Так или примерно так называется изрядное количество брошюр и статей, популярных у православных родителей. Еще бы. Помню, как, ожидая появления первенца на свет, я с ужасом наблюдала типичные сценки в супермаркетах с детскими воплями «Купи!!», дрыганием ногами на полу и затравленно орущей на кассе мамой.
 

«Как предотвратить?» — я готовилась к худшему, собирая советы по обузданию детского своеволия в печатных изданиях и у собственных знакомых. Так что к моменту выхода из роддома я в теории была уже вполне профессиональным… дрессировщиком. Ну а как еще можно назвать маму, которая намерена вырастить из ребенка не какую-нибудь дворняжку-разгильдяйку, а самую благовоспитанную паиньку в своем приходе?

Конечно, оптимизм времен начала дрессировки сопровождался временами приступами уныния, поскольку то и дело приходилось видеть печальные плоды, созревшие в детской у моих единоверцев. Вот дочь священника выходит замуж «в положении», а у знакомой прихожанки сын-наркоман, а у еще одной — благочестивые подростки, но готовенькие невротики, худые, сутулые, в глаза не смотрят, болеют еженедельно…

А у своей трехлетней дочери я вдруг обнаружила характерное покашливание, с которым она подходила, смотрела на меня, подергивала как-то по-особому плечами и уходила. Только позже, когда это покашливание начало откровенно меня раздражать, я установила причину: ребенок так привык получать по разным поводам «смиряющее нет» , что, подходя с просьбой, был уже заранее невротизирован возможным отказом. Типичный пример патологической привычки — детской реакции на недостаток внимания или такую вот хроническую фрустрацию*. Отличное выходит «православное воспитание»: думаем, что прививаем ребенку умеренность и начала воздержания , а на выходе получаем стойкую привычку не просить. И не верить в получение просимого. То есть вообще не верить. Растим булгаковскую Маргариту?

Ну, снова эта ваша «фрустрация», снова психология, что за мода — поверять ею духовное воспитание, — заметит, быть может, читатель? Ответить на это лучше в отдельном разговоре, пока же скажу, что совсем недавно и я недалека была от подобных мыслей. Но при таком подходе и к педиатру ребенка вести незачем: чем-де он отличается от нашего взрослого терапевта? Мы, верующие родители, часто не учитываем именно этого возрастного различия, естественной душевной незрелости ребенка, о которой весьма осведомлены психологи. Не понимая и не желая изучать особенности детской психики, мы приписываем ребенку абсолютную разумность и способность к саморегуляции, свободному волеизъявлению. А следовательно, мы приписываем ему и наши взрослые, сознательные грехи, которые и бросаемся с энтузиазмом попалять.

Типичный пример: ребенок двух с половиной лет носится по храму и с каким-то уже звериным остервенением визжит, а бабульки поочередно отлавливают «хулигана» и строгим голосом выговаривают нечто ему, а затем и маме — про «беснование», «покропить водичкой» и разбалованность. Мама в отчаянии: какое растет неблагочестивое чудовище, какое оскорбление Господу нанесено. Дома дитя водворяется в угол, из коего вскоре и вываливается в бурной истерике и… засыпает.

Ну не умеет детский организм реагировать на усталость и голод иначе как перевозбуждением, агрессией, неуправляемостью! Тем более бессмысленны для него любые нотации: понимать связь слов в предложении ему еще сложно, смысловая связь нескольких предложений — вообще недоступна, а когда еще тетя незнакомая говорит, или знакомая, но сердитая…. Представьте, что кто-то вас ругает через звуконепроницаемое стекло. Вы видите мимику, а слов не слышите. Вы смотрите, смотрите на это дело — а серьезность сохранить сможете? «Ах, ты еще улыбаешься?! Ты издеваешься надо мной?» — негодуем мы на улыбку и даже смех трехлетки, видя в нем сознательное желание нас поддеть, непочтение к старшим и прочие ужасы. А это просто растерянность при виде мимического спектакля мамы, которая на «тарабарском языке» призывает к благоговению.

Незнание этих нехитрых возрастных особенностей восприятия заставляет нас в отчаянии и безысходности называть непослушным и своевольным ребенка, когда он «не хочет» одеваться, сидеть тихо и прочие наши «элементарные» распоряжения выполнять. И не всегда хватает любви и терпения, чтобы заметить: у него просто не получается или он нас не до конца понял, но еще не умеет грамотно озвучить проблему. А к тому времени, когда понимать и озвучивать он научится, мы уже так крепко «вобьем» его в роль неслуха своими бесконечными попреками да жалобами, что попробуй из нее выйди.

