|
||||||||||||||
Новомученики Дерновы: они шли умирать за веру и святой крестВ феврале 1918 года в Елабуге были расстреляны красногвардейцами протоиерей Павел Дернов и трое его сыновей – Борис, Григорий и Семен, старшему из которых было 20 лет, а младшему едва исполнилось 17. В то смутное, ожесточенное время город не раз переходил в руки то красных, то белых, и крови как с той, так и с другой стороны было пролито немало. Однако гибель отца Павла с сыновьями в этой чреде жертв революции всегда стояла особняком. Никаких документов – допросов, приговоров – не сохранилось. Скорее всего, их просто не было. Семья Дерновых. Фото из архива А.С. Филипповой Отец с детьми были расстреляны по указанию Ефима Колчина, руководителя прибывшего из Сарапула карательного отряда. Расстреляны без всякого суда и следствия. И вот что странно: их смерть с самого начала не давала покоя большевикам. Позднее отец Павел с сыновьями были причислены к «организаторам мятежа» против красных, и это утверждение прочно закрепилось в революционной «летописи» города. Последнее подобное упоминание о них можно было прочесть в книге «Над шишкинским бором рассвет», опубликованной в Татарском книжном издательстве в 1989 году. Между тем к этому году прошло уже восемь лет с того времени, как протоиерей Павел Дернов и его сыновья были прославлены в лике святых новомучеников Русской Православной Церковью За рубежом. А за много лет до этого, в 1918 году, примерно через месяц после гибели семьи Дерновых, патриарх Тихон совершил заупокойную литургию по новым священномученикам и мученикам, среди которых поминались протоиерей Павел и чада его. Что же в действительности послужило причиной их мученической гибели? Самое полное и достоверное свидетельство об этом оставила единственная дочь отца Павла Варвара, написавшая в 1976 году воспоминания «Об отце и братьях». Обратимся к этим воспоминаниям, раскрывающим трагические страницы истории. «В начале 1918 года в Киеве был убит митрополит Владимир. Кто он был и за что его убили, я не знаю, имя его запомнила потому, что потом оно произносилось на всех заупокойных ектениях рядом с именами моего отца и братьев. И патриарх Тихон анафематствовал большевиков. Это был ответ на убийство митрополита Владимира. Анафематствуя большевиков, Тихон приказал прочесть его “буллу” на торжественном служении в храме (у нас читали в соборе) и потом совершить крестный ход. На столь торжественном служении следовало произнести проповедь. Кто же ее произнесет? Отец Павел Дернов! Известный всему городу оратор, человек, владеющий даром слова. Это было решение елабужского духовенства, которое и обратилось к папе с просьбой или предложением сказать эту проповедь, и папа согласился. Я думаю, что он хорошо понимал, на что идет… Анна Аркадьевна Дернова. Фото из архива А.С. Филипповой Хорошо помню бурный разговор между папой и мамой вечером. Говорила очень взволнованно мама: “Что ты делаешь, у тебя дети!” Надо сказать, что я никогда не слышала никаких размолвок между родителями. Либо они уж очень любили друг друга, либо отец обладал такой кротостью и в такой степени, что никогда слова спора, столкновения в нашей семье между родителями не случалось. И это был единственный бурный разговор, который я слышала и хорошо помню. Что отвечал отец, я не знаю. Он уже решил для себя, принял на себя это обязательство. И вероятно, не сомневался, что последует расплата. И вот состоялось это торжественное служение в соборе. Отец вышел на амвон говорить проповедь. Было это 10 или 11 февраля старого стиля 1918 года. Говорил он вот о чем – я помню только драматический сюжет и не помню ни одного имени: ни императора, ни временщика. В Константинополе при каком-то императоре был временщик, который забрал всю власть в стране, и император поступал так, как ему подсказывал временщик. А тот совершал одно зло за другим, все именем императора, и не было от него пощады несогласным с ним. Люди, попавшие в немилость к временщику, могли спастись только у алтаря храма, так как в Византии существовал древний обычай, что даже преступник, нашедший убежище в храме, получал защиту, и его нельзя было казнить. Надменный злодей временщик стал добиваться у императора отмены древнего обычая. И… добился! После того не было уже никакой преграды его своеволию и его злодеяниям. И в гордости своей он посягнул на то, что оскорбил императрицу. Она пала в ноги императору и просила защиты. Только тогда из уст ее узнал император о злых делах, которые творились его именем, и приказал схватить временщика и казнить его. А тот бежал и укрылся в храме, припав к алтарю. Однако это уже не могло спасти преступника: он сам позаботился о том, чтобы перестал действовать древний закон христианского милосердия. Но тут вышел сам Константинопольский патриарх и заступил дорогу посланным схватить преступника. И тем утвердил неприкосновенность Божиего храма. Павел Александрович Дернов. Фото из архива А.