Продолжение. Начало в № 4 (декабрь, 2005 г.)

«Есть на свете немало гор, называемых Святыми. Однако, когда разговор заходит о Святой горе, всем становится ясно, что имеется в виду именно та, парящая над северными водами Эгейского моря. Причем подразумевается даже не сам географический объект высотою 2033 метра – его афонцы попросту называют шпилем, а весь длинный и узкий полуостров, как будто стремящийся оторваться от грешного европейского материка и застывающий в этом усилии взлететь.
Есть на свете горы и выше, и величественнее. Но нет более значимой в истории человечества, чем эта, Святая. Ибо у ее подножья уже более тысячи лет обитают особые люди, не похожие на нас… Их главное дело – приближение к Богу ради спасения себя и мира.»
(Из путеводителя «Русский Афон» М. Талалая) 

30 ноября
После литургии я еще раз переговорил с трапезарем Александром. Затем закинул на спину рюкзак с небольшим своим скарбом и снова направил стопы в скит святой Анны, чтобы уже оттуда идти в Великую Лавру. По пути в нее я должен передать гостинец Александра его знакомому - иеромонаху Силуану. 
Шел быстро, но все равно дорога заняла около трех часов. Монах-чтец Феофилос узнал меня, вынес стопочку миндальной водки и лукум. Я снял с себя мокрую от пота одежду и решил немного отдохнуть. В это время в архондарик (гостиницу для паломников) пришел – почти прибежал, сильно запыхавшийся мужчина. Я перебросился с ним несколькими словами на немецком языке и почему-то решил, что передо мной немец (впоследствии оказалось, что он - грек, работает поваром на острове Родос). Паломник тоже шел в направлении Лавры. 
После того, как мы с ним отдохнули, вместе отправились дальше. Кругом лиственный лес, солнца совсем не видно. Но по сторонам смотреть и некогда – надо торопиться. То идем по щебню, то по каменным ступеням. Местами тропа вообще изрыта кабанами. 
Александр мне говорил, что ориентиром на пути к келлии Силуана будет висящая на дереве икона Божией Матери. Но ничего подобного не было. Куда идти – неизвестно. Мы с «немцем» кричали «Силуан!», «Силуан!», по ответвленной тропинке прошли, наверное, с километр. Бесполезно. Возвращаемся назад и идем по главной тропе. Мой спутник ушел вперед на поиски в надежде увидеть жилье. Вскоре вернулся радостный – нашел! Недалеко от основной тропы на дереве действительно висела икона, только другая – Амвросия Оптинского. В той стороне и надо было искать Силуана. 
Иеромонах оказался молодым – лет сорока с небольшим. Вместе с ним в келлии живут еще пять котов. Он обрадовался и нам, и гостинцу от Александра. Выяснилось, что когда-то Силуан служил в одной из воинских частей Новосибирска, расположенной в Ленинском районе. Ощущение такое, будто я встретил родного человека.
Передохнув, мы выпили по рюмочке коньяка для поддержания сил, закусив его лукумом и свежими, только что испеченными лепешками. Пока мой попутчик и Силуан разговаривали на греческом языке, я по приглашению хозяина прошел в соседнюю небольшую комнатку – алтарь, и приложился к Престолу. Рядом с алтарем за шторкой была расположена костница: на двух полках лежали семь белых черепов, на лобной кости которых выведены даты жизни и смерти. 
По давней местной традиции, тело усопших афонитов покоится на кладбище три года, а затем останки изымаются из могилы и переносятся в специальную костницу, которая существует в каждой святогорской обители. Если кости белые – человек угодил Господу Богу. Если желтые, инок, сверх того, был еще и подвижник духовной жизни. Ну а если темные, то это значит, что душа умершего была сильно отягощена грехами. Тогда останки вновь закапывают на три года, и все это время во всех монастырях Афона молятся за душу грешника. Белые черепа в келлии Силуана принадлежали монахам, жившим здесь до него. 
Хорошо в гостях, но время бежит неумолимо, пора отправляться в путь. Провожать гостей отправились и все коты Силуана. Сам хозяин догнал нас уже за калиткой своего «поместья» и подарил каждому по посоху. 
Мой спутник всю дорогу звонил кому-то по сотовому телефону. Пройдя со мной от келлии еще с километр, он несколько раз повторил мне «лавра, лавра», и свернул в другую сторону. Наверное, отправился в ближайший скит. Я остался один. Был уже четвертый час, а до Лавры добираться еще часа три. На юге темнеет рано и быстро, в шесть часов вечера (или в полночь по афонскому времени) ворота монастырей закрываются. 
Иду быстро, чтобы до заката успеть попасть в Лавру. Афон живет по византийскому времени, и момент захода солнца здесь и есть полночь. Уже часов пять вечера, стемнело так, что даже деревьев вокруг стало не видно. Вдруг тропа закончилась, впереди широкая и каменистая дорога. Где же Лавра? Повороты, повороты… Сколько уже иду, оглянулся - словно бы и не шел, а стоял на месте. 
Посох – вот мой большой помощник. Если бы не он, уже несколько раз бы упал. А, может, лечь возле дороги и отдохнуть до утра? Тут я пожалел, что не согласился остаться у Силуана, когда он предлагал заночевать и идти в Лавру утром…
Когда я пришел в обитель, ворота еще были открыты. Темнотища, ничего не видно! Где-то неподалеку тлели несколько кострищ, но света они давали немного. Я увидел дом с освещенными окнами, зашел в него и спросил, куда мне идти. Мне на русском языке объяснили, как пройти к нужному зданию, но в таких потемках пришлось его долго искать.
Но вот, наконец, нашел. На часах уже двадцать минут седьмого. В огромном помещении, куда меня провели, сидели три монаха. Я представился, мол, отец Николай, диакон из Сибири. Тогда один монах говорит: «А я Анатолий, из Харькова». Оказалось, он на Афоне уже шестой год, Позднее, когда мы ужинали в трапезной, Толя был моим переводчиком: я рассказывал о путешествии, а он переводил этот рассказ грекам. Тем было интересно: приехал из Сибири, иду один, без группы. 
Вернувшись в келью, с удовольствием переоделся, снял ботинки и надел тапочки. Вещи свои развесил на посохе, на соседней кровати, разложил на столе и после вечерней молитвы бухнулся в постель. 

