В рамках работы Рождественских чтений на секции, посвященной прославлению Новомучеников и исповедников Российских ведущий сотрудник Института российской истории РАН Николай Николаевич Лисовой делал доклад на тему «Мученики Церкви и исповедники Империи: к постановке проблемы». Выступление вызвало некоторые вопросы.

Предлагаем вниманию наших читателей подробный конспект доклада и попытку полемики с ним.
 

-Когда мы говорим об эпохе новомученичества, мы не всегда учитываем фон и контекст, в котором оно происходило, и природу Церкви. Когда мы говорим, что были объективные причины для Церкви не принять революцию, а для новой революционной власти — отнестись к Церкви как к классовому врагу, подлежащему репрессиям и уничтожению, мы не учитываем традиционной тысячелетней природы Православной Церкви. У Церкви природа одна, что во время Константина Великого и Юстиниана, что во время гонений XX века, что сейчас. В чем эта природа состоит?

Вместо спорного термина «симфония» для описания природы Церкви предлагается использовать термин немецкого византиниста Бека «политическое православие».

-В историческом бытии Церковь и империя неразделимы, начиная с эпохи гонений Диоклетиана и пришедшего ему на смену императора Константина, выведшего Церковь из катакомб в эту саму империю Диоклетиана, отлично реформированную и устроению. Этот изоморфизм имперской власти и имперской структуры и церковной власти и структуры является неизменным — универсалией исторического бытия Восточной Церкви.

Историк подчеркивает, что запад существовал по противоположному образцу: государство в Церкви. Восточная же модель взаимоотношений Церкви и государства описывается как «орех»: орех державности и ядро Церкви.



Чтобы осуществлять свою спасительную миссию, Церковь должна быть связана с существующей государственностью, хорошей или плохой (так, Греческая Церковь пять веков просуществовала при падишахах).

Что произошло в 1917 году?

У Церкви ушедших в рассеяние и у Церкви «претерпевших до конца» (так Лисовой называет Церковь в отечестве) была одна и та же модель и одно и то же упование.

Именно для понимания этой модели Лисовой вводит понятие «исповедники Империи». Помимо замученных чекистами новомучеников он относит к таковым тех, кто «еще не прославлен, но мы ждем этого».

-Я имею в виду прежде всего священноначалие Русской Православной Церкви, до конца претерпевшей, вне зависимости от того, в России Императорской, Советской или, как покойный Патриарх Алексий II (Ридигер), постстоветской, исповедовали эти самые идеалы и сохранили и помогли их сохранить нам, и помогли сохранить Русскую Церковь.

Если бы Церковь, по указу Патриарха Тихона, ушла в катакомбы, чтобы каждая епархия управлялась самостоятельно, это был бы конец Церкви и конец Империи, считает докладчик.

Учитывается ли каноничность?

Лисовой напоминает о каноничности, которая совершенно не учитывается (считает он) в работах о новомучениках или трактуется неверно.

-Непонимание в том числе касается и самых основных документов, начиная от указа Святейшего Патриарха Тихона от 20 ноября 1920 года, в котором прямо сказано о переходе епископов на самоуправление в военных условиях. Ни в коем случае Святейший не имел в виду, что в 1927 году епископы спокойно приедут в Москву к Митрополиту Сергию и скажут: «Мы вам не хотим подчиняться, мы отлагаемся на основании указа Святейшего Патриарха от ноября 1920 года». Это чудовищное искажение канонического смысла всего процесса!

Историка возмущает, что это искажение ни разу не опровергается церковными авторами.

-Второй такой же вопиющий вопрос: позволительно ли вообще говорить о святости и о канонизации духовных лиц, живших и умерших в расколе по отношению к своему законному Патриарху? А мы, однако, спокойно канонизуем митрополита Кирилла (Смирнова), который умер в еретическом убеждении в безблагодатности так называемых сергианских таинств. Это протопоп Аввакум в XVII веке, полуграмотный, говорил о безблагодатности никонианских таинств. И его сожгли за это! И никто из здесь присутствующих не пожалеет об этом! А в 1936 году можно ставить вопрос о безблагодатности сергианских таинств, и ты будешь за это канонизован?!

