Январь 1918 года. В Петрограде большевики разогнали Учредительное собрание, беспомощную «Учредилку». Сразу после этого исторического события открылся III Всероссийский съезд Советов. И здесь большевики, ободренные очередной победой, азартно демонстрируют свою убежденность, свою силу и свой боевой настрой. Тут даже сам Ленин проговаривается: «На все обвинения в гражданской войне мы говорим: да. Мы открыто провозгласили то, чего ни одно правительство провозгласить не могло».

Вот это — чистая правда! А дальше… Дальше пошла типичная политическая демагогия. Мол, мы «ведем войну против эксплуататоров», разрушаем «прежний буржуазный строй». И так далее, и тому подобное.

Мастер политической пропаганды легко искажает смысл событий. На самом деле большевики ведут войну с Россией, с русским миром. К этому миру принадлежит и крестьянство, и рабочие, и интеллигенция. И, конечно, Русская Православная Церковь. А потому гражданская война коснется всех: советская власть будет воевать не только с буржуазией. И в конце концов новый режим разрушит и победит все. Все — кроме Церкви. Это главное и единственное поражение Ленина и его преемников. Они не смогут одолеть и разрушить то, что защищал патриарх Тихон и тысячи исповедников и мучеников Русской Церкви. Святость оказалась крепче революции и Смуты.

В спокойной, умиротворенной России большевикам места нет, это очевидно. Для удержания власти нужны хаос, беззаконие, насилие и произвол. И потому установку на гражданскую войну дают непосредственно новые хозяева страны. Об этом, кстати, откровенно и прямо прописано в ленинских «Очередных задачах советской власти», напечатанных в апреле 1918 года. И не только там. В 1918 году очередной, первой и единственной, «задачей советской власти» станет Гражданская война.

Зато впоследствии всю вину за гражданскую войну большевики «повесят» на «белых». Пропаганда в очередной раз подменит историю. Ну а в реальности весной и летом 1918 года «белых» было очень немного, всего несколько тысяч. Во всяком случае, Ленин в то время не упоминает ни о Добровольческой армии, ни о генерале Деникине. Для большевиков основной противник в Гражданской войне — многомиллионное русское крестьянство, «мелкобуржуазный элемент».

На самом деле секрет нескончаемых побед большевиков в Гражданской войне довольно прост. Русский мир уже давно расколот уродливой европеизацией. Между традиционным крестьянством и европеизированным верхним слоем образовалась пропасть. Нация утратила культурное и духовное единство. На последнем этапе распалось государство.

При таких обстоятельствах разжечь гражданскую войну совсем несложно. Даже общая беда — большевистская тирания и разруха — не способствовала национальному примирению. Крестьяне и слышать не хотели о старой имперской элите — об офицерах, помещиках и чиновниках. На окраинах, в казачьих областях ситуация оказалась не столь острой, как в центральных губерниях, но и здесь о подлинном единстве не могло быть и речи. Судьба Добровольческой армии, начинавшей свой путь в Донской области, в Новочеркасске и Ростове, об этом красноречиво свидетельствует.

Гражданская война (а точнее, очередная русская смута) началась задолго до переворота октября 1917 года, задолго до формирования Белого движения и других событий «страшного» 1918 года.

Первые так называемые аграрные беспорядки, или, по-простому, «грабижки», происходят на юге России в 1902 году. Крайнего озлобления тогда еще не наблюдалось, все было еще впереди. Однако насилие есть насилие…

Приходили мужики в усадьбу и объявляли господам, что так, мол, и так, слышали мы, что вышел «указ» отбирать у господ землю и имущество и отдавать мужикам. Конечно, в ответ можно сколько угодно возмущаться, но что толку? Как быть, если вокруг дома полно народу? И все ждут: кто с возами, кто просто с мешками для помещичьего добра. Но ждать будут недолго, деловито отберут ключи и возьмут все, что попадется под руку: прежде всего зерно, скот и прочее, потребное для хозяйства.

В начале 1905 года погромы дворянских усадеб приобрели невиданный размах. Усадьбы уже не только грабили, но и жгли. Где амбар зажгут, где стог сена, а где и сам дом с библиотекой, с картинами. И так они будут гореть почти повсеместно в 1905, 1906, 1907… И в революцию, и после революции. Усадебная Россия станет первой жертвой гражданской войны начала ХХ века.

