Красен человек ученьем. Материалы о воспитании и образовании детей в селениях Сибири (конец XIX — начало XX вв.)

В книге помещены тексты источников по истории воспитания, физического развития и обучения детей в русских селениях: воспоминания, обзоры результатов этнографических наблюдений и донесений с мест в губернский статистический комитет, отчет чиновника о ревизии учебных заведений и др. Большинство материалов публикуется впервые. В конце учебного пособия даны вопросы и задания для самостоятельной работы студентов и учащихся, а также обширный библиографический указатель по теме.

На основе материалов можно организовать спецкурс исторического, краеведческого, этнологического или педагогического профиля для студентов университета, пединститута, педагогического училища (колледжа, лицея), педкласса в общеобразовательном среднем учебном заведении. Книга будет полезна также школьным учителям, организаторам воспитательной работы и всем, кто интересуется историей родного края и народными традициями.

КРАСНА ПТИЦА ПЕРЬЕМ, А ЧЕЛОВЕК – УЧЕНЬЕМ

«Разве забудешь такое? Мне десять лет. Весна. За селом бороню деревянной бороной паровое поле. Под босыми ногами земля теплая, ласковая. Кажется, солнцем и хлебом пахнет она. Под вечер отец сказал:

— А ну-ка, Терёша, подержись за сабан, да возьмись покрепче.

До той весны я косил траву, сгребал сено, помогал молотить хлеб, но все это было не то, что поручил отец: сейчас мне доверена главная крестьянская работа — пахота. Я прокладываю первую в своей жизни борозду! Счастьем полнится мое сердчишко. Это чувство счастья труда на хлебном поле всю жизнь со мной». Так вспоминал через много лет о начальной школе своей трудовой жизни в старом зауральском селе знаменитый полевод, почетный академик РАСН Т. С. Мальцев[1]. Ему вторил на склоне своей жизни бывший учитель и инженер-строитель Ф. Д. Останин, выросший среди переселенцев Кулунды: «Да, пашня! Вот настоящая трудовая и политехническая школа нашего крестьянского поколения, которой не было равных, нет и не будет»[2].

Сельская среда Сибири дала первоначальное воспитание и образование личностям, прославившимся в веке прошлом и нынешнем: просветителю и церковному иерарху И. Е. Вениаминову, ученым и общественным деятелям А. П. Щапову, Г. Н. Потанину, предпринимателю и благотворителю Н. М. Чукмалдину, лидеру антисталинского сопротивления М. Н. Рютину, писателям Г. Д. Гребенщикову, В. П. Астафьеву, В. Г. Распутину, космонавту Г. С. Титову, актерам М. А. Ульянову и В. С. Золотухину, историку и организатору науки А. П. Окладникову... Немало людей, не столь знаменитых, но не менее трудолюбивых, честных и добрых, как оставшихся трудиться на хлебной ниве, так и уехавших в города, тоже могли бы сказать о себе словами великого деятеля культуры В. М. Шукшина (уроженца с. Сростки на Алтае): «Я родом из деревни, крестьянин потомственный, традиционный»[3].

В сущности, правда, что «все люди родом из деревни». Факт биографии большинства современных россиян: если не сами они, то второе-четвертое поколения их предков — сельские жители, преимущественно крестьяне и казаки. Еще в начале XX столетия в городах проживала всего 1/10 часть сибиряков.

Впрочем, дело не только в демографических соотношениях или генеалогической преемственности. Главное — «из деревни вышла» народная общественная (этническая, конфессиональная, сельскохозяйственная и иная), а во многих случаях — и индивидуальная культура. То, без чего, собственно, человек не есть человек. Будучи крестьянской по происхождению, традиционная народная культура тысячью нитей пронизывает массовую культуру современности — «рациональную» культуру, утвердившуюся в цивилизованном мире сравнительно недавно. Народные корни имеет и нынешняя профессиональная культура интеллигенции, хотя это не всегда осознается последней.

В России катастрофические события последнего столетия мало способствовали культурному созиданию. И все же... Частично ушедшая в прошлое естественным путем (мир все время меняется), частично насильственно разрушенная в ходе тотальной «борьбы с пережитками патриархальщины», русская народная культура во многих своих проявлениях, видоизменяясь, все же живет и исполняет предписанную историей роль. А воспоминания об ушедшем, исследовательское проникновение в протекающие глубины не только подвигали наших предшественников, но и вдохновляют наших современников на сотворение новых культурных ценностей и институтов.

