Письма о злом и некрасивом: заметки на информационных полях XV Конкурса имени Чайковского

Марина Сидорова | 21 июля 2015 г.

Доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка филологического факультета МГУ Марина Сидорова наблюдала за освещением в СМИ XV Конкурса имени Чайковского.

Фото: Colta.ru

Ложь – зло для всех. Искренность и правдивость, честность и бескорыстие всегда добро.

Д.С. Лихачев, «Письма о добром и прекрасном»

Когда жаба в первый раз увидела цветок своими злыми и безобразными глазами, что-то странное зашевелилось в жабьем сердце. Она не могла оторваться от нежных розовых лепестков и все смотрела и смотрела. Ей очень понравилась роза, и она чувствовала желание быть поближе к такому душистому и прекрасному созданию. И чтобы выразить свои нежные чувства, она не придумала ничего лучше таких слов:

– Постой, – прохрипела она, – я тебя слопаю.

В. Гаршин, «Сказка о жабе и розе»

Ушел в историю XV Международный конкурс имени П.И. Чайковского. Вслед за последними аккордами гала-концертов затихают словесные баталии на Интернет-форумах и в социальных сетях, меняются заголовки в СМИ.

Как и все, чего касается волшебная дирижерская палочка маэстро Валерия Гергиева, пятнадцатый конкурс «дал изумительные открытия музыкальному миру». Огромного уважения и признательности заслуживают все, благодаря кому миллионы поклонников классической музыки на протяжении трех недель неотрывно слушали, прислушивались и раз за разом переслушивали выступления участников, восхищались, радовались, гневались, хмурились, бешено аплодировали и недоуменно разводили руками.

В этот раз речь идет действительно о миллионах: трансляции medici.tv (более 9 млн. просмотров конкурса почти в 150 странах мира) создали вокруг «Чайковского» мощное и притягательное информационное поле, соответствующее всемирному статусу этого элитарного музыкального мероприятия. Конкурс состоялся, мы, трепетно сопровождавшие его в России и за рубежом, получили необыкновенное удовольствие.

Параллельно с Конкурсом на филологическом факультете МГУ имени М.В.Ломоносова происходило событие куда менее примечательное – вручение дипломов тем, кто, закончив обучение в лучшем российском университете, отправляется во взрослую жизнь. Мы привыкли, что с каждым годом все больше наших выпускников связывает эту взрослую жизнь с работой в средствах массовой информации. Но в первый раз за двадцать лет расставаний с моими ученицами мне не хотелось их туда отпускать.

И виноват в этом Конкурс Чайковского. Точнее, его информационное освещение неспециализированными, т.е. «не музыкальными», российскими СМИ (о некоторых исключениях я скажу дальше), одновременно высветившее то профессиональное состояние, в котором данный сегмент нашей прессы находится.

Я живо представила, как наши выпускники попадут туда, где правится такой бал, и то разумное и доброе, что мы в них посеяли, окажется далеко не вечным, отступив перед принятыми в этой среде практиками и ценностями. Загрустила, несмотря на то, что я очень реалистичный в определении содержания образования преподаватель, считающийся с прагматическими запросами сегодняшнего дня не меньше, чем с высокими научными идеалами.

Из грусти получилась серия «писем», фиксирующих сегодняшние впечатления, обращенных вслед тем, кого мы учили в числе всего прочего профессионально анализировать и создавать тексты о культуре, и в будущее – к тем, кто сегодня только выбрал эту стезю и получит свои дипломы через четыре года, во время следующего «Чайковского». Однако оказалось, что обсуждаемые проблемы могут иметь интерес для более широкой аудитории, и я благодарна порталу «Православие имир» за предоставленную возможность их опубликовать.

Говорить буду, естественно, «со своей колокольни» (как филолог, лучше понимающий словесный текст, чем музыкальный, и свободный от внутри- и околомузыкальной корпоративности), причем только о тех наблюдениях, которые выходят за рамки конкретно «Чайковского» (КЧ) и имеют отношение в целом к освещению, обсуждению и восприятию культурных явлений у нас в стране. К тем словам, которые по поводу этих явлений произносятся.

Российские журналисты «лопали» (см. второй эпиграф в начале) конкурс напропалую. Кое-где «наваляли» и организаторы, но значительно меньше.

Когда несколько лет назад М.А. Кронгауз выпустил свою монографию «Русский язык на грани нервного срыва», многие обвиняли Максима Анисимовича в сгущении красок. Для следующего издания подошло бы название новое, c заменой предлога…

Письмо 1. Русский язык за гранью нервного срыва

 – «В здании, остро венчающем две сходящиеся к нему линии, в пустом квадратном помещении, лишенном циновок и мебели, на вознесенных над полом мраморных плитах лежали обгорелые трупы птиц. Череда молчаливых людей, не общавшихся друг с другом, двигалась по направлению к наибольшему скоплению трупов, где стоял, властвуя ими, служитель. Каждому из подходящих он выдавал птицу – но только в обмен на квадратный легкий листок, бережно сохраняемый каждым…»

Что это?

 Класс молчал, завороженный.

 – На углу в магазине дают жареных кур, – сказал учитель.

 В.В. Орлов

Главный симптом произошедшего «нервного срыва» состоит в том, что многие журналисты наших неспециализированных СМИ утратили способность к адекватному освещению культурных событий высокого (академического) стилистического, смыслового и ценностного регистра – таких, как Конкурс Чайковского. Ими забыт (или отброшен намеренно) тот несуесловный язык, которым о таком событии судят, те сравнения и метафоры, которые приличествуют разговору о не терпящем суеты служении музам, тот стилистический пласт, в котором пристойно о нем рассуждать.

Забыт – за обсуждениями раздачи премий за лучшее телешоу и рассуждениями о том, запретят или нет инсценировку очередным известным театральным режиссером его мужских комплексов на сцене очередного столичного театра.

Что значит «лишились высокого стилистического и ценностного регистра»? Ну, например, не чувствуют, где на этой шкале находится классическая музыка по отношению к «тузику, рвущему грелку», и к «Пусси Райот» (оба образа – из статей о конкурсе). Особенно хорошо это видно, когда журналист пытается «приподнять», сделать «Чайковского» более значимым с помощью какого-нибудь сравнения. Например, начало статьи в «Ведомостях»:

Сколько бы ни ругали конкурсы, именно они, пришпиливая к музицированию спортивный элемент, превращают вереницу отдельных выступлений в подобие захватывающего сериала.

Есть все-таки польза от Конкурса. Хотя бы музицирование в подобие сериала превращается. Радость-то какая! А то бы совсем было тошно.

Слово пришпиливая тоже весьма симптоматично. Чем оно лучше, чем присоединяя? По смыслу точнее или стилистически лучше подходит для описания «музицирования со спортивным элементом»? Ни то, ни другое.

Варианта здесь два. Либо снижение стиля – отражение в голове у автора образа читателя: внимание-внимание, начинаем нашу передачу «Крепостным о театре»! Либо слово пришпиливая – необходимый компонент образа журналиста. Оно как бы показывает: мы в "конкурсах энтих” как рыба в воде, компрене ву? Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: "Ну что, брат Пушкин?”

Я занималась изучением языка "офисной популяции” (чаще говорят: "офисного планктона”). Психологические черты "планктона” соответствуют его речевой манере, пытающейся совместить профессиональную неустойчивость и подспудное ощущение "болтания” вместе с массой таких же планктонин в массе воды с демонстрацией уверенности, владения ситуацией и "моря по колено”:

– А смысл?

– Ты че, запаривает же на одном месте. Покатались, потом в Вену – пошопились, пивка попили.

– Во сколько встала поездочка?

– Так я ж не лошара, я с бизнес-трипом совместил! Контора билеты башляет, виза – сам понимаешь, мультик…

Вот и "журналистская популяция” подтянулась, заговорщицки подмигивая избранным – "ну нам-то с вами понятно…”: Сколько бы ни ругали конкурсы… Советский анекдот вспоминается: "Ну как же, и мужа вашего, Крупского, тоже знаю…”

Я НЕ придираюсь и НЕ выискиваю отдельные примеры. Я привожу только те, которые демонстрируют общий языковой и риторический уровень. Ровно то же самое, что говорилось в предыдущих абзацах, можно сказать по поводу еще десятка статей в разных изданиях.

Вот заметка-близнец в «Новой газете»:

Еще не начавшись, конкурс Чайковского вызвал бурю негодования в соцсетях. Увы, проходит он теперь в двух городах: его «распилили» пополам; пианисты и скрипачи останутся в Москве, а в Петербург уедут виолончелисты и вокалисты. Это печально: всяческое размазывание конкурса — не лучший путь к его сохранению и развитию.

Каждому завсегдатаю Интернета известно, что такое буря негодования в соцсетях. При всей моей любви к классической музыке, «мы же знаем, что этот остров… необитаем». Те же два неуклюжих приема показать, что «я давно в этой песочнице»: Еще не начавшись, конкурс Чайковского вызвал бурю негодования в соцсетях в «Новой» = Сколько бы ни ругали конкурсы… в «Ведомостях». Один автор пришпиливает, другая – распиливает и размазывает.

Вот только нам надо не «селфи», а о «Чайковском».

Конечно, достойно освещать событие такого масштаба трудно, ведь от освещающего требуется некая соразмерность событию. Багаж требуется огромный. Нужно иметь

а) концепцию;

б) знание «матчасти», то есть того, как устроен фрагмент мира, в котором происходит событие, истории события и т.п.;

в) знание соответствующего дискурса, то есть тех слов, с помощью которых говорят о «матчасти», и правил их складывания в тексты (например, скрябиновский – совершенно не по правилам образованное прилагательное, ср. боткинский, щукинский, а не боткиновский, щукиновский, но музыканты так говорят, и мы не полезем к ним с нашим уставом; или сорвать сенсацию – с моей точки зрения, вообще, не по-русски, но ничего не поделаешь – журналистский жаргон);

г) определенную смелость и провидческие способности, основанные все на том же знании «матчасти»;

д) неангажированность, потому что совершенно невозможно ничего освещать, если твой прожектор (лампочка или карманный фонарик) прочно закреплен на штативе под определенным углом;

е) навыки поиска информации…

Плюс трудолюбие минус эгоцентризм.

Ключевое слово здесь – «концепция». Каждое культурное событие большого масштаба несет миру некоторое Сообщение, выходящее за рамки его непосредственного наполнения (то есть того, например, кто и что исполнял в первом туре у пианистов). Для XV конкурса Чайковского маэстро Гергиев это Сообщение сформулировал в абсолютно четких и недвусмысленных выражениях.

В первых же интервью Гергиева, посвященных подготовке к «Чайковскому-2015», зазвучала мысль о связи высокого международного статуса Конкурса и образа России в мире: «…Мы хотим сделать Kонкурс привлекательным для всего мира» и «Я уверен, что не только мы, но и весь мир увидит на Конкурсе Чайковского Россию в самом выгодном свете».

Думаю, что к этим словам искренне присоединятся многие соотечественники: да, мы хотим, чтобы к нам на конкурс приехали из многих стран мира, да, мы хотим, чтобы мир через призму конкурса увидел Россию такой, какой ее любим мы. Вот только лично мне еще хочется, чтобы конкурс Чайковского сделали и для НАС привлекательным, чтобы его международный статус не помешал ему оставаться в то же время важнейшим национальным музыкальным событием.

Соответственно, либо журналист (издание) разделяет этот посыл и помогает Гергиеву со товарищи его донести, либо он этот посыл отвергает и посвящает свои статьи его развенчанию, снижению, дискредитации и т.п., либо… он вообще не пишет о Конкурсе. Потому что писать о культурных событиях высокой значимости, не имея цельной концепции и не видя за цепочками слов на экране монитора общей идеи – непрофессионально.

Хотя здесь я впадаю в идеализм. Есть прекрасный способ писать о событиях высокого, «поднебесного» смыслового регистра, не покидая ущелья, где, как известно, прекрасно – тепло и сыро. Надо это событие стащить с пьедестала, подтянуть поближе к себе, к своим ценностям, к своему пониманию мира. Это абсолютно опробованный прием в отечественной журналистике, к которому с удовольствием присоединились и музыкальные критики. Говорить о вере – трудно, нужно окрестить ее «мракобесием», чтобы снизить регистр, чтобы проще было «дотянуться». Говорить о больших музыкантах трудно – проще превратить их в «музыкальных менеджеров» (как это регулярно делают с Гергиевым) и обсуждать в таком качестве.

Конкурс Чайковского, чтобы не подниматься к нему, изымается из дискурса классической музыки и помещается в дискурс индустриальный, экономический, сельскохозяйственный, спортивный, военный – какой угодно, лишь бы опростить, упростить себе оперирование с предметом. Действительно, с чучелом гораздо удобнее обращаться, чем с живой птицей.

Например, можно увидеть в КЧ новый, открытый, прогрессивный имидж хорошо работающей культурной бизнес-институции, утверждающей свой престиж не через утверждение стабильности государства и культуры, а через открытость, открытость бизнес-стратегий, через образ такой машины, которая открывает новые имена и в каком-то смысле пополняет мировую музыкальную индустрию.

Или так: Ему блестяще удалась роль руководителя глобального кадрового агентства: патронируя конкурс, Гергиев со временем преумножает масштабы собственной славы за счет имиджевых побед промоутируемых подопечных. За выход на транснациональный рынок исполнительских искусств пришлось заплатить известной жесткостью формата — предлагаемые обстоятельства, в которых с недавних пор существует конкурс, диктуют и специфику выбора будущих лауреатов.

(Я не могу поверить, что последнее написал хороший стилист – если не считать его любви к перфектности и лайнапам – критик Дмитрий Ренанский. Ну не мог он с его лексическим запасом «ляпнуть» в короткой статье три раза прилагательное статусный, будто все другие забыл. А если мог, то это многое говорит о «серьезности» подхода. Впрочем, у Ренанского, как у человека талантливого, почти всегда через языковое качество текста можно определить, он делится личными впечатлениями или функционирует.)