1 декабря
Проснулся рано, задолго до того, как начали бить в симантрон, или било (деревянную доску, играющую роль колокола). Побродил по Лавре. Она занимает огромную территорию, наверное, по площади не меньше, а то и больше Троице-Сергиевой лавры. Строений много, все хорошо освещены, но все же мне пришлось немного поблуждать в поисках своей кельи. Я хотел заранее собрать свои вещи, чтобы сразу после ранней литургии первым автобусом добраться до монастыря Каракалл. Опасения насчет моего «нелегального» положения не покидали меня. Да и вообще, по афонским обычаям, паломникам не полагается находиться в монастыре больше одного дня. Исключения лишь подтверждают это негласное правило. Удары в било раздались в тот момент, когда я складывал вещи в рюкзак. 
(Уже позднее, когда я вспоминал о своем путешествии по Святой Горе, родилось двустишие:
И звуки слышно симантрона
Над всем величием Афона…)

В кафоликоне во имя святого Афанасия несколько приделов. Освещаются они только лампадами. Анатолий принес мне черный кожаный пояс, греческую скуфейку (они и сейчас, спустя год, со мной). Он несет в храме послушание экклесиарха: зажигает лампады, ставит аналой, вносит свечи, читает Апостол. 
Я обратил внимание на паникадило: здесь оно большущее, В один из моментов литургии – я видел это впервые, Анатолий специальной палкой с крючком на конце раскрутил хорос - свисающий на цепях из-под купола храма литой бронзовый обруч, украшенный изображениями 12 апостолов. Его диаметр приблизительно шесть метров. Метровые свечи на нем зажигают при помощи длинного шеста, к концу которого крепится горящая свеча. Паникадило расположено в центре хороса. Анатолий раскрутил его в горизонтальной плоскости в одну сторону, а паникадило – в другую. И они долго кружились так до окончания службы. 
Почти во всех монастырях есть чудотворная икона Божией Матери. Здесь она вся была увешана золотыми и серебряными крестиками, орденами, кольцами, часами, цепочками, украшена монетками – знаками благодарности Пресвятой Богородице за исцеление от недугов. Я подошел к чудотворному образу, поставил свечи, помолился с земными поклонами. 
Деревянные стасидии расставлены полукругом, в два ряда. Этих кресла с высокими подлокотниками помогают монахам выдерживать многочасовые ночные службы. Но они так скрипели от старости, что сидеть на них оказалось невозможно. 
На клиросе пели не более двух—трех человек. Любопытно, что наклоны, где лежат тексты, вращаются. Очень удобно: если тебе нужно, повернул наклон к себе и прочитал стихирь или кафизму. Сверху над читающими на шнурочках подвешены круглые керосиновые лампы. 
Кстати, еще о внешних отличиях наших и афонских богослужений: кадят на Афоне тоже по-своему, держа кадило в руке. Такие ручные кадильницы называются кации. Правда, ими пользуются не везде – в некоторых монастырях есть и привычные нам кадила на цепях. 

