В последние годы на наших глазах в стране шла реформа медицины с уничтожением амбулаторий, поликлиник, небольших фельдшерских и акушерских пунктов. Все старались строить большие центры: онкологические, перинатальные, кардиологические и подобные. Большой ущерб был нанесен медицинской системе Академгородка. Ставка на высокотехнологическую медицину и крупные медицинские центры в чем-то и правильна, но, когда начались массовые заболевания, пандемия, оказалось, что их недостаточно.

Нас спасло только то, что пока осталась созданная ранее массовая медицина. В отличие от США, где все здравоохранение платное и очень дорогое. Элитарная медицина США и Европы не смогла вначале справиться с пандемией, у нее другие задачи. В отличие от этого в России были приведены в действие все резервы, поэтому наши больницы смогли быстро сориентироваться и все-таки помочь в спасении людей.

Так вот: в науке происходило, по сути, то же самое. Ее буквально пытались извести, ведь по первому варианту закона о реформе РАН предлагалась ее полная ликвидация. И непонятно, кому теперь отвечать на такие глобальные вызовы, как коронавирус? Ведь ясно, что такие катастрофы будут происходить и в будущем.

Наш институт физики полупроводников известен разработками тепловизоров, в том числе — медицинского назначения. А один из главных параметров здоровья — это температура тела, которая с помощью датчиков измеряется очень быстро. Когда эпидемия началась(где-то в марте), телефоны в нашем институте начали буквально раскаляться: всем стали нужны наши тепловизоры, чтобы контролировать большие скопления людей — на вокзалах, в аэропортах, проходных, на остановках транспорта, в медучреждениях и в подобных местах.

Но, к сожалению, за те семь лет, которые прошли после реформы РАН, работа в этом направлении угасла. К счастью, еще остались люди, которые эту тему знают, и мы можем три-четыре тепловизора в год сделать и поставить особо нуждающимся. Но если говорить о массовом выпуске тепловизоров и термодатчиков, то это сейчас просто невозможно.Ухудшилась и ситуация с комплектующими для этих приборов.

Хочу отметить результат созданного буквально за год до реформы по инициативе академика И.Ф.Жимулева Института молекулярной и клеточной биологии СО РАН, который недавно объявил о разработке методики выделения антител к коронавирусу. А если бы этот институт не был создан — не было бы и крайне востребованной методики выделения антител.

Дело в том, что после реформы от нас семь лет требовали только публикаций, а готовый продукт никого не интересовал. Выходом на производство нам заниматься не давали — якобы это уже не наша сфера, это инновации, этим должны заниматься вновь образованные инновационные фирмы, малые частные предприятия, бизнес-структуры. А наше дело — делать фундаментальную науку, писать статьи, публиковать их в американских журналах первых квартилей. На это выделялось финансирование — пропорционально количеству публикаций. Такое отношение к науке оказалось ударом даже более сильным, чем собственно реформа РАН, переподчинение институтов и кадровые перестановки, категоризация институтов и прочее.

Хотя управленческие кадры — это тоже проблема. Например, на территории Сибири наукой фактически руководит директор Сибирского территориального управления министерства науки и высшей школы г-н А.Колович. Он, по общему мнению, хороший человек, но в науке ни дня не проработал, мало понимает в ее специфике, тем более в таких экстренных ситуациях, как пандемия.

Или Новосибирская область. Для развития нашей науки нужен альянс науки, власти, вузов и высокотехнологических предприятий. Нужен выход на серьезных людей в Правительстве РФ: вице-премьеров Ю.Борисова, А.Белоусова, Т. Голикову. Я, например, хорошо знаю Ю.И.Борисова, ответственного в правительстве за оборону, безопасность и технологическое развитие. Но как и с чем я к нему сейчас приду, не имея никакого влияния на наши институты? О чем я буду с ним говорить? Какие задачи ставить? А между тем заместителем губернатора региона по науке, образованию и инновациям по проекту развития Академгородок 2.0 вместо А.Жукова назначили И.Мануйлову. Она хорошая женщина с большим опытом политической и административной работы, но что она может сказать и сделать, придя к А.Белоусову, Ю.Борисову и Т.Голиковой?

