Юлия Панова. Молитва матери

Проводы в армию… В лучшие-то времена это было испытанием для родителей, своего рода первый самостоятельный полет, перед тем, как птенец покинет гнездо. А если прибавить к этому смутное постперестроечное время и тот факт, что русский парень идет служить в казахскую армию… Почему? По той простой причине, что он – как и многие другие советские граждане – стал гражданином Республики Казахстан.

Вначале все шло хорошо. Но чем ближе был день принятия присяги, тем тревожнее становились письма. Дедовщина, начавшаяся с мелких придирок, переросла в регулярное избиение. Васька не просил: «Мама, забери меня отсюда» - решение спасать сына пришло само. Как это сделать она ещё не знала, но уже собирала со своим старшим сыном вещи в дорогу. Взяли продукты, заняли у соседей денег и захватили с собой универсальное средство – спирт. Дело в том, что наша солдатская мать долгие годы работала на спиртовом заводе и – как и многие в то нелегкое время – зарплату частенько получала не денежными знаками, а продукцией завода.

Не было никаких планов спасения – была лишь горячая молитва к Господу, Пресвятой Богородице и во все время пути, и по приезду в часть. Внешне Н.Н. ничем не отличалась от обычной матери, приехавшей проведать сына – она готовила угощение для него, его сослуживцев и отцов-командиров. Но в душе её шло постоянное моление – и словами тех немногих молитв, которые она, как новоначальная христианка, знала, и простыми человеческими словами, обращенными к самой главной Матери на Земле: «Пресвятая Богородице, Спаси и помилуй сына моего. Помоги, Пречистая, увезти его отсюда». Негромкая казахская речь, долетавшая до нее («Ну погоди, вот мать уедет, мы тебе покажем…») делала молитву ещё горячей, еще усерднее.

Узнав, у кого находятся все его документы, она направилась прямо к этому офицеру. «Нам необходимо сделать копии его документов и заверить их  у нотариуса. Я их привезу после обеда». Молча, словно сознание у него отключили, офицер отдал ей паспорт и водительские права Василия.

И вот она уже сидит в комнате со своими сыновьями – справа и слева два сына, два крыла. Пора уходить, а как? И вновь горячая молитва устремилась к той, что может умолить Сына своего: «Пресвятая Дево, Матерь Божия, не остави!»

И вдруг все трое увидели в окне голубку, которая распростерла крылышки и трижды грудкой стукнулась о стекло. «Все, ребята! Идите, я потом». Она видела, как сыновья неспешно, не привлекая внимания, вышли за ворота, сели в автобус и уехали. Подождав немного, не переставая молиться, поднялась и она. Так же неспешно, чтобы не вызвать подозрений, вышла за пределы части и, увидев подъезжающую к остановке «легковушку», подняла руку. Водитель не задавал лишних вопросов и, остановившись лишь один раз на заправке, довез её практически до самого дома.

- Где дети? – спросила она, входя.

- Ещё не приехали, - последовал ответ.

В молитве прошло еще часа два. Наконец они вернулись. После коротких расспросов (оказалось, что в автобусе милиция проверяла у них документы и на вопрос, куда они едут, оба, не сговариваясь, назвали одно и то же место!) сели ужинать.

Василия – от досужих соседских глаз – спрятали на чердаке, а сами съездили на вокзал и взяли билеты на вечерний поезд до Екатеринбурга – там жил родственник – военнослужащий Российских Вооруженных сил.

Затемно вышли из дома и сели в поезд. Нервное напряжение давало о себе знать. Васька лег на верхнюю полку и лежал там с мертвенно-зеленым лицом, не спускаясь даже, чтобы поесть. А она…прекрасно понимая, что её беспокойство может вызвать подозрение, тем не менее, не смогла его унять. Часто выходила из купе, стояла у окна и выходила в тамбур. «Быстрей! Быстрей!» - мысленно подгоняла она поезд. Тут она заметила двух полицейских с собакой. «Пройдемте в купе», - сказали они ей. «Покажите ваши вещи». Не найдя наркотиков, они ушли, оставив после себя возросшую подозрительность соседей по купе – что это, мол, за люди, которых с собакой-ищейкой досматривают. «Господи! Если только мы выйдем в Екатеринбурге – я у первого храма упаду на колени и поцелую землю!»

И вот – вокзал Екатеринбурга. Сойдя на перрон, поискала глазами купола с крестами. Заметив неподалёку часовню, направилась к ней. Подходя к часовне, она почувствовала, как напряжение последних дней постепенно оставляет её и, упав на колени, со слезами стала целовать землю. «Господи Иисусе Христе, слава Тебе! Владычице моя, Богородице, слава Тебе!»

Сын, устыдившись такой набожности, толкнул её легонько в бок: «Ну что ты, как бабка старая разлеглась? Пойдем уже». И вдруг почувствовал, что нога онемела, и он не может ею пошевелить. Хочет поднять сумку – и не может.   - Мама, - растерянно прошептал он, - я не могу идти. 

- Что же ты наделал, сынок? Проси скорей прощения у Бога!

И после усердной – со слезами – молитвы Василий почувствовал, что нога стала постепенно «оживать». Затем он смог взять сумки и сделать первые шаги. Потом они пошли – в прямом и переносном смысле – в то будущее, где они всей большой семьей – с детьми, зятем, невестками и внуками  покинут ставшую негостеприимной Родину и вернутся на землю предков, где они смогут свободно жить, трудиться и исповедовать веру своих дедов и прадедов.

Но это уже совсем другая история.

2012 год