– Отец Сергий, Ваш научный труд стал попыткой комплексного канонического, юридического и исторического анализа правовых норм, закрепляющих статус, компетенцию, состав, структуру, порядок работы органов высшей власти и управления Русской Православной Церкви в XX и начале XXI века. Исследованию данного вопроса Вы посвятили 17 лет. Можно ли назвать эту монографию трудом Вашей жизни?
– Я бы охарактеризовал монографию как первый опыт моего научного исследования. Работа оказалась весьма растянута по времени. 17 лет – это продолжительное время, которое потребовалось для лучшего узнавания сложных исторических процессов, происходивших в Церкви, созревания моей собственной мысли.
Могу ли я назвать монографию трудом моей жизни? Если отвечу положительно на этот вопрос, значит, буду жить только прошлым. Но человек призван жить настоящим и стремиться в будущее. Надеюсь, что, Богу поспешествующу, смогу еще послужить церковной науке.
– Расскажите, пожалуйста, об этапах создания монографии.
– Основа была положена еще в Московской духовной семинарии, куда я пришел со студенческой скамьи Курганского государственного университета. Получив юридическую специальность, я интересовался каноническим правом. А когда выбирал тему дипломной работы в 2004 году, как раз обратил свой взор на область центрального церковного управления, поскольку мне очень хотелось достоверно узнать, каковы же принципы функционирования высшей власти Церкви, как они сопрягаются с принципами построения системы государственной власти, «теорией ветвей». Тогда я избрал временной отрывок, который был современен мне. Я начал с анализа Устава Русской Православной Церкви 2000-го года, а затем уже обратился к более ранним документам – Уставу об управлении Русской Православной Церкви 1988 года и Положению об управлении Русской Православной Церкви 1945 года. Я сопоставлял нормы законоположений, которые появлялись в ходе строительства высшей церковной власти и управления. Постепенно стал осознавать: чтобы понять логику церковных строителей, нужно обратиться к самым истокам церковных реформ – началу XX века, к изучению опыта Священного Собора Православной Российской Церкви, который и сформировал очертания и содержание знакомого нашим современникам института высшей власти и управления Русской Церкви. Исследование того исторического периода стало следующим этапом моей научной работы в рамках уже кандидатской диссертации, которую я готовил в Московской духовной академии.
Завершилось обучение в духовной школе; к тому времени я был уже сотрудником Отдела внешних церковных связей. Какое-то время продолжилось мое погружение в тему; я публиковал статьи. А затем наступил перерыв, который был уже связан с практической работой в синодальном учреждении.
Но вот наступил 2020 год, пандемия, и мы все оказались изолированы в своих квартирах. И впервые за многие годы появилось время для того, чтобы поразмыслить о своей жизни, научных интересах. У меня тогда возникла мысль: «Что бы сделать с диссертацией, чтобы можно было ее предложить читателю?» Но когда я взял ее в руки и начал читать, то понял, что мое исследование безнадежно устарело. Когда же приступил к кардинальной переработке всего текста диссертации и обратился к новым источникам, осознал, что не уделил внимания серьезной составляющей в исследовании – предсоборной дискуссии, которая оказала заметное влияние на последующую соборную работу. Так, на доработку у меня ушло еще 2 года. И результатом этих усилий стала монография, увидевшая свет в издательстве Московской духовной академии.
– Спасибо, отец Сергий, за такой подробный ретроспективный рассказ об этапах создания монографии. Расскажите, кто являлся Вашим научным ориентиром в этом исследовании?
– Поскольку, как я уже сказал, сфера моих светских еще тогда профессиональных интересов во время учебы лежала в области юриспруденции, то каноническое право стало одним из главных предметов, которым я уделял особое внимание в Московской духовной семинарии. И логично, что профессор протоиерей Владислав Цыпин стал научным руководителем как моей дипломной работы в Семинарии, так и кандидатской диссертации в Академии. Собственно, отец Владислав и помог мне очертить границы исследования, определиться с основными этапами работы, первоочередными шагами, за что я ему очень благодарен.
Особая роль в подготовке книги принадлежит советнику Патриарха Московского и всея Руси протоиерею Николаю Балашову, который стал научным редактором монографии. Благодаря его профессиональному опыту и научному чутью изначальный текст стал много лучше.
