Тимур Давлетшин. "Старайтесь читать книги святых Отцов, соответствующие Вашему образу жизни..."

Возможна ли такая ситуация в монастыре? – Чисто теоретически вполне возможна. Те, кто хотя бы немного знакомы с историей Церкви, с агиографией, могут припомнить и не такое. Вот навскидку из жития преп. Максима Грека, несправедливо осужденного на заточение в Иосифо-Волоколамский монастырь: «Преподобный Максим шесть лет прожил в заточении в Волоколамске в тесной, темной и сырой келье. Его страдания усугублялись тем, что келья не проветривалась, из-за чего в ней скапливался дым и запах гнили. Не обладая хорошим здоровьем, он не раз был близок к смерти: отвратительная пища, холод и постоянная изоляция делали свое дело. Больше всего его печалило отлучение от Святого Причастия. Ему не дозволялось посещать церковь, но из его собственных рассказов известно, что по крайней мере один раз за время заточения его посетил ангел. Ангел сказал, что посредством этих временных страданий он избежит вечной муки. Видение наполнило преп. Максима духовной радостью, и он составил канон Святому Духу. Этот канон впоследствии обнаружили в келье. Он был написан на стенах углем. В 1531 году его вторично судили, и снова митрополит Даниил предъявил ему обвинение в ереси. На этот раз ситуация выглядела еще абсурднее, так как помимо измены его теперь обвинили в колдовстве. К тому времени он уже хорошо владел русским языком и смог ответить на предъявленное ему обвинение. Он сказал, что перевод, приписываемый ему, является "ересью жидовствующих, и я не переводил так и никому не говорил так написать”. Он держался на суде с великим смирением, с плачем кланялся судьям и просил о прощении.

После суда его перевели в Тверской Отрочь монастырь под надзор епископа Акакия, брата покойного Иосифа Волоцкого. Епископ Акакий просил у Великого князя позволения снять с преп. Максима железные кандалы и разрешения предоставить ему самые необходимые удобства и условия»[1].

Если такое возможно было во времена Максима Грека (а это было время, может быть, уже не расцвета монашества, но уж точно не его закаты), то почему это невозможно сейчас, когда старые традиции монашества оказались во многом утрачены, а начальниками вновь образовавшихся монастырей оказались люди, не имеющие никакой старческой преемственности?

Посему, не имея никаких документальных доказательств правдивости или ложности описанного Марией Кикоть, я не буду становиться в ряды того или иного лагеря. Думаю, этим вопросом должна заняться компетентная комиссия из патриархии. Я же хочу здесь затронуть один вопрос, поднятый в книге Марии и упоминаемый в его интервью сайту «Ахилла».

Вопрос этот касается одного из наиболее почитаемых в нашей Церкви святых – преподобного Иоанна Лествичника. Именно он, по словам Марии Кикоть, оказался во многом виноватым в ее бедах. Чтобы было понятно, я процитирую отрывок из ее интервью:

«—В книге Вы упоминаете, что «проклятая» «Лествица» подтолкнула Вас к монашеству: в чем «вина» книги?

—Книга написана очень красивым поэтическим языком и действительно обладает большой силой внушения. Не зря она является настольной книгой во всех монастырях. Там нет, как ни странно, какого-то идеального образа монашества, в ней описано монашество, как оно было и есть, со всеми вытекающими. Описаны и трудности монашеского пути, и подвиги во имя покаяния и смирения, и издевательства начальства над братией во имя смирения, даже до смерти, и много чего еще. Но все это преподносится как «средство для обретения спасения», не иначе. Если человек уже готов принести свою жизнь в жертву «спасения» и получения загробного воздаяния, то все это воспринимается совершенно нормально.