При этом «чужой» дискурс, применяемый обозревателями к событию (точнее, тот, в который событие помещают), выдается за его (события) сущность. То есть некоторый словесный конструкт, с которым Х или У комфортнее оперировать, начинает собой событие подменять. Эта подмена легко заметна тому, кто всю жизнь профессионально копается в разных «дискурсах» (дискурс кофе очевидным образом отличается от дискурса чая, и они взаимозамене не подлежат).

Чтобы просто объяснить, что такое совмещение (или замещение дискурсов), достаточно вспомнить стихотворение Б. Окуджавы, которое называется «Приезжая семья фотографируется у памятника Пушкину», но известно всем по первой строчке «На фоне Пушкина снимается семейство». Или «описание использования советского телефона-автомата» в стихотворении И. Бродского Postscriptum. Однако одно дело наслаждаться игрой дискурсами в поэзии, а другое – пробираться через нее в информационных источниках.

Письмо 2. Нужно ли полировать солнце?

Oh boy, the most prestigious competition (Russians have bragging rights here) will begin in less than a month! I can’t believe it’s been four years already!

Из разговора на форуме

– Доброе утро, Иа.

– Доброе утро, Винни-Пух. Если оно вообще доброе, в чем я лично сомневаюсь.

– Как поживаешь?

– Не очень как. Я даже думаю, что совсем никак.

– Это почему? Что с тобой?

– Ничего, медвежонок Пух, ничего особенного. Все же не могут…

– Чего не могут?

– Веселиться, петь, плясать.

(м/ф «Винни-Пух и день забот»)

Недюжинно раздражали причитания в «интернетах и СМИ» о недо-международности конкурса и потере его престижа «в эпоху между Советским Союзом и Валерием Гергиевым».

Даже не с 2011 года, когда Гергиев был назначен председателем оргкомитета прошлого конкурса, а по крайней мере с 2007 года (XVIII Конкурс Чайковского) эта мысль звучала с комариной настойчивостью. Например, так: «Никто приличный к нам не едет, потому что конкурс необъективен и политизирован». Или так: «Запад не имеет интереса к конкурсу, потому что все равно победят русские».

Или так: «Возглавив в 2009 году оргкомитет конкурса им. П. И. Чайковского, Валерий Гергиев оказался в непростой ситуации — любимому бренду советской культуры, в лихие 1990-е погрязшему в коррупционных скандалах и навсегда, казалось, утратившему былое международное реноме, нужен был не только и не столько антикризисный менеджмент, сколько новая судьба и новая идентичность».

Валерий Гергиев оказался, действительно, в непростой ситуации: нелегко повышать международное реноме, когда тебя постоянно толкают под локоть толпы сомневающихся, что «утро доброе».

Я, будучи «некулуарной публикой», так совсем впала в когнитивную диссоциацию. Мне всегда мнилось, что принадлежу к той части русской интеллигенции, которая в силу определенных внутренних свойств мало способна к безбашенной радости по поводу каких бы то ни было культурных феноменов. Этим она отличается от (не менее значительной) части нашей интеллигенции, с легкостью назначающей себе гениев и шедевры, вокруг которых так приятно коллективно приплясывать, приговаривая, к примеру, «Ай да, Константин Богомолов! Ай да…» (далее – по пушкинскому тексту).

У некоторых так не получается. То ли природная неуверенность в том, что все у нас может быть хорошо, не позволяет, то ли неутолимое стремление к идеалу, то ли еще что, заставляющее вспомнить базаровское «Русский человек только тем и хорош, что он сам о себе прескверного мнения». Шквальные аплодисменты непосредственно на месте действия – да, пожалуйста, но по зрелом размышлении: «все-таки как-то все оно было не очень… хотя даже и нормально на первый взгляд, но все равно не совсем как бы здорово… могло бы быть лучше».

А тут все наоборот. Мне не что-то внутреннее мешает радоваться, а постоянно извне намекают, что повод того не стоит. «Остановитесь, – говорят, – Вы же думающий, интеллигентный человек. Как вам такое может понравиться? Лишенное международного престижа и погрязшее в коррупции».

Ворон, не вейся. Посиди тихо.

Есть существенное различие между тем, когда сам Гергиев и его команда говорят о необходимости «повышать престиж», и тем, когда сторонние наблюдатели стенают по поводу «отсутствия престижа». Для первых это – концепция и конкретная программа действий (разработка общего дизайна конкурса, покупка рекламных поверхностей – где? сколько? как?, создание и раскрутка сайта, контракты с телевизионщиками, работа в соцсетях и т.п.), под которую проще получить финансирование, если заявляется, что «повышаем», а не «поддерживаем». Для вторых – это повод побыть «прескверного мнения».

И сам маэстро Гергиев, и «приглашенные специалисты» (Ричард Родзинский в 2011 году и Петер Гроте в 2015) задачу «повышения и возвращения» понимали и выполняли прекрасно (о том, что мне НЕ понравилось – см. ниже). Российская пресса концепцию согласилась «озвучить», но не реализовывать.

Разницу в подходах ярко иллюстрирует пример еще из истории прошлого Конкурса – журналистка начинает интервью с Родзинским («руководителем рабочей группы конкурса, отвечающим за международные контакты… американским музыкальным менеджером, президентом Международного конкурса им. Вана Клиберна»), со следующей формулировки вопроса:

— Насколько я поняла, вы человек, который специально нанят, чтобы повышать пошатнувшийся международный престиж конкурса Чайковского?

Вот так, «вежливо и концептуально», и работаем. Главное, с нулевым пониманием того факта, что и это интервью (пусть и на русском языке, и для русского читателя) – часть информационной среды конкурса, что оно тоже должно «повышать».

Ответ:

— Валерий Гергиев попросил меня работать с конкурсом Чайковского. Его цель — реставрировать конкурс и вернуть ему былой престиж, которым он гордился раньше.

Различие в формулировках очевидно. Не пассивно-безличное «специально нанят», а «Гергиев попросил работать». Не «повышать пошатнувшийся» (бредово, кстати, звучит по-русски, примерно как «расширять глубину»), а «вернуть былой… которым гордился». Но подождите… как так? Апокалипсис отменяется? Утро все-таки «доброе»? Очень огорчительно. Давайте еще попробуем:

— Но вам не кажется, что этот престиж был связан с советской эпохой, с железным занавесом, когда шум вокруг конкурса подпитывался далеко не только музыкальными идеями. Возможно ли это сейчас?

— Можно. Есть 3—4 по-настоящему важных конкурса в мире: Чайковского в Москве, Шопена в Варшаве, королевы Елизаветы в Брюсселе и Вана Клиберна в Техасе. Некоторые проблемы с престижем у них есть, потому что сейчас в мире стало слишком много незначительных конкурсов. Я думаю, одних только фортепианных четыре сотни. В Италии иногда устраивают конкурсы просто для развития туризма.

Но сейчас у конкурса Чайковского есть хорошая возможность утвердить себя в качестве главного для всех основных дисциплин — фортепиано, скрипки, виолончели, вокала. Потому что конкурса с такой энергией, с такой историей, который объединял бы все четыре дисциплины, больше нет.

Красота, как работает в этом интервью отвечающий (именно работает, потому что, будучи профессионалом, держит главную идею, ради которой «был нанят», – престиж Конкурса)! «Чайковского» он сразу ставит в контекст: проблемы общие у всех «по–настоящему важных» конкурсов из-за «незначительных», при этом КЧ – уникален. Положительную оценочность нагнетает с первых слов: по-настоящему важных, хорошая возможность, главного, основных, с такой энергией…

Далее в тексте он поднимает конкурс в самый высокий ценностный регистр: Современный мир в условиях глобальной перестройки ценностей нуждается в неких выдающихся событиях. Халва, халва, халва… – любой пиарщик прекрасно знает, как неправа восточная пословица: сто раз повторишь – и во рту станет сладко.

Так же (интуитивно или умело – затрудняюсь сказать) работал своими текстами в этом году на Идею «Чайковского» Денис Мацуев. Если следующее интервью прогнать через лингвоанализатор, измеряющий эмоциональность и оценочность текста, то позитив «зашкалит»:

Утверждаю, что такого конкурса, как Конкурс Чайковского, больше нигде в мире нет. Его смотрели 10 миллионов человек, и наши участники в одночасье стали знамениты на весь мир уже с первого тура – неважно, прошли они дальше или нет. Это феноменальный результат. И наш конкурс стал источником позитивных новостей из России. Он – наше народное достояние, и уровень его запредельный!.. Более чистого и беспристрастного конкурса нет в мире вообще…Не было бы возрастных ограничений, я бы и сам, перемахнув барьеры, еще бы раз испытал это ликование… Но самое важное то, то каждый из финалистов имеет огромные перспективы. И у уже опытных Генюшаса и Редькина, у юного дарования Дани Харитонова, у феноменального виртуоза Джорджа Ли. Они – счастливцы. И конечно, вызывает восторг Люка Дебарг – открытие конкурса, ему бы надо дать отдельную первую премию за второй тур… его дарование огромно. Не только финалисты, но все участники Конкурса Чайковского могут сделать большую карьеру…. Я всех их люблю – и многих уже пригласил на свои фестивали…

Получить такой текст на экзамене – мечта выпускника школы, сдающего ЕГЭ: в нем очень просто определить основную мысль и выделить соответствующие ключевые слова. В большинстве информационных статей, посвященных конкурсу, в центральных газетах, сделать этого невозможно (за исключением того абзаца, где речь идет о музыканте, который автору… как это вежливее сказать? Особенно близок?)

«Словесное облако» приведенного фрагмента интервью (удалены служебные слова, а также высокочастотные конкурс, Чайковского, участники)

Очень мне понравился Петер Гроте – художественный руководитель, или, как сейчас принято говорить, артистический директор КЧ-XV. И то, как он сделал, и то, что он говорил (мало говорил, мало!). Абсолютно продуманные и последовательные медийные проявления.

Взглянем хотя бы на предконкурсное интервью в «Известиях» (в скобках заметим, что к обозревателю «Известий» Ярославу Тимофееву, сделавшему это интервью и еще несколько прекрасных материалов по поводу Конкурса, никакие мои претензии к «отечественной журналистике» не имеют отношения. Потому что с чувством, с толком, с расстановкой:

— Недавно одна итальянская газета спросила меня: «Почему никто из итальянских пианистов не получал первую премию на конкурсе Чайковского? На всех остальных конкурсах они регулярно побеждают». Я мог им только ответить, что с немцами ситуация еще хуже — они не побеждают не только на конкурсе Чайковского, но вообще нигде. Понимаете, мы не можем раздать призовые места китайцу, американцу и русскому поровну. Это так не работает. Мы просто собираем заявки и слушаем, кто играет лучше всех.

Действительно, русские в истории конкурса Чайковского получали больше первых премий, чем представители какой-либо другой страны. На мой взгляд, причина в том, что этот конкурс — один из самых трудных в мире. Нужно играть много русской музыки, нужно выдержать три тура подряд, причем во втором туре исполняются сольная программа и концерт Моцарта, а в финале — два больших концерта с оркестром без перерыва. Это невероятно тяжело.

Не случайно побеждают в основном мужчины — тут нужны сила и выносливость. Мне кажется, что жизнь студентов в общежитии Московской консерватории гораздо тяжелее, чем будни их ровесников в Европе. Молодые люди, которые живут в такой ситуации, становятся сильнее. Так что обилие русских среди победителей — это никакой ни национализм, это нормально.

У человека (потому что он профессионал) в голове не «органчик», а «полочки». А на них разложены: Идея, аргументы «за», возможные аргументы «против» (да, господа оппоненты, он знает, «что вы делали прошлым летом»). В каждую «тарелочку» по точному выстрелу: почему не побеждают иностранцы – один абзац, почему побеждают русские – другой, почему побеждают в основном мужчины – третий. Построение – как из учебника по риторике: на каждый абзац – общее суждение плюс иллюстрация-доказательство. Так же четко расставлены оценочные акценты в интервью Гроте «Российской газете»:

– Что вы думаете насчет того, что этот конкурс должен стать "конкурсом конкурсов”?

Петер Гроте: Он не "должен стать” – он таковым уже является, это самый крупный конкурс в мире, где одновременно соревнуются по четырем специальностям, чего нет нигде в мире.

– Репутация этого конкурса в мире высока?

Петер Гроте: Абсолютно.

Но «нравится Петер Гроте – не нравятся российские журналисты» – это субъективизм. Может быть, Гроте ошибается. И Альбина Шагимуратова ошибается. И Питер Донохоу.

Давайте проверим, насколько упал престиж «Чайковского» в мире, каким-нибудь «научным» методом. В EBSCO – одной из крупнейших в мире текстовых баз – есть корпус международных и американских общенациональных (45 штук) и региональных (315) изданий, дополненный полнотекстовыми скриптами CBS News, CNN, CNN International, FOX News, NPR и т.п.

Запрашиваем: Tchaikovsky competition. Когда, говорите, престиж был потерян? В девяностые? Возьмем с 1995 по 2015 – двадцать лет. Количество упоминаний: 147 (вычла повторяющиеся, округлила) à 140. Капля в информационном море. А что другие? Конкурс Ван Клиберна – здесь, понятно, вне конкуренции: неповторяющихся упоминаний около 230. Шопеновский – 75, конкурс пианистов в Лидсе – 40, Королевы Елизаветы – 21, Ф. Листа – 3 (тут я перестала вычитать повторяющиеся).

От статистического расклада перейдем к содержанию. По какому поводу упоминается наш «Чайковский» в американской прессе? Весьма показательно: о самом конкурсе они практически не пишут (если только американский музыкант или несколько оказывается в финале), упоминания – в подавляющем большинстве – в анонсах концертов, статьях о музыкантах, некрологах… Лауреатство в КЧ – знак качества на всю жизнь, буквально «до гробовой доски». Завтра у нас в Карнеги-Холле… барабанная дробь! – второй призер конкурса Чайковского такого-то года Х! Если у Х есть и другие премии, они могут быть перечислены. А могут и нет, но КЧ – обязательно, например:

Lill has won numerous international prizes, including the Moscow International Tchaikovsky Competition in 1970 (The Times. 03/17/2005) – Лилл завоевал многочисленные международные призы, включая приз Московского международного конкурса Чайковского в 1970.