А еще нас, православных мам, часто подводит неточное представление о цели наших воспитательных усилий. Кажется, что воспитать ребенка послушным — это и значит вырастить христианина, который всю жизнь будет верен нашему, родительскому, «правильному» мировоззрению и, следовательно, Богу. И мы начинаем «вырабатывать привычку к послушанию».


Ну почему, действительно, в чем разница по существу между юбкой и платьем? «Она должна уважать решение матери!» «Я же не буду потакать непослушанию!» Потакать, действительно, не надо. Если ребенок орет, то исполнять его просьбу — значит закреплять такой способ достижения цели. Но при внимательном подходе мы заметим, что детскому крику всегда (если только мы не закрепили у чада истерическую реакцию намертво) предшествуют уговоры. Соглашаясь с ребенком на этой стадии, мы не только не потакаем своеволию — мы учим ребенка важнейшим вещам: осознавать и аргументировать свою позицию, убеждать. Для «тренировки» смирения и послушания вполне достаточно объективных «нельзя»: нельзя брать спички, грубить взрослым, есть конфеты до обеда, саботировать сон…

А «нельзя, потому что потому» — это как раз способ убить авторитет взрослых и вообще веру в их здравый смысл, ибо ребенок очень быстро научится видеть в подобной дрессировке лишь дуболомство и нелюбовь и реагировать либо неосознанной агрессией, либо «букетом» патологических привычек.

Готовясь «ударить по рукам», пусть словесно, нам стоит вспомнить, а сколько еще в течение дня будет объективных, неоспоримых «нельзя» и «надо»? Может быть сейчас — все-таки «можно»? Можно ему ощутить вкус свободно принятого решения? Честно скажу, я не до конца освоила исполнение того, о чем пишу, без срывов не обходится, ведь «нельзя» и «уйди» весьма и весьма удобны... Но покашливать мы перестали. А «харизма парламентария» у ребенка четырех лет действует даже на папу.

Если же мы слишком увлекаемся, взращивая в детях «отсечение воли» полностью и в любой ситуации, мы должны быть готовы к тому, что этой послушной игрушкой в будущем захотят поиграть другие. Мысль о том, что навык послушания родителям учит послушанию Богу, в наши дни реализуется не всегда. Слишком много новых авторитетов замаячит в переходном возрасте перед подростком, у которого родители успели отбить навык критического осмысления и свободного выбора. До Бога ли будет? Всегда ли?

Да и вообще хорошо бы выйти из круга технологических выкладок о том, «как сделать его человеком». Он уже человек, а наша задача, в идеале, показать ребенку, что он — свободный человек. Это не моя «ересь». Замечательный философ и педагог протоиерей Василий Зеньковский писал о том, что задача воспитания — научить ребенка распоряжаться даром свободы, помочь ему освободиться от греха, но не столько через отсечение ненужного и формирование нужного, сколько через «духовное пробуждение». Готовы ли мы увидеть в своем чаде личность, достойную «дара свободы», или нам подавай дрессированную таксу, способную лишь «служить» и вызывать умиление окружающих?



* Фрустрация (от лат. frustratio — обман, расстройство, разрушение планов) — 1) психическое состояние, выражающееся в характерных особенностях переживаний и поведения, вызываемых объективно непреодолимыми (или субъективно так понимаемыми) трудностями, возникающими на пути к достижению цели или решению задачи; 2) состояние краха и подавленности, вызванное переживанием неудачи. Исторически проблема фрустрации связана с работами З. Фрейда и его последователей, усматривавших однозначную связь между фрустрацией и агрессией. В рамках бихевиористских теорий фрустрация определялась как изменение или затормаживание ожидаемой реакции при определенных условиях, как помеха в деятельности. В настоящее время многие авторы используют понятие фрустрации и психологического стресса как синонимы; некоторые обоснованно рассматривают фрустрацию как частную форму психологического стресса. Правомерно также рассматривать фрустрацию в контексте межличностного функционирования, и с этой точки зрения для исследователей представляет интерес сфера межличностных конфликтов и трудностей, которые могут возникать в самых разнообразных жизненных ситуациях, в том числе и в повседневных.

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.