита и заканчивая журналом «Мурзилка», но это не значит, что патриарху надо свои суждения о любых общественных явлениях делать достоянием публики.
— Почему патриарх редко дает интервью — ведь его, наверное, часто об этом просят?
— Просят об интервью постоянно, но патриарх действительно редко соглашается. Решение об этом принимается, конечно, коллегиально с председателем Синодального информационного отдела. И чаще оно бывает отрицательным — но вовсе не из-за того, что патриарх не хочет общаться с прессой. Патриарх не может превращаться в публичного политика, который дает интервью направо и налево, имеет свое суждение по любому поводу и в интересах своего рейтинга постоянно излагает эти суждения в СМИ. Он высказывается только по ключевым вопросам, подводит итоги, дает оценки тому, что произошло, высказывает надежды на будущее. Происходит это, понятное дело, нечасто. Потому что он — предстоятель Церкви, а не политик.
— Насколько я понимаю, интервью даются в основном федеральным каналам, государственным информационным агентствам и крупным зарубежным изданиям?
— Зарубежным изданиям — только когда у нас бывают визиты в другие страны. Что касается российских СМИ, это в основном издания общефедерального масштаба, тут выбор определяется понятными всем медийщикам критериями — охват, количество людей, которые смогут услышать слова патриарха. Любое интервью патриарха связано с тщательной подготовкой. Патриарх очень не любит неподготовленное общение, всегда старается максимально четко формулировать мысли, продумывать то, что будет говорить. Он с огромной ответственностью относится к своему слову и призывает других так же относиться к своим словам.
— А менее крупным СМИ патриарх может дать интервью — например, газете «Ведомости»? Или каналу «Дождь»?
— Вы думаете, что целевая аудитория газеты «Ведомости» заинтересована в интервью патриарха? Но вполне возможно, что патриарх может дать интервью и какому-то экономическому изданию, где могли бы прозвучать его глубокие оценки нравственных основ экономики.
Публичному политику, президенту, премьер-министру важно убедить общественное мнение в том, что он открыт к диалогу, готов общаться с разными слоями населения, у каждого из которых свои СМИ. И поэтому президент может прийти на канал «Дождь», это совершенно нормально. Но поскольку патриарх — не политик, в этом нет никакой необходимости. У Церкви нет задачи понравиться. Церковь ждет к себе всех — и читателей газеты «Завтра», и читателей газеты «Ведомости», и зрителей канала «Дождь», и зрителей канала «НТВ».
— Но некоторых вопросов журналисты федеральных каналов патриарху не зададут. Например, о законодательных решениях последних месяцев — начиная от «закона Димы Яковлева» и заканчивая антигейским и антитабачным. А разве мнение Церкви о них не должно быть представлено в прессе?
— А зачем? Представьте, что Церковь в лице патриарха дает свою оценку всем законопроектам, вызывающим напряжение.
 — Но сейчас явно беспрецедентная ситуация…
— Она беспрецедентная потому, что до этого не было ничего подобного. А кто знает, что будет через два месяца или через три года. Возможно, будут прецеденты еще более напряженные.
— То есть должен быть определенный градус напряжения, чтобы патриарх счел необходимым дать свою оценку?
— Да, конечно.
— И этого накала мы пока не достигли?
— У нас вообще несколько завышенные оценки значимости тех или иных решений нашей власти. Есть некий законопроект, он еще даже не принят, и начинается горячая общественная дискуссия — надо, не надо, стоит, не стоит. И что, патриарху надо в нее включаться? Это только законопроект, он еще не вступил в силу, люди еще в реальности не почувствовали плодов этого решения, а патриарх уже дает ему свою оценку. Церковь по сравнению с государством находится в несколько ином положении. Церковь переживает империи, государства и режимы. Это нам кажется, что время, в котором мы живем, важнее, существеннее любого другого, но Церковь жила в эпоху и римских императоров, и византийских императоров, русских царей, советских генсеков. И все эти эпохи и режимы пережила! Поэтому Церковь очень спокойно, не эмоционально, а взвешенно относится к любым решениям, принимаемым властью, а тем более к проектам этих решений. В конце концов, если общество не воспринимает какой-то закон и нравственная составляющая этого закона такова, что необходимо вмешательство Церкви, то она вмешается. Тут, я вас уверяю, реакция не заставит себя долго ждать. Но это будет окончательная, точная и выверенная реакция, которая на церковном языке называется печалованием перед властью.