Типовой контекст выглядит так: … his solo career had been building after he won second prize in the 1982 Tchaikovsky International Violin Competition in Moscow или The popular pianist Peter Donohoe leapt from relative obscurity after his unprecedented success at the 1982 International Tchaikovsky Competition in Moscow. (The Times. 06/18/2003).

Выиграл КЧ (второе место считается) – построил карьеру, "вышел из тени”… Не выиграл – тоже здорово, это же КЧ! Mr Kempf came to public attention when he was not named the winner of the prestigious Tchaikovsky International Piano Competition in Moscow in 1998 (The Courier Mail. 03/28/2005).

Посмотрим, какие прилагательные стоят рядом с именем конкурса?

Ogdon, whose tormented genius and intense work rate led to a breakdown, was the joint winner of the coveted Moscow Tchaikovsky competition at the age of 25 in 1962 (выделенное слово обозначает – желанный, всеми алкаемый); Three years ago, at the age of 22, Ayako Uehara became the first woman pianist, and the first Japanese, to win the celebrated (знаменитый) Tchaikovsky Competition in Moscow (The Times. 06/23/2006).

С помощью бренда КЧ ровно в то время, когда в русскоязычном интернете его именуют позорным, провальным, упавшим ниже плинтуса, неадекватным, барахлом, бардаком…, американские СМИ "приподнимают” не только самих исполнителей, но иже с ними – луч бьет далеко:

Clementina Fleshler has a sharp eye for talent… She has a way of sensing an artist’s quality before the rest of America catches on. In 2000, Fleshler booked Mayuko Kamio, who was then just 14, for the society’s free Gift to the Community series, which features upand – coming artists. This summer, Kamio won the Tchaikovsky Competition. Now, she’s an international star (The Buffalo News. 09/13/2007).

Если нам надо доказать, что у мадам Клементины Флешлер нюх на таланты, то у нас есть железный аргумент: она нашла для Америки Маюко Камио, которая… выиграла конкурс Чайковского и стала мировой звездой!

При этом КЧ, как любой предмет, значимый для противника (то есть нас), никогда не перестает быть оружием в идеологическом «покусывании». Следующая цитата – «бомба»:

The first Tchaikovsky Competition was held in Moscow in the cold war atmosphere of 1958. One of the Soviet jury members, the great Ukrainian pianist Sviatoslav Richter, is said to have awarded the American Van Cliburn full marks and given zeros to the others (Irish Times. 05/27/2006). 2006-ой год. Великий украинский пианист Святослав Рихтер. Sic!

То есть (вспоминая студенческое присловье "Сначала студент работает на зачетку, а потом зачетка – на студента”) студент (КЧ) уже давно не работал, а зачетка трудилась. А теперь, вроде бы, и студент проснулся.

И если бы не имел "Чайковский” престижа, разве стали бы наши "западные партнеры” так ломать копья в Интернете в этом году из-за результатов состязания пианистов? Из-за того, что этот "никому не нужный” конкурс не выиграл "их” Ли или "их” Дебарг. Ан нет, бушевали страсти: ссылка №1  и ссылка №2.

Конечно, никуда нельзя без атак на этих-ужасных-русских,-которые-насажали-своих-в-жюри-пианистов-и-засудили-гениальных-француза-американца-литовца,-чтобы-просунуть-в-чемпионы-«совсем-какого-то-никакого»,-которому-Гергиев-специально-за-кулисами-руку-жал,-чтобы-оказать-давление-на-жюри.

И без вопрошаний, почему это безобразие (1-2-3-я премия – русским) творится не только на «Чайковском» и на всех остальных конкурсах в мире? Куда смотрит музыкальная общественность? Откуда взялся «миф» о превосходстве русских пианистов?

Я совершенно далека от представления, что лучше, чем музыканты, музыкальные критики, музыковеды и «околомузыканты» знаю, терял свой престиж Чайковский или нет. Гораздо хуже знаю. Я не о музыке, я о риторике. Если слова «потерял престиж» употребляются, я хочу понимать, что они значат. В чем конкретно это выражается. Мне нужна аналитика, а не мантры.

Письмо 3. Кому — таторы, а кому — ляторы…

– Дайте мне, пожалуйста, лекарство для почек.

– Вот. Этот препарат нормализует и активизирует движение энергии Ци в организме и…

– Я же прошу для почек!

– Ну да, я вам и объясняю.

– А противопоказания есть?

– Есть. Вам не следует впадать в гнев во время приема лекарства.

Диалог русского покупателя и продавца в традиционной аптеке в Пекине (ведется по-английски)

Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам,
И запируем на просторе.

А.С. Пушкин

Теперь буду сдержанно ругаться на организаторов и medici.tv – компанию, осуществлявшую Интернет-трансляции конкурса.

Международность события в наше время обеспечивается, во-первых, международным составом участников, во-вторых, широким освещением в мировой прессе. По поводу первого: здесь мы, мне кажется, сделали большой шаг вперед в зрительском восприятии. Дискуссии в русскоязычном интернете наглядно свидетельствуют: учимся потихоньку одинаково уважать любое зарубежное представительство, и не потому, что «на безрыбье».

Что-то в головах изменилось. Если раньше участие представителей Китая, Монголии, Южной Кореи, Армении, Молдовы называлось у нас «Никто из иностранцев не приехал» или «Ну вот опять только эти…», то теперь – и отдадим должное нашим зрителям за это – конкурсанты из стран Азии и постсоветского пространства воспринимаются вполне как «певцы заграничные».

Компания medici.tv показала миру конкурс профессионально и щедро – с роскошным видеорядом, отличным звуком и главное – с возможностью пересмотра/ переслушивания.

Архив конкурса продуман на сайте «медичей» до мелочей: есть возможность сортировки по турам и инструментам, удобная навигация по видео (при наведении курсора видно, какое произведение исполняется и какая его часть) и т.д. Жалко только, что отрезаны от выступлений второго-третьего тура «хвостики» – аплодисменты и выходы на поклоны. И очень правильно, что вырезаны комментарии ведущих. О них и речь.

При международной трансляции событий, которые для страны-хозяйки являются культовыми, тоже должна быть концепция. И очень простая. Есть в русском языке замечательный глагол – «покоробить» (произвести неприятное, отталкивающее впечатление; неприятно задеть). Вот не должно быть в информационной подаче для всего человечества нашего международного конкурса ничего, что коробит гражданина страны-хозяйки.

Я следила в основном за состязанием пианистов. Его (как и три другие «линейки» конкурса) комментировала пара ведущих: по-русски – Ирина Тушинцева и по-английски – Эрик Дахан. Коробило.

Medici.tv первый раз работали с подобным мероприятием в России. Они не всезнающи и не всесильны, но ведь и в команде, освещавшей КЧ, были наши соотечественники, и организаторы Конкурса должны были им помочь, подсказать. Полагаю, что в следующий раз при приглашении на роль интернет-транслятора конкурса иностранной компании – и пусть это опять будут Медичи, потому что они профессионалы! – должны быть в контракте (и приложениях к нему) четко оговорены:

а) внешний вид и манера поведения ведущих, основной язык, на котором они говорят, способ перевода; отдельно указывается право организаторов конкурса потребовать замены ведущего, если тот не в состоянии выучить названия исполняемых произведений и исполняющего оркестра;

б)количество интервью, у кого эти интервью и с какой целью (помним о Концепции!) берутся. Я понимаю, что без «промоутеров» и музыкальных менеджеров никак нельзя, но дайте нам каждый день хоть одного из участников конкурса, его сопровождающих, его соучеников, его педагогов («Орфей» давал, но это радиостанция, недоступная даже в некоторых районах Подмосковья). «Короля играют придворные» – сыграйте королей из всех участников конкурса и тем самым, а не бессмысленным щебетом на языке, непонятном для многих зрителей страны-хозяйки конкурса, «поднимите его престиж».

Кстати, наивно думать, что только для русской аудитории преобладание английского языка в комментариях требовало преодоления (есть в английском хороший глагол to struggle through – to advance with great effort). По статистике просмотров: 4% – Франция, 3 % – Южная Корея, 2% – Испания. 14% – Китай с Тайванем. Про немцев не знаю, но за значимую долю аудитории из указанных стран, которая не чувствовала себя как рыба в потоке английской речи с экрана, поручусь.

В целом должна быть четко прописана общая концепция подачи конкурса, который – не устаю повторять – является не просто международным, но крупнейшим нашим национальным музыкальным мероприятием (нет, если концепция «Российские слушатели – пшли вон!», то это тоже нужно оговорить). Покупка права на трансляцию не должна означать покупки права на угол зрения.

В частности, должно быть оговорено, что, поскольку трансляция ведется и за рубеж, и на Россию, подача должна сочетать с мультикультурностью уважение к национальным традициям страны-хозяйки. А значит, пианистов на Конкурсе Чайковского не может комментировать Коровьев. У нас тут, понимаешь, не варьете.

После резкой реакции публики, в том числе иностранной, на ужимки и прыжки мистера Дахана на открытии Конкурса, он несколько «окультурился» внешне – но внутреннего его содержания это не изменило. А в нашей традиции от любого, кто сопричастен классической музыке, ожидается содержательность. То и дело было видно, как Тушинцевой неудобно за коллегу и как она героически сражается с его остроумием и невежеством (в интервью с Денисом Мацуевым, где слово «Сибирь» включило в Дахане набор водочно-медвежьих стереотипов, это особенно ощущалось).

Молчание пресс-центра конкурса по этому поводу озадачило. Неужели действительно все равно/это нравится? Не знаю, что хуже. Не умеют говорить: «Мы так не хотим»? Или боятся «спугнуть» Медичи? Или действительно хотят ТАК? Я понимаю, что на современный западный взгляд мистер Дахан, может быть, вполне комильфо. Но это все-таки наш конкурс. У нас не комильфо для ведущего «передачи» о классической музыке признаваться, что он вообще первый раз сталкивается с «такой штукой». Пианины разные, аллегры моде… как их там? Выбегалло забегалло?

Я совершенно убеждена, что сочетание интернациональности и уважения к культуре страны-хозяйки, в том числе к коммуникативной культуре, – в пределах возможностей medici.tv, и на следующем конкурсе они найдут возможность говорить с нами по-русски (ни в коем случае не обижая иностранных зрителей, которым необходим английский). Это, значить, будет единственно верный процесс.

За «вавилонское столпотворение» во время награждения, когда русский и английский языки у наших ведущих путались и перепутывались – на этот раз в пользу русского, я их не виню. Устали они за время конкурса не менее музыкантов.

И после того, как мы три недели слушали между выступлениями пианистов сплошной английский язык, который нам частично и небрежно (невооруженным глазом было видно, как старалась Тушинцева занять этим как можно меньше времени) переводили на русский, удивительно было следить на англоязычном интернет-форуме, как иностранные зрители оказались «в нашей шкуре», когда на награждении в какой-то момент баланс сместился в сторону русского. Кто? Какое место? Что он сказал? Неуютно было нашим, как сейчас принято выражаться, «западным партнерам».

Им, правда, еще не понравилось, что судьи, выходившие на награждение, произносили речи о своих впечатлениях от конкурса и своих воспоминаниях о собственной победе в нем. Просто кипел от сарказма англоязычный форум, призывая «стариканов» прекратить чесать языком и поскорее перейти к делу. У меня же – и думаю, у подавляющего большинства русских зрителей – эти речи никакого неприятия не вызвали. Обычные были для нас речи, совершенно нормальная процедура.

К чему это я рассказываю? К тому, что мы должны осознавать трудность задач, стоявших перед организаторами КЧ и medici.tv: при всем их опыте невозможно сделать в нашем мультикультурном мире единую трансляцию, полностью удовлетворяющую всех. Нет способа обозначить на экране национальную принадлежность скрипача с Тайваня так, чтобы ни китайские зрители, ни тайваньские не разразились в интернете громким: «Протест! Протест! Протест!» и вот такими скриншотами:

Однако, не требуя невозможного, мы желаем лучшего. Чтобы нас не коробило, не «задевало неприятно»… И уж совсем «отталкивающее впечатление» произвело на меня, когда ведущая церемонии награждения за кулисами даже не пыталась скрыть разочарования, если ей попадался для интервью лауреат не (или плохо) говорящий по-английски. Ей даже и в голову не приходило в таких случаях извиниться: простите, не знаю русского, а переводчика мне не прислали, извините, скажите что-нибудь, поприветствуйте аудиторию, спасибо, гуд-бай.

Молодой монгольский певец Ариунбаатар Ганбаатар (первая премия!), у которого и с русским-то не хорошо, позвал к микрофону своего педагога-бурятку – ее не пустили в кадр дальше локтя, как только выяснилось, что она «только по-русски».

Да, миллиону англоязычных зрителей не интересно, что она «только по-русски» скажет или какие приветы домой в Нижний Новгород передает другой русский лауреат (молодец, уверенно отодвинул ведущую, все сказал, что хотел). Но миллиону русскоязычных хотелось бы на эту замечательную женщину посмотреть: это и ее победа тоже, она заслужила в этот вечер стоять перед миллионами телезрителей.

Кстати, о «приветах домой в Нижний Новгород». Думаю, что для нас имело бы национальное значение информационно подчеркнуть, что российские конкурсанты и лауреаты происходят из разных городов и регионов. В валюту это не конвертируешь, но такие «приветы» были бы полезны, чтобы включить у провинциальной музыкальной молодежи амбициозное «И я могу». Весь мир так делает: не просто американец Джордж Ли, а пианист из Лексингтона Джордж Ли выигрывает на «Чайковском» серебряную медаль. А у нас Сергей Редькин – то представитель петербуржской фортепианной школы, то ставленник петербуржской фортепианной мафии.

Радостно, что после конкурса родина лауреата напомнила, что обладателем третьей премии стал красноярец. Но это должно быть не только в Сибновостях (сделано, кстати, сообщение «как по нотам» – центральной прессе бы поучиться: первая учительница, бабушка, мэр…).

