Первый опыт духовного руководства русскими паломниками

 

В 1912 г., по инициативе председателя Палестинского Общества великой княгини Елисаветы Феодоровны для сопровождения русских паломников на Святую землю было решено приглашать духовных лиц. Первым это послушание выполнил валаамский иеромонах Неофит (Коробов). По пути на Святую землю отец Неофит вел дневник, впоследствии опубликованный под названием «От Одессы до Яффы и обратно. Паломнические заметки священника-руководителя».

К празднику Пасхи в Иерусалим в начале прошлого века отправлялись тысячи русских богомольцев. Пароходы были переполнены, путь из Одессы в Яффу и обратно длился 14–15 дней. Большинство богомольцев составляли крестьяне, путешествовавшие в третьем классе, основным местом их размещения на пароходе были трюм и крытые помещения на палубе.

Во время путешествия, в основном на обратном пути, отмечались случаи тяжелых заболеваний паломников, иногда со смертельным исходом. Как сообщалось в докладе уполномоченного Палестинским Обществом в Одессе Михаила Ивановича Осипова, такие случаи происходили «преимущественно от крайнего истощения [путешествующих], возникающего на почве недоедания». В связи с этим он предлагал организовать обеспечение продовольствием паломников «за самую незначительную и доступную для всех плату». Совет Палестинского Общества постановил принять меры для урегулирования всех сторон жизни богомольцев, связанных с путешествием на Святую землю. По настоянию великой княгини Елисаветы Феодоровны к сопровождению паломников было привлечено духовенство.

 Православный паломник с Благодатным огнем

Первая запись валаамского иеромонаха Неофита (Коробова), назначенного выполнять эту нелегкую миссию, была сделана в дневнике 3 марта 1912 г., в день отъезда группы. После погрузки вещей на пароход М.И. Оси¬пов произнес для богомольцев краткую речь о цели паломничества и представил отца Неофита. Затем каждый подходил к батюшке, прикладывался ко кресту и получал у него Евангелие. «Вглядывался я в лица паломников, стада моего духовного, – пишет в своем дневнике отец Неофит, – разнообразны они, больше простых хороших лиц, добрых, кротких, но есть и такие, которым невольно хотелось сказать: а вы-то куда!»

Перед выходом отслужили молебен, среди паломников оказалось немало неплохих певцов. Наконец пустили на пароход. С чего же началось это незабываемое путешествие? Когда отчаливали от берега, богомольцы стали по очереди подходить к отцу Неофиту за благословением. И вдруг с лебедки прямо на священника рухнул плохо прикрепленный груз. «Промысл Божий спас от смерти, – записал в дневнике иеромонах Неофит. – Но Господь Бог по Своему милосердию все делает к лучшему, и если сохранил мне жизнь, то только потому, что не хочет смерти грешника». Чтобы уверить всех, что он жив, отец Неофит с помощью паломников взошел на вахтенный мостик и показался всем оставшимся на берегу. В себя он пришел только в каюте. «Слава Богу! – пишет он в дневнике. – Все тело болит, но повреждений нет – лишь на голове на память растет огромная шишка».

Через час уже служили молебен. Место для богослужения устроили в трюме, соорудив из сундуков и ящиков подобие стола. Принесли свечи, книги и все необходимое. Начали с молебна Святителю Николаю с прошениями о путешествующих. Сразу подобрались певцы – знатоки пения были и среди мужчин, в основном ехавших до Афона, и среди молодых послушниц. Молились горячо, пели усердно.

 

 

Ко всенощной по просьбе отца Неофита паломники принесли иконки, кто какие с собой вез. Перед образами поставили свечи, оказавшиеся у паломников в избытке. И вот, перед ликами многих святых и различных чудотворных икон Пресвятой Богородицы и Святителя Николая (а таких икон было больше всего), начали первую всенощную в море. Помогал отцу Неофиту иеродиакон Кирилл из числа паломников. Певцов распределили на два клироса. «Торжественное, восторженное пение, – писал об этом богослужении отец Неофит, – заставляло забыть неприглядность трюма, его специфическую духоту, все уходили созерцательно в себя, и мне думалось: каждый мысленно молился в храме, сияющем золотом и другими дорогими украшениями. Много давали чувства именно те иконочки, перед которыми мы молились: разнообразные по размеру и письму, все они были дороги каждому, как особая святыня, – благословение родителей и т.п., с которыми все православные не расстаются, уходя из родного дома; здесь были иконы со шнурками, шейные и просто в маленьких киотах».