— Но ведь эти законы касаются судеб конкретных людей. Вот принят законопроект — и кто-то в тюрьме, кто-то в детском доме.
— И что вы тут предлагаете Церкви и ее предстоятелю сделать?
— Было бы странно, если бы я начала советовать. Но вот проходит антиамериканский марш Кургиняна — под православными знаменами. Как это понимать? Это с одобрения Церкви происходит?
— Это вас пугает марш Кургиняна, а моих родителей, допустим, наоборот, он очень воодушевляет. Вы чадо Русской церкви, они чада Русской церкви. Вы ходите в храмы в двух километрах друг от друга. Так почему патриарх должен давать комментарий, приятный вам, но неприятный моим родителям? При том что Кургинян сегодня есть, а послезавтра забудут, как его зовут и кто он такой.
А в отношении детей — когда в декабре поднялся градус напряжения в связи с «законом Димы Яковлева», патриарх счел необходимым в своем Рождественском обращении, которое услышали миллионы людей, потому что оно выходит в прайм-тайм на всех каналах, призвать всех обратить внимание на проблемы усыновления в своей стране. С точки зрения патриарха, с точки зрения Церкви, для нас сейчас этот вопрос приоритетный. В России не должно быть брошенных детей.
— Ваша пресс-служба обеспечивает работу так называемого патриаршего пула. Что он собой представляет? Сколько в нем человек?
— Обычно около семи — в первую очередь представители трех федеральных информационных агентств и федеральных газет: «Известий», «Комсомолки», «Коммерсанта», «Российской газеты». Мы благодарны этим журналистам за регулярное освещение деятельности предстоятеля Русской церкви.
С нами также постоянно сотрудничает несколько федеральных телеканалов. Если патриарх едет куда-то с визитом, не всегда местные корпункты способны это профессионально освещать. Церковная тема имеет свою сложную специфику. Кроме того, есть особенности, знакомые журналистам, работающим при президенте или премьер-министре, — организация процессов, скорость перемещения. Поэтому телеканалы обычно направляют с нами опытных журналистов из Москвы, имеющих представление о церковной жизни. Им это позволяет работать более оперативно, а мы избегаем бессмысленных вопросов типа «кто этот мужчина в белой папахе?»
— Любое издание может аккредитовать своего журналиста в патриарший пул?
— Это не закрытая структура, не «орден информационных тамплиеров». Мы готовы оказывать содействие любым журналистам, но, естественно, в пул могут войти те, кто работает с нами постоянно. Патриарх, как и любой человек, может ошибаться и оговариваться. Эти оговорки могут использоваться не очень чистоплотными журналистами в своих целях. Однажды было, что не патриарх оговорился, а журналист ослышался и использовал эту якобы услышанную им оговорку. Работая с журналистами, которые освещают деятельность патриарха регулярно, мы знаем, что подобных казусов не будет.
— Журналисты пула визируют у вас свои тексты?
— Ни в коем случае. Визируются только слова патриарха в каких-то определенных условиях. Публичные слова, проповеди, выступления не визируются.
— Как вы думаете, почему у патриарха нет своего Андрея Колесникова?
— Колесников, при всем уважении к нему, — часть того, что называется энтертейнментом. Люди покупают «Коммерсантъ», зная, что там статья Колесникова, чтобы улыбнуться, в очередной раз удивиться его находчивости.
— Но еще и потому, что интересен отстраненный, критический взгляд. В случае с Церковью он тоже бы не помешал — а получается, что есть только официоз и елей.
