Киприан Шахбазян. Богословие – не сложность, а кристальная простота

Мысль, что богословие есть нечто недоступное так называемым «простым людям», – глубоко ошибочна. В ее основании лежит вещь, имеющая мало отношения к теоретическим трудностям. Главное – в непонимании иными высокообразованными теоретиками (на которых лежит обязанность просвещения народа) необходимости богословия. Какая, казалось бы, разница, единосущен Сын Отцу или нет, одна природа у Христа, или две, одна или две у Него воли, одно или два действия, тварна благодать или нетварна? Разве это имеет отношение к самому главному – спасению?

И пока не станет ясно, что богословие – ничто иное, как ответ на вопрос «Кто, кого, от чего и каким путем спасает?» – богословие остается для нас просто интеллектуальной игрой. И тогда, действительно, покажется странным «ломать голову» над всякими сложностями, и покажется правильным «верить в простоте», «не умничая», под «простотой» понимая равнодушие к истинам веры.

Но богословие – не сложность, а кристальная простота. 

И в единосущии Сына Отцу нет ничего сложного, только утверждение, что нас спасает Бог – Христос, Который не просто человек, но Бог. И в двуприродности Христа не отвлеченная мысль, а вера в то, что Христос – Бог – стал человеком, не перестав быть Богом, чтобы как человек искупить наш грех, даровать нам прощение и открыть в Себе нам путь к соединению с Собой как с Богом. И осознание соприсутствия двух воль и двух действий во Христе – человеке и Боге – свидетельствует о непризрачности, о реальности человечества и божества в нашем Спасителе, а не является упражнением для развеивания интеллектуальной скуки.

Понимание того, что богословие не является отвлеченной игрой ума, а говорит нам о спасении и никогда не отвлекается на постороннее – это понимание даст возможность донести любую кажущуюся сложность (в том числе и о богословских идеях и мыслях отцов XIV века) до любого человека. 

 

Во взглядах еретиков были некоторые расхождения. Варлаам, например, считал благодать только тварной, а Акиндин – тварно-нетварной (по типу соединения природ во Христе). Относительно попытки Акиндина как бы «примирить» противоположные мнения Церковь высказалась определенно, осудив ее. И причина этого тоже не является какой-то непостижимой сложностью для понимания «простого человека». Еще VI Вселенский Собор твердо выступил против смешения двух природных действий во Христе, сказав, что именно два действия являют две природы. Так что «нетварно-тварный» свет Акиндина есть нарушение истины неслиянности природ во Христе. Ибо Он вполне Бог и вполне человек, и это явно из различия Его природных действий: человеческого и божественного, а смешение во Христе божественного и человеческого недопустимо, так как Он оказывается не единосущен ни нам, ни Богу, не становясь человеком и переставая быть Богом.

Если бы восторжествовала точка зрения Варлаама, Акиндина или Никифора Григоры, люди лишились бы главного в своей жизни – веры в действенное реальное участие в ней Бога, уверенности в существовании в ней благодати Божией, надежды увидеть милость и свет Его. Они лишились бы возможности и способности приобщения к великому чуду Божией любви – одного из драгоценных действий Бога в нас.

Главным в противостоянии святого Григория с оппонентами были два вопроса: о тварности или нетварности благодати и о том, сущность ли Божия или действие Божие есть благодать. «Благодать» – одно из тех слов, которые известны всем верующим, независимо от степени богословской подготовки. Что же такое относительно смысла этого всем известного слова взялись утверждать еретики, что потребовало осуждения их учения и остается для нас сегодня настолько важным, что святому Григорию посвятили отдельную неделю Великого поста?

Прежде всего, еретики сочли невозможным, чтобы мы верили в касание нас Самим Богом и дарование Им возможности нам Его увидеть и коснуться. Если благодать – творение Божие, то касание ее ничем не отличается от касания дерева или воды в ручье, или любого иного, сотворенного Богом. В этом случае тоже можно, жмурясь от удовольствия, прошептать: «Какая благодать!». Но совсем иное – иметь возможность коснуться Самого Бога, увидеть Его Самого так, как Он Себя нам дает коснуться и увидеть. Церковь, утвердив свое изначальное учение о нетварности благодати, дала нам веру в то, что наши молитвы мы обращаем к Богу, и ответ на наши молитвы – благодать Божия – есть Сам Бог, Который может осиять нас Своим светом – Собою Самим – и сделать богами по благодати. 

Но не по сущности. Это понимание, что касаемся мы по милости Божией только действия Божия, а не сокровенной Его сущности, тоже важно, и первое не может быть правильно понято без второго. Если благодать есть сущность Божия, то мы сами – боги. Ибо видеть Бога таким, каков Он Сам в Себе значит быть Богом. Избежать этого сатанинского прельщения нам помогает Церковь, говоря, что Бога мы можем видеть, коснуться лишь по действию – то есть так, как Он Себя являет и подает. И дарует нам всю силу Свою в этом Своем действии. Мы сами не можем увидеть Бога, тварь не может видеть Творца; мы не можем сделать того, что может Бог. Но Он дает нам благодатью видение Себя и Своей силы увидеть и сделать то, что самому человеку не по силам.

Это можно сравнить с тем, как ребенок залез в грязную лужу. Нужен взрослый, который возьмет его на руки и вынесет на чистое место. Что же надо делать ребенку? Признать, что сам он не сможет вылезти, поэтому не нужно горделиво отталкивать взрослого, а протянуть ему доверчиво свои руки. Именно эту совершенно простую мысль и содержит учение святого Григория Паламы. Мы не боги, но верим, что Бог Сам является нам и Сам нас делает богами по благодати – дает нам сделать то, что сами мы не в силах: вылезти из нашей грязи и поселиться с Богом в свете и чистоте – в Боге, таком, каким мы видим Его данным нам благодатным видением.