Нам всем повезло, что сохранился уникальный научный центр биотехнологий «Вектор», что его в 90-е годы не уничтожили по требованию наших зарубежных «партнеров». Хотя американцы и требовали его на корню извести, но потом решили, что коллекции опаснейших вирусов и бактерий ещё пригодятся, мало ли что в мире произойдет. Поэтому оставили работать там лишь небольшую часть персонала. Благодаря этому сохранилась система и квалификация. И сейчас наш центр вирусологии — один из главных разработчиков вакцины от коронавируса в России и в мире.

Но ведь коронавирус — это не единственный глобальный вызов современности. Взять, к примеру, глобальное потепление в Сибири. Сейчас в Верхоянске, на полюсе холода (!), — температура +38.
Кричащий пример последствий потепления — ситуация с разливом дизельного топлива в Норильске. Почему это произошло? Из-за таяния вечной мерзлоты.

Работа в условиях вечной мерзлоты требует особых технологий. И все эти технологии были хорошо разработаны в Сибирском отделении РАН. В Тюмени передовой научный центр в этом направлении занимался разработкой так называемых криостабилизаторов — это что-то вроде автономных холодильников, которые можно использовать для стабилизации грунтов в местах добычи и транспортировки нефти и газа, при защите зданий и технических сооружений. То есть эти технологии уже известны, но наши олигархи просто решили сэкономить на научных разработках, и вот результат. А ведь вечная мерзлота продолжает таять, и такие проблемы будут возникать снова и снова. У нас целые города стоят на вечной мерзлоте — это очень серьёзная проблема. Ученым хорошо известно также о разрушительном влиянии наведенных токов в металлических конструкциях во время ионосферных бурь в Заполярье. А вот бизнес всем этим пренебрегает, до поры-до времени.

И в это самое время вместо того, чтобы делом заниматься, ученых заставляют печатать публикации и в зависимости от их количества выделяют скудное бюджетное финансирование. Свой урон наносит еще одно из последствий реформы РАН — разделение институтов на три категории и распределение финансирования в зависимости от них. Если первая категория ещё хоть что-то получает на развитие, то вторая и третья обречены на деградацию, хотя проблемы, ради которых создавались эти институты, никуда не исчезают.

А в каких зарубежных журналах можно опубликовать статьи о вечной мерзлоте? Ее же практически нигде, кроме Канады, Аляски и Гренландии, нет. Это, в первую очередь, проблема нашей страны. В итоге средства на решение этой серьезной проблемы практически не выделяются. И результат мы все видим.

Этот год преподал нам много жестоких уроков. И мы можем посмотреть на примере в том числе и других стран, какое внимание государство должно уделять науке. Как только мы столкнулись с глобальной проблемой, которую понадобилось срочно решать, выяснилось, что у нас нет ни необходимого оборудования, ни материалов, ни приборов…

А ведь в Сибирском отделении было проведено множество разработок — в основном при проведении интеграционных междисциплинарных проектов. Например, была проведена работа по созданию отечественного прибора для секвенирования (расшифровки) геномов. Но после реформы этот проект рухнул. И теперь эти приборы мы за большую цену покупаем, вместо того чтобы давать ученым и инновационному бизнесу возможности самим их сделать.

У современной российской науки множество скрытых возможностей для развития. Но нужно подходить к процессу осознанно, чтобы не получилось так, что большие средства истрачены, а результата нет.

И, конечно, наивно думать, что все можно решить за счёт бюджетных ресурсов. Ключевым в развитии науки является выход на реальный сектор экономики. Как тот же «Вектор» в Кольцово и высокотехнологические предприятия Новосибирска и области. Нельзя забывать о славе Новосибирска как одного из крупнейших промышленных центров Сибири и России в целом.

