НКВД и торгсины: о рынке русской фалеристики в советское время

Интерес к русской дореволюционной фалеристике подогревается большим количеством прекрасно изданных каталогов и справочников. Однако с научно-практической точки зрения большинство этих красивых книг представляет собой глянцевую макулатуру, поскольку в них опубликованы вещи, происхождение которых, как правило, неизвестно. Неудивительно поэтому, что уже не одна частная коллекция «затмила» и «переплюнула» собрание фалеристики Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге, считавшееся ранее самым полным и, если так можно выразиться, эталонным.

Ещё одна проблема, с которой сталкиваются любители предметов русской фалеристики, — более чем слабое представление о том, в каких условиях довелось жить владельцам этих орденов и нагрудных знаков в первые десятилетия советской власти. А ведь зачастую принять правильное решение — купить или не купить тот или иной знак — помогло бы простое знание истории. И даже если данную вещь сделали замечательные мастера, а над её «биографией» потрудились профессиональные архивисты, всё равно где‑нибудь, да найдётся прокол. Именно поэтому для начала хотелось бы рассказать, как относились в СССР к бывшим царским генералам и офицерам, и могли ли у них оставаться ордена и нагрудные знаки?
Третирование советской властью «бывших» — в первую очередь, высших чинов русской армии — не прекращалось ни на миг с момента Октябрьского переворота и заканчивая смертью Сталина в марте 1953‑го. Краткая хронология этих процессов выглядит следующим образом:

• 1918–1919 гг. — «институт» заложников семей военных специалистов, поступивших в РККА, массовые аресты прочих офицеров;

• 1920–1922 гг. — массовая регистрация бывших белых офицеров и военных чиновников, а также тех, кто проживал на территориях, захваченных белыми, невзирая на возраст и физическое состояние (т. е. регистрировались даже ветераны Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и калеки). Наиболее активные участники борьбы с красными отправлялись в лагеря; прошедшие регистрацию ограничивались в правах и именовались «лишенцами»;

• 1923–1925 гг. — выселение «бывших» из пограничной зоны и крупных городов; запрет на приём на любую, даже самую грязную работу «лишенцев», а также уволенных по возрасту или состоянию здоровья военспецов;

• 1926–1927 гг. — снятие с учёта тех, кто был поставлен на него в 1920–1922 гг., частичное предоставление права на работу в СССР. Фактически под видом «снятия с учёта» проходила перерегистрация и новое анкетирование бывших офицеров и военных чиновников, проживавших в СССР;

• 1929 г. — первые процессы над военными специалистами, работавшими в советской промышленности; массовые аресты бывших офицеров казачьих войск;

• 1930 г. — две спецоперации, в результате которых были произведены «профилактические» аресты всех бывших офицеров и военных чиновников, значившихся в списках 1926–1927 гг. Спустя несколько дней большинство арестованных отпустили, однако часть из них была вынуждена дать подписки о последующем сотрудничестве с ГПУ в качестве осведомителей (сексотов). Во время этих спецопераций ГПУ также смогло отсеять из списков 1926–1927 гг. всех умерших;

• 1930–1933 гг. — ряд дел (самое известное — «Весна»), по которым были осуждены тысячи бывших генералов и офицеров — как служивших ранее в белогвардейских формированиях, так и ветеранов Красной армии;

• 1934–1935 гг. — очистка крупнейших городов СССР от «бывших» посредством арестов и ссылок;

• 1937–1938 гг. — «дело РОВС» и др.: аресты всех остававшихся в живых офицеров и военных чиновников, числившихся в списках 1926–1927 гг. При этом в постановлении об аресте писалось: «бывший белогвардеец, подозревается в участии в РОВС», иных доказательств не требовалось. Бывшие офицеры, остававшиеся на службе в РККА, арестовывались главным образом по делу «военно-фашистского заговора» М. Н. Тухачевского и другим аналогичным процессам;

• 1939–1941 гг. — аресты бывших генералов и офицеров, проживавших на территории Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии, в Молдавии;

• 1941–1945 гг. — репрессии против бывших офицеров, проживавших в СССР, преимущественно по обвинениям в «распространении пораженческих слухов», в частности, при попытке проведения параллелей с Первой мировой войной;

• 1945–1950‑е гг. — аресты генералов и офицеров русской армии, проживавших на территории Европы; в СССР — повторные аресты бывших офицеров, отсидевших 10–15‑летние сроки и пытавшихся добиться пересмотра своих дел.