Летом 1909 года по горячим следам недавних событий Иван Бунин пишет повесть «Деревня». Осталась позади страшная крестьянская смута, когда мужики бунтовали, громили помещичьи усадьбы, разоряли хозяйства… А потом все, вроде бы, успокоилось. Крепкие руки Столыпина умиротворили деревню, началась аграрная реформа. Между тем, из бунинской повести выходило, что решить застарелые проблемы русской деревни едва ли возможно. Да, мужики смолкли… но деревня затаила злобу — обиду и злобу. И потому один из героев повести имеет все основания вынести свой приговор: «Ни к черту не годный народ».

Неужели это правда? И что случилось с русским писателем и с нашей великой литературой, которая весь XIX век воспевала крестьянина и сочувствовала ему? Знать, наступили иные времена. Только ведь и Бунин сочувствует, а еще — скорбит и с болью в сердце предостерегает: русский мир стоит на пороге великих потрясений.

Слишком далеко зашел процесс «духовного омертвения» народа. Родники национальной жизни ушли под землю, традиционные устои расшатались.

Таковы последствия нашей уродливой европеизации. И всей имперской жизни с ее культурным расколом на традиционное крестьянство и европеизированный верхний слой — чиновников и помещиков. Бар, одним словом. А между мужиком и барином — пропасть. И как прикажете в этой ситуации реформировать деревню? Как менять социально-экономический уклад? Если мужик держит камень за пазухой, если он хитрит и действительно никому не верит?

Это было чудо, что в начале XX века России было дано почти 10 лет спокойной жизни. Между прочим, безобразные картины крестьянской смуты многих отрезвили. И самих крестьян отрезвили… А большевистского вождя товарища Ленина — вдохновили. В августе 1914 года, в самом начале мировой войны, он выдвигает лозунг: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую». Как видим, шансы для реализации этого разрушительного плана у большевиков были немалые.

Вместе с тем, Ленин прекрасно понимает: «Мужик может наделать много хлопот». Об этом он не устает повторять своим соратникам после октябрьского переворота.

Политическая ситуация меняется стремительно. Еще вчера, в момент переворота, крестьянство было объявлено революционным классом. Но это обычный политический маневр. Обман наивных людей. После переворота дороги большевиков и крестьянства расходятся. Оно и понятно: социалистическая идея деревне изначально чужда. Крестьянское хозяйство по большевистской классификации аттестуется как мелкобуржуазное. И психология у мужика соответствующая. И вообще, он хочет сам налаживать свою жизнь, без помещиков и без государства.

А вот этого большевики русскому крестьянству как раз и не позволят. Уговаривать многомиллионную русскую деревню они не будут. И договариваться не станут. А объявят всему крестьянскому миру беспощадную войну.

С 1918-го года крестьянский фронт Гражданской войны проходил везде, через все губернии, уезды, через каждую русскую деревню. А главный штаб по ведению этой войны находился в ленинском кабинете в Кремле. Отсюда по различным адресам рассылались грозные телеграммы недвусмысленного содержания.

Вот телеграмма в Пензу от 9 августа 1918 года: «Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города…» Это отправлено в Ливны 20-го августа: «Приветствую энергичное подавление кулаков и белогвардейцев в уезде…»

Небольшой комментарий. Не нужно думать, что в Ливенском уезде действуют какие-то неведомые белогвардейцы. Это всего лишь расхожий пропагандистский жупел. Чтобы у исполнителей не возникло сомнений. Ну и далее, через два дня, — телеграмма в Саратов, и тоже открытым текстом: «…Советую… расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты». Точка.

Для любой войны нужен повод. Не только причины, но и повод. И тут лучше голода ничего не придумаешь. «Накормите голодных!» — это требование перечеркивает любые аргументы и дает власти моральное право применять силу. Далее можно отряжать в деревню вооруженные отряды, которые, кстати, будут называться продотрядами и вести широкомасштабные карательные операции. По-тогдашнему — «реквизиции».