Справедливость требует сказать, что русско-англоязычная пара джентльменов Александр Малич и Джеймс Джолли не просто продемонстрировала принципиально иное качество конферанса, чем их упомянутые коллеги – в некоторых своих «выходах» эти ведущие были (не побоюсь этого слова) идеальны. Особенно впечатлил их последний аккорд – прощание со зрителями после гала-концерта в Санкт-Петербурге.

Этот фрагмент надо смотреть и пересматривать всем, кто хочет понять, как должно делаться двуязычное комментирование – и словесно, и интонационно и с точки зрения языка тела (и это на фоне колоссальной усталости ведущих!). Каждый говорил свое, при этом каждый настолько был настроен на одну волну и с коллегой, и со зрителями, что англо-русский речевой поток выглядел абсолютно органично. Такую работу хочется видеть снова и снова.

И еще один у меня остался Большой Вопрос по поводу расчудесных трансляций. Да, мы вступаем в эпоху цифровой дискриминации (без окейгугла ты букашка, и недалек тот день, когда с работы будут увольнять за отсутствие мобильного интернета). Но если «сейчас у нас на трансляциях работают два мощных партнера: канал "Культура”, который снимает и дает сигнал, и "Медичи” – в качестве провайдера, взявшего на себя и часть технических функций», значит, все восторги по поводу режиссерской и операторской работы и звука трансляций должны относиться к «Культуре»?

Почему тогда мы в каждой статье в СМИ, в каждом выступлении организаторов слышим только: «Спасибо, Медичи»? Только потому, что «Культура» от следующего КЧ никуда и так не денется, а «медичей» надо промотировать, за то что они нас провайдируют? Страна все же должна знать своих героев, хотя на протяжении конкурса ее всеми силами убеждали в обратном.

Письмо 4. Любить своих – тяжелый труд…

Хорошего коня пасут.
Отборный корм
Ему любви порука.

С. Есенин, «Письмо деду»

И тот послушно в путь потек.
И к утру возвратился с ядом.

А.С. Пушкин, «Анчар»

Самым национальным в информационном поле Конкурса было то, что происходило за его официальными границами – дискуссии в русскоязычном Интернете. Ведь из чего состоит наша сетевая словесная баталия по какому-либо грандиозному поводу?

Во-первых, конспирология и коррупциеведение – хлеб и воздух интернет-обсуждений. Вдоволь насладившись спекуляциями на тему «Гергиев и Мацуев двигают на первое место Харитонова и Генюшаса» болельщики «за пианистов», получив в качестве победителя Дмитрия Маслеева, ничуть не смутились. Вместо заочного «извините-простите» – очередное конспирологическое озарение: а, так значит поддержка была у Маслеева! Ох, как нас в очередной раз обманули! Как мастерски провели!

Во-вторых, «бей своих, чтобы…» Да не «чтобы», а просто бей побольнее. Всех окатили из ушата с тараканами. Искренне восхищаясь при том иностранцами. Я действительно не понимаю (при всем моем равнодушии к игре Д. Харитонова), как не дрожала у наших меломанов рука «припечатывать» шестнадцатилетнего парня на протяжении всего конкурса такими словами, что остается только надеяться, что мама запрещает ему «читать Интернет». Да, действие равно противодействию, да, публика реагировала таким образом на чрезмерные похвалы молодому «ставленнику Гергиева» в прессе.

Но правил приличия никто не отменял. Все-таки виртуальное общение – это только часть (у кого-то большая, у кого-то меньшая) нашей жизни. И оно должно «знать свое место». Эмоциональная раскованность и безнаказанность интернет-комментирования не должны приводить к эмоциональной разнузданности. Если положить на весы «свободу слова» и деликатность, воспитанность в том смысле, в котором ее понимал Д.С. Лихачев в своих «Письмах о добром и прекрасном», я выбираю воспитанность и деликатность.

Зачем «на весы»? Затем, что у многих наших интернет-комментаторов КЧ, несмотря на их осведомленность в классической музыке, которая по идее должна возвышать и очищать душу, это именно «или – или». Если я имею возможность высказаться, то я обязательно выскажусь. Кованым сапогом по фарфору.

«Лягнуть» российского пианиста у наших родных о(б)суждателей – чуть ли не признак хорошего тона и повышенной объективности. Здесь можно, конечно, начать апеллировать к национальному менталитету, отмахиваясь от меня известными строчками А. Толстого. Но ведь у Толстого:

Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!

Ругнуть сгоряча, а не планомерно, безжалостно и хладнокровно пинать в спину.

Зато не одна интернет-страница полита слезами наших сердобольных фанаток одареннейшего француза Люки Дебарга – несомненного (что и говорить) открытия конкурса. Ах, он играет по барам и теснится у бабушки с дедушкой! Ах, у него нет хорошего инструмента! Надо скинуться на организацию его концерта в Москве! С нашим российским победителем конкурса пианистов Дмитрием Маслеевым все понятно: у него в Улан-Удэ тысяча роялей. И никаких проблем с концертами (теперь, слава Богу, нет).

Публике простительно. Ей можно напоминать Лауру из пушкинского «Дон-Гуана», которой «двух любить нельзя». «Теперь» она любит Дебарга. Публике можно все.

Отечественной прессе – нет (если она в принципе готова называться отечественной). Должна быть… правильно, опять же концепция. Концепция раскрутки «своих героев». Не такая топорная, разумеется, как вырубание золотым перфоратором из белого мрамора монумента «пианиста-аристократа» Лукаса Генюшаса в некоторых СМИ, честно, как и просили, транслировавших не «отечественную», а корпоративную точку зрения (просто плакать хотелось, сравнивая с тем, как изящно лепили американцы образ Джорджа Ли – такое ощущение, что мы никогда не научимся).

Ничего не могу поделать, все время, когда говорю о «Чайковском», у меня сталкиваются эти два стилистических и ценностных регистра: один – тот, из которого слово «Отечество», второй – тот, из которого «корпоратив» (или, скажем, «тусовка»).

Мне искренне интересно: неужели ни прессе, странновато дозировавшей внимание к русским участникам конкурса, ни посетителям форумов в Интернете, ни некоторым пианистам и около-пианистам, рулившим дискуссиями в социальных сетях, НЕ понятно, что наших никто и нигде, кроме Гергиева на «Чайковском», так не раскрутит? Что пока мы их не похвалим, их никто не заметит и не похвалит? «Шопен», «Королева Элизабета», «Ван Клиберн» прекрасны сами по себе, но не являются нашими национальными конкурсами (национальными в смысле страны-хозяйки). И «Чайковский» – из всех самый элитарный, самый «алкаемый».

Неужели так трудно на три недели побыть – со своими риторическими амбициями и стилистическими перлами – «обслуживающим персоналом» по отношению к королям конкурса – музыкантам? «Сыграть» этих королей так же искусно и непринужденно, как они, изнемогая порой от усталости и напряжения, исполняли на конкурсе шедевры мировой музыки. А не так, чтобы либо ничего, либо хорошо, но как о покойниках.

Вот спецпроект «Конкурс Чайковского» в «Российской газете» (не в "Figaro” или "Washington Post”). Листаем: у пианистов – француз Дебарг, американцы Ли и Тецлоф, снова Дебарг, снова Ли… Генюшас и Дебарг. Это все персоналии по пианистам. При этом, судя по текстам обзорных заметок, наших участников «РГ» безнадежными не считает. Хотя порой и в своеобразной стилистике, но хвалят всех. Однако отдельные материалы делают об иностранцах.

Первый день третьего тура. Первым играет наш Сергей Редькин, вторым – американец Джордж Ли. Название статьи – «Джордж Ли с триумфом выступил на конкурсе Чайковского». Крупная фотография «триумфатора». Интервью с ним в тексте статьи. И три комментария под ней русских читателей, которые у Редькина услышали «и Чайковского, и Прокофьева, а у Ли – только Ли».

Присуждены награды – кто получает отдельную статью с интервью в «Российской газете»? Опять же – Ли. А я, публика, имею возможность узнать про американского пианиста не только то, что он счастлив своему успеху на Конкурсе или что он занимается по 7 часов в день, но и то, что он сейчас читает «Преступление и наказание» и любит «Трех мушкетеров» и «Графа Монте-Кристо». Никуда не денешься – это работает психологически: такие человеческие черточки, рассказ о жизни семьи во время «культурной революции». Узнав – понимаю, поняв – люблю. Живой человек, а не какой-то там…

Сергей Редькин, который, конечно, «рассчитал постепенное нагнетание динамического и драматургического напряжения к главной кульминации оркестрового tutti» и «”недобор” по мощности звучания инструмента… великолепно компенсировал градациями звуковой динамики и остро-диссонансной звучностью (за счет высокоточного туше)», но какая все это, однако же, скукота.

И потом, у нас есть уши – мы сами все слышали, а те, кто не слышал, и из приведенного текста вряд ли что-то поймут. Расскажите нам о Редькине что-нибудь по-человечески интересное – то, чего мы не знаем, мы его тоже станем любить. Он этого, между прочим, заслуживает и на ваши вопросы ответит так, что ответы будут лучше вопросов (судя по тому, что на необитаемый остров он собирается взять с собой вертолет, gps-навигатор и учебник по вождению вертолета для чайников (см. анкету). И пианист замечательный.

Если вам, дорогие обозреватели, кажется, что не замечательный, вы можете об этом писать с утра до ночи. Вы не имеете права лишать нас о нем информации. Он умный, он все нормально расскажет, вы не перетрудитесь, обрабатывая.

После объявления результатов каждый сразу занялся тем, чем ему положено в силу национального менталитета. Русская форумная публика – размышлениями, "чем бы помочь Дебаргу и как бы попасть на его концерт”, отечественная пресса – последними пинками в спину российских финалистов и победителя…

Французы, которые до «Чайковского» и знать не знали своего гения Дебарга, тут же правильно расставили акценты вокруг «истинного героя конкурса» (le héros véritable de la compétition), преподнося приз Московской ассоциации музыкальных критиков, который на церемонии награждения Денис Мацуев вручал Дебаргу словно между делом, как – ого-го Приз! – Самой! – Московской! – Ассоциации! – Музыкальных! – Критиков! И вообще, русская публика же знает толк, она не любит середины, она выбрала Дебарга своим любимчиком – Le jour de gloire est arrivé ! (из Марсельезы – «Пришел день славы!»).

Они на Западе – и мы еще убедимся дальше – потрясающе это делают. В зависимости от общей идеи (ценностно поднять своего или опустить наших) вытягивают из колоды два разных русских козыря. Поднять своего – ну, это же русская публика, она разбирается, она раньше и лучше жюри поняла, кто действительно победитель. Опустить наших – ну, это же русские, у них всё «о политике», они всегда двигают только своих (им Гергиев велел, а ему Путин, а Путину – страшно подумать кто).

А тем временем за океаном… американцы радовались победе ТРЕХ СВОИХ парней, занявших соответственно первое, второе и третье место в соревнованиях пианистов. Статью «Йода фортепьянной музыки доминирует на Конкурсе Чайковского» иначе как с восхищенным придыханием читать нельзя. Так что начало ее приведу в русском переводе полностью:

«Международный конкурс Чайковского в Санкт-Петербурге и Москве закончился вчера вечером (1 июля) полной американской победой в категории фортепьяно, где золотую и бронзовую награды получили русские парни, обучавшиеся у американского педагога, а серебро – китайско-американский музыкант из Бостона.

Никогда прежде на этом конкурсе не было такого влияния американского педагогического таланта.

Публика громко выразила свое одобрение (в английском там глагол roar – реветь), когда Дмитрий Маслеев (27 лет), скромный, застенчивый пианист из сибирского города Улан-Удэ, вышел за своим главным призом – 20000 евро, одной из самых щедрых наград на фортепьянных конкурсах в мире. Второе место (15 000 евро) было отдано Джорджу Ли (19 лет), студенту Рассела Шермана, и третий приз (10 000 евро) отправился к Сергею Редькину (23 года)».

Искренне спасибо американскому музыкальному критику М. Джонсону за эту статью. Без него кто нам расскажет, что денежные призы Чайковского настолько солидно выглядят на общем фоне. Ну, и конечно, я бы ничего не знала и о том человеке, который привел русских парней к победе в конкурсе:

"И Маслеев, и Редькин учатся у Уильяма Грана Наборе [маэстро на фото и правда похож на джедая Йоду из "Звездных войн”], американского виртуоза, который является президентом и художественным директором Международной Фортепианной Академии на озере Комо, в Италии. Он лично работал с Маслеевым и Редькиным, даже давал им консультации по телефону во время тяжелых конкурсных дней”.

И разумеется, маэстро, который в Риме празднует двойную победу своих учеников, с удовольствием рассказал о том, как ему и академии удается достигать таких результатов.

Тут, конечно, самое время русской публике начать громко выражать несогласие с подобной трактовкой результатов конкурса пианистов. И непременно пошуметь еще о том, что в фейсбуке Академии на озере Комо об участии двух ее русских учеников в "Чайковском” вспомнили только тогда, когда Маслеев "Чайковского” выиграл, и дали по этому поводу не с ним интервью, а с великим педагогом. Можно, грозя пальцем, воскликнуть: "Ишь, присосались!”

Только прежде чем реагировать эмоционально, лучше сначала войти в яндекс и заказать простой поиск: "маслеев победа на конкурсе чайковского михаил петухов интервью”. Победитель конкурса был у профессора Московской консерватории М.С. Петухова сначала студентом, потом аспирантом – конечно же, российские СМИ взяли интервью у великого педагога… Я не чемпион мира по поиску в интернете, но очень старалась.

Нет. Нигде нет (это письмо писалось до публикации замечательного интервью с М.С. Петуховым в «Музыкальной жизни»). Побывала в фейсбуке и на сайте Московской консерватории. Это прекрасно, что "факультет повышения квалификации объявляет прием на двухгодичную профессиональную переподготовку”. Это неприлично не поздравить на первой странице сайта своего профессора с победой ученика.

Я не говорю уже о здоровенном баннере «Наш Маслеев – чемпион», который просто обязан был в послеконкурсные дни выскакивать первым при входе на сайт МГК. Нет, мне понятно, что радоваться на сайте: «Двое наших едут в Москву к Чайковскому!» – это не наш масштаб, это для латышской консерватории. Это только Chicago Tribune (городишко-то маленький, новостей нет) еще 14 мая считает нужным проинформировать: «Northwestern cellist to compete in elite Tchaikovsky competition in Russia».