На четвертый день пути сошли все певцы, ехавшие на Афон. Тяжело было отцу Неофиту расставаться с ними и последний раз преподавать благословение. В порту Дафны, пристани Афона, находившейся недалеко от русского Пантелеимонова монастыря, простояли до полуночи, и все это время на пароходе толпились сиромахи, продающие свои рукоделия и просто камешки, отполированные волной, с картинками священных изображений, цветы и лозы лаврового и других деревьев. Тут и там богомольцы «писали карандаши» на поминовение «пустынничкам».

После расставания с афонскими монахами петь стали на один клирос, пение теперь было хоть и слабенькое, но стройное. Мало стало певцов, зато чтецов оказалось так много, что батюшке пришлось просить их придерживаться очереди и следить за тем, чтобы не были обижены все желающие. В долгом паломническом пути обедница, молебен, акафист с каноном служили почти ежедневно. Молились Божией Матери, Святителю Николаю, Иоанну Предтече и святым, чья память праздновалась. Читали также канон Андрея Критского.

Православные богослужения нередко привлекали внимание пассажиров-иноверцев, которых на пароходе было немало. Так, пение акафиста Святителю Николаю очень понравилось некоторым иудеям и мусульманам. Помимо них в общей толпе с молящимися можно было видеть немцев, французов, а также местных турок и арабов. Во время всенощной или обедницы среди православных находились ревнители, которые следили за тем, чтобы никто не стоял в шляпах.

В отношении многонационального и многоконфессионального состава пассажиров отец Неофит отмечает следующее: «Как интересен пароход, имеющий пассажиров разных исповеданий: евреи-талмудисты, православные христиане, мусульмане и пять–шесть женщин католичек-латышек, или полек, весь день поющих псалмы и не отказывающихся и от наших богослужений; в одно время все справляют свои моления – каждый по своему закону. Евреи, одевшись в полосатые тоги и привязав священный ящичек на лоб, читают, поют, расхаживая; мусульмане истово кладут поклоны, шепча молитвы; православные в большем единодушии совершают службы, но и не имеют общей дисциплины в поклонах, как это было в далекую старину, и тем как бы обесценивают смысл поемого и читаемого; всякий молится своей молитвой и за общей не следит. Очень заметно холодное отношение к общей ежедневной молитве нашей интеллигенции. Болгары и греки всегда бывали за службой, а детей подносили ко мне, прося благословения».

А вот как отец Неофит описывает предпоследний день перед прибытием на Святую землю, 16 марта. «Утром были у Яффы. Безлюдье полное, никто нас не встречает, полная невозможность отомкнуться от берега, волна выбрасывает лодку обратно. Проходит день, вечер наступает, мы все качаемся, мучаемся в болезнях. Пароход превратился в госпиталь с тяжко больными. Иеромонах Гавриил, более крепкий, отслужил краткий молебен Святителю Николаю… Совершил малое освящение воды в большом чайнике, с присовокуплением Апостола и Евангелия и прошений на ектении «о престании губительства и напрасные смерти», окропил подходящих ко кресту святой водою, а потом, поддерживаемый отцом Кириллом, обошел всех больных, осенял святым крестом и окроплял святой водою, давая попить просящим… Остатки святой воды вылил в море. Утешительно повлияло на всех наше немощное служение, все были полны веры в помощь Божию. Стали просить отслужить панихиду по отце Иоанне Кронштадтском, отслужили полную вселенскую. Молитва еще больше укрепила всех нас, приступили к служению всенощной, ибо наступил канун Лазаревой субботы и день памяти Алексия Божия человека, канон Пречистой и всем святым с акафистом Божией Матери».