— Да, может быть, этого не хватает. Хотя елея незаметно в последнее время. Есть необходимый официоз, от которого никуда не деться, есть и негативные материалы, и нейтральные — таких больше всего. Мы за нейтральность, за то, чтобы люди услышали, что говорит патриарх. Это одна из задач СМИ — донести. Вторая задача — дать оценку, повод для размышлений. С первой задачей наши СМИ справляются. Что касается оценок, то я с сожалением читаю попытки аналитики на светских ресурсах, которые зачастую очень мелки и абсолютно не соответствуют внутренним причинам и связям. Мы бы приветствовали появление журналиста, который умел бы объективно формулировать критические подходы к тому, что делает Церковь и что говорит патриарх. Но пока такой человек не появился. Вот, например, «Программа-200». Ее кто-то ругает, говорит, что попы застроили храмами всю Москву, — а конструктивно подойти не получается. Надо взять цифры, сопоставить количество людей, проживающих в Москве, количество храмов, количество священников, а потом попробовать критиковать. Не получится, потому что критиковать будет нечего. Почти то же самое и в других областях. Но мы с готовностью могли бы ожидать появления критика.
Если какой-то блогер, пользующийся популярностью, захочет с нами поехать — пожалуйста.
— А чем закончился опыт привлечения к работе пула так называемых патриарших блогеров?
— Да, блогеры поездили с нами — на Соловки ездила Екатерина Соловьева, фотограф и модератор сообщества «Русский Север», а во время одного из патриарших визитов на Украину с нами был Игорь Гаслов, модератор сообщества «Устав». Если какой-то блогер, пользующийся популярностью, захочет с нами поехать — пожалуйста.
— Почему они перестали ездить?
— Может быть, устали. Одно дело, когда ты сидишь у себя в теплой жежешечке, пишешь, что тебе кажется важным, а если не кажется важным, пошел в микроволновке картошки разогрел. Другое дело журналисты пула — в 6 подъем, полчаса на одевание, в 6:45 автобус уезжает и никого не ждет. И хочешь не хочешь, женщина ты или мужчина, 20 тебе или 40 — встал и вперед. Если что-то срочное — надиктовывать нужно в машине, перекрикивая коллег, или успеть до того, как самолет наберет высоту. Когда описываешь, это такая романтика, а на деле — жесткий и тяжелый труд.
— А может журналист, который, допустим, поехал с вами в первый раз, задать патриарху вопрос, не согласованный с пресс-службой?
— Патриарх — фигура такого масштаба, что его слова имеют огромный вес, поэтому все нужно делать продуманно. Коллеги из изданий, которые работают с нами постоянно, знают, что бессмысленно устраивать перформансы и ловить патриарха. У них есть такая возможность, они с ним находятся рядом, хочешь — подойди, никто тебя за шиворот не оттянет. Но журналистика — это высокое искусство правильного и точного слова в правильном и нужном месте. Здесь спонтанность ни к чему хорошему не приводит. Иногда журналистам срочно нужна реакция патриарха на какие-то события. Можно бежать к патриарху, минуя всех: «Ваше Святейшество, землетрясение произошло, что вы по этому поводу думаете?» Но в этот момент патриарх садится в лифт или в машину, шумно, вокруг люди, в результате запись трудно разобрать, непонятно, что патриарх сказал, что послышалось. А можно подойти к сотруднику пресс-службы, объяснить, что нужен срочный комментарий. Нас сложно, я надеюсь, обвинить в непонимании важности ситуации. Если она действительно важна, то журналисты пула моментально получают комментарий патриарха в удобном месте, где никто никуда не торопится и все хорошо слышно.
— Патриарх прислушивается к мнению своих сотрудников? Вы с ним часто общаетесь?
— Патриарх постоянно обсуждает со своими сотрудниками вопросы, которые входят в их компетенцию. Всякий человек, находящийся рядом, может высказать свою точку зрения по каким-то текущим проблемам. Но патриарх ужасно не любит непроверенной информации и невежества. Если человек выдаст непроверенную информацию или выскажет необдуманное суждение, то может хорошенько получить.