Где канонические критерии, кто их разработал, где церковное соборное мнение об этом? Прежде чем собирать Собор о канонизации, соберите Собор о канонических основах этой будущей канонизации. Не собрали. Нет у нас исследования движения по этим вопросам.



-Результат? Получается, что мы канонизуем тех, кто был против священноначалия Русской Церкви (митрополита, а затем Патриарха Сергия, против Патриарха Алексия I), а священноначалие мы не канонизуем — мы их добрым словом не вспоминаем и сергианами называем. Их, благодаря которым сохранилась Русская Церковь, не только в Таинствах, не только в том, что церковный народ оказался на эти 80 лет не лишенным таинств Крещения, Причастия, исповеди, но и в другом: Церковь сохранила даже свою имперо-, государство-созидающую функцию.

Лисовой напоминает, что Евгений Александрович Тучков, начальник 6-го отделения СО ГПУ — ОГПУ, месяцами осаждал Патриарха Тихона и митрополита Сергия, уговаривая их подписать декларацию о поддержке советской власти. Это было нужно не Церкви, а власти, которая рассчитывала на подобную легитимацию: «Мы признаем, что продолжается Империя и государственная власть в стране».

Советская патриотическая риторика Великой Отечественной войны, по сути, повторяла патриотическую риторику священноначалия. Победе в Войне предшествовала победа новомучеников, победа битвы за Империю — Россию: сохранив ее, мы победили Германию и защитили весь мир.

-Никому не дозволено чернить эту победу и требовать канонизации Власова и других изменников Родины! — возмущался докладчик. — Церковь Православная никогда не пойдет на это! И в ней не место таким духовным лицам, которые призывают к подобным вещам — это тоже канонический вопрос.

(Здесь мы заметим, что единственное широко известное духовное лицо, к которому можно применить данное обвинение, протоиерей Георгий Митрофанов, к канонизации Власова никогда не призывал.)



В заключение он вспомнил реплику митрополита Питирима (Нечаева), сказанную им в середине 70-х годов: «Наступит время, когда Русская Церковь канонизует одновременно святителя Сергия (Страгородского), возглавлявшего Русскую Церковь в тот период, и святителя Антония (Храповицкого), возглавлявшего Русскую Зарубежную Церковь того же периода. А может быть, это будут канонизационные соборы, типа соборов примирения, как когда-то в Византии учредили праздник трех святителей только для того, чтобы примирить три политических течения, враждовавших в Константинопольской Церкви».

-Тогда, действительно, наравне будут канонизованы Сергий (Страгородский), Алексий (Симанский), Кирилл (Смирнов) — идеолог расколов «непоминающих». Только в этом случае, когда Церковь своей любовью покрывает и грех, и недоумение, и в том числе — канонические ошибки — будет настоящее торжество и любви и святости в Русской Православной Церкви.

Иерархия ценностей

С докладчиком попытался поспорить выросший в священнической среде и имеющий в роду нескольких новомучеников протоиерей Сергий Правдолюбов:

-Никогда я не слышал ни от отца, ни от деда придыхания и радостного переживания о Царской семье и монархии вообще.

Видимо, есть тип людей, который любит монархию и имперскость. Но, к сожалению, от большей любви часто происходит изменение ума с креном в сторону монархии.

Учиться надо на церковном богослужении. Должна быть иерархия ценностей: Господь Иисус Христос — на первом месте, Пресвятая Богородица — на втором. Центр тяжести должен быть на Христе, а монархия — все-таки на третьем месте.