Все сказанное относится к самым различным культурным сферам, в том числе и к народной педагогике. Нам кажется знаменательным, что одним из первых в отечественной науке во всей полноте задачу изучения народных идеалов, путей и средств воспитания и обучения, саморазвития подрастающих поколении сформулировал в 20-х годах текущего столетия именно Г. С. Виноградов — выходец из крестьянского рода, крупный сибирский этнограф[4]. Замечательно также, что в своих трудах Виноградов дал пример рассмотрения народной педагогики в контексте и физического, и социокультурного становления личности. Настойчивая мысль ученого о необходимости изучать передаваемую из поколения в поколение народную культуру в ее местных вариантах, в том числе детскую субкультуру, без чего профессиональная педагогика нежизнеспособна, причем изучать с привлечением самих детей и молодежи на специальных занятиях по краеведению, — эта мысль до сих пор по существу не реализована в массовой средней и высшей школе. Правда, актуальность и плодотворность такой работы в последнее время осознается педагогической и научной общественностью, по-видимому, все более четко.

Лежащая перед вами книга как раз предназначена, в первую очередь, студентам педагогических высших и средних специальных учебных заведений, их преподавателям, совместно изучающим народный педагогический опыт — опыт физического развития и социализации подрастающих поколений, накопленный в дооктябрьский период в русской деревенской среде Сибири. Здесь собраны тексты многих письменных первоисточников по теме, вопросы и задания для самостоятельной работы с этими текстами и прочими публикациями. Дан также список научной литературы и ранее опубликованных источников, изучение которых поможет углубить представления, сформированные «в первом приближении» настоящим изданием, а также поставить и решить немало новых исследовательских задач. Список достаточно подробен и обширен, но не претендует на полноту. Источники и исследовательская литература разделены в нем в некоторых случаях весьма условно по доминирующей функции текста.

Отбирая публикуемые и рекомендуемые тексты, составители исходили из своего авторского представления о феномене демографического и социализирующего («педагогического») поведения сельчан как части их образа жизни и предмете междисциплинарного научного изучения[5]. В качестве субъектов «педагогического» поведения здесь предстают отдельные личности, прежде всего из числа крестьян и сельских «интеллигентов», малые социальные группы (семья, домохозяйство, сельская и волостная общины, сообщества ровесников, соседей, родственников), большие социальные группы (территориальные, конфессиональные, этносоциальные, сословные, классовые и иные), сельское население региона в целом. Предполагается, что народно-педагогическая практика включает в себя, во-первых, действия представителей старших поколений по физическому сохранению и развитию, воспитанию и образованию младших — по передаче им культурного наследия. Во-вторых, учтено, что дети и молодежь выступают не только как объект, но и как субъект педагогических отношений. Их собственные усилия по физиологическому, эмоциональному, интеллектуальному «врастанию» в жизнь взрослых — унаследованию социокультурных накоплений предшествующего периода, по освоению новой и меняющейся ситуации — играют решающую роль.

Мы имеем также в виду следующее: внешние природно-географические, общественные, культурно-информационные условия задают определенные рамки, но субъективное (индивидуальное и общественное сознание, социальная психология) всегда относительно автономно от объективных факторов. Человеческая ментальность — мировосприятие и миропонимание — отражается в культуре жизни (программных и выбираемых средствах поведения), которая, в свою очередь, реализуется в системе реальных поступков — в образе жизни. Так сами люди воспроизводят физические, психические и социокультурные характеристики своего общества, неизбежно видоизменяя их от поколения к поколению.

Публикуемые материалы относятся в основном к периоду с 1881 по 1917 г. Это было время, когда в России клонилась к закату эпоха господства традиционной культуры и традиционного образа жизни, долгое время заимствовавшихся из поколения в поколение по принципу: «Наши отцы, деды и прадеды делали все так же, как мы делаем, и изжили века еще лучше нас... Что же мы будем выдумывать и грешить?»[6]. Развитие рыночных (капиталистических) отношений, интенсификация общения с представителями иных субкультур (с переселенцами из различных местностей, сельской интеллигенцией, городскими жителями и т. д.), распространение грамотности и чтения, прочие факторы обусловили как углубление социальной дифференциации, так и начало исторической модернизации культуры и образа жизни, в том числе социализирующего поведения сельчан. В настоящее издание включены тексты, свидетельствующие об этих процессах.