— Нам мало известно о патриархе Кирилле как о человеке. Когда в истории с квартирой всплыли сведения о троюродных сестрах, многие удивились, что у него есть родственники. Про патриарха Алексия мы знали больше — например, что он любит зверей, что у него в резиденции в Переделкине есть собака.
— Патриарх должен устанавливать очень четкий барьер между своей личной жизнью, которой совсем немного, и своим служением. Патриарх — живой человек, он не может жить в доме со стеклянными стенами. Каждый человек себе определяет личное пространство. Почему надо лишать патриарха такой возможности?
— Но людям хочется увидеть его человеческие черты, характер, образ.
— Я думаю, что его образ складывается вполне из его деятельности, оценок, проповедей. Какой еще нужен портрет? Не составлять же списки «100 любимых фильмов патриарха», «50 любимых композиторов патриарха» — это было бы комично, правда же?
Если вспоминать о патриархе Алексии, он был предстоятелем 17 лет, и лишь в конце этого периода, в последние два-три года, люди стали узнавать о таких умилительных человеческих чертах этого весьма пожилого к тому времени человека. Патриарх Кирилл на патриаршем престоле только четыре года.
Спросите у простого монаха в любом монастыре: чем он занимается между посещениями церковных богослужений и послушаниями? Чем он занимается в своей келье? Молится. Никто же не лезет в квартиру к рассерженному горожанину, не спрашивает его, что он там делает. Так же некорректно залезать в келью к монаху, тем более к предстоятелю Церкви. Одно могу сказать определенно: большая часть личной жизни патриарха — это молитва, как и у любого монаха.
 Владимир ЛЕГОЙДА, председатель Синодального информационного отдела Русской православной церкви — Информационной работой в Церкви занимаются две структуры — ваш Синодальный отдел и пресс-служба патриарха. Как распределяются полномочия?
— Синодальный информационный отдел (СИНФО) — это в каком-то смысле аналог светского министерства. Патриаршая пресс-служба занимается информационным обеспечением деятельности Святейшего патриарха. Наш Информационный отдел — общецерковной проблематикой. Мы несем ответственность за официальный сайт Русской православной церкви (в ведении пресс-службы находится только наполнение раздела «Патриарх»), взаимодействуем со светскими СМИ — федеральными телеканалами, журналами, газетами, интернет-изданиями. Если пресс-служба с епархиями соприкасается главным образом во время патриарших визитов, то для нас взаимодействие с ними — ежедневная работа, причем не только бюрократическая. Например, в прошлом году во всех епархиях на территории Российской Федерации и в митрополичьем округе в Казахстане мы проводили курсы повышения квалификации для сотрудников епархиальных СМИ и пресс-служб.
— Разъясняли генеральную линию?
— Знаете, я даже в шутку не готов использовать это выражение. Оно семантически весьма определенное, создает вполне понятные коннотации, которые никакого отношения к работе СИНФО не имеют. Наша задача — чтобы не было разрыва не только географического, но и смыслового между Москвой и епархиями, чтобы с помощью современных коммуникационных ресурсов на местном уровне располагали тем же объемом информации, что и в центре. Так создается единое информационное пространство Русской православной церкви — задача, решение которой возложено на наш отдел. Мы считаем необходимым, чтобы каждая епархия в обязательном порядке создала и поддерживала свой сайт, который станет источником информации и о церковной жизни на местах, и о проблемах общецерковного масштаба. СИНФО совместно с Управлением делами разработал единые требования к епархиальным сайтам, которые обеспечивают единообразие в церковной информационной политике.
— Напрашивается аналогия скорее не с министерством, а с Администрацией президента.
— Если я соглашусь с вами, то, боюсь, у некоторых коллег это вызовет такие интерпретации, которые будут мало соотноситься с реальностью. Мы главным образом занимаемся смыслами, идеями, содержанием медийного поля. Наша задача — чтобы голос Церкви присутствовал в СМИ и чтобы это присутствие было адекватно. А также чтобы оно не определялось полностью, как это, увы, часто бывает, внешней повесткой дня, нередко вторичной для собственно церковной жизни.
