Наш журнал уже вспоминал об этом пастыре, отмечая 10‑летие его кончины. На этот раз мы публикуем не академическую статью, а очень личные и трогательные воспоминания о владыке, принадлежащие протоиерею Евгению Палюлину и запечатлевшие служение владыки в Вологодской епархии в 1986–1988 годы.
  «Резиденция». Так назывался архиерейский дом на улице Панкратова, скрывавшийся за высоким деревянным забором. Уже раньше приходилось слышать, что тут самый главный поп живет. Деревянные ворота открыл дежурный, и наша машина въехала во двор.

— Ну, вот, это моя резиденция, — важно произнес владыка, приглашая войти. Вот кухня, столовая, зал, а это мой кабинет, книги в библиотеке можешь читать, но клади обязательно на то место, где взял. Ах, Мусенька.., — внимание владыки переключилось на потягивающуюся на письменном столе рыжую полосатую кошку. Из-под задней Муськиной лапы медленно выехал журнал богословских трудов и смачно шлепнулся на пол.

— Ну, сейчас, Мусенька, нальем тебе молочка, — ласково, почти мурлыча, произнес владыка. На кухне его высокопреосвященство обследовал холодильник, заглянул в кастрюли, что стояли на плите, причмокнул и, видимо, остался доволен их содержимым.

— Это, — наливая молоко для кошки, — Вера Кондратьевна все делает, повариха моя. А вот и ризница, — показывает на большой шкаф в коридоре. В шкафу висели облачения, на полках, замотанные в платки, одна на другой стояли митры. — Ага… вот этим ты и будешь заведовать.

В знак согласия киваю головой.

— Ну, осмотрись пока, — владыка удалился в свою комнату и через некоторое время появился переодетым в костюм с галстуком, чем сильно меня удивил, вот уж никогда не предполагал, что владыки ходят в костюмах.

— Вот тебе комплект ключей, это будут твои. Изучи дом и с завтрашнего дня приступай. Будешь уходить, все выключи и дверь закрой.

В растерянности беру благословение. Владыка надевает шляпу, берет короткую тросточку с серебряным наконечником и направляется к выходу, напевая про себя какую-то мелодию. Провожаю владыку до калитки. Никак не думал, что владыки так вот спокойно разгуливают по городу. Поднимаюсь в дом, может, в окно посмотреть, куда это он собрался, да еще и один? Владыка переходит дорогу и неспешно направляется в сторону автобусной остановки, где скрывается за дверями подъехавшего шестнадцатого автобуса. Ну и дела…

Владыка оказался неприхотлив и прост, а еще явил большое смирение, ведь даже несмотря на то, что мне пришлось перелопатить сборники кулинарных рецептов, архи-ерейское меню большим разнообразием не отличалось. Впрочем, это просил и сам владыка, — все как можно проще.

Как обычно, после завтрака собираю владыку в епархию. Утренний шелковый, до пят, халат, в котором владыка выходил к утреннему кофе, сменяет любимый для него, коричневый, потертый до заплаток, рабочий подрясник. И вот, знакомая фраза:

— Евгений, ты не знаешь, куда я дел вчера панагию?

Евгений тут же обегает дом в надежде встретить искомое в уже известных местах, но безрезультатно.

— Владыка, а Вы точно вчера приехали с панагией, может, забыли ее в епархии?.. а в портфеле смотрели? — владыка направляется к портфелю и, кряхтя, перекладывает его содержимое.

— Да нет, и не кладу ее туда никогда…

Хотя, как-то раз, панагия оказалась именно в портфеле.

Такое отношение владыки к вещам не было небрежностью, но являлось следствием рассеянности или постоянной занятости. Владыка практически всегда был занят мыслительным процессом — это доставляло ему огромное удовлетворение. По дороге, в машине, от епархиального управления до резиденции рождались важные мысли или богословские рассуждения, которые впоследствии ложились в основу трудов. Нередко, сразу по приезде, он спешил что-то записывать или шел к книжному шкафу в поисках нужной ему святоотеческой цитаты…

Владыка любил служить, и его горячая молитва всегда была примером для пастырей, сослуживших ему у Престола Божия. Молился сосредоточенно, нередко крепко сомкнув глаза. Стоящие рядом с ним священнослужители могли не пользоваться служебником, так как молитвы владыка всегда произносил вслух, внятно и проникновенно. Отдельные моменты богослужения, такие как анафору, переживал очень глубоко, молился крепко, настолько, что нередко на лбу и лице выступала испарина. Это глубокое переживание передавалось не только нам, стоящим рядом с архипастырем, но и всем молящимся в храме.