Следует сказать, что в «советском раю» подавляющее большинство «бывших» влачило нищенское существование. Уровень безработицы среди этой категории населения был самым высоким. Чтобы выжить, многим приходилось уезжать в деревню. Недавние генералы, полковники и прочие кадровые офицеры вынуждены были работать сторожами, дворниками, кучерами, грузчиками, торговать на улицах газетами и табаком, стоять на базарах, продавая старьё. Люди опускались, спивались… Жёны бывших офицеров нередко зарабатывали на жизнь стиркой белья для привилегированных граждан советского общества. Понятно, что при таких обстоятельствах огромное количество орденов и нагрудных знаков из драгметаллов было продано или обменяно на хлеб ещё во время голода 1921–1922 гг.

Не сладко жилось и большинству тех военспецов, которые остались в составе РККА после чистки 1921–1922 гг. Многим из них приходилось содержать не только свою семью, но ещё и помогать близким и дальним родственникам. Иной раз не оставалось ничего другого, как носить в комиссионки орден за орденом, знак за знаком. Например, арестованный 20 января 1931 г. по делу «Весна» преподаватель Московского института народного образования, бывший полковник Офицерской стрелковой школы Н. П. Афанасьев к тому времени успел продать почти все свои ордена. Последний — орден Святого Владимира 4‑й степени с мечами — был найден у него в кошельке в день ареста: Афанасьев как раз собирался отнести его в торгсин! Кроме того, во время обыска у него было обнаружено пять офицерских нагрудных знаков, припрятанных, видимо, на «чёрный день», а также 77 фотографий, из которых в следственном деле сохранилось всего три(1).

Во время арестов 1920 — начала 1930‑х гг. оперативники в обязательном порядке забирали у бывших генералов, офицеров и чиновников оружие, ордена и нагрудные знаки, предметы униформы, грамоты, послужные списки, карты, личные записки и дневники, фотографии, даже пуговицы с орлами и звёздочки с погон. Начиная с 1936 г. изымалось уже всё имущество, нередко без всяких протоколов. Лишь в Москве и лишь при арестах крупных военспецов оперативные сотрудники ГПУ-НКВД, часто по требованию самих репрессированных, составляли акты изъятия. Что же у них изымали?

Так, у арестованного в Москве 26 декабря 1930 г. бывшего генерал-майора генштаба В. А. Афанасьева среди прочего были забраны: три кивера, шесть пар погон, офицерский пояс, орден Святого Станислава (без указания степени), шесть медалей1 (2).

У бывшего генерал-майора генштаба Н. С. Беляева изъяли при аресте в Москве в 1930 г. целый ряд книг, фотоальбом, военные карты и три нагрудных знака (3).

Родной брат В. Д. Бонч-Бруевича, знаменитого соратника В. И. Ленина — не менее знаменитый бывший военрук Высшего военного совета РККА, генерал-майор М. Д. Бонч-Бруевич при аресте 21 февраля 1931 г. лишился Георгиевского оружия, пистолетов «наган» и «браунинг» (4).

У бывшего генерал-майора В. Н. Гатовского сотрудники ГПУ нашли при аресте 23 февраля 1931 г. десять офицерских нагрудных знаков, а также две шашки, два «браунинга», секретное издание ОГПУ «Подслушивание телефонных переговоров» и прочие не менее интересные вещи (5).

У генерал-лейтенанта А. В. Новикова в 1930‑м забрали восемь офицерских нагрудных знаков, послужной список, множество документов, фотографий и пр. (6).

В прошлом лихой казак, генерал-майор И. А. Никулин вынужден был при аресте 1 января 1931 г. отдать оперативникам великолепный фотоальбом выпуска Офицерской кавалерийской школы 1902 г. и трофейный австрийский клинок (7).

Полным сюрпризов оказался обыск, проведённый 21 февраля 1931 г., чуть ли не у главного военного теоретика РККА Александра Свечина.

У бывшего генерал-майора генштаба изъяли подборку фотооткрыток с изображениями членов царской семьи, наградную Георгиевскую шашку с надписью «За храбрость», два ордена Святого Георгия 4‑й степени, пару золотых часов и пр. (8).

Один из организаторов Генерального штаба РККА, бывший подполковник С. Д. Харламов при аресте 28 февраля1931 г. расстался с пятью орденами, шестью нагрудными знаками, парой погон и офицерским шнуром (9).

У бывшего командира 65‑го пехотного Московского полка полковника Б. В. Майера, за которым пришли 13 февраля 1931 г., изъяли георгиевский темляк, знак ордена Святой Анны 4‑й степени, знак Холмского братства, 30 фотографий. Прочие награды (а их у полковника было немало) Б. В. Майер к тому времени уже продал (10).