Вот вообще прелесть.

Где он, этот Shreveport, LA? А ведь и Асю Корепанову себе подтянули: «хотя она и меньше связана с нашим городом». У Джорджа Ли, не успели призы раздать, – обновление сайта:

Silver medalist in the 2015 International Tchaikovsky Competition and winner of the prestigious XIV Concours International Grand Prix Animato 2014 Paris, George Li (黎卓宇) is regarded as one of the world’s most talented and creative young pianists.

Нам не до того. У нас таких «павлинов-мавлинов» под каждой лавкой… Если каждого Маслеева поздравлять, первая страница сайта сотрется. Мы озабочены более серьезной проблемой – «возвращением мирового престижа конкурса Чайковского».

Поэтому я (некулуарная публика) обречена знать о Редькине меньше, чем о Ли. Хотя невеликий труд сбалансировать восторги по поводу Настоящих Самородных Французских Гениев и американских виртуозов с достойным вниманием нашим музыкантам. Своим, которые на форумах и в соцсетях получали в основном «ушат с тараканами». Это у нас боязнь прослыть патриотом? Или не попасть в тренд? Быть язвительным критиком легче и безопаснее, чем активным союзником? Или за наших не платят?

Но не перевелся еще порох в пороховницах! Ничего не боимся, никакого патриотизма, если речь идет о патриотизме корпоративном (словосочетание звучит анекдотично, но такую пылкость, с которой группы информационной поддержки некоторых участников размахивали знаменами, иначе не назовешь). Увы, корпоративные интересы наталкиваются на языковой барьер. У нас возможны два варианта.

Первый. Когда хвалят так замысловато, что вообще не поймешь, о чем это. Поток сознания, в котором «Пруст не купался». Я так и представляю себе диалог между «заказчиком» и музыкальным обозревателем.

Заказчик: Ты что тут написал?

Обозреватель: Я похвалил. Здорово похвалил. Превознес до небес.

Заказчик (перечитывая): Я что-то не понимаю. Тут в предложении 56 слов. И они как-то странно соединены. То есть слова соединены, а значения у них не соединяются.

Обозреватель: Вы не беспокойтесь. Видите слово «великолепный»? Видите вон «вершины пианизма»? Вон еще – «интеллигентный». Честное слово, это классная похвала.

Заказчик: Точно? А остальные слова зачем?

Обозреватель: Ну, у нас же отдел «Культура».

Второй вариант. Берем рупор и громко-громко кричим о чьей-нибудь гениальности или обиде на ее недооцененность. Вообще, без метафор и иносказаний.

Пропаганда не действует самим фактом пропаганды, она действует, когда правильно организована. Когда она достигает того эффекта, на который направлена, а не противоположного. Снова с тоской повторяю: 2015 год на дворе, а мы все никак не научимся.

Даже Лукаса Генюшаса не смогли «отработать» квалифицированно. Настоящий профессионал, сидя у руля пиар-кампании, должен не только смотреть перед собой (на конечную цель), но и крутить головой во все стороны, будто он едет по МКАДу в час пик, и иметь реакцию, как у гонщика «Формулы-1». А что у нас?

Закончился конкурс. Англоязычный интернет восторгается скромностью и обаянием Джорджа Ли. До церемонии награждения он опубликовал в фейсбуке трогательную благодарность зрителям. Уровень эмоциональности можно оценить по тому, что кончается эта благодарность цитатой из песни «You raise me up”:

Dear supporters from everywhere in the world, When I am on your shoulders, I am strong! You raise me up, so I can walk on stormy seas! You raise me up, so I can stand on the peak of the mountains! You raise me up, to more than I can be! I attribute my success to your great support and would like to thank you with this message – «Дорогие болельщики со всего мира! Когда вы поддерживаете меня, я обретаю силу! Вы поднимаете меня, и я могу идти по бушующему морю! Вы поднимаете меня, и я могу стоять на вершинах гор! Вы поднимаете меня, и я становлюсь большим, чем я есть! Мой успех мне дала ваша огромная поддержка, и этим посланием я вас благодарю».

Не успевают поклонники утереть слезы, а Ли уже так же проникновенно обращается к организаторам конкурса:

I would like to once again sincerely thank the XV Tchaikovsky International Competition for awarding me the Silver Medal from the bottom of my heart. To me it is really a greatest honor, greatest recognition and reward for the 16-year hard work from myself, my teachers и т.д. и т.п. – «Я хотел бы искренне, от всей души поблагодарить XV Международный конкурс Чайковского за присуждение мне серебряной медали. Для меня это величайшая честь, величайшее признание и награда за 16-летнюю упорную работу, которую проделал я, мои учителя…»

Ну, честное слово, приятно быть болельщиком Джорджа Ли. Даже если он это не сам написал (хотя Гарвард – чем черт не шутит). Нам же в это время предлагается интервью другого серебряного медалиста – Лукаса Генюшаса («я такое не хочу даже вставить в книжку», поэтому просто ссылка), а «Комсомольская правда» попросила прокомментировать ситуацию Елену Харакидзян, продюсера лауреата конкурса Лукаса Генюшаса:

Не совсем согласна с судейством в конкурсной части фортепиано. Я бы за финальное исполнение Лукасом Генюшасом 2-го концерта Чайковского сразу дала бы Гран-при, но, вопреки моим ожиданиям высокой награды, Лукаса уравняли во второй премии с исполнителем, с которым они совсем не равны.

Se non è vero, è ben trovato. Если и не верно, то хорошо выдумано. Одним махом больше десятка врагов побивахом (жюри конкурса пианистов, обладателей первой и второй премии у пианистов и даже «хозяина» Гран-при).

Вообще, сама идея того, что можно хвалить одного, не унижая другого – абсолютно за пределами творческого задания и «исполнительских способностей» многих обозревателей отделов «Культура», хотя мне кажется, это одна из составляющих понятия культуры.

Честное слово, не знаю, случайно «мажут мимо аккордов» (потому что не знают значений слов и/или видят свой текст туннельным зрением – по одному предложению, по одному абзацу) либо с подтекстом не умеют работать. Вот пример: Маслееву как народной альтернативе противопоставляется интеллигентская альтернатива, Лукас Генюшас – потомственный московский музыкант, воплощение культуры, стабильности и качества.

Если правильно понимать слово «альтернатива», то в этом тексте сказано, что первую премию на КЧ дали музыканту, не отличающемуся культурой, стабильностью и качеством и в силу этого не принимаемому интеллигенцией. Уж лучше мы о нем не будем больше говорить (Д. Хармс).

Не порадовало то, что мне все время предлагали мыслить пещерными категориями, прыгать вокруг костра и играть в куколок вуду. Такие доисторические представления о «магии слова». Впрочем, они еще и в античные времена сохранялись. У рабов, чтобы они никуда не сбегали и лучше слушались, предлагалось отнимать собственные имена и называть их служебными частями речи – подчинительными союзами. Например, «хотя» или «потому что». «Эй, Хотя, пойди сюда!» «Эй, Потому что, принеси рукомойник!»

В современном журналистском варианте это выглядит так. Каждый человек, даже если он участник Конкурса Чайковского, един во многих лицах. Он может быть отличным сыном, но плохим братом, при этом талантливым певцом и никаким разгадывателем кроссвордов. Помните, как у Пушкина в послании Горчакову, которое начинается «Питомец мод, большого света друг, Обычаев блестящий наблюдатель…» и заканчивается фейеверковой россыпью пушкинского остроумия?

О ты, харит любовник своевольный,

Приятный льстец, язвительный болтун,

По-прежнему остряк небогомольный,

По-прежнему философ и шалун.

Чем больше «этикеток», тем больше возможностей вытаскивать их из кармана и приклеивать на лоб персонажу ту, которая отвечает тенденции, проводимой в статье. Например, Дебарг – «джазмен из бара», «парень из супермаркета», «студент-литературо- и искусствовед», «самоучка», «непризнанный гений», «ученик русской преподавательницы», «романтичный француз», «харизматичный француз»… Генюшас – «аристократ», «бабушкин внук», «опытный конкурсант», «сильный, маститый профессионал», «представитель московской фортепианной школы», «российский музыкант, активно работающий с романтическим дискурсом». Вам кто больше нравится?

С помощью «правильной» этикетки можно переформатировать что угодно и кого угодно: включить в систему своих представлений и удобный для себя дискурс. Например, русскость и вне-пиарность Дмитрия Маслеева легко переформатируются во «в меру провинциальный».

Самая ценная этикетка, разумеется, – «настоящий музыкант». Поэтому приклеивать ее надо только на себя, решительно, как это делает пианистка Е. Мечетина:

– Все эти аспекты относятся к теме конкуренции. Вы ее ощущаете на себе?

– Настоящие музыканты не особо задумываются над этим или не выносят свои мысли напоказ. Музыкант должен заниматься только своими взаимоотношениями с композитором и со слушателем. Это благородный путь. В нынешнее время мы, конечно, не можем не думать о том, как нас преподносят.

А куда «настоящему музыканту» деваться, когда с тобой вот так корреспонденты общаются?

Понятно, что звонить конкурсантам накануне выступления — не лучшая идея. А потому мы связались с несравненной Екатериной Мечетиной — какой бы совет она дала ребятам в столь сложном смотре?

— Вы как суперпрофессионал, что бы отметили главного?

(Ян Смирницкий в «Московском Комсомольце»). Волей-неволей, полезешь в карман за «настоящей» этикеткой.

С этикетками надо уметь работать. Во-первых, чувствовать не только их понятийное, но и оценочное содержание. Во-вторых, нельзя не оглядываться вокруг и не читать, что пишут другие. А то бывает смешно…

Письмо 5. Зеркало для героя

И грустную песню заводит, Про родину чтой-то поет…

«По диким степям Забайкалья», русская народная песня

Мы, Руматы Эсторские, спокон веков не разбираемся в лошадях. Мы знатоки боевых верблюдов. Хорошо, что в Арканаре почти нет верблюдов.

А. и Б. Стругацкие, «Трудно быть богом»

Жюри конкурса пианистов своим решением сделало подарок не только слушателям, но и журналистам (которые этот подарок не оценили). Оставляя в стороне объективность и справедливость (я ведь обещала не оценивать музыку) присуждения первой премии Дмитрию Маслееву, не скрою восхищения тем, как это выстроилось драматургически. Хотя бы тем, как получили возможность болевшие за Маслеева или Дебарга вздохнуть разочарованно, когда русский пианист поднимался на сцену за спецпризом (лучшее исполнение Моцарта): «Все. Утешительный приз. Диме дадут не выше третьего» / «Паааачему не Люкаааааа?!!»

Почему первое место Маслеева – щедрый подарок для прессы? Потому что это роскошный материал, с которым можно работать, если, конечно, уметь и хотеть. Если встать на заведомо прагматическую точку зрения современного пиара, у нашего победителя прямо-таки бездна достоинств, из которых любой профессионал легко изготовит медийное «лакомство», если, конечно, у него есть совес… возможность отвлечься от создания образов пианистов-аристократов и джазменов-самородков.

1) «Беееедныыый!» Внешние и биографические данные победителя позволяют легко включить необходимый компонент нашей «народной любви» – жалость: из глубинки приехал – рука болит – вон какой худенький – в очкааааах… Это ничего, что за смущенной улыбкой и тихим голосом просматривается характер – армированный железобетон. Кнопка «Люблю/жалею» действует безотказно, особенно у женской аудитории, а она у классической музыки основная.

2) Эффект новизны. Про Маслеева не надо ничего выкапывать нового – все новое, что ни расскажешь. И да, в Бурятии и Новосибирске есть телефоны и интернет: туда можно, страшно сказать, позвонить. Как «позвонить», уважаемые журналисты? Рассказываю: берешь телефон…

3) Можно включить тему «сам себя сделал» – очень действенно. Хотя и лукаво.

4) Русский – настолько, что не находит понимания у многих западных слушателей. Судя по интернет-реакциям, они действительно пока не знают, как его приспособить в систему своих представлений.

5) Православный. Хотя о чем я? Для журналистов, которые с трудом пережили выбор, сделанный фортепианным жюри, это такой недостаток, что ни слова выжать из себя не получится.

И еще как минимум пять-шесть «кнопочек». Только нажимай. Но медийная вселенная молчит… А уж если заговорит, то следующее:

Застенчивый молодой человек из Улан-Удэ боязливо крестился перед выходом на сцену и растерянно улыбался в ответ на овации…

Для полноты образа остается только продолжить хрестоматийным: Дождавшись, когда хозяева и подмастерья ушли к заутрене, он достал из хозяйского шкапа пузырёк с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на тёмный образ, по обе стороны которого тянулись полки с колодками, и прерывисто вздохнул…

Это пишется после упоминания о 10 млн. просмотров трансляций, среди которых почти 30 процентов – российские просмотры, то есть все видели своими глазами: не было ни боязливо, ни растерянно. И тут же ("Язык мой – враг мой”!) вылезает и очень нехороший стереотип, многое говорящий об авторе: раз крестится – значит, боязливо. Нет, уважаемый, не поэтому большой музыкант – русский православный человек – крестится, выходя на сцену.

Но, конечно, до полной "юродивизации” образа победителя доходить все же нельзя – это понятно. Поэтому боязливо крестящийся Маслеев… чуть сев за клавиатуру, тут же превращался в стального коня. Тень Есенина хватается за голову в кулуарах консерватории. Ванька Жуков трансформируется в паровоз (ежели кто не знает, выражение «стальной конь» обозначает по-русски паровоз или трактор).

Другую газету откроем: Дальше имеет смысл переходить к выступлениям финалистов: золотая медаль — у 27-летнего россиянина Дмитрия Маслеева, превосходного музыканта и типичной "темной лошадки”, дебют которой вполне способен спровоцировать на западном рынке реакцию, называемую у маркетологов wow-эффектом.

