Анастасия КОШЕЧКО. Протоиерей Понтий Рупышев: «Жизнь наша созидается благочестием и рушится от нечестия»

На рубеже современности Россия переживает ситуацию колоссального мировоззренческого сдвига, находится в эпицентре процессов, аксиологический вектор которых при отчетливом духовно-нравственном и религиозном ренессансе направлен отнюдь не на созидание. Причины подобной ценностной трансформации заключаются, на наш взгляд, в забвении духовных первооснов отечественной истории и культуры.

Можно с уверенностью сказать, что в российском обществе наблюдается отчетливая поляризация между принятием и воспроизведением новой иерархии ценностей с ядром в виде индивидуальности, ее социальной успешности и прагматических интересов, – и сохранением традиционных духовных оснований русской культуры, центром которой всегда была личность , представление о человеке как существе духовно-телесном, образе и подобии Божием. Эта ситуация отражает глубинные духовно-мировоззренческие тенденции в виде реальных социокультурных вызовов, среди которых центральное место занимает инфантилизация, «задержка развития души» [1] , которая в силу неспособности личности адекватно оценивать себя и своё место в мире, ужаса встречи с жизнью приводит к кризису ответственности, разрушению иерархии и «переворачиванию» ценностей и смыслов, стремлению расширить границы нормы (особенно в ценностной сфере!), тяготению, в силу внутренней опустошенности, к разного рода ценностным суррогатам, «компенсирующим» духовные дефициты, часто неосознаваемые или осознаваемые на уровне отсутствия реализованности базовых потребностей. Трансформируясь под влиянием этих процессов из личности в индивидуальность, обретая свободу от нравственных оснований своего существования, человек неизбежно оказывается в аксиологическом тупике, поскольку даже неосознаваемый духовный вектор заставляет его искать что-то важное за пределами своей личности. И парадокс в том, что на этом пути духовный вектор человека может оказаться направленным как в сторону благочестия и созидания, так и в сторону нечестия и разрушения.

Именно эта фундаментальная духовная оппозиция, вынесенная нами в название доклада, становится системообразующей вертикалью личности и духовного наследия протоиерея Понтия Рупышева, подвижника ХХ века. На фоне культивирования своей уникальности и тотальной самоидеализации, мифологических представлений в ответах на вопросы об образцах и идеалах, мы встречаем удивительную личность подвижника, который близок нам не только хронологически, в силу близости эпохи, но и в силу глубины и точности осмысления тех процессов, которые большинство наших современников не могут отрефлексировать в силу неспособности видеть реальность, думать и говорить о ней.

Личность протоиерея Понтия Рупышева и созданная им Михновская община, существующая на территории современной Литвы до настоящего времени, представляет собой уникальное духовно-историческое явление. Опубликованное впервые в 1999 г. «Жизнеописание протоиерея Понтия Рупышева», написанное его духовной дочерью, непосредственным участником и очевидцем событий Варварой Николаевной Корецкой, архив Михновской общины, сохранивший важные для исследования духовной миссии отца Понтия письма, богословские труды, «Духовный дневник», свыше 1000 архивных материалов из мест служения батюшки в России, Литве, Латвии и Белоруссии, аудио- и видеозаписи, свидетельства его прижизненных и современных чудес, научные и богословские исследования [2] позволяют нам в хронологическом порядке документально реконструировать его жизнь и служение и увидеть уникальный опыт исповеднического мужества, опыт подлинной духовной жизни в ситуации апостасии, тотального разрушения в сознании людей ценностей Православия, искажения нравственных понятий и, как следствие, кризиса смыслов существования.

Среди биографических доминант, определивших особенности духовного подвига отца Понтия Рупышева, можно выделить следующие:

1. Духовный смысл болезней и страданий как отражение личного опыта. Понтий Рупышев родился в городе Ошмяны Виленской губернии, в семье служащего Виленского учебного округа Петра Виссарионовича Рупышева и его жены Александры Даниловны, семимесячным слабым ребенком. Из опасения смерти, был крещён незамедлительно, с именем в честь римского мученика третьего века Понтия.

2. Стремление к созерцательной жизни (пастырство в 1901 г., в 24 года, подвижнический, монашеский настрой в общинной жизни в Михново), которое для отца Понтия неразрывно связано с долгом пастырского служения. Как замечает протоиерей Павел Хондзинский, «в отличие от митрополита Антония, твёрдо усваивавшего монашеству благодатное первенство в Церкви, о. Понтий, напротив того, выше ставит пастырство, причем также на весьма интересно аргументируемых основаниях: в принципе, дары монашества и пастырства сходны: и тому, и тому дана «благодать преподобничества», но монах живёт небом, пастырь – пасомыми» [3] .