Наконец 17 марта паломники высадились в Яффе, у всех рука потянулась для совершения креста, уста же шептали молитву благодарения Господу.

В пути люди сжились со всеми бытовыми неудобствами путешествия, ближе узнали друг друга, познакомились. Многие стали обращаться к отцу Неофиту за советом, как жить, чтобы получить спасение, как смотреть на те или другие случаи в семье? Спрашивали обычно прямо и просто, поэтому и отвечать батюшке «на душевную пользу спрашивающих» было легко. «Теперь, – признавался он, – больше открылись очи мои, и я стал свободнее разбираться, кто и для чего едет в Иерусалим: многие едут ради душевной пользы, есть у них грехи, гнетущие совесть, и вот они искренно желают их оплакать на Божественной Голгофе, у Гроба Господня; обеспеченные и пожилые, так как прошла у них пора труда, греха и забот о себе и семействе, едут исполнить благочестивое желание или выполнить обет давнишний; вдовы, старые девы в возрасте от 30 до 40 лет – есть благочестивые, праведно настроенные, но есть и такие, которые – это по лицу видно – едут себе на уме: наружно ведут себя прилично, но не стесняются водить знакомство с мужчинами, а батюшку окружают обожанием, что очень стесняет, приходится хитро уклоняться от их желания несколько раз взять благословение, горячо поцеловать руку и задержать, часто предлагают угощение или просто «покушать с ними чайку», есть в таком же возрасте послушницы монастырей, из них некоторые, поразвитее и имеющие лица поприличнее, откровенно говорят: «Еду подышать свободным воздухом Востока, в монастыре задохлась». Эти фразы невольно заставили насторожиться – последить, что это и в чем желанная свобода, прикрытая паломничеством в Иерусалим. Понял, что руководителям нужно больше знать жизнь трюма, необходимо ехать с народом – тогда можно будет говорить проповеди или завести чтение, подготовляющее к благочестивому паломничеству, а не к свободе тех рабов Божиих, которых дух злобы поднебесной выманил из под крова обители на свободу, а где свобода, там возможен грех; такова молодость».

Пребывание паломников на Святой земле продолжалось целый месяц. Много глубоких и счастливых переживаний, радости и религиозного восторга увозили на родину исстрадавшиеся в миру и уставшие от житейской суеты русские люди. Однако обратное их отправление на родину готовило новые испытания.

В связи с военными действиями между Турцией и Италией 5 апреля 1912 г. Турция закрыла для судоходства Дарданеллы. Из-за полученных неверных сведений об открытии Дарданелл два парохода с паломниками, «Лазарев» и «Принцесса Евгения Ольденбургская», имея на борту 1160 человек, отбыли в Россию. Но так как в действительности Дарданельский пролив был закрыт, то первый пароход успел дойти только до Смирны, а второй – до Бейрута, где богомольцы, которых сопровождал отец Неофит, вынуждены были пробыть целых 10 дней.

В исключительных обстоятельствах, когда уставшие, мечтавшие о возвращении домой паломники готовы были возроптать на судьбу, забыв все радости своего незабываемого путешествия, отец Неофит продолжал совершать богослужения, ежедневно устраивал чтение акафистов, произносил назидательные поучения и просто общался с людьми. В Бейруте он организовал крестный ход по городу, по приглашению местных чиновников совершил торжественное богослужение в одном из городских храмов.

За эту поездку иеромонах Неофит был особо отмечен Советом Палестинского Общества. В отчете Совета было указано, что он «вносил в среду паломников дух бодрости и подавлял всякого рода брожения среди недовольных, снискав всеобщую любовь и сердечную благодарность».

Автор выражает благодарность заведующей архивом Валаамского Спасо-Преображенского монастыря Вере Феодосьевне Кисельковой и архивариусу Ново-Валаамского монастыря (Финляндия) монаху Исидору за предоставленные материалы и помощь в работе.