Весьма привлекательно в этой книге рисуется образ монаха-подвижника, терпящего скорби Царствия ради Небесного. Много внимания уделяется также «богоизбранности» и «богоугодности» монашеского пути, это внушает сразу чувство собственной исключительности и избранничества, что весьма приятно для людей неискушенных и гордых. Отсюда и возникает желание этому пути следовать. И при этом все трудности и страдания монашеского поприща воспринимаются также как богоданные и спасительные, какими бы они ни были, даже совсем странными и нелепыми. Человек начинает думать, что чем больше страданий и лишений он претерпит Христа ради, тем скорее обрящет милость и спасение (это, кстати, чуть ли не основная мысль книги), хотя этот тезис является просто извращением самой сути Христианства. Христос нигде в Евангелии не призывал искать себе приключения и страдания намеренно— ни себе, ни другим.

—Если вина книги в том, что она рисует идеальный образ, а реальность резко отличается, то вина ли это книги или это ошибка читающего? Евангелие тоже говорит об идеале, о Царстве Божьем, зовет туда— является ли Евангелие тоже «проклятой» книгой?

—А реальность не очень-то отличается. Глупо думать, что раньше монашество было каким-то другим, нежели сейчас, достаточно немного изучить историю. Просто эта монашеская реальность в книге очень уж поэтично и привлекательно подана, даже смерть от побоев наставника преподносится как великое благо для послушника. За это обещается Царствие Небесное не только послушнику, но и наставнику по молитвам замученного послушника».

Прошу читателя обратить внимание на последние слова «обещается Царствие Небесное не только послушнику, но и наставнику по молитвам замученного послушника». Т.е. получатся, что награду от Бога получает как жертва, так и палач. По моему глубокому убеждению, Мария совершенно превратно истолковала преп. Иоанна Лествичника. Утверждение сие она выносит из жизнеописания преподобного Акакия, приведенного в «Лествице» преп. Иоанном Лествичником со слов другого Иоанна – Савваита:

«В обители моей в Азии (ибо оттуда пришел сей преподобный), в которой я находился, прежде нежели пришел сюда, был один старец весьма нерадивой жизни и дерзкого нрава; говорю сие, не судя его, а дабы показать, что я говорю правду. Не знаю каким образом приобрел он себе ученика, юношу, именем Акакия, простого нрава, но мудрого смыслом, который столько жестокостей перенес от сего старца, что для многих это покажется невероятным; ибо старец мучил его ежедневно не только укоризнами и ругательствами но и побоями; терпение же послушника было не безрассудное. Видя, что он, как купленный раб, ежедневно крайне страдает, я часто говаривал ему, при встрече с ним: „что, брат Акакий, каково сегодня?” В ответ на это он тотчас показывал мне иногда синее пятно под глазом, иногда уязвленную шею или голову; а как я знал, что он делатель, то говаривал ему: „хорошо, хорошо, потерпи и получишь пользу”. Прожив у своего немилосердного старца девять лет, Акакий отошел ко Господу, и погребен в усыпальнице отцев. Спустя пять дней после этого наставник его пошел к одному, пребывавшему там, великому старцу, и говорит ему: „отче, брат Акакий умер”. Но старец услышав это, сказал ему: „поверь мне, старче, я сомневаюсь в этом”. „Поди и посмотри”, отвечал тот. Немедленно встав, старец приходит в усыпальницу с наставником блаженного оного подвижника, и взывает к нему, как бы к живому (ибо поистине он был жив и после смерти), и говорит: „Брат Акакий, умер ли ты?” Сей же благоразумный послушник, оказывая послушание и после смерти, отвечал великому: „отче, как можно умереть делателю послушания?” Тогда старец, который был прежде наставником Акакия, пораженный страхом, пал со слезами на землю; и потом, испросив у игумена лавры келлию близ гроба Акакиева, провел там остаток жизни уже добродетельно, говоря всегда прочим отцам: „я сделал убийство”»[2].

1. Житие преп. Максима Грека. http://idrp.ru/maksim-grek-lib1294/
2. Лествица [Иоанна Лествичника]. О преподобном Акакии. https://religion.wikireading.ru/27301
3. . Игнатий (Брянчанинов), свт. Переписка святителя Игнатия с друзьями и знакомыми. Письма святителя Игнатия без указания адресата. Письма из Николо-Бабаевского монастыря. Письмо № 32 // Полное собрание творений. Т. VIII. М.: Паломник, 2007. С. 205.