Об одном малоизвестном, но очень важном эпизоде Смутного времени.
 
Четыреста лет назад российская государственность подверглась неслыханным до тех пор потрясениям, поставившим ее на грань исторического бытия. Только всенародное покаяние и массовый героизм русских людей, соединение духовного и ратного подвигов позволило России вернуться на Богом предназначенный путь, путь исполнения ею своей исторической миссии – сохранения православной веры. Сегодня мы обращаемся к событиям начала XVII в., чтобы, руководствуясь духовным опытом преодоления той Смуты, одолеть смуту нынешнюю.

Знаковыми, ключевыми фигурами того судьбоносного времени были старец Иринарх и князь Димитрий Пожарский, а пересечение их жизненных путей стало перекрестием, знаком которого явился крест – благословение преподобного Иринарха, данный князю. Именно этим крестом было положено начало освобождению России от смуты, начало умиротворению страны, а само имя монаха-подвижника (Иринарх – начальник мира, греч.) возвысилось до великого символа.

К 1611 г. Смута, захватывая все большее число россиян, дошла до определенного предела, за которым начинался распад государства и погружение в хаос. Обманутый в своих ожиданиях народ искал человека, который бы руководствовался в своих действиях не политическими амбициями и своекорыстными интересами, а желанием спасти Державу. Таким был князь и воевода М.В. Скопин-Шуйский, но с его смертью (март 1610 г.) русское общество вновь утратило точку опоры, потеряв человека, вокруг которого, по выражению С.М. Соловьева, можно было «сосредоточиться». Присяга с подачи «седмочисленных бояр» католическому принцу, бесчинства поляков, осквернение святынь, – все это оскорбляло религиозное и национальное чувства народа. 19 марта 1611 г. в Москве вспыхнуло народное восстание против поляков. Чтобы справиться с ним, интервенты подожгли город и 14 дней грабили брошенную столицу. По свидетельству Конрада Буссова, «брали только бархат, шелк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах они снимали со святых {икон – Ю. К.} позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом… Из спеси солдаты заряжали свои мушкеты жемчужинами величиною с горошину и с боб и стреляли ими в русских». Именно тогда князь Пожарский, буквально «втоптавший» интервентов в Китай-город, был тяжело ранен в голову, вывезен в Троице-Сергиев монастырь, а оттуда в свое суздальское имение Мугреево, где его и нашли нижегородцы. Противостояние Боярской Думы вместе с засевшими в Кремле поляками и Первого ополчения, раскинувшего свои таборы под Москвой, до крайности изнуряло столицу. Общее настроение передает грамота жителей смоленских земель, присланная москвичам: «Для Бога, положите о том крепкий совет меж себя: пошлите в Новгород, и на Вологду, и в Нижний нашу грамотку, списав, и свой совет к нам отпишите, чтоб всем было ведомо, всею землею обще стояти за православную хрестьянскую веру, покаместа еще свободны, а не в рабстве и в плен не розведены». В Москве грамота была переписана и разослана по городам. Находившийся под домашним арестом Патриарх Гермоген приложил к этим грамотам и свою собственную, где призывал «всею землею обще стати». Как и во все времена вдохновителем и организатором в деле преодоления смут и нестроений в государстве была Русская Православная Церковь в лице ее выдающихся иерархов и подвижников. Сам Святейший Патриарх Гермоген, принявший эстафету святителя Иова, троицкий архимандрит Дионисий, Борисоглебский затворник Иринарх явились духовными вождями народа. Своей молитвой, патриотической деятельностью они побуждали людей к духовному деланию, осознанию необходимости преодоления Смуты. Но до реального преодоления было еще далеко.

Существование России как самостоятельного государства, казалось, подходило к концу. Из-за внутренних противоречий распались отряды Первого ополчения, после многомесячной осады пал Смоленск, шведы захватили новгородскую землю, во Пскове обосновался «Сидорка Псковский вор», поляки засели в Московском Кремле. Но… именно в это время движение за освобождение России стало набирать силу. Возглавить борьбу могли только бескорыстные и преданные России люди. Таковых народ увидел в лице Минина и Пожарского.