3. Духовное влияние святого праведного Иоанна Кронштадтского , духовника о. Понтия, которое проявилось в особом отношении к Божественной литургии, Таинству Евхаристии, проповеди Евангелия («твёрдая вера о. Понтия в то, что Евангелие прямо приложимо к жизни» [4] ), совершению миссионерских поездок; он любил сам читать каноны на утрене и вёл дневник, в котором фиксировал свои духовные переживания и мысли. Духовные чада отца Понтия свидетельствуют, что он всегда поминал отца Иоанна с особой любовью, рассказывал о нём и предсказал его прославление в лике святых.

4. Михновская община, проявившая свою духовную зрелость и способность отвечать на вызовы эпохи : «Итогом его пастырской деятельности стало создание в Виленском крае, в поместье дворян Корецких, православной общины монашеского типа, в которой, подобно апостольским общинам Древней Церкви, родовитые хозяева наравне с бывшими слугами добровольно, по Евангелию разделив имущество и труды по общему хозяйству, отдали себя на служение Богу и ближним» [5] . Центром и смыслом общинной жизни стала Литургия, объединявшая во Христе в Таинствах. Труд, послушание и молитва. С 1990-х гг. начинается приток в Михновскую общину новых сил в лице верующих, искавших подлинную духовность. До 2021 г. духовно окормлял Михновскую паству архимандрит Леонид (Гайдукевич), видевший отца Понтия ещё в детстве, сейчас – протоиерей Георгий Гайдукевич и иеромонах Иоанн (Ковалёв).

Глубокий духовный реализм дневника, писем, личных записок, выписок для народа отца Понтия позволяет нам рассматривать эти источники как ценный ресурс в духовно-нравственном воспитании детей и молодёжи, родителей и педагогов. Ценность трудов отца Понтия, «которые прямо могут быть названы сводом новозаветного пастырского богословия» [6] , обусловлена его пастырским опытом, вниманием к духовно-мистической стороне жизни Церкви и при этом точном и глубоком понимании специфики исторической обстановки, новой исторической эпохи, «где путь ко спасению уже не мог быть обусловлен традиционными формами жизни» [7] .

«Духовный дневник» пишется как текст авторского сознания, отражает его духовные и мировоззренческие доминанты, предстаёт в виде динамической и, в то же время, целостной в своих основаниях ценностно-смысловой системы, задача которой – постижение собственной глубины, своих подлинных устремлений, с одной стороны, и при этом – глубина жизни в Боге (« Духовный дневник»), радость внутреннего перерождения личности: «Какая отрада – жить во Христе для всех!» [8] .

Антиномии духовной жизни человека, описанные в святоотеческой традиции, через призму личного опыта пастырской и христианской жизни осмысляются в «Духовном дневнике» о. Понтия Рупышева через аксиологическую оппозицию «знания – духовный опыт». Эта оппозиция не представлена в виде целостного, хронологически упорядоченного текста, образующего специальный раздел духовной рефлексии, поскольку её роль более значительна с формально-содержательной точки зрения: с разной степенью словесной распространенности проявляя себя в записях дневника, эта аксиологическая оппозиция определяет формирование единого поля для развертывания мысли и богословских рассуждений, формирует своеобразный ценностно-смысловой каркас, основные линии которого постоянно актуализируются и поддерживаются в сознании как автора, так и читателя, задаёт вектор глубинного духовного поиска и самоопределения в критериях «небесное – земное», «закон – благодать», «ум – вера», «внешнее – внутреннее», «подлинное – неподлинное».

На страницах «Духовного дневника» отца Понтия мы неоднократно встречаемся с размышлениями о том, что «связывает душу, расслабляет дух, ослепляет ум, лишает терпения и мужества, порождает искушения» [9] современного человека. И человеку начала ХХ столетия, и нашему современнику 2020-х годов эти тенденции свойственны как своего рода фундаментальные единицы описания души человека, повреждённого грехом и стремящегося к «земному покою» и комфортному существованию. Симптоматика активно проявляемых в социуме, взаимоотношениях с ближними качеств является средством диагностики духовного и нравственного состояния личности: «Чем глупее человек, тем больше и смелее он обо всём и обо всех судит. Чем слабовольнее он, тем он упрямее в своих личных пристрастных желаниях. Чем он мертвеннее душою, тем искусственнее он живет, фигуральнее» [10] .