А теперь зайдем с другой стороны. Предположим, большевикам действительно нужно накормить голодающую страну. Можно ли решить эту задачу в 1918 году? Ответственно отвечаем: да, мож­но.

В России еще есть и хлеб, и все, что нужно для нормальной жизни. Но большевики запретили торговлю и изо всех сил пытаются утвердить хлебную монополию. Они хотят все распределять, чтобы перевернуть жизнь… Уничтожить товарно-денежные отношения. Ради этого они ведут войну с русской деревней. Ради строительства социализма. Хлеб и голод — это только предлог.

Легко сказать: пойди, разберись, что происходит вокруг. Деревня расколота. У большевиков в деревне верные союзники — так называемая «шпанка революции», «гулящий элемент» — тунеядцы. На удачливых, обеспеченных, а главное, работящих соседей они смотрят с завистью и злобой. Но с большевистской, классовой, точки зрения, — это беднота. Ее следует холить и лелеять. И, конечно же, организовывать. Так в деревне летом 1918 года появятся комбеды, комитеты бедноты. Это чтобы худшие управляли лучшими, чтобы они выявляли кулаков, обдирали, разоряли их. И помогли набросить на деревню большевистскую узду.

Война с крестьянством облегчила большевикам решение другой масштабной задачи — создания экономики Гражданской войны. Экономики бесчеловечной, ущербной и в полном смысле слова разрушительной.

Это экономика отчаяния. Экономика голодных людей, вынужденных на свой страх и риск, пренебрегая запретами, заняться самоснабжением. Кто бы ты ни был — профессор, крестьянин нехлебородных северных губерний или рабочий, — это неважно: бери мешок и отправляйся в путь, в опасное путешествие на поиски продовольствия.

Новое явление русской жизни получит название «мешочничество». Человек с мешком станет одной из главных примет Советской России. «Мешки срослись с телом», — это точно сказано.

Еще вчера подобное было немыслимо. Экономика страны находилась на подъеме. Даже мировая война не нанесла хозяйству России значительного ущерба. Разруху и хаос принесла русская смута. Смута и утвердившееся на ее гребне революционное большевистское правление.

«Кошмаром наших дней» назвал мешочничество неравнодушный современник. Испытания начинались с первых шагов, когда мешочник попадал на железнодорожную станцию.

Станция забита множеством людей, в основном, товарищами по несчастью. Движение парализовано. Поезда ходят от случая к случаю. Пассажирские вагоны разбиты, стекол давно нет. А потому лучше напрячь все силы и побороться за место в теплушке.

Здесь хоть и тесно, и даже очень тесно, зато не так холодно. Но это — если очень повезет. Иначе придется ехать на крыше или даже на буферах. Да, опасно. Люди калечатся, погибают, мучаются. А что делать? Идет война: за хлеб, за жизнь близких. Кругом — бесконечная война…

Нет, это не метафора: мешочники объявлены вне закона. На железной дороге выставлены заградотряды. И вот поезд останавливается, начинается тотальная проверка.

И тут снова — как повезет. Могут отобрать все вещи, которые мешочник везет в деревню для обмена на продовольствие. Могут отобрать уже само продовольствие: хлеб, муку, крупу, картошку… Решительно все!

Провоз продовольствия по железным дорогам строжайше запрещен. И только по особым разрешениям дозволяется максимум полтора пуда…

Конечно, перед лицом таких испытаний мешочники стремились как-то объединиться. Ведь один в поле не воин. К тому же не у всех есть деньги и товары, пригодные для обмена. В таком случае человек нанимается к опытному бывалому мешочнику носильщиком (батраком). Это позволит привезти за раз до 20 пудов продовольствия.

Обычному человеку такая задача не под силу. Потому как он никудышный организатор и не сможет договориться со всеми власть имеющими. С теми же деревенскими комбедами, выставляющими свои кордоны в полях и лесах. И, само собой, с начальством заградотряда. А еще — сплошь и рядом — с бойцами продотряда.

Ушлые там, в продотряде, были ребятки, ничего не скажешь. Они смекнули, что гораздо проще отобрать продовольствие у мешочников, чем вытрясать его у озлобленных мужиков. В деревне, не ровен час, можно нарваться на большие неприятности. Деревня может ударить в набат.