С. Филипповой Я думаю, что отец был отличный рассказчик. Проповеди, нравоучения, выводов не было, был только рассказ о драматических столкновениях, связанных с неприкосновенностью храма. И потому я помню этот рассказ почти 60 лет, и никогда забыть его нельзя… И вот вечером 12 февраля, довольно поздно, раздался звонок. Это пришли директор реального училища Пантелеймон Александрович Вербицкий и его жена… Волнуясь, они сказали, что пришла Красная гвардия. А несколькими часами позднее – мы еще не спали, но я уже лежала в кроватке, – был снова звонок. Известие, которое и пугало, и было тем, что ожидали: обыск. Я помню, как папа за стеной моей детской прошел в свой кабинет. Почему-то я поняла, что он идет молиться. Мне надо было встать и пойти к нему. И зачем я не встала? А я ждала, когда он пойдет обратно. И этого не услышала. Наверное, он спустился из залы по парадной лестнице и вышел. Потом я слышала, как шумно и возбужденно собирались мальчики и как мама сказала что-то вроде: мальчики, вы потише или поосторожнее. И больше мы их живыми не видели и не слышали… Не могу вспомнить, как скоро, но стало известно, что папа расстрелян на Тойме у Моралевской мельницы. А мальчики сидят в каком-то комитете. Словом, к вечеру тело папы было привезено, обмыто, облачено в священнические одежды и положено на стол. Есть предположение, что его не расстреляли, а закололи штыками. Во всяком случае, у него была одна огнестрельная рана на лице навылет со щеки на щеку. То ли удостоверялись, жив или умер, то ли добивали. А когда через несколько дней после похорон маме сказали, что можно съездить на Моралевскую мельницу, то оказалось, что на льду Тоймы громадное кровавое пятно. Мама зачерпнула этого кровавого снега. Помню, как его везла. Хозяин мельницы Моралев убеждал маму, что он все видел и что когда отца привезли, то он просил дать ему возможность исповедаться. Правда это или фантазия Моралева, я не знаю, но на отца это похоже. Он и перед такой смертью хотел, чтобы ему отпустили грехи, согласно его нерушимой вере… Когда моим братьям сказали о смерти отца, они повели себя так, как и должны были вести все нормальные люди. Вероятно, они кричали и обвиняли. И что еще они могли и должны были говорить и кричать в это время и в этот момент?! Как это было, никто и никогда не узнает. Но братьев сейчас же среди бела дня вывели и повели на расстрел. Вели к спуску на дамбу и потом по дамбе, и все это видели. Они что-то кричали для передачи маме, что-то вроде того, что они идут умирать за веру и святой крест. Есть множество свидетелей этого смертного пути моих братьев. Они еще помнят эти трагические, страшные и, может быть, героические слова. Братья, во всяком случае, думали, что именно так надо идти умирать. И я думаю, что именно так и никак иначе. Их расстреливали, по-видимому, спешно: пришлось добивать. У Бори было избито лицо, его добивали по голове. У Гриши было что-то страшное: его застрелили разрывной пулей в затылок и разлохматили весь низ лица, челюсть, язык. Он в гробу лежал с толстой повязкой на лице. Говорят, что Сеня в последний миг испытал ужас смерти, ему за неделю до того исполнилось 17 лет. Его тоже убивали разрывной пулей, но она развернула ему ногу. Лицо его было единственное из всех четверых цело и спокойно. Есть фотография их четверых на столе. Отец с закрытым воздухом лицом – так хоронят духовных. Лица трех братьев видны ясно и отчетливо. Во время войны, когда боялись, что немцы ворвутся в Ленинград, одна скверная баба, которой мама почему-то доверяла, сказала, что маме нечего бояться, надо только показать немцам эту фотографию. А мама ответила: “А потом что? А что бы сказал Павел Александрович? ” И мы знаем, что бы он сказал! Он проклял бы нас, встав из гроба! Но я должна еще рассказать, как маме сообщили о том, что мальчики убиты. Мы все уже знали, но сказать ей никто не мог решиться. Дом Дерновых в Елабуге (вторая половина ХХ в.). Фото из архива А.С. Филипповой
Возложение цветов на могилу Дерновых. Фото Л. Пахомовой
А.С. Филиппова (выступает) и А.В. Маркелов на заседании Елабужского краеведческого центра. Фото Л. Пахомовой «Отец Павел Дернов служил в вашем городе всю жизнь, – рассказал А.В. Маркелов. – Казалось бы, внешне это был достаточно простой священник. В отличие от своего старшего брата Александра Дернова, который являлся настоятелем Петропавловского собора в Санкт-Петербурге, протопресвитером придворного духовенства, членом Священного Синода. Но именно отцу Павлу и его сыновьям суждено было совершить этот духовный подвиг, который и для нас может служить примером того, как нужно жить и умирать».
Образование и Православие / Людмила Пахомова 11 февраля 2011 года http://www.pravoslavie.ru/put/44682.htm |
||||||||||||||
|
||||||||||||||
|
Всего голосов: 0 | |||||||||||||
Версия для печати | Просмотров: 7986 |