|
|
||||
Владимир Буданов. Наш поэт Николай РубцовКазалось бы, что еще можно написать о выдающемся, большом русском поэте. Несмотря на то, что он не сразу был замечен, перенес массу жизненных и творческих тягот и погиб во цвете лет, – как и многие наши великие поэты Пушкин, Лермонтов, Хлебников, Есенин, Маяковский, – в год его 80-летия он уже признан, любим своим народом, а его стихи вошли в серию «100 главных книг», великих книг великих писателей, рекомендованных для чтения каждому мыслящему человеку.
Н. Рубцов родился в 1936 году в архангельской деревне, воспитывался в детдоме, после школы-семилетки учился в лесотехникуме, работал библиотекарем, на заводе, кочегаром на корабле, служил на флоте. После получения аттестата зрелости в 1962 году поступил в Литературный институт. А вскоре был исключен и окончил институт только заочно в 1969 году. Но он так и остался странником, как многие великие поэты и пророки, остаток жизни провел главным образом в деревне. При жизни поэт опубликовал четыре небольшие книги стихов, и уже в 1971 году был убит женщиной, на которой собирался жениться. Только в 1985 году по сути дела отдали должное памяти Николая Рубцова, опубликовав книгу стихов «Подорожники», в которой было представлено 243 стихотворения (в юбилейной книге их уже 269, и наследие поэта еще не раскрыто полностью). Строгие критики, собратья по поэзии считали, что не все ранние стихи Н. Рубцова достойны тиснения, как якобы несовершенные, но вряд ли это правильно. Даже допустив их несовершенство, необходимо опубликовать эти стихи для полноты поэтического собрания. Тем более, что уже в самых ранних из них обнаруживается след неповторимого рубцовского стиля, его проникновение в глубину духа и мира, в главные стихии родной природы и души, в космические дали и запредельный свет. Дерзко писать о Рубцове нашей привычной прозой, поэтому обратимся лучше к тому, что говорит в стихах о себе сам поэт.
Кто же знает, может быть навеки Людный тракт окутается мглой, Как туман окутывает реки: Я уйду тропой.
Все люблю без памяти
Будоражат сердце мне
Крики перепелок,
Ржание стреноженных молодых коней… И останется все, как было – на Земле, не для всех родной… Будет так же светить Светило на заплеванный шар земной!..
Уж сколько лет слоняюсь по планете! И до сих пор пристанища мне нет…
Жизнь – океан, волнуемый
Но ты всегда не робкий был
Ты скован был вселенскими
Но лучших чувств ты был всегда
Я уношусь куда-то в мирозданье, Я зарываюсь в бурю, как баклан, – За вечный стон, за вечное рыданье Я полюбил жестокий океан.
Но, конечно, настоящий Рубцов появляется позже, в пронзительных стихах о Родине, о родном. Иногда за устоявшийся уже стиль его называли поэтом-деревенщиком. Нет! Как и в прозе Распутина, Белова, Яшина, в его поэзии деревенская проблематика была лишь поводом для того, чтобы дать образ необъятной нашей Родины и целого мира. По глобальности и космичности поэтического взгляда он, скорее всего, может уже принадлежать к последователям философии русского космизма.
Русь моя, люблю твои березы! С первых лет я с ними жил и рос. Потому и набегают слезы На глаза, отвыкшие от слез…
Я уплыву на пароходе, Потом поеду на подводе, Потом еще на чем-то вроде, Потом верхом, потом пешком Пройду по волоку с мешком – И буду жить в своем народе!
О вид смиренный и родной! Березы, избы по буграм И, отраженный глубиной, Как сон столетний, божий храм.
Я не один во всей вселенной. Со мною книги и гармонь. И друг поэзии нетленной – В печи березовый оогонь
И так в тумане омутной воды Стояло тихо кладбище глухое. Таким все было смертным и святым, Что до конца не будет мне покоя.
Ну что ж? Моя грустная лира, Я тоже простой человек, – Сей образ прекрасного мира Мы тоже оставим навек. Но вечно пусть будет все это, Что свято я в жизни любил: Тот город, и юность, и лето, И небо с блуждающим светом Неясных небесных светил…
Я умру в крещенские морозы. Я умру, когда трещат березы.
Где я зарыт, спроси Жителей дальних мест, Каждому на Руси Памятник – добрый крест!
Но горько поэту,
ему
Христианская душа и православное облачение Рубцова сначала вроде и незаметны, главным образом, от необыкновенной скромности и духовной чистоты самого поэта, от чистоты его первоначальной поэтической проблематики – щемящей любви к Родине, природе, к ее стихиям. Он их познал практически, как поля, леса, океаны, или просто интуитивно, как горы и пустыни, и для всех нашел простые, но проникновенные слова и образы. Христианское уважение к могилам, – особенно к святой могиле матери, – неразрывно связанным с родной землей, по-детски еще маленькой, но потом онтологически огромной, планетарного масштаба, пронзительные строки о простых людях, их жизненных тяготах обращают взгляд поэта в недра его души, в небесные и запредельные просторы. Он, взгляд, останавливается то на печальных по-земному, то на небесно и божественно украшенных наших храмах. Все это определяет безусловно православную этику и эстетику поэта, делает этого скромного молодого человека поэтическим гигантом.