2 декабря
Я все еще боюсь неприятностей из-за своего «контрабандного» статуса. Поэтому сразу после утренней службы поспешил на автобусную остановку, чтобы доехать до ближайшего монастыря. Провожал меня Анатолий. Он подарил на прощание крестик, ладан, частицу дерева Афанасия Афонского и передал мне записки для молитв о здравии и упокоении.
Когда я сел в автобус, незаметно для себя уснул и вместо монастыря Каракалл приехал прямо в Карею (столицу Афона). Вначале расстроился, но, видно, Божьей Матери было угодно успокоить меня в отношении моего положения. Здесь я встретил монахов из московского Свято-Данилова монастыря. Они объяснили, что никакими особыми неприятностями отсутствие диамонитириона, или «подорожной грамоты», мне не грозит. Успокоенный в этом отношении, я решил из Кареи пешком идти в Иверский монастырь. 
Шел со своим посохом, как обычно повторяя Иисусову молитву. Иногда каменистая тропа раздваивалась, а указателей нет, так что порой я и сам не знал, куда иду. 
Через два часа такой ходьбы дошел до монастыря Кутлумуш, где меня встретили неизменной стопочкой миндальной водки и лукумом. Отдохнул здесь и пошел дальше. Но сначала зашел в небольшой книжный магазинчик и купил греческий молитвослов – это была просьба диакона Владимира Добринова из Вознесенского кафедрального собора Новосибирска. 
Тропа, извиваясь около одной горы, переходит к другой – мимо ущелий, обрывов и пропастей. Суровые скалы, заросшие колючими хитросплетениями лавровишни, диким кустарником фломмосом с ярко-желтыми шапками пышных соцветий -посмотришь, и не хочется отходить в сторону от дороги, так еще живо в памяти воспоминание о спуске от пещеры преподобного Антония Печерского (См. начало «Путешествия…» в №3 за 2005 г. – Авт.). 
Иду полчаса и думаю, что, если бы махнуть напрямик, через ущелья, весь мой путь до Иверского монастыря занял бы минут десять. И такая дорога – на всем северо-западном побережье Афона. 
Но вот и монастырь. Его территория, на мой взгляд, гектаров тридцать. Гостинник отец Павел, высокий, седой монах крепкого телосложения, взял мои паспорта, сличил фотографии и сам заполнил все нужные графы в книге посещений.
Немного отдохнув в келье на втором этаже, я пошел на службу в собор Успения Божией Матери. Как всегда, поставил свечи, подошел к ковчегу, где находились, кроме святых мощей, частицы облачения, положил на стекло иконы Божией Матери привезенные из Москвы Ее иконки. 
После акафиста Иверской Божией Матери была трапеза. Я ел первое, второе с зеленым горошком, хлеб, маслины, виноград, выпил стакан монастырского вина. 
Моя келья здесь – это комната с большими окнами, в которой помещаются шесть кроватей. Чистым платком я протер развешенные на стенах иконы – так, как делал во всех монастырях, где успел побывать. 

3 декабря
Немного поспал и пошел на литургию. И здесь, как в Лавре святого Афанасия и других монастырях, во время службы раскручивали хорос. 
После богослужения побродил по территории Иверона и встретил томского игумена Силуана и его спутника Евгения. От них узнал, что меня успели запомнить в тех монастырях, где я побывал.
Но пора снова отправляться в дорогу. Попрощался с гостинником отцом Павлом и пошел на автобусную остановку, которая была в 30 метрах от берега. 
Ждать пришлось долго. Было облачно, на море штиль. Я ходил по берегу, кидал в воду «блины». Наконец из Кареи приехал автобус, на котором я доехал до монастыря Каракалл. 
Вокруг – живописный лесной массив, прорезанный дикими ущельями. Сам монастырь, расположенный на склоне горы, занимает небольшую площадь. 
Меня поселили в маленькую комнатку на втором этаже, расположенную в середине коридора. Я спустился во двор, и, так как служба еще не начиналась, остановился у монастырской стены. Тут ко мне подошел иеромонах. Когда мы познакомились, Иоанникий (словак по национальности) сказал, что удивлен моим паломничеством в одиночку. В это время застучали в било, и наш разговор прервался. После вечерни мы с Иоанникием долго беседовали, сидя на скамейке во дворе. 

4 декабря
Недолгий сон – и я иду в собор первоапостолов Петра и Павла на всенощное бдение по случаю праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы.
В конце литургии ко мне подошел Иоанникий и спросил, хочу ли я причаститься. Конечно, я хотел. Но возможно ли это, ведь я исполнил только утреннее правило? Ни молитвы ко Святому Причащению, ни одного канона не прочитал… Иеромонаха мой ответ не смутил. Он ответил, что я все это восполню позднее. 
Все причастники встали на колени, предстоятель вынес Святые Дары, прочитал молитвы на греческом языке. И я впервые за десять лет службы у Престола Божия сподобился принять причастие без подготовки. 
Уезжать надо рано, поэтому завтракал один на кухне. В это время Иоанникий принес мне несколько икон: с изображением апостолов Петра и Павла, 12 апостолов, греческого новомученика Гедеона и святого великомученика Георгия Победоносца. Сходив в келью за моими рюкзаком и посохом, он проводил меня до остановки автобуса. Здесь я попрощался со своим благодетелем и поехал через Карею в афонский порт Дафни, чтобы затем на пароме отправиться в Пантелеимонов монастырь – одну из немногих оставшихся на Святой Горе русских обителей. 
И сейчас, по прошествии длительного времени, я часто вспоминаю иеромонаха Иоанникия и Каракаллов монастырь. Возникает желание вернуться в эту обитель и надолго остаться там.

