Разговаривать. Задавать вопросы. Отвечать на вопросы — так решили публицист Валерий Панюшкин и священник Сергий Круглов. Решили и объявили совместную колонку. Валерий будет задавать вопросы, отец Сергий — размышлять над ними — вместе с читателями будут искать ответ. Сегодня речь пойдет о том, возможно ли быть приверженцем двух религий одновременно.
  Валерий Панюшкин

Вот бывает же двойное гражданство! Почему не бывает двойного вероисповедания? Не то что экуменизм, предполагающий далекое и оттого практически невозможное до дня Страшного Суда единение религий.

Не то, что «Роза мира», пример советского, рожденного тюремным заключением изолированного визионерства. А бытовое такое, простое и доступное двойное вероисповедание? Как молился святой Иоанн Кронштадтский с татаркой — он Христу, она — Аллаху.

Я задумался об этом единственный раз в жизни и будучи под сильным личным впечатлением, которое произвел на меня Далай Лама. Я просто не ожидал такого впечатления. Просто получил журналистское задание и поехал писать репортаж про визит Далай Ламы в Элисту.

При этом, надо понимать, не первый раз в жизни предстояло мне увидеть первосвященника — и патриархов видал трех, и римских пап двух, и даже одного аятоллу. Первосвященники, надо сказать, все производили на меня известное личное впечатление, но Далай Лама — совершенно особого рода.

Аэропорт Элисты закрыли. В либеральной моей душе это сразу вызвало раздражение. Как когда в Москве перекрывают улицы для проезда чиновников. Самолеты в Элисту не летали, пришлось добираться долго из Волгограда. А внутрь аэропорта пустили только несколько журналистов по списку, несколько калмыцких лам и несколько вышколенных паломников. Был совершенно ясный день. На небе ни облачка. И ко времени прилета Далай Ламы одна из паломниц этих прошептала мне:

«Сейчас снег пойдет».

«С чего вы взяли? Небо синее. Штиль».

«Когда появляется Далай Лама, всегда идет снег».

«Угу, — хмыкнул я. — Особенно в Индии».

Тут выяснилось, что калмычка-паломница даже не знала, что Далай Лама бежал из Тибета в Индию. Но через несколько минут, когда самолет Далай Ламы показался на глиссаде, действительно пошел снег. Небывалый — огромные снежинки, величиной с тарелку медленно падали, да все гуще и гуще. И когда Далай Лама шел к аэропорту от трапа, был уже буран, как в повести Пушкина «Капитанская дочка».

А местный Римпоче (тоже, между прочим, найденный не на помойке, а во младенчестве по особым их божественным знакам) хотел произнести приветственную речь, но вместо этого разрыдался и бросился Далай Ламе на грудь, как ребенок, к которому, наконец, приехала мама. Далай Лама гладил его по голове.

Казалось, после всего этого слова главного в мире буддиста должны быть особо торжественными, но он смеялся. Переводили с английского плохо, но он говорил: «Круто! Надо же какой снег». А когда журналисты спросили, может ли его визит осложнить отношения России с Китаем, Далай Лама засмеялся: «Откуда же я знаю!» А когда спросили, может ли следующий Далай Лама родиться в России, отвечал: «Ха-ха-ха! Откуда же я знаю, где в следующий раз рожусь!»

Потом Далай Лама поехал учить. Куда-то за город в чисто поле. Там стояла огромная толпа плохо одетых людей, не понимавших его английской речи, слушавших плохого переводчика по щиколотку в снегу и под непрекращающимся снегом. А Далай Лама сидел на специально сколоченном помосте посреди этой толпы и разъяснял часа четыре подряд четыре благородные истины. На втором часу проповеди, замерзнув совершенно, я сообразил вдруг, что Далай Лама сидит в одной этой его оранжевой накидке с голым плечом. И не мерзнет ведь!

Когда проповедь кончилась, я подобно Фоме неверующему полез на помост искать обогреватель какой-нибудь. Обогревателя не было. Далай Ламе, похоже, и правда было всё равно, каков вокруг материальный мир.

Потом Далай Лама поехал встречаться с элистинским православным епископом. Они вошли в собор, пробыли там некоторое время и вышли к журналистам.

«Здорово тут у вас, — сказал Далай Лама. — Красиво! И служба красивая. Жаль вот только, — он подмигнул епископу, — я не догадался подвязать бороду. Вот бы вы удивились, если бы мы вышли из собора оба такие бородачи! Ха-ха-ха!»

Епископ тоже улыбался. Как-то ему не приходило в голову оскорбиться. Доброжелательность и веселость Далай Ламы были очевидны.

Я не выдержал и спросил Далай Ламу, можно ли буддисту быть одновременно православным. Он отвечал:

«Я не очень понимаю, зачем. Но можно. Почему нет?»