Или так: Для меня наш победитель, Дмитрий Маслеев, – абсолютно темная лошадка. Он является выпускником Московской консерватории, два года учился в аспирантуре. Тем не менее до конкурса о нем никто ничего не знал, и это удивительный факт! Обычно ярких студентов видно сразу.

Или так: На него никто не ставил, за него никто не бился, он, «этот мальчик из Улан-Удэ», был совершенно никому не знаком – темная лошадка, при том, что он великолепный музыкант.

Или так: «Темной лошадкой» стал поначалу ничем не выделяющийся на фоне других конкурсантов скромный интеллигент из Улан-Удэ Дмитрий Маслеев.

Спору нет, «все мы немного лошади». Но не до такой же степени…

В общем, образ победителя раскрыт плохо. Двойка. Ситуация абсолютно противоположная тому, как «разрабатывается» Дебарг, «подаренный» организаторам и прессе публикой: не только журналисты, но и пресс-служба КЧ, подхватили знамя и, выхватывая его друг у друга из рук, распиарили «подарочек» на ура. Достаточно посмотреть, каким шикарным фото еще месяц назад никому неизвестного француза открывался сайт Мариинки в преддверии его концерта.

А по Маслееву били. И пребольно, потому что делалось это под маской объективности. Прямо по Салтыкову-Щедрину: «С одной стороны, нельзя не признаться, с другой стороны, нельзя не сознаться». Карамазовщина какая-то.

Но если обладатель Второй премии примерно отыграл Вторую часть, то Финал рассыпался под руками золотого лауреата. Причины срыва могут быть разными — внутренними или внешними, подконтрольными или нет. Но, скорее всего, это комплекс из чудовищной усталости, напряжения туров, тяжелых обстоятельств, объема и характера артистического запаса у музыканта, превратившегося на конкурсе из никому не известного «Иванушки» в «Царевича» с подкупающим балансом органичности и оснащенности без какого-либо спорного акцента на уникальности или силе художественных решений. Сложно сказать как для международного, но для российского музыкального менеджмента Маслеев — находка. В его игре нет того призвука элитарности, какой делает музыкантов интересными или скучными, но так или иначе отрезает их от массового спроса, особенно в регионах. (Коммерсантъ)

Какой «Иванушка»? Знаю двух. Первый – пил из копытца и превратился не в царевича (снова… тема копыт…) Второй – дурак. Это о тончайшем и осмысленнейшем пианисте конкурса.

Нет, автор, безусловно, «не хочет обидеть». Просто такой запас образов русской культуры. Вытащила, что лежало на поверхности подсознания: для Маслеева – Иванушку-дурачка, для Ариунбаатара Ганбаатара (обладателя Гран-при) «с его богатырским артистизмом, отменной природой и младенческой выучкой» – Илью Муромца с печки: Певец из Монголии — что слезший с печи Илья-Муромец, он совсем недавно вышел на профессиональную сцену.

Почувствуйте разницу: обворожительный француз Дебарг, который всего четыре года назад начал заниматься профессионально – браво! бис! – и здоровенный монгол Ганбаатар, который – о ужас! – совсем недавно вышел на профессиональную сцену. Руки тянутся к сочинению Карла Юнга «Душа человека».

Вы скажете – придираюсь? Никто кроме меня этого не заметил / не придал никакого значения? Те, кто выбирал новую эмблему для Конкурса, тоже так думали. А вот зрители в зале (причем не одна молодежь, а консерваторские пожилые дамы) обсуждали эмблемы, висевшие по сторонам портрета Петра Ильича, в контексте пресловутой радуги на стенах Белого дома. Хорошо, что на церемонии награждения акцентировали специальности не почти-ЛГБТ-радугой, а одноцветными «улиточками». Отвлекло немного. Кстати, к «гласу народному» стоило все-таки прислушаться: хотелось бы видеть лицо Петра Ильича на эмблеме нашего конкурса.

При всем уважении к знаменитому американскому дизайнерскому бюро Chermayeff & Geismar, которые придумали и квадратик National Geographic, и книжечку Национальной библиотеки США, и всем известные цветные буковки Mobil, на эмблему нужно было позвать кого-то из наших «Иванушек». Знаменитости в дизайне – это еще больший пиар-конструкт, чем знаменитости в музыке. Дизайн культовых национальных событий – дело тонкое, лучше всего, чтобы им занимался кто-нибудь, кто бы «мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал».

Кстати, о пиар-конструктах. Я двумя руками, с учетом Большой Идеи, о которой говорилось ранее, голосую за пианиста Маслеева. Потому что в этом случае у меня идеализм не просто непримиримо конфликтует с прагматикой, а имеет шанс ее победить.

Прагматика спрашивает: когда начнут «пасти коня»? (см. первый эпиграф) То есть приступят к формированию медиаобраза победителя. К мощной раскрутке нового супергероя (даже не верится, что мы говорим о классической музыке). Ничего не надо придумывать. «Джордж Ли, – говорит прагматика, – это наше все. Делай, как он, и выиграешь! А если ты уже выиграл, все равно делай, как он». Всегда должна быть в конце события жирная информационная точка.

На фоне трогательных обращений Ли и обиженного интервью Генюшаса кто-то должен был взять Маслеева за руку (да, я понимаю, что это бесчеловечно) и сказать: «Домой потом пойдешь. Вещай. Формулируй. Неси мессадж». А лучше бы было за него написать. From the bottom of his heart. Великая честь. Великая поддержка. Великие перспективы. Чтобы не хуже, чем у американца. Мы, уже утвердившиеся поклонники, без этого обойдемся, естественно, Мир, уже давно заменивший одного из китов на пиар, не простит, если почувствует себя не замеченным и не обслуженным.

Но вот тут и возникает конфликт прагматики с идеализмом. У нас образовался такой победитель, которого – по его общей повадке и скупым пока медийным проявлениям – легче представить играющим сто сорок концертов в год, чем тупо генерирующим весь этот набор молодого бойца from the bottom… Внеположенность Маслеева медийной «матрице» очевидна и поклонникам, и противникам. Для первых она настолько одновременно неожиданна и долгожданна, что будит идеализм и вселяет надежды.

Как пишет в комментариях к его интервью одна из слушательниц «Орфея»: «Дмитрия Владимировича с огромным удовольствием воспринимаешь в этой беседе юным, смешливым, застенчивым, скромным. Придётся ему привыкать к дотошности интервьюеров. Хотя вполне может направить нас всех, интересующихся его внутренним миром, к той музыке, которая звучит под его пальцами. Она расскажет много больше и точнее. Удивительно благородное звучание. Это слышно. Дмитрию душевного равновесия, спокойствия, сосредоточенности, чтобы концертная суета не помешала, не нарушила. Буду слушать его обязательно, со всем вниманием и взыскательностью».

Идеализм чистой воды, но весьма показательный: значительная часть публики ждала именно такого «героя», с полным набором перечисленных качеств (то, чего нет, – додумаем) «высокого регистра».

А это совершенно неприемлемо с точки зрения современных «тружеников» информационного поля: Маслеев со своим спокойствием, сосредоточенностью, благородным звучанием и немодной ныне самоиронией не вписывается в те стилистические модусы, в которых они привыкли работать и чувствуют себя словно рыбы в воде. Ни в ерничанье («для тупых животных, над которыми я четвертая власть»), ни в неблагородное снобство через оттопыренную губу, невероятно льстящее тем читателям, кому в качестве жизненного стержня необходима приобщенность к элите («Читая подобный текст нужно гордиться, что и ты приобщен, вхож…»), ни в стилистику «теннисной пушки» из Самых Современных Слов (опционально: Очень Ученых Слов), соединяемых с помощью миксера.

В упомянутом материале на «Орфее» прекрасно слышно, что ни вопрошающие дамы не знают, что с интервьюируемым делать, ни он – что с ними. Победитель КЧ-XV (такой, каким его хотят видеть поклонники, не согласные на примитивную «сказку про Золушку») требует классически высокого стилистического регистра – размеренного, уверенного, осмысленного. Рафинированного. Такого, который задает его учитель Михаил Петухов в интервью «Музыкальной жизни». «Люблю определенное, ясное и красивое, и умеренное…» – говорил Л.Н. Толстой.

В другом регистре Маслеев вряд ли получится. Интересно понаблюдать, что будет с победителем Пятнадцатого Чайковского, если у него состоится карьера: он ли встроится в медийную матрицу и начнет нам рассказывать, насколько he is happy идти благородным путем настоящего виртуоза, или она под него все же «прогнется» и мы будем слышать определенное, ясное, красивое и умеренное не только от старшего поколения?

Письмо 6. Короли и… капуста

Я выдумал все это

И сам боюсь теперь,

Их нету, нету, нету.

Не верь. Не верь. Не верь.

Г. Иванов

Очень трудно понять, отчего швейцары и капельдинеры так важны, надменны и величаво невежливы.

А.П. Чехов.

Выше я говорила о нежелании журналистов пройтись хоть по краю непаханого информационного поля вокруг Маслеева. С остальными конкурсантами получилось не лучше. Все участники финала пианистов, кроме Дебарга и Ли, (то есть все наши) выведены в пробирках, не имеют друзей, родственников, однокурсников, преподавателей. Ох, нет, у Генюшаса была бабушка – знаменитая Вера Горностаева, она очень пригодится, чтобы его унижать:

Когда-то бабушка Лукаса, знаменитый педагог Вера Горностаева, написала громкую проблемную статью «Музыкант или пианист?». Парадоксально, но именно ее внук, ею наученный, пока, как и Харитонов, не пошел дальше простого укрощения рояля.

Пусть исполнительская манера Генюшаса оставляет меня равнодушной, но мимо таких «художественных приемов» равнодушно пройти трудно. Мне кажется, что воспитанным людям должно быть очевидно: бабушек можно использовать только для позитива, для негатива упоминать бабушек не прилично, не вежливо, не культурно. И свидетельствует о слабости аргументации. Нечего Генюшасу «предъявить»? Предъявим бабушку. Нехорошо.

Никаких «Графов Монте-Кристо» наши пианисты не читают, приветы в Нижний Новгород не передают. Где любимая морская свинка Сергея Редькина, почему не засветилась в медийном поле? Ах, у него нет морской свинки? И золотой рыбки? А у Дани Харитонова спаниеля нет? (Я, кстати, в отличие от многих сопереживателей Конкурса, НЕ считаю, что самого молодого из участников финала Д. Харитонова, планомерно и целенаправленно «раскручивали», рекламировали, промотировали….

Если бы это было планомерно и целенаправленно, поверьте, мы бы а) этого не заметили, б) этому поддались. Мы каждый день это делаем, вступая в информационное поле политических, общественных, спортивных событий: поддаемся, не замечая).

Аууу, кто-нибууууудь? Эти люди, которых мы должны полюбить, сами что-нибудь любят, кроме рояля? Ни у кого ничего нет, кроме «совершенного пианизма и глубины трактовок» либо «безмятежного очарования, свежести и непосредственности музыкальных интонаций»? Маслеев – абсолютный инопланетянин с планеты Вакуум (хотя нет, ведущим радио «Орфей» 8 июля, иногда давая ему вставить пару слов в поток своих вопросов и комментариев, напоминавших беседу заботливых докторов с пациентом, удалось донести до нас, что он любит фотографировать). Он учился один на курсе в консерватории, жил в гордом одиночестве в общежитии, все его преподаватели – глухонемые и не могут дать интервью. Или у них предполагается амнезия? У всей Консерватории разом. Михаил Петухов гастролировал на Марсе все три недели?

Некоторый избыток моей эмоциональности можно списать на профессиональную обиду. Как выясняется, учим мы будущих тружеников информационных полей массе всего ненужного, что никогда в жизни им не пригодится. Fact mining, data checking… Ищи информацию, проверяй информацию, добывай информацию, систематизируй… работай с информацией, читай в строках, читай между строк… Ничего не надо. Никому не надо. Попадете в отдел «Культура» в центральной газете, и не надо будет ничего делать.

На всякий случай решила проверить: может быть, в музыкальном сегменте есть какие-то особые трудности с информацией? «Введите код доступа… пиии-пиии-пииии…» Позвонила своей выпускнице двухлетней давности (ныне – главному редактору корпоративной газеты в солидном промышленном холдинге), обрисовала проблему. Она только рукой махнула: «Кого вам сделать? Маслеева? Редькина? Давайте посмотрим, что можно «не выходя из дома»

Через двадцать минут: «Как и ожидалось. Все есть в интернете: семья, личная жизнь, сосед по общежитию, видеоряд… Первое интервью могла бы сдать через два часа, если бы хорошо заплатили». Звериный оскал корпоративной прессы. И в то же время умение работать с информацией.

Порядок букв в аббревиатуре (СМИ – это средства Массовой Информации, а не средства Индивидуального Мнения) забылся во время конкурса. Куда-то испарились от жара музыкальных и околомузыкальных сражений концентрированно-информативные, с незамутненным зрением и ясной головой написанные материалы, которые наши журналисты прекрасно умеют делать (см., например, или здесь). А ведь объективная информация – это не менее действенный способ воздействия, чем выражение точки зрения.

Выше я намеренно понизила градус дискуссии, вступив сама с собой в стилистическое противоречие: только что требовала «высоких регистров», а теперь – принесите мне в студию морских свинок. Сделала это сознательно: Мы живем в мире, в культурной парадигме которого классическая музыка, в силу своей сложности, должна бороться за выживание, используя при этом средства, создаваемые в рамках «более простых» и популярных областей культуры.

Важно, чтобы эти средства были действительно внешними по отношению к сути, инструментами привлечения слушателя, а не самоцелью. Но игнорировать их неразумно. Так же, как и сетовать на конкурсно-фестивально-тусовочный способ существования высоких материй. Любая творческая тусовка имеет столько же шансов перерасти в «Поднявший меч на наш союз…», сколь вероятно обратное.

Не время сейчас «не дорожить любовию народной». Смычком пиара не перешибешь, но это не повод лишать этот мир тех по-настоящему больших ценностей, которые у него остались. Любопытство – превосходное человеческое качество (Пушкин не любил ленивых и нелюбопытных), которое наиболее свойственно молодому поколению, и его можно использовать, чтобы пригласить колеблющихся в мир классики.