Значительное место в «Духовном дневнике» о. Понтия занимают размышления о современных христианах и состоянии мира, которые носят выраженный апостасийный характер, связаны между собой и имеют «особую» (в терминологии о. Понтия) логику развёртывания:

1. Падение ума. «Современный человек перестал мыслить, он только соображает (здесь и далее в цитате курсив мой – А.К.), а это есть уже падение ума, а следовательно, и духа. <…> Дух ниспал в естество и плоть – и как тонко, а это последнее свидетельствует о совершенном извращении его» [11] ;

2. Связанность духа из-за преданности сердца плоти и естеству. В подобном состоянии необходимые духовные и телесные подвиги совершаются «до времени», пока не становятся тягостными, и тогда ослабляются или оставляются, поскольку «дух человека не может родиться из своей самости для Бога, отказаться от неё и умереть для неё, но остаётся при ней из-за своего самолюбия или себялюбия» [12] ;

3. Превращение христиан в псевдохристиан, которые живут душевной жизнью, не имеющей силы благочестия. Как следствие, современные православные христиане «не постятся, не посещают храма, судят и сердятся, злорадствуют и смеются, немилостивы, своевольны, самолюбивы» [13] , у них отсутствует «разумение греха и подвига для очищения от него, чуткость совести и духовного чувства», «ревность ко спасению и подвигу» [14] , «суждения их о вере и жизни христианской или ошибочны, или лицемерны, и доверять им не следует» [15] ;

4. Распространение «особенной лжи и лицемерия» , в результате которого «люди стали безумны». С одной стороны, «не стало совсем ищущих Бога людей, а если некоторые и многие <…> думают, что служат Богу, то они лишь служат своему богу (курсив мой – А.К.), но отнюдь не Христу» [16] . С другой стороны, мы видим, что человечество упорно и добровольно идёт к гибели, противопоставляя заповедям Божиим и установлениям Святой Церкви «иную Вавилонскую башню – культуру» [17] ;

5. Добровольный отказ от Христа, «крайнее развращение» духовных оснований человеческой жизни : «истина и добродетель не только гонятся, как было во времена гонений на первых христиан, но извращаются, а посему в мире окончательно воцарилось зло, ложь и безумие (курсив мой – А.К.), при которых уже нельзя ожидать мирной жизни для верующих» [18] .

Глубина и сложность процессов богоутраты и духовной деформации создает искажённый образ мира, добровольно отказавшегося от Христа в силу социально-политических или глобальных духовных катаклизмов: «…мир лежит во зле чувственности и гордости, что приводит его к безумию. Наше же время есть время особенно опасное и тяжёлое, ибо сие безумие греха принимает положительные формы жизни, ограждаемой законом, что мы видим в грубых проявлениях действительности в советской России, а в тонких, но более трудных для распознавания, – во всей Западной Европе, изгнавшей Христа из своей жизни, в управлениях народами и политике. Впрочем, каждый народ получает то, что заслуживает» [19] .

Всё сказанное было «выжито опытом» жизни самого о. Понтия, стало принципом жизни Михновской общины, что максимально увеличивает духовную весомость произносимого слова, выстраданного практикой собственной христианской жизни. Это рождает интуитивное доверие слову и стоящей за ним правды жизни во Христе и со Христом. Неслучайно, продолжением этой идеи становится градационный ряд, показывающий альтернативную стратегию жизни – мир без Бога. Вектор движения от Истины неизбежно разворачивается в сторону добровольной духовной и физической самоутраты личности («прах» – «земля» – «пепел» – «ничто») без возможности восстановления вне Христа: « Над кем или над чем мы возвышаемся, к тому нам должно снисходить (здесь и далее в цитате курсив мой – А.К.); и в чем большей степени мы возвышаемся, тем в большей степени должно быть и наше снисхождение. В этом заключается смирение. Пример его мы видим в Господе. Будучи безмерно выше всякой твари, которая пред Ним есть прах, земля и пепел, даже больше – ничто , Он совершенно снизошёл к ней чрез Своего возлюбленного Сына Иисуса Христа, вочеловечившегося и ставшего, таким образом, одною личностью с этим прахом . Ужасное дело. Так непостижима глубина Божественного смирения» (глава «Кто есть ближний мой») [20] .

Эсхатологические мотивы «Духовного дневника» определяют, по мысли о. Понтия, и путь благочестия как подлинно христианский путь личности, возможный в трёх основных вариациях:

1. «самого себя нужно понуждать к нему подвигами»;

2. «иметь руководителя к нему и во всем слушаться его»;

3. «безропотно нести скорби и искушения с преданностью Промыслу Божию». На этом пути познание духовных областей – не заслуга размышлений человека, а дар Божий, поскольку «современные христиане утратили разум спасения и путь к нему», « Бог сам теперь руководит их скорбями и искушениями (курсив мой – А.К.)» [21] .), которые обретаются и реализуются в опыте духовной жизни через преданность Христу «словом и жизнью» и сохранение добродетелей чистоты, рассудительности, мужественности, смирения, простоты, кротости, любви и терпения, поскольку без них душа не может воспринять Божественный свет и не может идти к Богу: «Солнце ослепляет больные глаза, а здоровые могут выдерживать его свет. Так и Слово Божие есть духовное солнце. Оно ослепляет больные гордостью и чувственностью души, и они в ослеплении впадают в заблуждение относительно его. Способных же к исцелению души оно исцеляет, приводя их к покаянию и рождая умиление в них» [22] .