В целом, ни традиционную систему физического и социокультурного воспроизводства населения, ни тем более переходные к современной («рациональной») системе формы «педагогического» поведения сельского населения, результаты воспитательных и образовательных усилий людей в конце XIX — начале XX веков не следует идеализировать. Традиционная система в эпоху своего расцвета была весьма эффективной, но в изучаемое время она часто консервировала образцы поведения, уже не продуктивные в новых условиях, и потому вызывала неприятие у части молодежи, стремившейся жить не по дедовским заветам, а «по своему разумению». К тому же начавшаяся смена одного господствующего типа культуры и образа жизни другим не могла не сопровождаться элементами дезорганизации, углубленными к тому же тем, что некоторые надуманные инновации навязывались сельскому сообществу извне и вызывали протест, а иные, необходимые и полезные, не могли развернуться в условиях административно-правового произвола, материальной нужды, ограниченности доступа к достижениям профессиональной культуры. Отсюда, в частности, сбои в деле воспитания и образования детей, приводившие к распространению антисоциального поведения молодежи — пьянству, хулиганству и т. п.

Среди инноваций, уже глубоко укоренившихся в сибирских селениях, наиболее заметное место занимало обучение детей грамоте не только в семейных условиях и самодеятельных «домовых» школах, но также в официальных училищах разного типа и различной ведомственной принадлежности. Настоящая книга включает в себя специальный раздел с источниками, характеризующими эту, наиболее перспективную тогда, форму образования. Ей посвящена и значительная доля рекомендуемой литературы.

Основную часть публикуемых материалов составили воспоминания самих сельских жителей. Некоторые из них были записаны в 1980-х годах студентами-заочниками исторического факультета Новосибирского пединститута от своих пожилых родственников и знакомых. Собранные воедино в коллекции материалов по истории Сибири при кафедре отечественной истории НГПУ, эти интереснейшие тексты и натолкнули нас на мысль об издании настоящей хрестоматии. Воспоминания дают индивидуализированную, насыщенную яркими фактами, субъективно окрашенную картину деревенского детства. В этом их и сила, и слабость как исторического источника. В настоящем издании мемуары дополнены «объективным взглядом со стороны» — источниками, своим происхождением обязанными деятельности профессиональных этнографов, статистиков, учителей и врачей, государственных чиновников и поэтому несущими более обобщенную информацию, в том числе количественную.

Составители хотели бы обратить внимание читателей еще и на такую особенность данной книги. Рекомендуемая для самостоятельного изучения исследовательская литература и опубликованные ранее источники по заложенному в них информационному потенциалу гораздо шире публикуемых здесь текстов. На их основе можно сформулировать для изучения немало новых для науки тем и проблем. Некоторые из них могут лежать в русле методологического, историографического, источниковедческого подходов, другие — соответствовать собственно историческому, историко-краеведческому, историко-этнологическому или историко-педагогическому профилям. Однако следует иметь в виду, что современная антропологически ориентированная история развивается на стыке разных научных дисциплин и, вбирая в себя иx достижения, стремится рассматривать жизнь людей как некоторую целостность. Проблемы, поднимаемые при изучении народного педагогического опыта, тоже имеют мощный интегративный потенциал.

Источники и литература, рекомендуемые для дополнительного изучения, отражают в основных чертах современное теоретическое состояние отечественной этнопедагогики, но главным образом – конкретное состояние и развитие русской народной педагогической практики во временных границах середины XIX — первой трети XX вв., то есть в несколько более обширных пределах, чем публикуемые оригинальные материалы. Хотелось создать не только проблемный, но и хронологический контекст изучаемой исторической реальности, дать возможность прослеживать ее эволюцию между этапными событиями крестьянской реформы 1861 г. и сплошной коллективизации сельского хозяйства в 1929—1932 гг.