– Как работа на разных церковных поприщах соединилась с Вашим научным интересом в монографии?
– Хотя я и не был непосредственным участником деятельности органов высшей церковной власти, однако, совершая служение в Отделе внешних церковных связей, имел возможность изнутри синодального учреждения наблюдать за процессами, происходящими в сфере высшего церковного управления. Опыт работы в ОВЦС помог мне сформировать комплексный взгляд на область научного интереса. Пришло понимание того, что все элементы в структуре управления Церковью взаимосвязаны. И высшее церковное управление не существует отдельно от епархиального или приходского управления. Задача центральной церковной администрации заключается в том, чтобы создать необходимые условия для правильного развития жизни на местах: поддержать добрые начинания, предложить апробированный успешный опыт, вовремя заметить проблемы и деструктивные явления и купировать их. В этом плане она держит руку на пульсе церковной жизни.
– Какова степень исследования института высшей власти и управления Русской Церкви? Что Вы могли бы сказать о документальных источниках?
– Институт высшей власти и управления в нашей Церкви всегда привлекал внимание ученых. Профессор Московской духовной академии Николай Александрович Заозерский в XIX веке писал о том, что этот институт является ближайшим для исследования в каноническом праве. В своих трудах он не только изучал исторические формы и методы церковного управления, но и делал отсылки к современному положению Российской Церкви, когда высшим органом управления был Святейший Правительствующий Синод. После революции октября 1917 года серьезных исследований не проводилось, потому что задачей Церкви было сохранение собственной структуры в агрессивных условиях атеистической политики советского государства. Исследование высшего церковного управления набирает обороты лишь ко времени окончания советского периода в условиях новой России. Эти исследования касались преимущественно отдельных предметов и явлений, связанных с работой Всероссийского Церковного Собора 1917-1918 годов – восстановления патриаршества, избрания Святейшего Патриарха Тихона, а также с постсоборной трудной историей – преемственности при передаче полномочий по управлению Церковью.
Многое для популяризации наследия отцов Всероссийского Церковного Собора сделал московский Новоспасский монастырь. С 2012 года обитель по благословению Святейшего Патриарха Кирилла осуществляет научное издание документов и материалов Собора. Считаю для себя почетным иметь отношение к этому проекту, входить в состав разработчиков тома, посвященного материалам соборного Отдела о высшем церковном управлении. Нельзя не упомянуть и о публикации в 2014 году Обществом любителей церковной истории совместно с Новоспасским монастырем журналов и протоколов Предсоборного Присутствия. Популяризация этого пласта живой церковной дискуссии начала XX века обогатила современную церковную науку. Все эти источники, а также материалы государственных архивов, в числе которых Государственный архив Российской Федерации в Москве и Российский государственный исторический архив в Санкт-Петербурге, использовались в подготовке монографии.
Большую работу над исследованием документальных источников советского времени провел и продолжает проводить Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, церковные ученые Московской и Санкт-Петербургской духовных академий, Общецерковной аспирантуры и докторантуры и даже ученые государственных вузов. Такая работа помогает открывать новые страницы истории нашей Церкви.
– Что бы Вы хотели отметить по итогам работы над источниками?
– Благодаря знакомству с журналами и протоколами Предсоборного Присутствия я открыл для себя высокий уровень академической дискуссии, профессиональные компетенции профессоров духовных академий – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской, Казанской. Из опубликованной дискуссии я сделал вывод о том, что церковная наука начала XX века имела большую степень развития, не уступающую европейской. Меня вдохновили грамотность построения богословской мысли, при изложении которой использовались латинские термины и выражения, цитировались отрывки из источников церковного права, исторических памятников, произведений авторитетных ученых на древнееврейском и древнегреческом языке, производился их анализ. Примечателен также высокий культурный уровень полемики. Все это говорит о том, что нам необходимо сегодня серьезно трудиться над укреплением научного и академического потенциала нашей Церкви.