— Недавно патриарх Кирилл сказал, что в Церкви пиара нет, что он там по определению невозможен. Вы говорите про круглые столы и обучающие курсы по связям с общественностью. Так церковный пиар все-таки существует?
— Полагаю, речь идет о двух разных вещах. Во-первых, совершенно определенно Церкви чужды пиар-технологии, которые принято называть черными или серыми. Во-вторых, Церковь не нуждается в пиаре как элементе маркетинга, направленного на продвижение товара. Христос в имидже не нуждается.
Вместе с тем, конечно, связи с общественностью — часть работы в информационном поле, и это забота Информационного отдела, с этими целями он и создавался. Кроме того, не применяя грязные технологии, нужно для собственной безопасности знать, как они работают. Поэтому СИНФО ведет серьезную аналитическую работу. Но набором определенных инструментов мы пользуемся, изучаем его. Скажем, одно из основных положений для специалиста по связям с общественностью — нельзя врать, надо всегда говорить правду. Вполне согласуется с христианскими принципами, не так ли? При этом задача в кризисной или конфликтной ситуации — сделать акцент на то, что делается, чтобы ситуацию исправить. Если у вас завалило шахту и погибли десять человек, пресс-секретарь должен сразу признать, что это произошло, но потом рассказать, что делается, чтобы хоть как-то смягчить последствия.
Христос в имидже не нуждается.
— Можете привести пример из своей практики, рассказать про вашу «шахту»?
— Не знаю, насколько это может быть аналогом, но история очень показательна. Недавняя трагедия в Крымске. Ее все очень близко к сердцу приняли. Сотрудники Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению моментально включились, стали оказывать помощь. Святейший патриарх с первых часов, как только о трагедии стало известно, лично контролировал церковную помощь пострадавшим, вникал в каждую деталь — сколько поедет волонтеров, где они будут жить, чем конкретно заниматься и так далее. И вдруг господин Гельман публикует у себя в блоге информацию со ссылкой на кого-то, что священники в Крымске за деньги отпевают погибших. Это републикуется на сайте «Эха Москвы», получает широкую огласку, вполне понятные комментарии. Я сразу позвонил Венедиктову и сказал: «Алексей Алексеевич, у меня к вам просьба — пригласите в эфир двух священников, которые только что вернулись из Крымска». На следующий день в передаче у Нателлы Болтянской были двое наших батюшек. Таких ситуаций много. Практически каждый день.
— Патриарх сам читает прессу или пользуется информацией, предоставленной вами?
— Если есть возможность, Святейший смотрит новости по ТВ или в интернете. Наша задача — дать предстоятелю адекватную картину того, что происходит в СМИ. Мы мониторим медиаполе и предоставляем системную информацию, которая определенным образом структурирована; словом, отвечаем за базовый анализ трендов, как сейчас говорят.
— То есть от вас зависит, как патриарх видит ситуацию в Церкви и стране?
— Уверяю вас, патриарх имеет более полное представление о ситуации и в Церкви, и в стране, чем то, которое можно почерпнуть из СМИ. Он же не на необитаемом острове находится, куда доходят только сводки нашего отдела. Ежедневно предстоятель прочитывает сотни страниц документов самого разного характера, еженедельно встречается с десятками самых разных людей. Можно не сомневаться в объемности его видения. Те, кто внимательно слушает, что говорит Святейший, легко могут это почувствовать.
— Насколько патриарх открыт для своих сотрудников? Вы часто с ним встречаетесь?
— В речи на интронизации Святейший сказал, что в жизни патриарха нет и не может быть ничего личного. Для кого-то, возможно, эта фраза протокольная, официально-торжественная, для меня — реальность, которую я вижу каждый день. Рабочее взаимодействие с патриархом происходит совершенно неформально. Главный вопрос — не в открытости, с ней нет проблем, а в дефиците времени. Поэтому рабочие совещания проходят в самолете, в автомобиле… В любое время. Помню первый день патриаршего визита на Украину в2009 г. — поздний вечер, я уже у себя в номере что-то спокойно читаю, и вдруг мне звонят и говорят, что Святейший ждет на совещание. Так что мы находимся в режиме постоянной готовности.