Полковник-артиллерист царской армии А. Е. Флейшер (который, между прочим, в 1918–1919 гг.
активно сотрудничал с ЧК и, по сути, отправил на верную смерть ряд своих боевых товарищей), при аресте 22 марта 1931 г. лишился ордена Святого Георгия 4‑й степени и офицерского нагрудного знака (по‑видимому, Константиновского артиллерийского училища) (11).

Настоящая коллекция была обнаружена 19 февраля 1931 г. на квартире бывшего капитана генштаба Ю. И. Григорьева: знак ордена Святого Георгия на шашку, орден Святого Станислава 3‑й степени с мечами, знак отличия Святого Георгия 4‑й степени (очевидно, с лавровой веткой), девять офицерских нагрудных знаков, парадная конно-артиллерийская каска, пара эполет, две пары погон, два аксельбанта, револьверный шнур; кроме того, две броши с драгоценными камнями, два бриллиантовых перстня, бриллиантовые серьги, золотые часы и пр. (12).

Из приведённого выше перечня вещей, изъятых у людей, которые в 1920‑е гг. занимали довольно видное положение в Красной армии, следует, что большинства наград у них уже не было. Ордена к тому моменту (т. е. к 1930 г.) давно были снесены в комиссионки, нагрудные же знаки в основном сохранились — золота на них было поменьше, чем на Аннах и Владимирах. Зато фотографии и личные документы оставались в большом количестве, ведь с материальной точки зрения они не представляли никакой ценности.

После репрессий 1930–1931 гг. начался голод, охвативший в 1932–1933 гг. не только Украину, но и Дон, Кубань, Урал, Сибирь, другие регионы, где сопротивление большевикам в период Гражданской войны было особенно сильным. Вполне закономерно, что выжившие и оставшиеся на свободе бывшие офицеры лишились почти всего, что имели, обменивая награды и ценные вещи на хлеб. Как видно из материалов «очисток» крупных городов страны от «антисовэлемента», обнаружение у этой категории лиц орденов или нагрудных знаков во время арестов было весьма редким явлением.

Если после 1935 г. у кого‑то и оставались какие‑либо награды или другие свидетельства службы в старой Русской армии, так это у той незначительной категории военспецов, которые, с одной стороны, никогда не арестовывались и материально особо не нуждались, а с другой — имели определённую храбрость хранить эти вещи. Впрочем, стоит оговориться, что от орденов, знаков, наградного оружия, а также фотографий лица высшего и среднего командного состава РККА, принадлежавшие ранее к офицерскому корпусу императорской армии, всё же старались избавиться.

По актам изъятия 1937–1938 гг. можно судить, что военспецы хранили преимущественно вещи бытового характера — столовые наборы, сервизы, посуду и прочую утварь с символикой Российской императорской армии. Например, у арестованного 13 октября 1937 г. бывшего командира кавалерийской бригады РККА Е. В. Ватмана (в прошлом офицера 3‑го драгунского Новороссийского полка) были изъяты серебряный портсигар, шесть серебряных рюмок с монограммой «В. К. В.», кольцо с драгоценными камнями и бриллиантами, сахарница с надписью «поручику Ватману», восемь серебряных ложек, ковш и два серебряных подстаканника, серебряное ведёрко с надписью: «От общества офицеров — врачу» и прочие подобные вещи. Часть предметов принадлежала отцу Е. В. Ватмана, в прошлом военному врачу (13).

О судьбе подавляющего большинства таких вещей мы можем только догадываться. Если во время ареста протокол изъятия не составлялся, часть из них вполне могла осесть в карманах оперативников ЧК-ГПУ-НКВД. Если же вещи попадали в руки следователей законным путём, в дальнейшем их ожидало следующее:
• изделия из драгметаллов передавались на хранение в финансовый отдел ОГПУ-НКВД, а оттуда — в Центробанк. Как правило, позже эти вещи отправлялись на переплавку;
• награды и знаки, не представлявшие материальной ценности, равно как и фотоальбомы, фотографии, личные документы, рукописи и пр., уничтожались;

• редкие экземпляры наград, нагрудных знаков, оружия передавались в музей ВЧК-ОГПУ-НКВД, а оттуда могли попасть в другие государственные музеи (в первую очередь — в нынешний Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи);
• отдельные предметы (оружие) могли передаваться в качестве подарков начальству, коллегам, партийной элите и т. д.;
• вещи бытового характера (мебель, отрезы тканей, а также книги) поступали в специальные комиссионные магазины, куда были вхожи только члены семей ОГПУ-НКВД и партийной верхушки;
• лишь малая часть документов и фотографий оставалась в специальных конвертиках в следственных делах арестованных (впрочем, в период «реабилитансов» 1960‑х и конца 1980 — начала 1990‑х гг. сотрудники различных организаций «поработали» и над этими конвертиками — чаще всего они дошли до нас пустыми).