Отчасти эта работа уже идет. Могу сообщить, что в рамках гранта, который я вместе с коллегами веду уже два года, мы научились регистрировать исчезающе малое количество биомолекул и вирусов в их числе. Сейчас Новосибирский завод полупроводниковых приборов готов взяться за производство этих систем. Их можно будет везде расставить и определять, есть ли вирус с очень высокой фемтомольной чувствительностью: даже следовые остатки. Очень высокая чувствительность — буквально до нескольких отдельных вирусов в микролитре биологического раствора. Это пример одного из актуальных направлений, и таких на самом деле в современной науке можно найти очень много.

В Сибирском отделении РАН, по крайней мере, в те времена, когда я был председателем, существовала система для взаимодействия с крупными предприятиями и корпорациями. Например, к нам приезжало руководство «Газпрома» на уровне заместителя председателя правления и генеральных директоров дочерних организаций. Они выступали на общем собрании СО РАН и напрямую ставили задачи научному сообществу. Объемы работ оценивались на сотни миллионов рублей и больше. Но после реформы РАН стало сложно реализовывать такие проекты, потому что мы сейчас не управляем собственными институтами. Это накладывает большие сложности на взаимодействие с такими масштабными структурами государственного уровня как Газпром.

А ведь раньше были примеры очень удачного взаимодействия науки и реального сектора. Даже из своей научной биографии могу привести пример: в нашем институте совместно с Красногорским оптико-механическим заводом были разработаны тепловизионные камеры, обеспечивающие круглосуточную всепогодную эксплуатацию вертолетов. Сейчас их уже на парадах показывают и отправляют в Сирию.

И ведь в стране очень много успешных предприятий, особенно оборонной промышленности. Конечно, сейчас у всех кризис, но задачи актуальные, и надо решать их сообща. А пока получается, что наука чем-то своим занимается, а предприятия — чем-то своим.

При этом растет еще и роль вузов как генераторов нового поколения высококвалифицированных кадров, способных к обучению на протяжении всей жизни и готовых искать решения самых сложных проблем нашей быстро меняющейся реальности. Ведь всем нужны специалисты высокого уровня, которые могли бы разобраться в масштабных задачах. И здесь тоже нужно налаживать сотрудничество. Как позитивный пример могу отметить программу стратегического академического лидерства, предлагаемую новым составом Министерства науки и высшей школы РФ. Здесь у университетов, в первую очень у НГУ, очень хорошие возможности в плане подготовки нового класса специалистов высокого уровня, которых обучают в течение всей жизни. Но университету в Академгородке уже тесно, нужно расширяться, для этого нужно пространство и ресурсы. Но, видимо, сейчас все крупные проекты будут отодвигать. Если СКИФ еще обещают продолжать финансировать, то другие крупные проекты развития Новосибирского научного центра, включая программу развития Академгородок 2.0, похоже, смещаются до 2030 года.

К сожалению, жестко ставить вопросы, как это было во времена М.А.Лаврентьева, сейчас никто не хочет. Пока везде — тишь да гладь. Собирают какие-то совещания, публикуют какие-то никому не нужные решения… А ведь кризис, по-хорошему, должен дать новый действенный импульс всей работе.

Хочу напомнить историю открытия транзистора. После войны, когда вскрылась потребность в радиотехническом и радиолокационном оборудовании нового уровня, стали создаваться первые ЭВМ. Коммерческая компания BellLaboratories в США собрала ученых (потом некоторые из них стали нобелевскими лауреатами) и поставила задачу: определить новые способы обработки информации, найти такую замену радиолампам, которая была бы более надежной, менее энергопотребляющей и более дешевой. И после нескольких лет работы был изобретен транзистор. С этого началась революция в информационных технологиях, которая продолжается до сих пор и обеспечивает прогресс в развитии человеческой цивилизации.

Вот сейчас нужно примерно такие же задачи ставить! По всем тем направлениям, которые я назвал: и по борьбе с коронавирусом, и по разработке новых медицинских технологий и геномике, по научному приборостроению, по экологии, в области квантовых технологий и искусственного интеллекта, в том числе.

Но этим должны заниматься все: и местная власть, и президиум СО РАН, и руководители вузов, и руководители промышленных предприятий. Нужно ставить действительно масштабные задачи, прорывные, и принимать все меры для их решения!