Сибирский город Тара в XVII и XVIII веках

Исследования исторического центра современного г. Тары – места расположения Тарской крепости – в 2016 г. совместной экспедицией Омского филиала Института археологии и этнографии СО РАН, Томского государственного университета, при участии Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского и Омского государственного педагогического университета стали продолжением раскопок предыдущих лет в острожной части города. Общая площадь раскопа составила 150 м2. Основной задачей этого сезона были поиски и изучение крепостных объектов в острожной части Тары. В стенке раскопа, обращенной к коренному берегу Иртыша, удалось зафиксировать сооружения, которые предварительно можно соотнести с фортификацией города. Предположительно, это одна из башен, вероятнее всего, Тобольская, и пороховой погреб под ней. Эти сооружения станут основными объектами работ в следующем полевом сезоне.

В культурном слое толщиной до 2,0–2,5 м были найдены многочисленные находки: гончарная и лепная, в т.ч. чернолощеная, керамика, фрагменты фарфоровой по суды китайского и русского производства, монеты XVII–XIX вв., изделия из железа, кожи, стекла, дерева, скопления слюды, костей животных, жаберные крышки и челюсти крупных рыб и т.д. Вещевой комплекс хорошо соотносится с находками прошлых лет, хотя имеет некоторые особенности. Например, остатки кожаной обуви встречались намного реже, чем на других изученных участках Тарской крепости. В ходе раскопок на разных глубинах были расчищены остатки жилых и хозяйственных построек нескольких строительных горизонтов, датирующихся в диапазоне от XVII до начала XX в. Хорошей сохранности этих объектов (3–5 и более венцов) а также предметов из органических материалов способствовал имевший большую влажность мощный слой навоза.

Сохранность предметов и построек обеспечивали и слои щепы, образовавшиеся при строительстве. Главным событием раскопок стало открытие великолепно сохранившихся остатков (нижние венцы, пол, часть печи) избы XVII в. (см. рисунок).

Постройка срублена в лапу, имела небольшие, обычные для однокамерных построек, размеры – 3,0 × 2,6 м. Ориентирована изба по сторонам света, вход находился с западной стороны у южной стены. Дверь открывалась вовнутрь. Выявленная постройка является археологически документированным хронологическим репером в стратиграфической колонке памятника. Для датировки избы определяющее значение имеет то обстоятельство, что этот закрытый комплекс сохранился in situ после большого пожара. Найденные в избе монеты («чешуйки») Алексея Михайловича позволяют датировать избу второй половиной XVII в. Пожар, в котором сгорела постройка, был настолько сильным, что ее владельцы даже не пытались его потушить. Возгорание произошло изнутри, на что указывает целостность внешней части венцов сруба, тогда как изнутри они обгорели полностью. Очагом пожара, видимо, была печь, которая занимала почти половину пространства избы. Горизонт с избой перекрывал слой супесчаной почвы, которой засыпали пожарище. Непотревоженность закрытого комплекса избы доказывает расположение предметов: посуда, ларь, бочка – на своих первоначальных местах. Центральным местом избы в прямом и переносном смысле была печь, сложенная из тонкого слабообожженного кирпича. Следует обратить внимание на то, что городские печи, как показали раскопки в Таре и других городах, зачастую были кирпичными, в отличие от глинобитных печей сельских поселений, в т.ч. в Тарском Прииртышье XVIII–XIX вв. [Татауров, Черная, 2014; Черная, 2015]. Размеры кирпича Тарской избы XVII в. 26 × 12÷14 × 6 см – очень близки к плинфе, но форма тяготеет к современным пропорциям этого строительного материала. Судя по расположению кирпичей, у печи была труба, т.е. изба топилась по-белому. Печь имела довольно высокое подпечье – не менее 0,5 м, где стояла корчага.

Примечательно содержимое корчаги: она была заполнена корнеплодами, возможно, репой. Это редкая и необычная для археологического памятника XVII в. находка. Корнеплоды сохранились только потому, что во время пожара влага выпарилась, они обуглились. На некоторых корнеплодах даже сохранились хвостики. Это обстоятельство можно интерпретировать двояко: 1) как обеспечение хорошей сохранности плодов, которые в течение года держали в погребе перед тем, как принести в избу и приготовить пареную репу; 2) в корчаге были свежесобранные плоды, а, значит, пожар произошел осенью – ранней зимой.