Вернуть забранные во время арестов вещи не было никаких шансов. Даже если они являлись боевыми наградами советского времени. Например,
в следственном деле арестованного 28 февраля 1931 г. бывшего подполковника генштаба С. А. Пугачёва, преподававшего в Военной академии им. М. В. Фрунзе, есть упоминание об изъятии орденов Красного Знамени РСФСР и Красного Знамени Таджикской ССР, двух орденов Красного Знамени Хорезмской ССР. Поскольку незадолго до ареста Пугачёв занимал пост начальника штаба Украинского военного округа, его дело пожелал рассмотреть лично И. В. Сталин. После допроса и очной ставки в присутствии Сталина Пугачёва освободили. Однако пока шло следствие, ордена «потерялись». Пришлось выдать дубликаты. Если бы у Пугачёва изъяли царские награды, их бы он, конечно, никогда назад не получил.

К сожалению, в материалах архивно-следствен­ных дел 1920–1930‑х гг. практически нет сведений о судьбе изъятых вещей. Впрочем, несколько документов, проливающих свет на этот вопрос, нам попалось. Так, 13 февраля 1931 г. в Москве был арестован бывший преподаватель Тверского кавалерийского училища ротмистр Н. М. Стронский. У него изъяли два фотоальбома и две кавказские шашки. Альбомы, скорее всего, спустя какое‑то время уничтожили, а вот шашки 23 декабря 1931 г. были переданы по приказу руководства особого отдела ОГПУ некоему товарищу Нарцеву (14).

Практику составления справок о судьбах изъятых вещей внедрили лишь после 1939 г., когда наркомом внутренних дел СССР стал Л. П. Берия, ужесточивший систему подотчётности. Кроме того, для работы в НКВД (особенно в период Великой Отечественной войны) стали отбирать людей с определённым культурным уровнем. Те же оперативники и следователи, занимавшиеся во второй половине 1940‑х — начале 1950‑х гг. арестованными белоэмигрантами, имели очень хорошее образование. Если, скажем, СМЕРШ арестовывал в Европе какого‑то более-менее значимого бывшего русского военного, на него по имевшимся архивным материалам и книгам (в том числе, изданным за рубежом) составлялся целый ворох справок.

Этим людям прямо задавались вопросы о местонахождении их военных реликвий. Например, 13 марта 1945 г. на территории Польши был задержан бывший генерал-майор генштаба В. А. Синклер. За то время, пока его этапировали в Киев и производили предварительные следственные действия, из Российского государственного военно-исторического архива в Москве следователям МГБ УССР была переслана копия послужного списка генерала с перечнем всех его наград. На одном из допросов Синклера спросили: «Где ваши ордена?» Обескураженный генерал ответил, что он их продал в 1930‑е гг., чтобы прокормить семью.

В деле арестованного в 1945 г. на территории Чехословакии белогвардейца, бывшего корнета К. В. Драгомирецкого есть запись, что в процессе обыска у него был изъят довольно подробный дневник и две печати посольства Украинской Народной Республики в Болгарии, принадлежавшие ранее его отцу. Однако эти вещи были уничтожены сотрудниками МГБ УССР, как «не составляющие
никакой ценности», о чём был составлен соответствующий акт (15).

В период сталинизма из советского общества было разными путями «вымыто» подавляющее большинство артефактов, связанных с ушедшей эпохой. Советскую власть смогло пережить мизерное количество орденов, медалей, нагрудных знаков и прочих немых свидетелей воинской славы минувших поколений. Именно поэтому отечественная фалеристика в наши дни ценится гораздо дороже, чем награды и знаки других государств.

Автор: Ярослав Тинченко

Примечания
1 Отраслевой государственный архив Службы безопасности Украины (ОГА СБУ). Ф. 6. Д. 67 093. Т. 3171. С. 2
2 Там же. Т. 184. С. 2–4.
3 Там же. Т. 63. С. 67.
4 Там же. Т. 188. С. 2.
5 Там же. Т. 76. С. 2.
6 Там же. Т. 3113. С. 2.
7 Там же. Т. 3179. С. 2.
8 Там же. Т. 66. С. 2.
9 Там же. Т. 172. С. 3–5.
10 Там же. Т. 134. С. 206.
11 Там же. Т. 144. С. 339.
12 Там же. Т. 3175. С. 2.
13 Центральный государственный архив общественных объединений Украины (ЦГАОО Украины). Ф. 263. Оп. 1.Д. 49911. С. 6.
14 ОГА СБУ. Ф. 6. Д. 67093. Т. 193. С. 184, 201.
15 ОГА СБУ. Ф. 6. Д. 69865. Т. 3. С. 13.