Возьмем заседания Высшего церковного совета: это регулярные рабочие встречи, где не для галочки отчитываются о проделанной работе, а обсуждают реальное положение дел — открыто, четко и без прикрас. Сначала не все были готовы к такому стилю работы, ведь раньше такого в Церкви просто не было. Люди просто не думали, что патриарх хочет всерьез узнать их точку зрения, получить их экспертизу. Помните призыв Высшего церковного совета в апреле 2012 года прийти на молебен к храму Христа Спасителя? Идея была окончательно сформулирована прямо на заседании, активно обсуждалось, что и как проводить, как приглашать людей. В процессе живой дискуссии родился единственно правильный ответ — давайте вместе помолимся...
— Раз уж зашла речь о том молебне — не было опасений, что такой ответ на претензии, которые у кого-то возникли к Церкви, может спровоцировать новые, усилить возникшее противостояние?
— Молитва не может привести к эскалации противостояния. Да и саму эту ситуацию как-то язык не поворачивается назвать пафосным словом «противостояние». Святейший патриарх на последнем Епархиальном собрании очень точно назвал нападки на Церковь комариными укусами. То есть нас это не очень сильно задевает, но и поощрять «комаров» мы не намерены. Христианин должен стремиться следовать примеру Христа. Спаситель, когда служитель в Синедрионе ударил Его, сказал: «Если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?» (Ин. 18:23).
Знаете, в 90-е годы в своем кругу мы спорили, вмещается ли вообще религия в медийный формат. А сейчас проблема уже не в том, вмещается или нет, а в том, что формат нам задает повестку, внешний фактор начинает определять, что говорится о религиозной жизни, и, кстати, не только в медиа. Вот, например, борьба с ювенальной юстицией. Мало того что в дискуссии о ювенальной юстиции звучат крайние точки зрения — меня тревожит, что в этих спорах мы забываем, что такое вообще православная семья. Внешний по отношению к жизни христиан фактор меняет нашу внутреннюю повестку. Я не против обсуждения этой важной темы. Я против того, чтобы к ней сводился разговор о семье в нашем «православном дискурсе».
 — Наверное, это и называется секуляризацией — когда самосознание социального индивида начинает брать верх над христианским самосознанием? — Да, опасность такая есть, и она осознается многими верующими. К сожалению, и многие СМИ, в том числе православные, вносят свой вклад в превращение Церкви в место общественно-политических споров. Надеюсь, эта тенденция не получит развития и возобладает все-таки самосознание христианина. Эта проблема осознается священноначалием — Святейший патриарх, выступая на Епархиальном собрании Москвы в декабре 2012 года, констатировал: «В виртуальном пространстве формируются группы церковных либералов и консерваторов, которые ищут не Истину, не правду Божию, а способ, как больнее уколоть, острее уязвить друг друга. Это весьма печальная тенденция. Внутрицерковные разделения, распри и вражда — свидетельство младенчества в вере, ребячества, которое подчас принимает хулиганские формы. Но если для медийного формата общения подобные явления вполне естественны, поскольку соответствуют современным представлениям о свободомыслии, то для нашей многовековой церковной традиции все это глубоко чуждо, как чуждо и противно это самому духу Евангельского учения». — Как, в свете этих слов, вы относитесь к действиям «православных активистов»? — В Евангелии есть, если угодно, методология исправления мира: чтобы убрать сучок в глазу брата, нужно сначала вытащить бревно из своего. Наша проблема в том, что мы, не подготовленные аскетическим подвигом, выходим менять мир. Это касается и православных активистов. Но и тех, кто на чем свет клянет православных активистов, это касается не в меньшей степени. Религиозную мотивацию тех и других я понимаю и не вижу в ней ничего плохого. Кстати сказать, а что в действиях этих активистов отличается от схемы действий героя честертоновского романа «Шар и крест»? Вышел такой парень-зилот, витрину разбил, где был выставлен журнал, оскорбляющий Божию Матерь. Читая книжку, мы сопереживаем его благородству, его искреннему желанию защищать