На аналогичный вопрос епископ отвечал, что православному человеку одновременно буддистом быть нельзя. Можно только уважать буддизм как одну из традиционных религий.

Я подумал — жалко.

Буран продолжался всю ночь. На утро мы выехали в Волгоград. Степь засыпало снегом, и дорога исчезла под ним. Ехали наощупь. Машина то и дело скатывалась с твердого асфальта в неглубокий кювет. Водитель наш закатил истерику и бросил руль с криками, что все мы тут замерзнем в этой снежной степи. Пришлось самому сесть за руль. Было реально страшно, когда дорога уходила из-под колес. И я, разумеется, молился. Не Будде никакому, а Богородице — «окорми мя яко странна».


Священник Сергий Круглов

Прекрасно понимаю, Валерий, добрую иронию ваших слов о «двойном вероисповедовании». В самом деле, чтобы по-доброму относиться к человеку, вовсе не обязательно перенимать его религиозные убеждения — но нужно иметь свои убеждения, свою зрелую осознанную веру, залог того внутреннего богатства, которым можно поделиться с ближним. А главное при этом — быть человеком и вести себя по-человечески…

Я тоже немало читал про Далай Ламу, судя по всему, в самом деле хороший и тонкий человек. Знаете, иногда думаю: вот если бы собрались как-нибудь за одним столом такие замечательные люди, как Далай Лама, митрополит Антоний Сурожский, о. Томас Мертон, Клайв Льюис и, скажем, ребе Нахман из Брацлава — то, несмотря на разные вероисповедания, они бы нашли общий язык, им было бы о чем поговорить…

Знаете ведь известное выражение: «Наши перегородки до неба не доходят»? Я бы дополнил это выражение так: но до неба доходят руки человека, взобравшегося на перегородку и изо всех сил тянущегося ввысь…

Вот этот порыв ввысь — «вытягивает», преображает, исполняет горнего света — всё в человеке, все его отприродные свойства, вложенные Богом с зачатия. Люди, о которых я помянул, тянулись к Небу изо всех сил. И дружески они сошлись бы не благодаря или вопреки своим вероисповеданиям и религиозным убеждениям — но потому, что человеческое в них по-настоящему человечно…

Не думаю, что владыка Антоний стали бы спорить с о. Мертоном насчет филиокве, а Льюис стал бы склонять ребе Нахмана креститься. Чем человек более развит духовно, тем меньше в нем нетерпимости, ксенофобии, неуважения к чужим убеждениям и желания непременно кого-то обращать в свою веру насильно — при том, что нет и индифферентизма, «теплохладности», которая невозможна в сердце, лично познавшем Бога, несовместима с любовью к Нему.

К слову говоря, в жизни, увы, мы нередко видим печальные примеры и ксенофобии, и нетерпимости, и убежденности в том, что (перефразируем известную поговорку) только невольник и есть богомольник… Откуда всё это, даже у тех, кто называет себя христианами? Среди многих причин явной мне видится одна: не столько духовная, сколько душевная незрелость многих людей.

Есть в Православии такой взгляд на устройство человека: душевное, то есть естественное, общее для всех людей — и духовное, то есть Божье. Как искажение этого взгляда, бытует порой и такое отношение: душевное, то есть область естественных чувств и всего подобного — оно несовершенное, тленное, оно если само по себе и не грех, то уж почва для греха точно, а вот духовное, то, что связано с исполнением заповедей Христа, постом, молитвой, таинствами Церкви — Божье и спасительное. А посему душевное в себе надо искоренять, а духовное культивировать…

Взгляд в корне неверный, и вот почему. Душевное — почва для принятия духовного, его основа. Христианство — высокая ступень, и на нее невозможно вспрыгнуть, минуя ступени нижние, рискуешь свернуть себе шею. Попросту говоря, невозможно стать христианином, если не стал еще просто человеком, и прав кто то, воздохнувший: «У нас в России подвижников и чудотворцев полно — а найди-ка просто порядочного человека…».

Как сказал Честертон, духовное воспитание ребенка начинается не с того, что мама учит его молитве «Отче наш», а с того, что учит говорить «спасибо» после обеда. А вот с этим человеческим «спасибо» , во всех смыслах, у нас большие проблемы, достаточно посмотреть, как мы едем в электричке, стоим в очереди, общаемся с соседями, митингуем на митингах, как, считая себя православными, ведем себя вне храма, когда думаем, что «Бог нас не видит»…

Душевное, человеческое — почва для духовного, а духовное, Божье — помогает душевному очищаться, крепнуть и взрослеть. Они неотделимы друг от друга, это две части человека, призванного вновь стать — цельным. Вот этой цельности нам бы и стоило поучиться у тех людей, которых мы с вами сейчас упомянули.

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.