Историк не замедлил ответить:

-Вспомним, что было написано на надкрестной доске Господа Иисуса Христа. Он пострадал на Голгофе не как великий учитель, не как первосвященник, не как пророк, а как Царь. И вот этот царский путь Креста Господня или, наоборот, Крестный путь царский Православной Церкви — не отделимы один от другого.

А в качестве примера литургического наследия по этому вопросу Лисовой привел тропарь Кресту «Спаси, Господи, люди Твоя» и упоминание в нем православных царей.

Правда, в современных молитвословах православные цари в тропаре Кресту редко упоминаются. Кажется, именно потому, что Империя погибла, а Церковь ведет все ту же борьбу.


Плакат эпохи перестройки



Чтобы разобраться, в чем правота и неправота историка Николая Лисового, корреспондент Правмира обращается за комментариями к члену комиссии по канонизации Саратовской епархии, члену Комиссии по расколам Межсоборного присутствия иерею Максиму Плякину.

-Когда мы с коллегами из других региональных комиссий по канонизации пытались обсуждать его доклад, у нескольких из нас возникла мысль: такое ощущение, что этот, несомненно, очень уважаемый историк последние лет тридцать провел в другой стране, и классические работы А. В. Журавского, М. В. Шкаровского, отца Александра Мазырина — прошли мимо него. Все то, что касалось разделений с Патриаршей Церковью, оказалось у него в другом пространстве.

После работы Журавского говорить о взаимоотношениях священномученика Кирилла Казанского и митрополита (в будущем — Патриарха) Сергия (Страгородского) в таком ключе, как это сделал докладчик, просто невозможно. В приложении к монографии «Во имя правды и достоинства Церкви» подробнейшим образом изложен вопрос о переписке св. Кирилла и митр. Сергия и причинах, по которым было разорвано их евхаристическое общение. Там было показано, что разрыв произошел не из-за того, что сергианская иерархия считалась безблагодатной. Евхаристическое общение с митрополитом Сергием смущало совесть святителя Кирилла, но он подчеркивал, что в случае смертном он не усомнится обратиться к сергианскому священнику. Святой Кирилл несколько раз подчеркивал: эти причины — не догматические, это его личный разрыв. Еретиком он митрополита Сергия не считает.

Кроме того, святитель Кирилл, будучи первым претендентом на Местоблюстительство патриаршего престола, согласно завещанию Патриарха Тихона, и не приняв на себя полномочия только по причине неблагоприятных обстоятельств, после ложной информации о смерти святителя Петра Крутицкого, второго «наследника», не пытался оспаривать права третьего — митрополита Сергия.

Где канонические критерии?

Докладчик не прав и в недоумениях относительно канонических критериев святости. Церковь давно их выработала.

-Этот вопрос встал при обсуждении материалов о «непоминающих», на заседании Священного Синода в декабре 1995 года и на Архиерейском Соборе 1997 года. Было принято предложение митрополита Ювеналия, бывшего тогда председателем комиссии по канонизации, согласно которому при канонизации критерием, по которому определяется нахождение человека в расколе или вне его, является его отношения со священномучеником Петром (Полянским) Крутицким. К избранию митрополита Петра не было никаких претензий.

Поскольку права митрополита Сергия проистекали из того, что митрополит Петр не смог вступить в полномочия местоблюстителя, Предстоятелем Русской Церкви был священномученик Петр — до 1936 года де факто, до мученической кончины в 1937 — де юре. Соответственно, общение с ним и является критерием нахождения в Церкви или в расколе.

Архиерейский Собор 1997 г. и определяет, какие именно «непоминающие» раскольниками считаются, а какие — не считаются. Это — разъяснение церковной власти.

Есть ли связь между Церковью и Империей?

Действительно, есть отцы, которые ее видят. Но напрямую связывать Церковь и царскую власть — некорректно, считает отец Максим. Говоря о том, что Церковь может признавать режим, следующий после царского, Лисовой прав. Но что считать «империей»?