В противоположном от входной двери юго-восточном углу избы находился ларь, где стояли горшки, в которых, вероятнее всего, хранились продукты. Два горшка имеют следы починки в виде берестяной оплетки. В юго-западном углу рядом с печью зафиксированы бондарные клепки – остатки небольшого бочонка. Кухонная посуда – как целые горшки, так и их фрагменты – найдена практически по всей площади избы. Столовой утвари – деревянных тарелок, ложек, ковшей – не обнаружено, видимо, она сгорела во время пожара.

Обращает на себя внимание тесная застройка как в крепостной, так и в острожной частях города: расстояние между постройками не превышало одного метра, а то и соседние могли практически примыкать друг к другу. Такая теснота являлась причиной частых пожаров в городе. Воевода князь Мещерский отписывал в Москву о пожаре 1669 г.: город «згорел Божьей волей», поскольку «дворы были тесны гораздо и улицы были узки». Во время этого пожара сгорело 360 дворов, приказная изба, воеводский дом и другие постройки [Цветкова, 1994].

В предыдущих раскопах в острожной части жилых комплексов XVII в. выявлено не было, что можно объяснить разрушением нижних строительных горизонтов более поздней застройкой.

Практически каждое жилище имело подполье или погреб, глубиной до двух метров, которые прорезали более ранний культурный слой. Описанная выше изба XVII в. оказалась чуть в стороне от постройки XVIII в., хотя всего в 0,4 м от нее.

В сезоне 2016 г. исследовано две избы XVIII в. размерами 5 × 5 м, ориентированные по сторонам света. Срубы соединены в лапу, в обоих сооружениях выявлено по пять венцов. В одной избе сохранилась «мебель» из тесаных полубревен – две пристенные лавки и стол, а также деревянное основание глинобитной печи. Судя по наличию кирпича, печь имела трубу, следовательно, топилась по-белому. Из находок интересен набор из пяти железных двузубых вилок, которые лежали рядом с небольшим блюдцем, покрытым зеленой поливой. В Тарском краеведческом музее есть две бронзовые двузубые вилки европейского производства. Характер обработки железных вилок указывает на их кустарное производство, возможно, они были изготовлены в Таре.

Во второй избе XVIII в. находился глубокий (ок. 2 м) срубный подпол с двойным полом, что является свидетельством использования его в летнее время в качестве холодильника. В предыдущие годы раскопок такие ледники были найдены в погребах, стоявших «на отлете» – отдельно от жилой постройки. Это первый, выявленный в Таре, случай совмещения жилого помещения и погреба-холодильника.

Из результатов сезона 2016 г. следует отметить комплекс из двух ям для гончарного производства.

Одна из них представляла собой обычное глинище диаметром ок. 8 и глубиной до 3 м. Рядом была выкопана прямоугольная трехступенчатая яма для промывки песка. Она заполнялась песком, который в течение определенного времени промывался до полного удаления илистых примесей. Постоянное военное положение города вынудило его жителей добывать глину и обрабатывать песок непосредственно рядом со своими жилищами. 

Археологические исследования в 2016 г. позволили вплотную подойти к крепостной стене города в его острожной части, что станет основной целью исследований в последующие годы. Открытые объекты показали особенности застройки Тары жилыми и хозяйственными комплексами, планиграфию первоначальной застройки данной части города. Собранные в ходе работ коллекции обогатили наши знания по хозяйственным занятиям, условиям проживания, бытовому обустройству жителей города, их внешнему виду.

Наши работы дали толчок разработке Федеральной программы по культурно-туристическому развитию города. Предполагается, что в ближайшие годы г. Таре будет возвращен статус исторического поселения, проведены работы по музеефикации Тарской крепости и фортификационных сооружений, исследованных нами в предыдущие полевые сезоны.

 

С.Ф. Татауров, С.С. Тихонов, М.П. Черная

Институт археологии и этнографии СО РАН