Уроженец Балахны, богатый купец Косьма Минин переехал в Н. Новгород, где его семья заняла видное место в посадской среде. По мнению С.Ф. Платонова, Минин был гениальным человеком с большим самостоятельным умом и практической сметкой. Отличаясь глубокой верой и исключительной честностью, он стал идейным вдохновителем и организатором Нижегородского ополчения. По свидетельству преподобного Дионисия Троицкого, Косьме трижды являлся сам преподобный Сергий Радонежский, благословляя его на подвиг спасения России. За время своего общественного служения «выборный человек от всея земли» принял на себя тяготы бесконечных скорбей, поругания и клеветы, но всю жизнь болел «душею за люди», за вверенное ему дело. По словам И.Е. Забелина, «Минин был чудом между современниками. Как, в таком незаметном чине совершить такое великое и благодатное дело!… Сам Минин был искренно и религиозно убежден, что он только орудие Промысла». Здесь ключ к пониманию личности К. Минина. Под стать ему оказался и Д.М. Пожарский.

Размышляя о причинах, побудивших Минина и нижегородцев призвать именно кн. Пожарского, академик В. Каргалов пишет: «Молва об удачливости воеводы, о том, что ему неизменно сопутствует успех – вот что заслужил Дмитрий Пожарский за недолгое время своего воеводства. Не это ли повлияло потом на выбор нижегородцев?» Но то, что обмирщенное сознание именует удачей, святые отцы называют осознанным следованием воле Божией. Это смиренное следование воле Божией в свое время превратило гонителя христиан Савла в великого апостола, а князя Пожарского соделало подлинным спасителем Отечества.

В жалованной грамоте на суздальскую вотчину (это была награда за разгром «воровских казаков» атамана Салькова) содержится замечательная характеристика князя и воеводы: «Князь Димитрий Михайлович, будучи на Москве в осаде, против врагов стоял крепко и мужественно, и к царю Василию и к Московскому государству многую службу и дородство показал, голод и во всем оскудение и всякую осадную нужду терпел многое время, и на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо безо всякой шатости».

С 15 лет князь Димитрий начал службу при Государевом дворе. Но, предпочтя ратное служение спокойной придворной жизни, князь по личной просьбе отправился к южным границам для отражения набегов крымских татар. В этом поступке весь Димитрий Пожарский! Служение Богу, Царю и Отечеству станет главным в его жизни.

Возглавив Нижегородское ополчение, князь Пожарский взвалил на себя колоссальный груз нерешенных проблем. После убийства П. Ляпунова в рядах Первого ополчения усилились анархические настроения. Намерение руководителей Второго ополчения собрать в Суздале Земский собор и избрать сообща Царя никак не устраивало Заруцкого, который лелеял авантюрную мечту посадить на русский трон «воренка», сына Марины Мнишек, обеспечив себе особое положение в государстве. Отряды Заруцкого заняли Суздаль, опередив Пожарского. Заруцкий намеревался захватить и Ярославль, чтобы поставить под контроль Верхнее Поволжье и дороги на Москву с севера. Пожарский успел занять Ярославль до прихода отряда, посланного Заруцким. Именно здесь развернулась работа по организации похода на Москву.

За четыре месяца пребывания в Ярославле Минину и Пожарскому удалось воссоздать структуру государственного аппарата. В Ярославле стали действовать приказы: Разрядный, Поместный, Дворцовый, Сибирский, Посольский и др., а также Денежный двор. Сюда стекались со всех сторон дворяне, стрельцы, пушкари. Воеводы производили смотр вновь прибывшим и определяли им жалованье. Поместный приказ приступил к раздаче земель оскудевшим дворянам.

Пожарский делал все возможное, чтобы сплотить вокруг Ярославля все национальные силы. Нельзя было повторить ошибок Первого ополчения. Богатое и знатное дворянство претендовало на особое положение. Его притязания привели к неурядицам в ополчении. Сколько же нужно было терпения и смирения, чтобы примирить всех! Пожарский принимал челобитные, давал тарханные и жалованные грамоты монастырям, делал постройки в городах, давал льготы разоренным, но все это он делал «по совету всей земли». Пожарскому чужды были какие бы то ни было диктаторские замашки. Под текстом соборной грамоты князь Димитрий приложил руку десятым, признав тем самым местническое превосходство девяти других более знатных бояр. Об этом же пишет и Забелин: «Общее дело, которое несли на своих плечах наши герои, Минин и Пожарский, совсем покрыло их личности: из-за него их вовсе не было видно, и они вовсе о том не думали, видно ли их или не видно».