На пути духовного взросления, возрастания в вере и любви, оздоровления и созидания целостной личности в «Духовном дневнике» о. Понтий выделяет несколько важнейших этапов:

1. восстановление иерархической структуры духовного мира личности православного христианина черезприоритет духовного начала : «В жизни побеждают не рассуждения, но дух <…> Особенно же подлежит держаться духа разума, чистоты и кротости» [23] ;

2. изменение механизмов взаимодействия с собой, другими людьми и миром через стремление к Христу, ревность к спасению и подвигу, через сердце как средоточие духовной жизни и инструмент действия совести: «Всё дело в сердце – чего оно ищет, чем живет. <…> Заражённое грехом или страстями сердце производит раздвоение, колебание воли и помрачение ума. Если же человек отзывается на воздействие Святого Духа на его сердце, то Он чрез скорби очищает его, и тогда просвещается у человека ум, и воля делается доброй» [24] ;

3. чистота и простота сердца открывает способность различать правду человеческую и правду Божию : «Если мы будем жить по правде человеческой, то мы никогда не исполним и не достигнем правды Божией, благодатной. <…> правда человеческая несовершенна и чаще всего не обнаруживает истины нашей личности и жизни, особенно Христовой, равно и естественных личности и жизни она не обнаруживает пред людьми. Первая жизнь обычная (здесь и далее в цитате курсив мой – А.К.), рядовая, вторая – подвиг ради Христа » [25] . Эта способность особенно значима в мире лжи и лицемерия, в котором настоящий христианин должен нести «особенный подвиг» – «быть носителем истины и правды и обличителем неправды» [26] ;

4. Правда обладает высокой духовной ценностью и созидательной силой, не может подвергаться дискредитации и осмеянию через повторное «развращение» и искажение сознанием повреждённого человека, не желающего признавать свою греховность и духовное ничтожество: «словом правды, любви и святыни нужно дорожить (здесь и далее в цитате курсив мой – А.К.) и не обращаться с ним ко всякому, но лишь к сохранившему способность оздоровления душевного через него » [27] . Путь самости несовместим с ведением Христа, настоящей живой верой, которою только и может «укрепляться, освящаться и возрождаться» [28] личность;

5. Духовная жизнь человека – поле свободного осознанного выбора в пользу добра как пути созидания и спасения, которое невозможно без «усилия и самоотвержения»: «Жизнь наша созидается благочестием и рушится от нечестия. Скорби же и испытания не есть ещё разрушение жизни, а лишь нарушение земного благополучия, от которого не зависит наша жизнь <…> В жизни нельзя служить двум господам – Богу и земным выгодам, и к вечному спасению нельзя относиться легкомысленно» [29] .

6. Сила истины проявляется в особомотношение к злу , которое понимается как явление, подлежащее самоуничтожению в силу своей ложной и извращённой природы: «Никогда не обличай и не наказывай зла, даже не принимай меры против него, если не имеешь на то власти. Оно бессильно само по себе; предоставь его самому себе, и оно придёт к своему печальному концу – гибели, свидетель которой ты и будешь. Есть высший Судия, Который каждому воздает должное ещё здесь, на земле. Поэтому не смущайся и временным успехом, по видимости, зла» [30] .

Результатом должно стать духовное преображение личности, состояние души, при котором человек сможет «ум иметь свободным от всяких житейских и человеческих соображений, сердце свободным от малейшего даже пристрастия к кому- или чему-либо, волю готовой ко всякой любви, даже ко врагам, дух – мужественным и благородным» [31] . Восстановление духовной целостности отразится и в проявляемых через поступки и образ жизни качества человека (от духовного здоровья к деформации – логика изложения) – «Умный человек рассудителен и скромен. Твёрдый – спокоен. Полный жизни – прост» [32] . Только в таком состоянии духа личность может ощутить, «какая отрада – жить во Христе для всех!» [33] .

Список литературы

Духовный дневник протоиерея Понтия Рупышева // Жизнеописание и духовное наследие протоиерея Понтия Рупышева. – М.: «Паломник», 2016.

Медведева И.Я., Шишова Т.Л. Родители и дети: конфликт или союз? – М.: Никея, 2009.

Протоиерей Понтий Рупышев. Избранное/ Составление А.Н. Доброцветовой – М.: Паломник, 2017. 190 с.

Хондзинский П., прот. О богословском наследии протоиерея Понтия Рупышева // Жизнеописание и духовное наследие протоиерея Понтия Рупышева. – М.: Паломник, 2016.