-Наиболее классическим выражением позиции именно церковной, является послание святителя Осии Кордувийского, председателя I Вселенского собора, к императору Констанцию: «Нам не дозволено вмешиваться в дела государственного управления, но и тебе, государь, не дозволено приносить кадило».

Наша Церковь уживается с любым государственным строем — и американской демократией, и восточной деспотией, и с иудаистским правлением в Израиле. Везде она остается Церковью.

На момент, когда писали многие отцы, другой альтернативы, кроме империи, не было. Была христианская империя (Византия) и нехристианская (Персия, Халифат). Сейчас, когда мы видим, что имперским правлением государственное устройство не исчерпывается, а Церковь существует и несет служение и в этих его формах, связывать Церковь с цезарем — преувеличение.



Говорить о том, что Русская Церковь выполняла легитимизирующую функцию по отношению к богоборческой государственной власти — как минимум, поэтическое преувеличение. Митрополит Сергий, даже подписывая Декларацию, внес туда очень дипломатичную фразу. Он не говорил о радостях и горестях власти. Он говорил о радостях и горестях «нашей гражданской Родины».

Мне кажется, Декларация в тот момент была единственной возможностью для Церкви выжить. Патриарх Алексий II о ее значении еще в 1990-м году говорил: «Декларация митрополита Сергия Церковь более не обязывает», — т. е. считал ее принадлежностью той эпохи, в которую она была написана, и не считал, что Церковь, получившая свободу от богоборческого давления, обязана полностью ее выполнять.

Другое дело, что, если принимать толкование ряда святых отцов на тезис апостола Павла об Удерживающем как о власти Рима против власти Антихриста, то ущербная власть большевиков (как для первых христиан, читавших послание святого апостола Павла — власть кровавого чудовища Нерона, пролившего реки христианской крови) в определенный момент становится неким гарантом соблюдения закона (хотя бы в теории), преградой Антихриста. Именно в этой логике рассуждал Патриарх Тихон: пока власть большевиков была властью шайки разбойников, он принципиально дистанцировался от нее и ее решений. Но когда стало ясно, что эта власть — всерьез и надолго, святитель Тихон заявил, что он советской власти не враг. Митрополит Сергий (Страгородский) говорил, что эпоха Царской Руси закончилась — мы должны жить в новых наступивших условиях.

Когда стало понятно, что это — гонители, руки их обагрены кровью, но это все же — власть, существующая в данный период и в данной стране — Церковь начинает предпринимать шаги по если не сближению, то хотя бы некоей нормализации своего положения: отсюда и легализация Синода, и Декларация, попытка обустроить жизнь Церкви в Советском Союзе. Сегодня можно спорить, было ли это удачным или ничего у митрополита Сергия не получилось. Это нам сегодня, 85 лет спустя подписания Декларации, хорошо его осуждать с моральной точки зрения. Мы не жили тогда и не отдувались в застенках НКВД за ее принятие или неприятие.



К Декларации, действительно, есть канонические претензии, и именно они помешали свт. Кириллу Казанскому вступить с митрополитом Сергием в евхаристическое общение. С точки зрения митрополита Кирилла, митрополит Сергий превысил свои полномочия. Учреждение Синода при Сергии воспринималось Кириллом как возвращение к Синодальному строю и отказу от идеи патриаршества, который он горячо защищал.

История показала, что прав-то был митрополит Сергий. Он не только дожил до поставления нового Патриарха, но и сам им стал. Сталин, дав возможность провести Собор, разрешил Церкви сидеть не на очень коротком поводке, а на просто коротком. У вождя были свои планы на Церковь, и благодетелем его представить не получится — именно в 1947-48 годах репрессии вышли на новый виток, когда многие архиереи, священники и миряне, в том числе, и те, кого, мы уже чтим в лике святых (святой Афанасий (Сахаров), например), оказались в местах не столь отдаленных… Но поводок был чуть ослаблен, и Патриархи — сначала Сергий, потом Алексий I — смогли хоть немного заняться церковной жизнью, а не просто выживать: открывать храмы, семинарии, была открыта Троице-Сергиева Лавра, некоторые мощи были переданы из запасников…

Но на момент полемики митрополитов Сергия и Кирилла все это еще не было известно. Ни один из двух не знал, кто из них переживет следующие три-четыре года. Напомню: у «лояльного» Сергия был арестован келейник и расстреляна сестра, в 1937 г. готовилось «дело» и против него самого.