Необходимо было не только обустроить войско, но и обезопасить тылы: достигнуть нейтралитета со стороны Швеции, очистить край от казачьих шаек. А времени оставалось все меньше. Князя торопили и упрекали в медлительности. В довершении всех трудностей в мае 1612 г. в Ярославле вспыхнула «моровая язва». Господь словно испытывал терпение своего труженика. Эпидемия стремительно распространялась, умерших уже не успевали хоронить. Народ пришел в смятение, многие дворяне стали уезжать в свои имения. Но, как и во всех подобных случаях, спасала молитва. 24 мая из Толгского монастыря изнесли чудотворную икону Божией Матери Толгской. Вместе с древним почитаемым образом Спаса Нерукотворного и другими святынями князь Димитрий и жители города прошли Крестным ходом вокруг Ярославля. Вскоре эпидемия прекратилась («сама собой», как пишет Р. Скрынников) и люди стали возвращаться.

Терпеливо объединяя и примиряя в рядах ополчения представителей самых разных социальных слоев и групп (от вольного полуразбойного казачества до родовитого дворянства), мужественно преодолевая «ненавистную рознь мира сего», князь сам едва не стал жертвой этой ненависти. Ополчение стало уже собираться в поход на Москву, как был раскрыт казацкий заговор на жизнь Пожарского.

В тот июльский день князь, выйдя из съезжей избы, отправился смотреть пушки, назначенные под Москву, но вынужден был приостановиться из-за теснивших его со всех сторон людей. Казак Роман поддерживал князя под руку. В это время один из заговорщиков, казак Степан, кинулся между ними, намереваясь ударить князя ножом в живот, но промахнулся. Удар пришелся Роману по ноге, то упал и застонал. Князь подумал было, что казак упал по неосторожности или из-за тесноты и хотел было идти дальше, но народ бросился к нему с криком, что его самого хотели зарезать. Тут же нашли брошенный нож, схватили убийцу, который на пытке повинился во всем. Назвал и сообщников, которые также признались. Народ хотел растерзать их, но князь не желал начинать поход с кровопролития. Один из заговорщиков был сослан, другие взяты в Москву на обличение Заруцкого. Но неудавшееся покушение роковым образом сказалось на общем настроении воинства. Поползли слухи: нет Божьего благословения на поход, кругом предательство и измена, а значит под Москвой войско ждут поражение и бесславная гибель. Заразительный дух уныния быстро растекался среди участников ополчения. Некоторые воины начали покидать Ярославль. Один Господь знает, что пережил князь Димитрий в эти страшные дни, когда судьба Отечества висела на волоске. Пожалуй, это был самый трагический момент в истории Смутного времени. Чаши весов колебались…



И все же был человек, которому была открыта вся картина событий в России. Зорко следил он за тем, что происходит в Ярославле. И в этот грозный час на чашу весов была возложена молитва. И … весы склонились на спасение России!

Даже по прошествии двух десятилетий поражаешься, с какой последовательностью и упорством в советскую эпоху выносились «за скобки» любых исторических исследований какие-либо упоминания о духовной жизни народа, молитвенном подвиге наших святых, значении монашества в истории России. Это не могло не иметь печальных последствий. Современное секуляризованное сознание не желает вмещать то, что всегда было главным в жизни народа, то, что и объясняет истинный, глубинный, т. е. духовный смысл событий Смутного времени. Испокон веков русские люди руководствовались словами преподобного Иоанна Лествичника: «Молитва есть примирение с Богом, умилостивление о грехах, стена, защищающая от скорбей, сокрушение браней, пища души, просвещение ума, секира отчаянию, богатство монахов, сокровище безмолвников, зеркало духовного возрастания, предвозвестница будущего воздаяния, знамение славы». Велика сила молитвы!

Часто ли обращаясь к истории, погружаясь в анализ всех политических, социально-экономических и других, «земных» факторов, мы учитываем главное? Какую роль в исходе Куликовской битвы сыграла молитва преподобного Сергия? Повлияла ли молитва преподобного Тихона Калужского на исход «стояния на Угре»? Является ли вкладом в победу в Великой Отечественной войне молитвенный подвиг блаженной Матронушки Московской и преподобного Серафима Вырицкого? Для православного человека эти вопросы являются риторическими.