Территориальные границы, охватываемые всей совокупностью рекомендуемых текстов, — Сибирь без Дальнего Востока. Причем наиболее подробно обеспечена территория дореволюционной Томской губернии — самой многолюдной и занимавшей центральное положение в регионе. Указаны также основные публикации общероссийского и общерусского масштаба, дающие возможность в ходе сравнения увидеть общие и особенные (региональные, местные) черты русской народной педагогики и системы народного образования. Формируя книгу материалов по русскому этносу, мы имели в виду, что этнопедагогика ряда коренных народов Сибири нашла отражение в серии солидных публикаций последнего времени[7]. Это не значит, конечно, что она достаточно хорошо изучена. Требуются сравнительные кросскультурные исследования, где не последнее место может занять сопоставление с русской этнопедагогикой.

В заключение отметим, что при публикации материалов составители руководствовались правилами издания исторических документов, принятыми в нашей стране[8] (при некотором их упрощении). Тексты воспоминаний, хранящиеся в НГПУ, подверглись минимальному редактированию, в основном стилистическому. В остальных мемуарах, а также в этнографическом очерке М. В. Красноженовой, в статьях Н. А. Кострова и Ш-ва, в отчете Б. И. Сциборского исправлены явные описки и опечатки, местами введены или опущены абзацы, некоторые очень длинные предложения разбиты на несколько более простых. Заголовки к ряду текстов ввиду их отсутствия у авторов придуманы составителями и поэтому поставлены в квадратные скобки. Во всех текстах досоветского периода орфография и синтаксис в основном приведены к современному виду. Другие особенности публикаций оговорены в «Примечаниях».

...«Красна птица перьем, а человек — ученьем», — говорили наши предки, русские крестьяне. Ученьем они называли при этом и воспитание, и образование молодых людей, т. е. весь неразделимый в реальности, многогранный процесс приобщения подрастающего поколения к культурным и нравственным ценностям, социальным нормам человеческого сообщества. Нам представляется, что сейчас, на рубеже XX и XXI веков, когда в общественной психологии утвердилось опасное для «экологии детства» сочетание по сути антигуманных тенденций к сверхрационализации и сверхиндивидуализации[9], «учение» молодежи должно обязательно включать в себя знакомство с традиционной культурой родного народа и родимого края, приобщение к ее лучшим достижениям. От прошлого — к будущему, от старших — к младшим. Это движение вечно, как само человечество, и «красный» (красивый душою) человек — это обязательно личность, осознающая свое незаменимое и уникальное место в бесконечной цепочке поколений.

К. Е. Зверева, В. А. Зверев.

[1] Мальцев Т. С. Раздумья о земле, о хлебе. М., 1985. С. 9.

[2] Институт истории Сибирского отделения Российской Академии наук, сектор истории культуры, коллекция воспоминаний, п. 118, л. 19—20.

[3] Шукшин В. М. Нравственность есть Правда. М., 1979. С. 230.

[4] См.: Виноградов Г. С. Народная педагогика // Сиб. живая старина. Иркутск, 1926. Вып. 1(5). С. 1—28; Он же.Этнография и современность // Этногр. обозрение. 1993. № 1. С. 129—140.

[5] Подробнее см.: Зверев В. А. Дети — отцам замена: Воспроизводство сельского населения Сибири (1861—1917 гг.). Новосибирск, 1993; Зверева К. Е., Зверев В. А. Вклад русского крестьянства в развитие образовательного потенциала Сибири // Культурный потенциал Сибири в досоветский период. Новосибирск, 1992. С. 85—104.

[6] Несколько слов об экономическом положении восточносибирских земледельцев // Сибирь (Иркутск). 1882. 22 августа.

[7] См., напр.: Афанасьев В. Ф. Этнопедагогика нерусских народов Сибири и Дальнего Востока. Якутск, 1979; Малыгина А. А. Мир детства у народов Сибири // Экология этнических культур Сибири накануне XXI в. СПб., 1995. С. 198—221;Басаева К. Д. Семья и брак у бурят (2-я половина XIX — начало XX вв.). Новосибирск, 1980. С. 59—108; Традиционное воспитание детей у народов Сибири: Сб. статей. Л., 1988.

[8] См.: Правила издания исторических документов в СССР. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1990.

[9] См.: Савицкая Т. Ребенок в культуре XX в. // 3нание — сила. 1995. № 4. С. 109—114.