Люди есть люди. Они хотят кумиров, хотят информации о кумирах, хотят больше знать о музыке… интересного хотят, цепляющего внимание, углубляющего знания и расширяющего взгляд. Вокруг хорошей музыки (не в ущерб ей!) – хорошего информативного пространства. Разноуровневого: для специалистов – серьезное обсуждение, для дилетантов (ах, ах, ах!) – выходит Дахан (он все равно выходил) с морской свинкой: «Здравствуйте, сегодня мы ведем репортаж вместе с домашним любимцем нашего финалиста Х. Х очень любит животных. Его мама рассказала нам…»

Безусловно, если мне не покажут и не проинтервьюируют никого из вышеперечисленных живых существ, я переживу и все равно пойду на концерт того, кого мне надо. А вот молодые свежеприобретенные в конкурсной горячке поклонницы наших лауреатов – пойдут ли они на их концерт через полгода, если их не подпитывать информационно? Только вот одна печаль — продюсер Московской филармонии Антон Шалашов сетует: «Ох, если б все восторги, фанаты, пресса и поклонники сохранились хоть на год… Куда они исчезают после конкурса?» («Новая газета»).

Еще Конфуций учил, что дела не будет, пока каждый чиновник не поймет, как и почему называется его должность. «Куда, куда вы удалились?» – это явно ария не продюсера Московской филармонии. Я – публика, Лаура из «Дон-Гуана»: мне «двух любить нельзя». Если вы меня не заполучите для пианиста, которому полгода назад я аплодировала, это не его и не моя проблема – ваша. Если ничего лучше не изобретается, можно сшить майки с портретом Люки Дебарга. Или изучить личные сайты и фейсбук-страницы наших пианистов, Дебарга и Джорджа Ли. И почувствовать разницу.

Примерно такую, какая ощущалась между активным представлением конкурса в Интернете и информационной заброшенностью слушателей «на местах» (про Петербург не скажу, речь далее о московских залах). Да, студенты с выбритыми на затылках в честь конкурса скрипичными ключами, учительницы из детских музыкальных школ, мамы с детьми и консерваторские «старушки» валютных сборов не сделают. Но они ходят, и они тоже публика, даже если у них нет Интернета. Им информационное обслуживание предлагалось непростительно скудное, особенно если учесть простоту, с которой можно было бы решить вопрос.

Потряс буклет: никогда в жизни не покупала столько пустой белой глянцевой бумаги за цену чуть меньше стоимости билета. Информативность – близкая к нулю, если у тебя есть интернет (у тех, кто вне Паутины, по «загадочному» стечению обстоятельств почему-то не было и денег на буклет), иллюстративный материал и дизайн – «времен Очаковских и покоренья Крыма», шрифт выбирал человек, который с Останкинской башни видит невооруженным взглядом в институте Гельмгольца не только Ш Б м н к, но и последнюю строчку. (Нет, конечно, это дурной тон для меломана во время выступления пианиста вдруг захотеть посмотреть, а что он играл в предыдущем туре – зачем тебе это видеть, слушай давай!)

Еще один «велосипед» сегодняшнего пиара, не нуждающийся в изобретении. Ежедневные информационные листовки на ксероксе по количеству зрителей Большого зала отпечатать. После окончания всех соревновательных дней было достаточно времени для любого пиарщика, любящего свое дело, собрать материал и скомпоновать листовку.

Дел – на час. Пять минут – звонок (по предварительной договоренности!) любому специалисту: «Ваш короткий комментарий по поводу сегодняшнего дня?» Пять минут – извлечение из компьютера заранее подготовленной информации о том, как Тецлоф первый раз сел за рояль, что Редькин думает об озере Комо и т.п. Пятнадцать минут – копи энд пейст (с переводом) из англо- или русскоязычного сегмента Инета реакций зрителей и/или сообщений местной прессы типа «Наш Ли во втором туре!» Еще пять минут – копи энд пейст «Словарик меломана», «Это интересно…» и пр. Вокруг меня на Моцарте полряда не знало, что такое «каденция».

Вот только не надо: «А пусть не ходят…» А то мы тем, кто не знает различия между сюжетом и фабулой, запретим читать Бунина. Надо даже зашедших случайно взять за руку и вести дальше. Ладно, еще пять минут – рекомендации профессионалов: «Сегодня Х будет исполнять n-ый концерт Моцарта. Послушайте дома еще этот концерт в исполнении Y». Сверстали, распечатали, пошли домой. Кто? «Бедные студенты», набранные на практику по объявлению. Дешево и сердито. Ах да, еще две пачки бумаги по 200 руб. и 500 руб. на перезарядку картриджа. То есть на втором туре, скажем, получился бы не один листочек с программами выступающих (четкий, удобный, за что большое спасибо), а два.

Письмо 7. «Я – ваша ошибка, профессор»

Народу не нужны нездоровые сенсации, народу нужны здоровые сенсации.

А. и Б. Стругацкие

«Поверить алгеброй» невозможно многое на свете – не только музыку. В Международной палате мер и весов не хранятся эталоны популярности, элитарности, престижа, таланта, трудолюбия, одаренности, вежливости, деликатности и многих других составляющих нашей системы ценностей. Ценностями просто манипулировать, особенно в эпоху, когда для этого специально разработана масса приемов, и по отношению к русскому интеллигентскому уму, который по меткому выражению И.И. Павлова, «живет словами» («не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность»).

Я недоумеваю, отчего при всей конкретности и определенности, с которыми обычно выражается Гергиев, его идеи постоянно ставят с ног на голову. Вот идея – не просто вручить первый приз и распрощаться, а раскрутить победителя, чтобы его имя потом работало на престиж КЧ. Исходя из анализа американской прессы, который я давала в письме 2, стратегия абсолютно правильная и естественная. Известная всем нам с университетской скамьи. Мы о ней уже говорили: «Сначала студент работает на зачетку, а потом – зачетка на студента».

Из этого моментально выводятся два следствия, для меня совершенно неочевидные: а) Гергиев хочет видеть победителем только музыканта, который готов к выполнению этой задачи; б) если музыкант к выполнению поставленной задачи не готов – он неправильный победитель. Опять «Новая газета»:

Главный мэтр конкурса Валерий Гергиев считает, что победитель должен быть физически крепок, чтобы выдерживать жесткий график гастролей (в первую очередь самого Гергиева). И весь конкурс пианистов прошел под страхом того, что победят его представления. Сошлись на компромиссной фигуре: Дмитрий Маслеев (1-я премия) обладает яркой индивидуальностью и особым, совсем не оглушительным звуком.

Еще раз: а) и б) маэстро не говорил. Я уже упоминала здесь учебники по риторике, приведенная цитата – антипример для учебника логики. Победитель должен быть физически крепок. Каков компромисс «физической крепости»? Яркая индивидуальность. Ворон необычайно похож на письменный стол.

Живо представляется спортивная параллель. Награждают, скажем, на чемпионате мира по фигурному катанию спортивные пары. Поднимаются чемпионы на пьедестал. Выбегают члены жюри и говорят: «Вы, это… слезайте. Мы тут подумали и опасаемся, а вдруг вы ничего больше не выиграете. Это понизит реноме нашего чемпионата мира». Откуда эта аберрация в сознании у журналистов? Очень просто. Вот расписание Гергиева: Оно нечеловеческое, от него перестаешь дышать. А все, что нашему уму непостижимо, получает в журналистике, не умеющей работать с высоким регистром, знак минус. Непривычка восхищаться непостижимым. Привычка «лопать» розу.

К области непостижимого для среднего человека – и даже среднего музыканта – относится, кстати, и работа членов жюри. Объективно трудно Питеру Донохоу на slippedisc.com вести разъяснительную работу среди англоязычных меломанов, скептически настроенных по отношению к дееспособности жюри «Чайковского». По-хорошему надо было бы ограничиться пушкинско-сальериевским «Я знаю, я». Объясню.

У нашего гениального филолога Б.М. Гаспарова в книге «Язык. Память. Образ» есть убедительнейшее описание того, чем новичок и даже прилежный школяр в любом деле отличается от мастера. Мастер – это не тот, кто лучше других рациона%FѕDE%C EE%ю%ECE%8^%яет правила. Это тот, кто лучше других интуитивно реализует свои намерения. Если он шахматист высокого уровня, это не значит, что он забыл Е2 – Е4, это значит, что в его общем и моментальном видении происходящего на доске Е2 – Е4 занимает совершенно иное место, чем в системе правил, которой оперирует новичок.

«Наш шахматист, – пишет Гаспаров, – не просто научается быстрее соображать, куда можно поставить коня согласно правилам игры: он вообще больше не мыслит партию в таких категориях. Он видит не абстрактно дозволенные ходы и их возможные сцепления, но позицию как целостный образ. Этот образ имеет сложный смысл: он весь пронизывается нитями ассоциаций, воспоминаний о предыдущем опыте, интеллектуальных и эмоциональных реакций, вызываемых этими воспоминаниями; он подвижен, текуч, поскольку в нем симультанно разворачиваются по различным направлениям разные цепочки ассоциаций, выдвигающие разные возможные пути дальнейшего развития».

Так же и большой поэт – не тот, кто быстрее и точнее других отличает пятистопный ямб от шестистопного хорея, а тот, кто вообще не задумывается об этом. Иными словами, гениальный шахматист может бросить взгляд на доску и констатировать: «Белые. Мат в два хода», – а потом не помнить, как фигуры стояли. Он «просто» видел, что «Белые. Мат в два хода».

Возможность «просто» говорить «да» или «нет», заложенная в этом году в оценочную процедуру конкурса, вполне соответствует пониманию мастерства как способности иметь «целостный образ» того, что хорошо, а что плохо, даже не различая деталей. Способность признать, что по крайней мере некоторые из судей находятся на описанном выше уровне постижения профессии (что выводит их из сферы критики непрофессионалами и «нормальными» профессионалами) была бы очень полезна для самосознания нашей публики и журналистики. То есть я готова согласиться с критикой жюри в терминах «не захотели пропустить на первый тур» или «решили присудить только четвертое место», но не в терминах «не поняли его гениальности». Они не просто лучше нас разбираются. Это мы разбираемся (или не разбираемся), а они знают.

Письмо 8. В гостях у Безумного Шляпника

– Боюсь, что не сумею вам все это объяснить, – учтиво промолвила Алиса.

– Я и сама ничего не понимаю.

Л. Кэрролл

В обоих случаях – и когда адресуются к публике, которая в полной осязаемости, с кошельком в руках ждет за дверями, и когда уповают на читателя, который "придет и сможет оценить”, писательство – всегда конструирование самим текстом своего идеального читателя.

У. Эко, «Заметки на полях «Имени Розы»

То в интерпретации конкурсных и околоконкурсных событий и их словесном представлении, что показалось мне совсем уж анекдотичным, кратко изложу ниже. Поставлю оценки по конкурсной процедуре. «Да» (Я хочу услышать это в следующем туре à на следующем конкурсе) / «нет» (Хватит!).

Да, (ужас какой!) Гергиев «пригласил в жюри своих знакомых», включая известных пианистов, с которыми играет его оркестр.

Нет, он не мог пригласить в жюри людей, с которыми он не знаком. И было бы сверхстранно, если бы для совместных выступлений он приглашал одних артистов, а в жюри – других.

Да, все видели в трансляции медичи.тв, что после выступления Маслеева в третьем туре Гергиев за кулисами пожал ему руку.

Нет, это не была попытка оказать давление на жюри. В России мужчины при встрече пожимают друг другу руки. Они так делают.

Да, журналист, работающий в серьезном издании, должен перечитывать свои статьи, прежде чем сдать их в редакцию, а редакция – это место, где обязательно должен сидеть редактор. Нет, не нужно писать предложения из 39 или 46 слов, если ни вы, ни редактор их не имеете возможности вычитать:

Второй финалист – Джордж Ли из США, 19-летний музыкант, который наповал сразил публику фантастической виртуозностью…. Правда, пока виртуозность и эффектность (возможно, в силу молодости) уступают в его выступлениях содержательному аспекту, что продемонстрировала его интерпретация Вариаций на тему Корелли Рахманинова, где за классическим циклом вариаций не была услышана катастрофа – ни внутренняя, рахманиновская, ни приближение внешней.

Польской пианистке Юлии Кочубан, исполнившей три сонаты подряд – Вторую сонату Гражины Бацевич, Третью Шопена и Седьмую Прокофьева, где ритмический пульс финала она преобразовала в огромный энергетический поток звука, захвативший весь зал, но буквально опустошивший ее физически, зал устроил ей овацию за выносливость и эмоциональное исступление (Российская газета).

И пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, давайте научимся писать прилагательное лауреатский! Хотя спасибо, что не через Ц.

Да, в русском языке много фразеологических оборотов, которыми можно украсить речь. Нет, не надо речь портить неправильным их использованием. Ведь «буря в стакане воды» – это не «бессмысленная борьба», даже если вам так показалось. Это «волнения, споры из-за пустяков» (Ашукин Н. С., Ашукина М. Г. Крылатые слова. — М., 1960; Фразеологический словарь русского литературного языка. — М.: Астрель, АСТ. А. И. Фёдоров. 2008).

Профессиональная общественность была готова к бунту, когда узнала о том, что половина конкурса по выдуманной причине нехватки залов (в Москве!) переезжает в Петербург. Но, прекрасно понимая, что это будет буря в стакане (Гергиеву государство выдало карт-бланш), подниматься на баррикады не стала.  (Новая газета) Правильно, зачем лезть на баррикады из-за пустяков.

Нет, нельзя так обращаться с русскими культурными концептами и стандартными метафорами русского языка – вообще, с русской языковой картиной мира. Недоглядел Евгений Базаров, недостаточно настойчиво уговаривал друга Аркадия «не говорить красиво». Если статья называется "Итог прекрасной битвы” и строится на военной метафоре, то в ней должны звучать военные марши, а не топот сапог по пыльной дороге:

Конкурсный полк прошел от предварительных прослушиваний через первый тур, два этапа второго тура и финал к двум гала-концертам, растеряв по дороге прекрасных бойцов.