Запомнились и иерейские хиротонии. Перед тем как возложить руки на главу ставленника, припавшего на колени у престола, владыка склонялся к нему и что-то горячо шептал на ухо… вероятно, призывая его к сердечной молитве пастыреначальнику Иисусу. Владыка хорошо знал церковный устав, ценил труд и послушание регента и клирошан. При этом часто в шутку приговаривал: «Архиереем всякий стать может, а вот хорошим уставщиком нет»…

Посещение приходов епархии — одна из главных задач архиерея. Лакированные туфли владыки не боялись грязи… Ехал порой в такую глушь, что приходилось возвращаться глубоко за полночь. Запомнилась поездка в деревню Ламаниха, где-то на самом краю Вологодского района. Начало Великого поста, темнеет рано. Сумерки, метет снег. Владыка заснул. Встречных машин все меньше, значит, заехали в какую-то глушь. Вот поворот на Ламаниху, машину заносит, и она прыгает прямо в глубокий снег на брюхо. Мотор заглох. Мы в сугробе. От хорошего толчка проснулся владыка. Начали выбираться из машины, еле открыли занесенные снегом двери. Ничего не оставалось, как ждать подмогу, на улице стемнело, да и похолодало. Но вот в сумерках показалась лошадка, запряженная в сани. Повозка с пыхтящей лошадью остановилась недалеко от машины, и с саней слез старичок:

— Владыко святый, благословите, вот батюшко наш прислал за вами, тутотка на машине не проехать, давайте, — говорит, — полезайте в сани, я вот и тулупчик для вас припас.
В потемках, на устланные сеном сани грузим чемодан с облачением и владыку. Владыка в обнимку с посохом улегся на сено, мы закутали его в овчинный тулуп. Но не тут-то было, лошадь тронулась, и через 20 метров на повороте, в какой-то неудачной колее, сани накренились, и грузный владыка оказался в сугробе. Повторная погрузка была сопровождаема шутками владыки, что хорошо разрядило обстановку.

Никольский храм жарко натоплен, по местным меркам, человек 25-30 прихожан это много. Пахнет дровами и ладаном. Мерцают лампады. Ничего уже не успеваем сделать, облачение мятое и подмоченное снегом. Вот начинается повечерие, старушечий хор высокими голосами в унисон затягивает «Помощник и Покровитель», из алтаря, по домотканым полосатым дорожкам, в волочащейся за ним помятой мантии выходит владыка, — «откуду начну плакати окаянного моего жития деяний… »

После службы владыка, по своей традиции, удаляется в одну из комнат для беседы с церковным советом.

— Давеча клопов травили, так что выспитесь хорошо, — приговаривает староста, сбивая подушку для владыки… Стены, отделяющие комнаты строжки, были из досок. «В руце твои Господи…» — слышу доносящиеся из-за стенки слова владыки и осеняю себя крестным знамением. Звукоизоляции никакой, из-под печи слышны звуки сверчка, который, однако, замолкает, видимо в недоумении, от храпа владыки. Мирно отходим ко сну.
В архиепископе Михаиле сочетались детская простота и даже наив-ность с богословской начитанностью и светской эрудицией. Его интересовало все…

Среди дружеских собеседников владыки следует отметить протоиерея Василия Павлова, который отличался общей культурой и интеллектом. Очень скоро решилась моя задача, куда же по вечерам отправлялся владыка, переоблачившись в светское — костюм и шляпу, с тростью Иоанна Кронштадского в руке. (К сожалению, не знаю, откуда она появилась у владыки. С открытием монастыря на Карповке, в тогдашнем еще Ленинграде, архиепископ Михаил передал туда реликвию.) Непременно нужно отметить еще один атрибут — калоши с красной замшей внутри, их владыка надевал поверх лакированных ботинок.

Так вот, иногда быстрым шагом или вальяжно, поигрывая тростью в руке, владыка направлялся к остановке и исчезал за дверями подъ-ехавшего автобуса, направлявшегося в сторону, где жил отец Василий. Посещение дома отца Василия переходило нередко в богословские беседы и даже споры. Владыка был замечательным собеседником, умел слушать и ценил мнение человека, способного аргументировать свои доводы. Беседы иногда переходили в музыкальные вечера, владыка и отец Василий садились за фортепиано, начиналась игра в четыре руки.

Запомнилась беседа отца Василия с владыкой… В то время отец Василий был клириком кафедрального собора и одновременно регентом хора… В беседе отец Василий сетовал, как трудно ему создать архиерейский хор. Профессиональные певцы из страха перед безбожной властью боялись петь в храме. Мне запомнился замечательный ответ архиепископа, который тепло взял за руку батюшку и произнес: «неужели, дорогой отец Василий, вы думаете, что Господь, Который печется о своей Церкви, оставит без своего попечения главный собор епархии? Да быть того не может…» Помню, ушел в этот вечер отец Василий от владыки с великим утешением.

Впервые опубликовано в журнале «Православный летописец Санкт-Петербурга»,
№ 44, 2011. Печатается в сокращении

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.