По зову колокола собирался сельский сход. Приходили люди обиженные, возмущенные творящимся беззаконием. Криков и угроз было много. Ну и начиналось лихо. Очередное крестьянское восстание, русский бунт… Но вот что особенно важно отметить: эти бунты далеко не всегда были «бессмысленными и беспощадными». Крестьяне до последнего пытались договориться с новой властью.

Взять, например, т. н. «чапанное восстание» в Поволжье (на родине Ленина, в Симбирской и соседней Самарской губерниях). Восстание началось в марте 1919 года, свое название получило от слова «чапан» — крестьянский кафтан.

Одним из главных очагов сопротивления стало большое волостное село Новодевичье. Туда для усмирения крестьян послали вооруженный отряд. Мужики вышли ему навстречу и… убедили красноармейцев в правильности своих требований. Отряд добровольно разоружился…

Факт любопытный, но не более того. Потому что местные и, уж тем более, главные, московские большевики разоружаться и договариваться с крестьянами не собирались.

Со штабом восстания в Новодевичьем связался по прямому проводу секретарь Симбирского губкома товарищ Варейкис. И сходу объявил восстание контрреволюционным. Назвал виновных: ну конечно, кулаки и дезертиры.

«У нас кулацких восстаний нет и не было,– услышал в ответ большевистский начальник, — контрреволюционеров нет. Мы против неправильной реквизиции хлеба и скота». Как видим, штаб восстания пытался избежать столкновений…

Вообще, позиция восставших была удивительной: «За Советскую власть, за Октябрьскую революцию!» И при этом: «Долой власть коммунистов — насильников и грабителей!». «Да здравствует воля народа!» В этой абсолютно нежизнеспособной программе все понятно, кроме одного — «воли народа».

Какая «воля»? У кого? У крестьян-общинников или крестьян-собственников? Или, может быть, у горлопанов из «шпанки революции»? Крестьянство наше давно запуталось и сбилось с пути. «Народную волю» парализовала смута.

За несколько дней до подавления восстания Ленин получает телеграмму ответственного партийного работника. В телеграмме говорится о «безобразиях» в Симбирской губернии, ставших причиной крестьянского возмущения.

Сообщается о том, что при взимании чрезвычайного налога употреблялись пытки — «обливание людей водой и замораживание». Особо отмечены подвиги главного уездного коммуниста: избиение арестованных и дележ между членами партийной организации конфискованных вещей.

Судя по всему, подобная информация оставила главу советского правительства вполне равнодушным. Он знал о том, что творится в деревне. В докладах и жалобах на злоупотребления должностных лиц у Ленина недостатка не было. И другие большевистские деятели все прекрасно знали. И наркомвоенмор Троцкий, и другие наркомы.

И никто из них не собирался вносить коррективы в решение крестьянского вопроса. Этот вопрос решался с помощью гражданской войны, равно, кстати, как и другие тогдашние вопросы. Этого никто не скрывал, об этом говорилось открыто на разного рода партийных советских совещаниях и сборищах.

«Советская власть есть организованная Гражданская война против помещиков, буржуазии и кулаков». Сие откровение Троцкого прозвучало летом 1918 года.

Русское крестьянство задолго до большевистского переворота поднялось на барина, на «белую кость». Затем крестьянство отвернулось от монархии… Большевики пришли на готовенькое: в России уже бушевала гражданская война.

И в этой войне, затопившей огромную русскую равнину, можно было захлебнуться. Захлебнуться и погибнуть. И никто, ни одна политическая партия не смогла совладать с русской смутой. Никто, кроме «партии нового типа», большевистской партии во главе с Лениным.

Ленин изменил характер гражданской войны в России. Именно изменил, подлив масла в огонь. Он не пытался умиротворить бушующую страну, он «пошел другим путем». Он взорвал Россию, уничтожил последние скрепы. Ленин распространил бесчеловечные принципы гражданской войны на все сферы жизни. Создал экономику гражданской войны с бесконечными реквизициями, создал политику гражданской войны (политику военного коммунизма), а также идеологию гражданской войны. Эта идеология оправдывала, освящала любые ужасы и жертвы.