Хотя все равно, конкурс-то помер: Пятнадцатый международный конкурс им. П. И. Чайковского почил в Бозе – да здравствует шестнадцатый! Покинул, так сказать, сень земную. Отошел в лоно Авраама.

Нет, вряд ли стоит, говоря о музыке, танцевать при этом одновременно о живописи и литературе: Церемония объявления победителей XV Международного конкурса имени Чайковского должна начаться в 19.00 часов. «Уж полночь близится», – как сказал бы Пушкин (Пушкин???); рубленые, как пейзажи Сезанна, октавы – первый концерт Чайковского «от Дебарга».

Статья, из которой примеры, замечательная по эмоциональному наполнению, по передаче впечатлений «здесь и сейчас» от музыки, по уважительному отношению ко всем конкурсантам. Зачем же лишать читателя непосредственной свежести видения и расставлять по тексту подобные маркеры эрудиции?

Хотя значительно хуже, если незамутненная знанием свежесть видения обнаруживается в восприятии автором собственно музыки. Мне было интересно узнать, что замысел Первого концерта «нашего Петра Ильича» состоял в том, чтобы заставить слушателей по-доброму улыбнуться: Ли продемонстрировал вполне удачную попытку проникновения в замысел всем известного концерта нашего Петра Ильича: его прочтение вызывало добрую улыбку на лицах слушателей.

Нельзя не признать, что у тех, кто говорит о музыке, задача куда более сложная, чем у тех, кто пишет о литературе. «Трудности перевода», связанные с необходимостью не просто перекодировать с языка на язык, но постоянно мигрировать от словесно-логического мышления к наглядно-образному и обратно, огромны. Но наличие трудностей не означает отсутствия способов их преодоления. Например, чтобы в рамках одного текста гармонично совмещать непосредственность впечатления и эрудицию, нужны и кураж момента, и тщательная предварительная подготовка, аналогичная той, о которой говорит У.Эко, описывая работу над «любовной сценой на кухне» в «Заметках на полях «Имени розы».

Приведу цитату из Эко – ей здесь место (нежелающие отвлекаться от «Чайковского» могут ее пропустить, а желающим понять, как надо работать с культурно нагруженным текстом, она скажет много):

«Всем ясно, что любовная сцена на кухне составлена из обрывков богословских текстов, от Песни Песней до Св. Бернарда, до Жана из Фекана, до Св. Гильдегарды из Бингена. Во всяком случае, даже тот, кто не искушен в средневековой мистике, но имеет уши, понял это. Но когда сейчас ко мне обращаются с вопросами, откуда какая цитата взята и где кончается одна и начинается другая – я не в состоянии ответить. Дело в том, что у меня были заготовлены десятки карточек с выписками, книг с закладками, ксерокопий. Уйма всего, гораздо больше, чем мне удалось использовать. Но писал я эту сцену не отрываясь, на едином дыхании. Только потом я кое-что подчистил, прошелся поверху лаком, чтобы швы не сквозили.

Я писал, а приготовленные цитаты лежали рядом в полном беспорядке, и глаза мои метались от одной выписки к другой, и я хватался за что-то одно, а продолжал уже из другого места. Эту главу (черновой вариант) я сделал значительно быстрее, чем какую бы то ни было другую. Лишь потом я понял, что во время работы воспроизводил на клавишах ритм любовного акта и, значит, никак не мог останавливаться и подыскивать более удачную цитату. Единственное, что оправдывало мгновенный выбор цитаты и помещение ее в соответствующую строку,- был ее ритм. Тот ритм, который был мне в эту минуту нужен».

Можно возразить, что У. Эко писал толстый роман для вечности, а не газетную заметку «по горячим следам». Но если обозреватель/критик профессионально пишет о музыке, «карточек» и «книг с закладками» заготовить заранее можно?

Нет, мы читаем статьи о КЧ совершенно с иной целью, чем роман А. Белого «Петербург». Мы не склонны наслаждаться лингвистическими изысками авторов, тем более, когда их мощная образность приобретает психоделически-делириумный характер. Я как во время прошлого конкурса не могла представить себе «ароматный звук» и «лазурные красоты шопеновского пианизма», так и сейчас не уразумеваю, как можно «выбрать профессией рояль», «взволновать изысками мыслеформы» или быть «музыкантом благоговения перед великими авторами». С родительным падежом особенно нехорошо:

Звуками, как пером гуаши, Люка Дебарг наносил штрихи к портрету.

Поразительно, но дисциплина рук Маслеева подчинена какой-то совершенно отдельной от него воли, а рафинадность подачи стиля эпох сочинений выявляет отменный вкус. Этот музыкант живет в тональности до мажор! Тональности рыцаря без диезов и бемолей и готов демонстрировать красота абсолютного мастерства. (сохранена орфография оригинала и рафинадность, долженствующая, по-видимому, обозначать рафинированность).

Вообще, образное мышление лучше отключать, читая о КЧ. Иначе образ Дебарга, облизанного Ассоциацией музыкальных критиков может стать навязчивым. Следующий фрагмент – 18+ (азартные игры, эротика, водолечебница, бокс):

Как в первом, так и во втором туре он выступал последним номером поздним вечером и все время путал карты… Если на первом этапе его программа прозвучала в более сдержанном, но благородном эмоциональном ключе, то на втором – Маслеев стал доставать припасенные козыри из своего рукава и вогнал аудиторию в глубочайший шок. Публику ждал контрастный душ… Нокаут чистейшей воды – вот что сделал Маслеев. Уделив так много внимания старухе с косой, он положил ее на лопатки в этой музыкальной схватке.

Не думаю, что я здесь демонстрирую несоразмерную чувствительность реакций (бурю в стакане воды). То, что сошло бы в материале, посвященном менее статусному событию, в заметках о «Чайковском» режет слух – ведь предполагается, что интерпретатор должен вызывать доверие, что зеркало – не треснутое и не кривое, что освещение соразмерно предмету.

В 1827 году великий русский поэт А.С. Пушкин перевел небольшое французское стихотворение. В результате получилось великое русское стихотворение, которое – не содержания ради, а прежде всего из-за исключительного совершенства формы – следовало бы повесить над рабочим столом всем редакторам и журналистам, рядом разместив параллельные переводы того же французского текста, выполненные сокурсником Пушкина по Лицею А.Д. Илличевским и поэтом, скрывшим себя под псевдонимом Не-светский в 1864 году. Вот это, известное всем, стихотворение.

«Всё моё», — сказало злато;

«Всё моё», — сказал булат.

«Всё куплю», — сказало злато;

«Всё возьму», — сказал булат.

Вот перевод Илличевского:

Мое все! Золото кричало:

За что ни вздумаю, плачу.

— Мое, Железо отвечало;

Я граблю, что ни захочу.

Вот – Не-светского:

Возвыся голову, мечу сказало злато:

— «Я все возьму за звонкий свой металл».

— «Напрасный труд, давно все мною взято», —

Со скромностью меч злату отвечал [1].

Пушкин – гений. Свет солнца распространяется по прямой и освещает все, на что падает, так, что нам становится лучше видно. Никаких излишеств.

Письмо 9. Поздравляю вас, гражданин, соврамши

– Неужели тебе хочется, – взмолился я сквозь слезы, – неужели тебе хочется, чтобы кровь мою высосал тарантул со слоновьим хоботом?

Бертран Алоизиюс. «Гаспар из Тьмы», «Скарбо»

– И принц, доченька, когда увидел Золушку, весь вечер не мог оторвать от неё глаз…

– Пап, а зачем принцу был нужен Золушкин глаз?

Анекдот

Здесь надо отдать должное. Наши журналисты, находясь ближе к месту событий, куда меньше врали, чем иностранцы. Чего хотя бы стоит заметка на авторитетном slippedisc.com о «печальном результате конкурса Чайковского»:

"В финале было четверо потрясающих пианистов, а выиграл «не один из них», а тот, кто по минимуму удовлетворил всем требованиям, плюс оказался русским”. «Ни разу он зал не воодушевил».

Нагло, учитывая, что пишется для аудитории, которая смотрит трансляцию и своими глазами видит, что делается в зале. Аудитория, однако, в большинстве своем согласно кивает, хотя и голоса, призывающие посмотреть трансляцию и поверить собственным ушам и глазам, тоже звучат.

Наши, если и сообщали о не имевших места «фактах», то исключительно по незнанию. Но все равно «национального» освещения культового национального музыкального события не было. Повторюсь: за нас это никто не сделает. Каждый смотрит «со своей табуретки». Что бы ни сделал Гергиев, западные обозреватели не перестанут холить стереотипы своего читателя и петь боевую песнь про политизированность «Чайковского». Но делают они это так, что пальчики оближешь.

Например: But then classical music is as much a part of Russian politics as its attitude to neighbours and this was the winners’ gala of the monumental four-yearly Tchaikovsky music competition, which never ceases to be a political event. That was why I went, after all – to see how today’s politics would play on the choice of top prizes, whether Russia would sweep everything, given present geopolitical sabre-rattling and this being Tchaikovsky’s 175th anniversary.

Действительно, очень интересно: обидят злые русские, у которых даже классическая музыка – часть политики и которые «до чужого добра жадные», французского самоучку очкарика-Дебарга, захапают себе все призы, или в них совесть проснется?

Ведь Дебарг он – «бееееедныыый!»: Lucas Debargue, a 24-year-old with specs, an unenthusiastic moustache and a tendency to culotter, who mostly plays in jazz clubs and learns vast Russian piano pieces by ear from other people’s recordings, captivated all with his individual, gossamer musicianship and ended up in the final.

Особенно трогательно про то, как Дебарг «учит огромные произведения русских композиторов со слуха, по чужим записям» (не просто по записям, а по чужим!)

Чтобы «сделать» Дебарга, все средства хороши. Талантливый – мало, «беееедныыый!» – уже лучше, но мало… А, вот! Идеально сработает в русском контексте! Путин. He was even invited by Gergiev to play in front of Putin. This really isn’t done – it’s never been done. Теперь вы осознаете все величие Дебарга? Гергиев пригласил его играть перед Путиным – беспрецедентно.

Поступил в музыкальное учебное заведение? Нет, это нам не подходит. Лучше так:

… he was put in touch with a hot-house Russian piano coach in Paris. After four years working with her, he was in the final of the Tchaikovsky competition, playing with an orchestra for the first time in his life. Put in touch – где-то он с ней познакомился, с русской учительницей музыки в Париже, не-важно-как-зовут-эту-тетку. Главное, что он первый раз в жизни на КЧ играл с оркестром. Не с симфоническим, а вообще (ложь).

И все равно мало – у нас ведь есть Концепция, для которой нужен портрет гениального Дебарга, доблестно прорывающегося сквозь строй противника (что-то в стиле Делакруа). Ага, образ врага еще не раскрыт. Нужно вызвать Бабу-Ягу:

His finger technique, honed in jazz, is so odd, so individual, that an eminent Russian piano teacher actually walked out of his Tchaikovsky concerto playing… in the final, saying loudly she could not endure to hear the piece being played by someone who had evidently not been properly trained. Бежала в панике от его джазовой техники известная (а как еще?) русская преподавательница фортепиано – прямо посреди дебарговского Концерта Чайковского вылетела из зала. Не могу, говорит, это вынести, когда такой неуч играет.

И для достижения полного катарсиса необходимо изящное лягательное движение в сторону кого-нибудь из «этих русских, которых двигают»:

I met the epitome of ‘proper’ Russian piano training, 16-year-old prodigy Daniel Kharitonov, another finalist, who’s studied systematically since he was five. A happy, balanced teenager, he clipped off about 20 per cent of the usual time needed to play the ferocious Tchaikovsky and Liszt first concertos, and said afterwards that none of it was difficult to play. Вот он – воплощение «правильного» русского музыкального образования, вундеркинд Харитонов. С пяти лет учился, жизнерадостный тинейджер. Сыграл Чайковского и Листа на двадцать процентов быстрее, чем положено – «урезал марш». «Мне, – говорит, – нетрудно». На фоне Дебарга просто какое-то недоразумение.

Вот так надо работать с фактурой. Пока никто у нас не научится этого делать – трудно будет маэстро Гергиеву заниматься «брендостроительством». Но он справится. А вот как бы мне справиться? Как заложить в своих выпускниках достаточно иммунитета, чтобы они вдруг, попав в какое-нибудь центральное издание в отдел «Культура», не начали сами с собой разговаривать:

На втором туре многие участники играли стрессово. Михаил Турпанов в "Вариациях и фуге на тему Генделя” Иоганнеса Брамса, не чисто сыграв текст, впал в бескрасочный, почти ударный звук, от которого не избавился даже в скрябиновской сонате (N7), исполненной в кованной жесткой структуре, без гибкого "плазменного” скрябиновского движения. В Мессиане холодный, жесткий звук из рода "булезовского” авангарда выстроился на фортиссимо во впечатляющий поток постзвучий, эффектно зависавших в воздухе?

Или «танцевать об архитектуре»: Андрей Коробейников выразил свое презрение к гладиаторским боям, на первом же туре промахнув обязательные «школьные» миниатюры. А затем, выдержав паузу, сыграл 32-ю сонату Бетховена, как он говорит, «райскую музыку», в собственном, глубоко продуманном понимании. Некоторые члены жюри извертелись от возмущения. Но грандиозный перформанс состоялся: впервые за всю историю конкурса Коробейников сознательно бросил вызов унизительной для штучных артистов иссушающей гонке и закоснелым догмам, став своеобразным «Пусси Райот» XV конкурса. Но дальше 1-го тура его, конечно, не пустили.

Не знаю, льстит ли Андрею Коробейникову сравнение сразу с тремя женщинами в масках, но грандиозный перформанс нашей «культурной» журналистики в ее собственном понимании состоялся. Ничего, что то и дело от этого читатели впадали в звук.

Гладиаторские бои окончены. Остается надеяться, что за четыре года что-то изменится. Кто-то подрастет, получит диплом, и высокий регистр восторжествует. Вместе с fact cheсking и data mining. На нашем «необитаемом острове» любителей классической музыки и хорошей журналистики.