Павел Лунгин: «Я верю в тех людей, которым некомфортно»

Изначально была музыка — пасхальная оратория «Страсти по Матфею» митрополита Илариона (Алфеева). Музыка прекрасная, современная и вечная одновременно. Она произвела на меня огромное впечатление.

С владыкой Иларионом мы познакомились после «Острова», тогда еще он был епископом Венским. И стали думать, как бы ввести эту музыку в формат кино?

У него была сначала классическая идея: снять, например, фрески, положить на них музыку. Есть прекрасные забытые фрески в православных монастырях Сербии, Греции. Я сказал, что мне это не очень интересно. Для меня гораздо важнее рассказывать истории, душу раскрывать у людей. И мне пришла в голову такая мысль: пусть музыканты и их дирижер будут главными героями картины, и в этом случае музыка зазвучит в фильме естественно, она получит право войти в сюжет. Феллини в «Репетиции оркестра» сделал из оркестра такого коллективного героя. И хотя наш фильм совсем не похож на его работу, это тоже кино про музыку, с музыкой, и музыканты становятся его главными героями.

Мы с владыкой решили пойти на довольно смелый эксперимент: попробовать положить музыку на простое бытовое современное действие. Чтобы она внутренне и внешне сопровождала развитие событий. И мне кажется, произошло некоторое чудо: действие и музыка слились во что-то качественно иное. Получился фильм про дирижера — ведь музыка звучит именно у него внутри. И только в конце картины мы видим, как ее исполняют на концерте в Иерусалиме.

Мы с владыкой много работали над сценарием, потом были съемки. Это как военная операция, когда все надо делать быстро и четко. Но он приходил и на съемки тоже — когда мы снимали сцену исполнения «Страстей по Матфею» музыкантами Большого симфонического оркестра под управлением Федосеева и хором Третьяковской галереи. Потом был долгий период монтажа, оформления музыкального, звукового сопровождения. И здесь митрополит Иларион серьезно работал над картиной. Давал какие-то советы, делал замечания. Я с ним иногда соглашался, иногда нет. Но каких-то больших расхождений у нас не было, просто обсуждались технические нюансы. В главном, в смысловом плане наши позиции совпадали.

Еще один герой картины — город. Было очень сложно снимать Иерусалим. Я, честно говоря, удивлен, что получилось. Даже против воли практически все, кто приезжают туда, сталкиваются с удивительным явлением — «синдромом Иерусалима», когда с людьми начинают происходить разные необыкновенные события. Кто-то обретает веру, кто-то наоборот — разуверяется, с людьми случаются истерики, нервные срывы… Там колоссальное энергетическое поле, которое нельзя не почувствовать.

Все говорят, какой Иерусалим прекрасный! На самом деле он совершенно некрасивый. Город весь из светлого камня, старых зданий там осталось очень мало, например, полуразрушенный замок — уже от крестоносцев. Это город, который постоянно уничтожали. Он разрушался, распахивалось место, где стоял Храм…. И снова строили, и снова разрушали…

Во время съемок город ускользал из рук, и я не понимал, будет ли он жить в фильме. Мы ходили, ездили, ездили, ходили, снимали какими-то кусочками. Пытались показать, что это не просто город, что в нем есть еще что-то иное… Мы пытались передать мистическую сущность Иерусалима. В конце все получилось — просто благодаря документальной съемке.

История, рассказанная в фильме, наверное, могла развернуться и в другом месте — в Рязани, в Тюмени… Но так явно она бы не прозвучала. Мне кажется, что Иерусалим — это то место, где очень многое обнажается и где с людьми происходят разные внутренние открытия и преображения. Это все-таки вечный город, даже город городов. Место, которое овеяно потрясающей тысячелетней историей. Неслучайно люди туда ездят и ездят, и, уезжая, вновь хотят вернуться.

Другой главный герой — человек известный, успешный, духовный, интеллектуальный (его роль исполняет литовский актер Владас Багдонас). Он прекрасный дирижер. Он действительно посвятил себя музыке. Вроде бы ему не в чем каяться. А оказывается, что за всей этой его духовностью, интеллектуальностью, непробиваемой уверенностью в жизни — скрываются жесткость, холод, равнодушие, эгоизм. Он вдруг осознает, что на самом деле подавляет все вокруг себя, что он потерял сына из-за своего упрямства, что музыканты из его оркестра — несчастливы. Открытие, которое он делает, — первый шаг к покаянию.

Мне кажется, способность к покаянию — это главное человеческое свойство. Это то, что отличает людей от животных. В той мере, в какой человек испытывает стыд, кается, вспоминает и оценивает себя, в той мере он и человек. Есть известное высказывание Тертуллиана, что душа по природе христианка. Душа — это тот орган, который болит и не позволяет тебе делать то, что, может быть, хочется и что тебе выгодно. Это все единый комплекс того, что я для себя условно называю «человеческое». Поэтому тема покаяния всплыла сама собой.

Покаяние затронуло и другую героиню — певицу оркестра, которую замечательно играет Инга Оболдина. Она — единственная верующая в фильме, точнее — показывающая свою принадлежность к Православию. Но она свела его к внешнему: соблюдению обрядов, правил. Ей кажется, будто этого достаточно, чтобы быть верующей христианкой. На самом деле в душе у нее чего-то не хватает. Она окружила себя инструкциями и предписаниями, как мы это часто видим: Православие превращается в систему внешних предписаний, а душа остается твердой, злой, непрощающей, ломающей других. Она желает удержать мужа, который ее не любит. Ревность в ней — разрушающая, сжигающая. Она оправдывает для себя эту ревность тем, что брак священен, что он — навсегда. Вроде бы должно быть ее жалко, вроде бы она — жертва. Но жертва очень часто является палачом: в семейных отношениях, в дружеских… Ведь тот, кто как бы «всем жертвует» для другого, на самом деле отнимает у него свободу, волю и счастье в конечном итоге. Переход от жертвы к палачу и от палача к жертве — он очень тонкий. В этой истории видно, как героиня «душит» своего мужа, каждым жестом, прикосновением показывая, что он принадлежит ей. В итоге она, пусть косвенно, становится причиной смерти женщины, в которую влюбился ее муж. И когда та погибает, певица потрясена, совершенно раздавлена этим. Наступает момент глубокого покаяния. Видно, что потом, уже за кадром, она возьмет детей погибшей, что она внутренне приняла этих детей.

Я сделал фильм о том, что меня волнует, мучает мою душу. Может быть, я не до конца осознаю это, но какое-то чувство вины мне свойственно. Но сегодня внутренняя рефлексия, сомнения — не в чести. Нам все время навязывается образ человека, который не имеет ни сомнений, ни слабостей. Постоянно говорится, что нужно быть победителем, шагать от победе к победе, от покупки к покупке со счастливым лицом под девизом «Я этого достоин!» Этакое бесконечное потребление, которое должно давать чувство самоудовлетворения, повышенной комфортности. Но множество людей, у которых есть душа и которые не могут все время ощущать себя победителями, не вписываются в эту бодрую картинку. Но они не могут и говорить о том, что их волнует. Люди загоняют свои проблемы внутрь, пытаясь не увидеть их, подобно больному, который не ходит к врачу, потому что боится узнать, чем он болен.

Мне кажется, что люди, которые что-то сделали в этой жизни, — написали, придумали, изобрели, — были подвержены мучениям, депрессиям, сомнениям. В этом смысле фильм сделан для тех, кто не совсем вписывается в этот счастливый мир, под барабанную дробь шагающий к собственному комфорту. Я верю в тех, кому некомфортно.