Затем меня очень порадовала публикация дневников митрополита Арсения (Стадницкого), осуществленная Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом. В этих дневниках я встретил живое описание событий тех лет, ведь митрополит Арсений был участником многих из них: работал в Предсоборном Присутствии, был членом Святейшего Синода, председателем Учебного комитета. Я больше узнал о многих выдающихся личностях того периода, например, о митрополите Антонии (Вадковском), который был первоприсутствующим членом Синода, о митрополите Владимире (Богоявленском), петербургских викариях, среди которых уже тогда выделялись епископы Ямбургский Сергий (Страгородский) и Гдовский Кирилл (Смирнов). Впоследствии им предстоит разделиться в вопросе понимания задач и будущего Церкви. В оценках митрополита Арсения предстает обер-прокурор Синода В. Н. Львов – сложная и противоречивая личность. Такого рода свидетельства – это огромное богатство. Я с огромным удовольствием и интересом, просто взахлеб читал эти дневники.
– Заданная в монографии структурированная периодизация рассматриваемой темы обусловлена преимущественно историческим дискурсом или более правовым?
– Начинал я с правового принципа, опираясь на церковные документы, которые анализировал. И по мере продвижения исследования стало очевидно, что изменения, которые вносились в уставы или положения об управлении, были напрямую связаны со своей эпохой, продиктованы логикой общественного и политического развития в России того времени. В области церковного реформирования ничего не происходило только лишь по желанию отдельных людей, даже самых высокопоставленных и могущественных. Должны были сформироваться условия для проведения церковных реформ. Поэтому я постепенно перешел с юридических принципов анализа на общественно-политические, в большей мере отражавшие изменения, происходившие в обществе и государстве.
Избрание той или иной модели конфигурации высшей власти и управления в Русской Церкви напрямую зависело от общественно-политических условий в стране, состояния церковно-государственных отношений. В поздний императорский период церковные эксперты предлагали закрепить церковную власть за Собором, состоящим из епископов, клириков и мирян, восстановить патриаршество. Однако Собор созвать не удавалось вплоть до упразднения монархии в России. Демократический подъем в обществе, либерализация законодательства в начале 1917 года отразились и на подготовке и проведении Всероссийского Церковного Собора, который не просто восстановил патриаршество, но и создал такую модель устройства высшей церковной власти и управления, в которой сочетались высшая власть Поместного Собора и высшее управление в лице Священного Синода и Высшего Церковного Совета под председательством Патриарха.
К сожалению, последующее время гонений на Церковь не дало шанса этой модели быть реализованной на практике. Начался период выживания Церкви. И святитель Тихон, и митрополит Сергий (Страгородский) добивались легализации высшего церковного управления. Условием такой легализации стала полная лояльность Церкви советскому государству. Мы можем критиковать Положение об управлении Русской Православной Церкви 1945 года, утверждать, что оно бесконечно далеко отстоит от определений Собора 1917-1918 годов, но мы не можем не признать очевидного: этот документ стал результатом компромисса и отражал ту реальность, в которой оказалась наша Церковь к середине XX века.
Оценивая Устав 1988 года, можно сказать, что он стал прорывом в деле возрождения соборных принципов и механизмов высшего церковного управления. А почему это стало возможным? Потому, что изменения пришлись на финал советского времени, когда происходило ослабление диктата со стороны государства в отношении Русской Церкви. У Церкви появилась возможность произвести в некоторой мере рецепцию соборных решений 1917-1918 годов. Конечно, взяли не все, а только то, что соответствовало современности, силам и интересам Церкви. Но и новые изменения – редакция Устава 2000-го года и последующих лет происходили согласно той же логике: в основном документе закреплялось то, что соответствовало возможностям и интересам Церкви на текущем этапе исторического развития.
– Кому адресован Ваш труд? Монография может служить учебным пособием или помочь углубить уже имеющиеся знания в сфере канонического права и церковной истории?
– Этот труд является попыткой популяризировать все то наследие, которое мы имеем с предшествующей эпохи в области конструирования высшего церковного управления. И в этом плане монография может стать и учебным пособием для студентов духовных учебных заведений, и послужить церковным ученым, историкам и специалистам по каноническому праву. Она может быть любопытна для всех тех, кто интересуется историей Русской Православной Церкви XX века.
– Будет ли эта книга в библиотеке ОЦАД? Где ее можно приобрести?
– Книга уже сейчас имеется в библиотеке Общецерковной аспирантуры и докторантуры. Предполагается, что духовные учебные заведения или светские вузы, а также отдельные читатели могут заказать монографию по каталогам в издательстве Московской духовной академии или приобрести ее в академической лавке.