(Окончание в следующем номере) 

Самый главный на Святой горе и самый большой монастырь был построен в 963 году преподобным Афанасием на оконечности Афона – на руинах древнего города Акроафона. С первых лет своего существования он находился под покровительством византийских императоров – Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия. Позднее обитель немало пострадала от опустошительных пиратских набегов и турецкого ига, во время которого иноков поддержали русские цари. 
В конце XVIII века началось возрождение обители. Были построены мощные крепостные стены, башня Цимисхия, а в центре монастырского двора – кафоликон (собор) святого Афанасия. Его архитектурный стиль был назван святогорским, по этому типу построены и остальные соборные храмы на Афоне. 
Монастырю принадлежат: скиты Святой Анны, Кавсокаливы, Честного Предтечи и монашеские поселения Катунаки, Карулы, Святой Василий, Керасья, Вигла и Провата. 
Среди святынь Великой Лавры -- саккос (императорская одежда), венец и Евангелие Никифора Фоки. 

Обитель была основана в X веке выходцами из Иверии (Грузии) учениками преподобного Афанасия -- Иоанном, его сыном Евфимием и племянником Георгием. Она была построена на месте, где прежде находился монастырь святого Климента, а до этого – храм Посейдона. Со временем Иверон перешел в греческие руки, но связь с Грузией, а также с Россией, не потерял. При царе Алексее Михайловиче монахи Иверского монастыря устроили центре Москвы подворье и часовню. 
Соборный храм монастыря назван в честь Успению Богородицы. Перед Царскими Вратами в нем подвешена лампада, которая время от времени самостоятельно раскачивается, призывая народ к покаянию. 
Главная святыня обители – чудотворная икона Божией Матери Портаитисса, или «Вратарница», которая в 1004 году из Никеи Вифинийской сама по морю прибыла на Афон. Перед иконой возжена серебряная с позолотой лампада в форме лимонного дерева. 

Монастырь построен в X веке и освящен в честь святых первоверховных апостолов Петра и Павла. В средневековье из-за опустошительных пиратских набегов находился в запустении, из которого в XVI веке его вывел господарь Влахии Петр, позже принявший здесь постриг. В 1875 году монастырь пережил крупный пожар, многие здания сгорели. Позднее они были построены монахами заново. 
Кафоликон во имя первоверховных апостолов Петра и Павла был построен в XVI веке вместе с характерной башней, придающей всему ансамблю вид крепости. 
В монастырской библиотеке хранятся более сорока пергаментных кодекса IX—XIV веков. Особую ценность представляет свиток, содержащий Божественную литургию святого Иоанна Златоуста.

Монастырь расположен возле Кареи – столицы Афона. Был построен, по одним данным, в XI, по другим – в XIII веке. В XIV веке после разгрома разбойниками-каталанцами был отстроен заново с помощью правителей придунайских княжеств, так как его игумен Харитон много содействовал духовному возрождению Румынии. В одном из приделов построенного в это время собора Преображения Спасителя находится чудотворная Страстная икона Божией Матери. Резной иконостас кафоликона считается одним из самых прекрасных на Святой Горе. 

Карея (греч. кариес – орешек)– это единственный город на Афоне и его столица с 882 года. Здесь расположено местное правительство, Протат, или по-другому, Священный Кинот. Он призван вершить судьбы святогорцев, определять их внутренние отношения и помогать взаимодействию с внешним миром. Члены Протата избираются из представителей двадцати «господствующих» монастырей (после откола Эсфигмена их стало 19). 
В Карее всего одна главная улица и несколько переулков. Центр города занят старинным Успенским собором. В горнем месте его алтаря хранится чудотворная икона Божией Матери «Достойно есть». Богослужения в соборе совершаются священниками, назначаемыми Протатом из всех афонских монастырей. 
Вдоль главного «проспекта» расположены мастерские, кофейни, лавки с изделиями, изготовленными агиоритами (афонскими монахами) для поддержания своего скудного иноческого быта. 
В столице Афона находятся также 19 конаков, или антипросопионов – представительств монастырей, где живут члены Протата (Кутлумуш расположен вблизи от Кареи, поэтому своего конака не имеет). Кроме того, здесь имеются резиденция гражданского управляющего и учреждения органов государственной власти Греции.