Одновременно при Сталине усилился прессинг на Церковь, она стала использоваться как инструмент внешней политики. Обычно такое положение Церкви называют «сергианством». Но те, кто очень много об этом явлении говорит, как правило, не могут сформулировать, что это такое. Под сергианством может пониматься все, что угодно: от канонизации Сталина и моления «отцу народов» до банального сотрудничества с властью.

В известном смысле можно и ныне здравствующего Святейшего Кирилла назвать сергианином — потому что он не отталкивает власть, а пытается с ней как-то взаимодействовать. А то, что некоторые его проповеди звучат как вызов все той же власти — в данном контексте не рассматривается.

Говорить о степени виновности или невиновности того же Патриарха Алексия I можно только тогда, когда мы договоримся о понятиях и выясним — а вообще-то то сергианство, как мы его понимаем, существует?

Иногда «ересь сергианства» формулируют так: «спасать Церковь, а не спасаться в ней». Эта формулировка взята из диалога между митрополитом Сергием и протоиереем Василием Верюжским. Отец Василий спросил: «Итак, владыка, Вы спасаете Церковь?». Митрополит Сергий согласился. «Но человек не может спасти Церковь, он спасается в ней сам!» — продолжал отец Василий. — «Я говорю только о структуре Церкви», — пояснил митрополит Сергий.

Это была риторическая формула. И отец Василий Верюжский, вернувшись из лагерей, воссоединился с Московской Патриархией (правда, при Патриархе Алексии I).

Мне вообще трудно представить архиерея, который бы разделял утверждение о спасении Церкви в сотериологическом ключе.



-Когда решался вопрос о восстановлении общения с Русской Православной Церковью за рубежом, была выбрана формулировка: «Акт о каноническом общении». Не о воссоединении. Не о присоединении. Не о покаянии кого-то перед кем-то.


Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и Митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр

Когда в 2008 году, год спустя подписания Акта, прославляли святителя Иоанна Шанхайского как общецерковного святого, было отмечено, что его местная канонизация уже совершена (хотя она была совершена в РПЦЗ в годы разделения!), а сейчас мы лишь вносим его в общецерковный календарь. Несмотря на всю очень резкую риторику 30-40-х годов, несмотря на массу взаимных обвинений, de facto Архиерейский Собор 2008 года, подводя черту под Актом о каноническом общении этой канонизацией, фактически заявил, что раскола не просто не было, а что мы всего лишь восстанавливаем общение между двумя частями единой Церкви, которые до поры до времени из-за человеческого фактора не могли между собой общаться.

Эпизодическое общение между РПЦЗ и полнотой Православия сохранялось чуть ли не до 80-х годов, когда политика епископа Григория (Граббе), сильно влиявшего на положение дел в РПЦЗ, начала вести к конфронтации со всем православным миром, появились ноты Московского Патриархата Сербскому, возникли очень серьезные разногласия на Святой Земле — но до поры до времени, пока РПЦЗ не шла на конфликт демонстративно (тем более — пока не были созданы епархии на российской территории), сохранялось вежливое взаимное общение.

Тому есть косвенные подтверждения и из советского периода. Формально клирики РПЦЗ, включая самого митрополита Антония (Храповицкого), были запрещены в служении. Но когда в 1945 году Патриарх Алексий I (Симанский) прибыл в Югославию, он явился на могилу митрополита Антония и отслужил там панихиду, тем самым показав, что он думает обо всех этих запретах.

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.