свою веру, пусть даже подобным способом; он кажется нам героем. А вот современный православный активист — так сразу сволочь. Многие в Фейсбуке пишут — ах, какие мерзавцы! Проклятые фанатики, они не любят ближних, негодяи! Понимаете? В таких отзывах — что, сплошное человеколюбие, что ли? Многие, обличающие православных активистов в ненависти, страдают тем же самым. — В свое время Интерфакс ввел такой формат новостных заголовков: «Церковь считает», «В Церкви сказали». Что из сказанного в СМИ тем или иным священнослужителем можно считать позицией Церкви? — В работе с журналистами мы всегда объясняем, что нельзя выдавать на уровне заголовков «Церковь считает» каждый раз, когда человек с крестом или даже с панагией что-то сказал. Кстати, отец Андрей Кураев говорит, что все, что выходит за рамки Символа веры, не является церковной позицией. Не готов с этим согласиться. Да, есть важнейшая сфера церковной жизни, по которой у христиан не может быть расхождения, есть набор догматов, общий не только для Русской церкви, а для всего Вселенского православия. Но есть еще 15 поместных православных церквей, и каждая может иметь свою официальную позицию по этическим и общественным вопросам, которые актуальны для конкретной церкви или государства. — Что, в таком случае, следует воспринимать как официальную позицию Русской церкви? — Позицию Поместного, Архиерейского собора, Синода и патриарха, если его мнение не оспорено Синодом. А также тех людей, кто уполномочен говорить от имени Церкви в каждом конкретном случае. Общественно значимые темы, которые нуждались в пояснении, отражены в «Основах социальной концепции Русской православной церкви», официальном документе, принятом в 2000 году Архиерейским собором. Перечень тем, разумеется, не закрыт, что-то со временем стало нуждаться в пояснениях. Скажем, тема прав человека в 2008 году была развита в отдельном церковном документе — «Основах учения о достоинстве, свободе и правах человека». — А если речь не об общих принципах, а о конкретной, текущей ситуации, — кто озвучивает позицию Церкви? — Например, председатели Синодальных отделов — в пределах их компетенции. Это важнейшая часть моей работы — разъяснение позиции Церкви. Но мы не можем озвучивать мнение Церкви по любому запросу по принципу «ну-ка быстро нам сообразите по такому закону, по сякому закону». Позиция Церкви основана на пастырском подходе к человеку и к обществу. В чем он заключается? В частности, в дифференцированном отношении к людям. Верующие знают: если к одному и тому же священнику приходят три разных человека с одинаковой проблемой, они могут услышать от него три разные рекомендации. Не бывает двух одинаковых ситуаций и двух одинаковых людей. Похожим образом обстоят дела и с обществом. — А может священник высказаться в СМИ критически, не опасаясь быть наказанным? — С одной стороны, я против того, чтобы нас пытались «впихнуть» в логику корпорации. С другой стороны, например, даже в телевизионной среде есть железное правило: публично телевизионщики телевидение не ругают. Это понятно и людям, живущим в самых демократических странах и работающим в самых свободных корпорациях. Дело не в репрессиях, а в том, что священник, высказываясь публично, должен понимать, что есть ограничения. Исходить из аудитории, думать, как его слова будут услышаны. В социальных сетях иногда человеку кажется, что он в праведном гневе резанул правду-матку, по совести поступил. А дальше читаешь комментарии к его высказыванию и видишь, что людям и на его правду-матку наплевать, и на Церковь наплевать, а все, что он сделал, — позволил лишний раз кому-то написать: «Да я и так знал, что там все уроды». Нужно ли выносить сор из избы? Есть очень хороший ответ: нужно, но только на свалку, а не на улицу. У священников, безусловно, есть право высказываться, но они это право должны уравновешивать пастырской ответственностью, мудростью, не страхом быть наказанными начальством, а страхом стать соблазном для окружающих.
Образование и Православие / Ксения Лученко, Colta.ru |
||||
|
|
Всего голосов: 1 | |||
| Версия для печати | Просмотров: 1807 | |||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