Резюмируя свои размышления о князе Пожарском, В. Каргалов пишет, что его «выделяло из других исторических деятелей того времени глубокая вера в патриотические силы народа». Верно. Но это не главное. Молитва – следствие нашей веры в Бога; именно она и увенчивала все деяния Пожарского. Вера в спасительный Промысл Божий, глубокая убежденность в том, что во всех своих действиях необходимо следовать воле Божией. И эту волю и возвестил ему духоносный старец Иринарх Затворник!



Один из духовных вождей русского народа в тяжелейшие годы Смуты преподобный Иринарх прославил своими подвигами Борисоглебский, что на Устье, монастырь. Эта славная обитель была основана в 1363 г. двумя подвижниками – преподобными Феодором и Павлом, по благословению самого «игумена земли Русской». Расположенный на дороге, получившей впоследствии именование «Великой Государевой» (Москва – Троица – Ростов Великий – Ярославль – Каргополь – Соловки), монастырь уже при Василии II стал местом великокняжеских, а затем царских богомолий. Именно здесь крестили первого российского самодержца Иоанна III, а при Иоанне IV Грозном обитель входила в число десяти крупнейших и наиболее почитаемых в России. Именно здесь более 30 лет и подвизался преподобный Иринарх, «в затворе, узах и веригах Господеви благоугодивший».

Еще в шестилетнем возрасте отрок Илья (так звали преподобного Иринарха до пострига) заявил своей матери: «Как вырасту, так постригусь и стану монахом: буду носить на себе железа и трудиться ради Бога, и буду учителем всем людям». И слово сдержал. Приняв постриг в Борисоглебском монастыре, Иринарх прошел долгий, трудный, порою скорбный, но и радостный путь духовного возрастания, прежде чем окончательно обосновался в Борисоглебской обители. По откровению Божию и благословению настоятеля монастыря Иринарх удалился в затвор. Начав подвиг, он сковал себе железную цепь в три сажени длины и приковался к деревянному стулу. Затворник наложил на себя и другие железные тяжести и трудился в них в поте лица. Подвижник претерпел поругания и посмеяния от братии, но переносил все с кротостью и молился за них Богу.

Почитание святого в народе росло, многие приходили испросить благословение у старца, «благодать чудес приемшаго» от Бога. Господь даровал Иринарху прозорливость. Далеко разносились пророческие слова преподобного из его убогой кельи. В годы правления Василия Шуйского старец в данном ему откровении узрел будущую участь Москвы и сам ходил в столицу, чтобы в беседе с царем духовно укрепить его в преддверии ожидавших скорбей. Сила духа преподобного Иринарха поражала и врагов. Сохранились слова одного из разорителей России – гетмана Сапеги, воочию видевшего преподобного: «Я ни здесь, ни в иных землях монаха такого крепкого и безбоязненного не видывал». В ту встречу старец предрек ему: «Возвратись, господин, в свою землю: полно тебе в России воевать! Если же не уйдешь из России или опять придешь в Россию и не послушаешь Божия слова, то будешь убит в России». Сапега свой выбор сделал. Вскоре он был убит.

Свой победоносный поход на Москву великий Скопин-Шуйский начал, получив благословение преподобного Иринарха. «Дерзай, и Бог поможет тебе!» – напутствовал старец полководца. В 1612 г. пришел час Д.М. Пожарского.



Тогда, в самый драматический момент «ярославского стояния», напряжение всех сил достигло предела, вера в успех Второго ополчения пошатнулась. И вдруг из Борисоглеба пришла грамотка – благословение старца Иринарха. Лагерь ополчения буквально ожил, радостная уверенность в победе поселилась в сердцах воинства, ушедшие из Ярославля стали возвращаться. Князь Пожарский понял: это благословение свыше. Через несколько дней Второе ополчение выступило к Москве. Вот как об этом повествует древнее Житие преподобного Иринарха: «… и посла старец Иринарх ему {кн. Димитрию – Ю. К.} челобитье и просвиру и повелевая им идти под Москву со всею ратию, не бояся Ивана Заруцкого: здесь ли будет Иван Заруцкий {еще одно свидетельство прозорливости старца, Заруцкий действительно сбежал из Москвы – Ю. К.}, и узрите славу Божию. И рад бысть о том словеси, и пойде со всею радостию к Москве и ста в Ростове, и прииде Князь Димитрий Михайлович, да Козьма Минин по благословение сами к старцу; старец же Иринарх благословил идти под Москву, дал им крест свой на помощь, и пойде Князь радуяся, взяв благословение у старца, и пойде к Переяславлю, из Переяславля к Троице, и став у Троицы и помолися Троице и Чудотворцу Сергию Преподобному... »