Сижу среди своих стихов, Бумаг и хлама. А где-то есть во мгле снегов Могила мамы.
Тихая моя родина! Ивы, река, соловьи… Мать моя здесь похоронена В детские годы мои… С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь.
И неизвестная могила Под небеса уносит ум, А там – полночные светила Наводят много-много дум…
В глаза бревенчатым лачугам Глядит алеющая мгла, Над колокольчиковым лугом Собор звонит в колокола!
С моста идет дорога в гору, А на горе – какая грусть! – Лежат развалины собора, Как будто спит былая Русь.
А дальше за лесом – большая деревня. Вороны на елках, старухи в домах. Деревни, деревни вдали на холмах, Меж ними село с колокольнею древней. В деревне виднее природа и люди. Конечно, за всех говорить не берусь! Виднее над полем при звездном салюте, На чем поднималась великая Русь.
Не кричи так жалобно, кукушка, Над водой, над стужею дорог! Мать России целой – деревушка, Может быть, вот этот уголок…
Прощай, костер! Прощайте все, Кто нынче был со мною рядом, Кто воздавал земной красе Почти молитвенным обрядом… Душа свои не помнит годы, Так по-младенчески чиста, Как говорящие уста Нас окружающей природы.
Звезда полей горит, не угасая Для всех тревожных жителей земли, Своим лучом приветливым касаясь Всех городов, поднявшихся вдали.
Как же так –
В наши годы, милый гость, Все прошло и прокатилось, Пролетело, пронеслось? Красным,
Нагоняем сладкий бред… Взгляд блуждает по иконам… Неужели Бога нет?
Но моя любимая землица надо мной удерживает власть. Память возвращается, как птица, – в то гнездо, в котором родилась И вокруг долины той любимой, полной света вечных звезд Руси, жизнь моя вращается незримо, как Земля вокруг своей оси!
О вине подумаю, о хлебе, О птенцах, собравшихся в полет, О земле подумаю, о небе И о том, что все это пройдет.
Не помнит он, что было прежде, И не боится черных туч, Идет себе в простой одежде С душою светлою, как луч!
Созерцаю ли звезды над бездной С человеческой вечной тоской, Воцаряюсь ли в рубке железной За штурвалом над бездной морской, – Все я верю, воспрянувши духом, В грозовое свое бытие И не верю настойчивым слухам, Будто все перейдет в забытье.
И, наконец, наступает по-настоящему молитвенное отношение к храму, к его веками трудящемуся народу и родному природному окружению, к отеческим могилам, к живой соборности людей с их печалями (от собственных великий поэт, как видно по стихам, старается особенно и не расстраиваться!).
(Старая дорога). Всё облака над ней, всё облака… В пыли веков мгновенны и незримы, Идут по ней, как прежде, пилигримы, И машет им прощальная рука.
А возле ветхой сказочной часовни Стоит береза старая, как Русь…
А туча шла гора горой! Кричал пастух, металось стадо. И только церковь под грозой Молчала набожно и свято.
И храм старины, удивительный, белоколонный, Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, – Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..
Россия, Русь – куда я ни взгляну… За все твои страдания и битвы Люблю твою, Россия, старину, Твои леса, погосты и молитвы…
Я клянусь: Душа моя чиста. Пусть она останется чиста До конца, До смертного креста!
И как апофеоз русскому православию звучат стихи, посвященные космически и божественно прекрасным фрескам Дионисия:
В потемневших лучах горизонта Я смотрел на окрестности те, Где узрела душа Ферапонта Что-то Божье в земной красоте. И однажды возникло из грезы, Из молящейся этой души, Как трава, как вода, как березы, Диво дивное в русской глуши! И небесно-земной Дионисий, Из соседних явившись земель, Это дивное диво возвысил До черты, небывалой досель… Неподвижно стояли деревья, И ромашки белели во мгле, И казалась мне эта деревня Чем-то самым святым на земле…
Дорогие братья и сестры во Христе, дорогие соотечественники, читайте стихи Николая Рубцова и чтите самого поэта! Памятник ему хотя и стоит в далекой Вологде, но его солнечный взгляд видит и нашу Сибирь и всю нашу Родину, Россию… Об этом нас просил сам поэт:
Сибирь как будто не Сибирь! Давно знакомый мир лучистый – Воздушный, солнечный, цветистый, Как мыльный радужный пузырь… Тележный скрип, грузовики, Река, цветы и запах скотский, Еще бы церковь у реки, – И было б все по-вологодски.
Болгария пусть расцветает И любит чудесную Русь, Пусть школьник поэтов читает И знает стихи наизусть.
Отложу свою скудную пищу, И отправлюсь на вечный покой. Пусть меня еще любят и ищут Над моей одинокой рекой.
Всегда светила нам, не унывая, Звезда труда, поэзии, покоя, Чтоб и тогда она торжествовала, Когда не будет памяти о нас…
Образование и Православие / |
||||
|
|
Всего голосов: 12 | |||
| Версия для печати | Просмотров: 2863 | |||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
