Юлия Панова. Матрешка

- Любушка! Любушка! – звал её откуда-то издалека голос крестного, а она все кружилась на полянке, не желая уходить. Наконец она открыла глазки и увидела над собой склоненное доброе лицо своего крестного.

- Вставай, Любушка, с днем рожденья тебя!

У неё был самый чудесный крестный на свете, потому что он был художник. Сколько раз она с восхищением смотрела, как его рука выводила то белку, прыгающую с ветки на ветку, то пантеру, приготовившуюся к прыжку, то выгнувшего спину котенка, одним словом, ему поддавалась любая её фантазия. В отличие от папы, который был всегда чисто выбрит и носил военную форму, крестный носил бороду и вязаный свитер, а пальцы рук не отмывались от въевшейся в них краски.

Сейчас эти руки держали деревянную куклу – круглую и гладкую.

- Это матрешка, Любушка. Я сам для тебя её расписал.

Восхищенная малышка взяла её обеими руками – внутри неё что-то стукнуло. Она вопросительно взглянула на него. Крестный прижал свои большие руки к её ладошкам и открыл матрешку, как банку. Внутри неё оказалась еще одна – точь-в-точь, как и первая. Теперь она сама, без помощи крестного, раскрывала их одну за одной и ставила в рядок. Когда она достала последнюю, размером с её мизинчик, то не удержалась и захлопала в ладоши.

Поколение тех Любушек росло уже в то время, когда каждой среднестатистической семье приличествовало иметь наборы Лего и кукол Барби со всей утварью, поэтому появление Матрешки мама Любочки не оценила. Да и крестного она, честно говоря, считала чудаком. «Представляешь», - говорила она по телефону подруге, «мало того, что он Любочке сказал, что это мама с детками, так еще и нам с Серегой целую лекцию прочитал о развивающем характере народных игрушек и о том, что матрёшка – символ чадородия!» Видимо, на том конце переспросили, не поняв последнего слова, потому что мама, уже несколько более раздраженно, продолжила: «Хотела бы я посмотреть на него, если бы у него жена стала фигурой, как матрешка!»

Когда повзрослевшая Любушка вышла замуж, то вместо первенца, о котором они с мужем мечтали, у них родилось сразу два первенца. Забирали её из роддома всей семьей – у бабушек и дедушек это были первые внуки. Мама решила, видно, приободрить молодых и сказала с деланным весельем: «Вот и хорошо, что два – сразу отмучаетесь и все, живите спокойно». «В каком смысле отмучаемся?» -не поняла её дочь. «Ну, вы же больше не планируете детей?» - шепнула ей на ушко мама. «А ты разве со мной мучилась?» - хотела она спросить маму, но, на счастье, посыпались поздравления и вопросы со всех сторон и это все как-то забылось.

Недосыпание, ответственность и хлопоты материнства казались муками не только Любиной маме. Однажды Любу пришла навестить студенческая подруга. Данилка с Егоркой уже вовсю ползали, а потому Люба, устав от домашних дел, легла прямо на ковер и позволила своим карапузам ползать прямо по маме. Столько счастья сразу досталось малышам – и волосики мамины можно потрогать, и за нос потянуть, и за щечки, и за ушки! Ощущение умиротворения оттого, что они рядом, и возможность полежать так благотворно подействовали на неё, что в какой-то момент она даже задремала. В этот-то момент в комнату и вошла подруга. «Ты только представь себе»,- говорила она позже их общей знакомой, «наша Любаня так со своими гавриками упласталась, что лежит себе на ковре ничком, а они по ней ползают!» «Да уж, счастье материнства», поддакнула та.

Когда Люба призналась маме, что вновь беременна, та со вздохом сказала: «Ах ты, моя героиня, не слушаешь маму! Ну ладно, ладно, чего уж там, можешь на мою помощь рассчитывать – возьму часов поменьше, буду с твоими мальчишками возиться!» «Спасибо, мамочка, но скажи, тебе совсем внуки не в радость?» «Ну что ты, милая, в радость, конечно», спохватилась мама.

О третьей беременности Любушки мама догадалась сама. «Люба, а ты, часом не беременна?» спросила она как-то за обедом. «А что?», опустив глаза, спросила она. «Да я смотрю, ты опять из винегрета всю свеклу повыковыривала». «Знаешь, дочь, больше того, что я делаю, я уже делать не смогу – у меня ведь и своя жизнь есть. Так что сами себе забаву придумали – сами и справляйтесь». «Мам, да мы с Вадимом ни о чем и не просим», уверила она, но в глубине души все же обиделась. Поэтому в ближайшее воскресенье поспешила на исповедь. «Обиду свою выбаливай, конечно», сказал ей батюшка, «проси у Господа прощения, но страху не позволяй даже голову поднять – доверься Богу. Придет помощь, не сомневайся».

Как-то, после причастия, торопясь одеть детей, чтобы они не вспотели, она не заметила, как рядом с ней оказалась чистенькая, расторопная старушка, неожиданно вызвавшаяся ей помочь. Баба Аня – так она представилась – так ловко управлялась с малышами, что Люба нисколько не удивилась тому, что мальчишки уже наперебой ей что-то рассказывали. Часть пути они прошли вместе – оказалось, живут неподалеку. Так в жизни Любы появилась баба Аня, у мальчишек – Бабаня, а младшенькая называла её Няня, что, наверное, было ближе всего к истине. Мудрая няня Бабаня не стала раскрывать Любушке всей правды о том, как подошел к ней как-то отец Андрей и сказал: «Ну что, Анна, скорбела ты крепко о том, что старость у тебя одинокая – Господь услышал твои молитвы. Видишь вон молодую мать с близнецами и малышкой? Присмотрись – Бог даст, подружитесь».

Мама Любы сначала с недоумением отнеслась к появлению в семье дочери бабушки со стороны. Но, поскольку мудрая баба Аня никак не поколебала авторитет родной бабушки, обошлось без семейных обид.

Большую жирную точку в этой истории поставил все тот же замечательный крестный, когда подарил Любе на день рождения семейный портрет: Люба, окруженная малышами, Вадим с новорожденным сыном, бабушки, дедушки, баба Аня в образе Арины Родионовны и красующаяся внизу подпись: «У нашей у Любы теперь три сыночка и лапочка дочка - надеемся, Люба, не ставишь ты точку…» Примечательно, что тут даже мама Любы не усмехнулась грустно, а рассмеялась радостно.

А сама наша героиня, рассматривая портрет, заметила, что в композицию крестный включил множество деталей, среди которых были рассыпанные по полу игрушки. Среди пирамидок, машинок, мячей и неваляшек она заметила свою матрешку, ту, что крестный расписал для неё в детстве.