На второй день пути ополчение остановилось в 29 верстах от Ярославля. Отсюда князь Димитрий, поручив рать князю И. Хованскому и К. Минину, с малой дружиной удалился в Суздаль, чем заслужил у позднейших историков очередные упреки в медлительности. Князь же отправился в Спасо-Евфимиев монастырь поклониться гробам родителей. «Поклонение родителям в таких важных случаях, – пишет И. Забелин, – было коренным и крепким русским обычаем во все времена нашей истории. Отчее благословение утверждало дома чад». Через два дня Пожарский догнал ополчение в Ростове.

Один из летописцев (его слова приводит И.Е. Забелин), заключая свое повествование о Смутном времени и, безусловно, выражая мнение народа, высказался так: «Бысть же во всей России радость и веселие, яко очисти Господь Бог Московское царство от безбожныя Литвы, початком боярина Михаила Васильевича Шуйского-Скопина, а совершением и конечным радением и прилежанием боярина князь Дмитрия Михайловича Пожарского и нижегородца Кузьмы Минина и иных бояр и воевод, стольников и дворян и всяких людей. И за то им зде слава, а от Бога мзда и вечная память, а душам их в оном веце неизреченная светлость, яко пострадали за православную христианскую веру и кровь свою проливали мученически. И на память нынешним родом во веки аминь».



Пройдут годы, и в память о великом русском святом, благословившем ополчение Минина и Пожарского, сложится традиция Иринарховских Крестных ходов из Борисоглебского монастыря до села Кондакова, родины преподобного Иринарха. Здесь, недалеко от храма Рождества Христова по сей день сохранился святой колодчик, ископанный когда-то самим подвижником. Сегодня эта традиция возродилась. Со всего мира приезжают люди, чтобы стать участниками Всероссийского Иринарховского Крестного хода и пройти вместе с тысячами других паломников от монастыря, где почивают святые мощи преподобного, до святого колодчика, вода из которого уже не одно столетие исцеляет от духовных, душевных и плотских недугов.

В 2012 г. крестный ход был особым: он начался в тот день, когда 400 лет назад князю Пожарскому было дано благословение преподобного Иринарха Затворника. Нет, не случайно духовная поддержка Минину и Пожарскому пришла из обители, основанной по благословению преподобного Сергия Радонежского. По преданию, именно здесь принял постриг один из героев Куликовской битвы Александр Пересвет. А с князем Димитрием Донским, духовным чадом преподобного Сергия, Димитрия Пожарского связывали не только духовные, но и кровные узы. Оба они – потомки Великого князя Димитрия (Всеволода) Большое Гнездо. И сегодня, когда исполняется 800 лет со дня блаженной кончины «буй-тура Всеволода», 400 лет со дня преставления священномученика Патриарха Гермогена и 370 лет со дня кончины князя Димитрия Пожарского, – об этом уместно вспомнить.

Благословение Божие, преподанное Пожарскому преподобным Иринархом, открыло князю дорогу на Москву. Народ увидел в нем исполнителя не своей, но Божией воли, поверил ему, пошел за ним и «обнаружил такое богатство нравственных сил и такую прочность своих исторических и гражданских устоев, какой в нем и предполагать было невозможно» (И.Е. Забелин).

Ни затвор, ни тяжелые вериги и цепи, которые носил на себе преподобный (а общий вес их к концу жизни святого превысил 10 пудов) не охладили в душе его пламенной любви к земле Русской, не угасили здорового национального чувства верности и преданности своей родной стране – Дому Пресвятой Богородицы, совести русского народа – Святой Руси. Житие великого старца есть выражение сокровенных глубин русской души в ее молитвенном предстоянии Богу. Об этом же в XIX в. писал и И.Е. Забелин, один из немногих наших историков, которому был открыт духовный смысл истории: «Своим житием и подвигами затворник Иринарх вполне запечатлел народную мысль о праведной жизни, как и народную думу о современной истории. В самом деле, все эти старцы – крепкие столпы, обвивающие себя железом, эти плечные вериги, ножные путы, поясные связни, эти многочисленные тяжелые кресты, все эти изумительные труды, разве все это не столько же красноречиво выражает и изображает истинный смысл эпохи, как и писаное слово грамот, сказаний и летописей».

Преподобне отче Иринарше, моли Бога о нас!

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.