Церковь и греческое образование после падения Константинополя. Часть 1

До восшествия на Афинскую кафедру (1923) был профессором церковной истории на богословском факультете Афинского университета. Академик Афинской академии наук. Автор ценных церковно-исторических трудов: «История Иерусалимской Церкви» (1910), «История Греческой Церкви» (Афины, 1920), «История Александрийской Церкви» (Александрия, 1935). Писал также о Церквях Антиохийской, Русской, Сербской и Румынской. При нем в декабре 1923 года был издан Основной закон Автокефальной Элладской Церкви.
Публикуемый ниже доклад был прочитан в 1935 году по случаю очередной годовщины греческого восстания 1821 года и вошел среди прочих выступлений академиков Афинской академии в сборник «1821», увидевший свет в Афинах в 1977 году попечением фонда Костаса и Элени Уранисов. В докладе на ярких примерах показана исключительная роль Церкви в поддержании образования в порабощенных греческих землях, что во многом явилось залогом выживания греческой нации в тяжелых условиях турецкого господства.
Нынешняя великая годовщина поставляет пред мысленным взором каждого грека долгий и славный путь, которым принесена была свобода в Грецию. Но одновременно возникает вопрос: а каким именно образом греческий народ смог подготовиться к этому уникальному в мировой истории подвигу? Ответ же на него будет неточен, если мы не рассмотрим, прежде всего, того, как жил наш народ в те тяжелые годы рабства, последовавшие за многоплачевным падением Константинополя, а во-вторых, благодаря чему он смог не только выжить, претерпевая неописуемые страдания, но и подготовиться к возрождению и освобождению. Несомненно, что Церковь и поддерживаемое ею греческое образование были важнейшими духовными факторами.

Следует помнить, что, за исключением эпохи императора Ираклия (610–641), то есть периода, когда имели место первые серьезные столкновения греков с арабами, греческое образование в Византии не угасало никогда, и, как это было верно подмечено еще Эсселингом, нельзя говорить о возрождении наук в Византии в том смысле, в каком так говорится о Западе, где в эпоху средневековья царило глубокое невежество. Византия всегда была ярким и блистательным очагом греческой науки и культуры. Даже еще накануне падения Константинополя, несмотря на внешнеполитические обстоятельства и опасности, исходившие от внешних врагов, в Византии и в Мистре на Пелопоннесе греческая наука процветала. Да и намного раньше падения Константинополя, а не после него, как обычно говорят, именно греческими учеными было положено начало распространению просвещения на Западе, где позднее началось Возрождение.

Однако последовавшее вскоре падение Константинополя означало гибель и христианской культуры, блестящим плодом которой было образование. Гибель образования более всего прочего оплакивал первый после падения Константинопольский патриарх Геннадий Схоларий, один из важнейших представителей греческого образования и науки как до падения, так и после него. В одном из своих окружных посланий, как другой пророк Иеремия, плача на развалинах и обломках греческой культуры, обращаясь к другим, он говорил: «Был премудрым наш народ, славным, доблестным, благоразумным, мужественным, всю вселенную покорив единодержавию, а также и стремлением к добродетели и святости… Но, увы, ныне все погибло. Ибо пал Константинополь…»[1] Среди бесценных духовных сокровищ этого города были библиотеки, насчитывавшие свыше 100 тысяч кодексов, почти все из которых были уничтожены, а сохранились лишь их жалкие остатки.

Запустение и гибель были всеобщими. Преподаватели и ученые мужи в отчаянии уезжали на Запад, где трудились на благо Возрождения, скорбя, однако, от того, что живущие на Западе извлекали пользу от греческого просвещения, а греческий Восток тем временем погружался в глубокую тьму[2]. Весьма выразительно писал позднее Константин Кумас, что немногие появившиеся ученые мужи были «тусклыми и высохшими светильниками, стоящими среди непроглядной тьмы»[3]. А до Кумаса Феодосий Зигомалас через 100 лет после падения Константинополя с горечью и скорбью писал профессору Тюбингенского университета грекофилу Мартину Крузию, что все благое из мест, населенных греками, переместилось в Европу: мудрость, науки, искусства, благородство, богатство, образование и множество прочих достижений: «тяжелые времена погубили славу греческих достижений…»[4] Переселение ученых на Запад вызвало огромную нехватку учителей на Востоке, и особенно для обучения высшим наукам[5]. Однако, несмотря ни на что, греки глубочайшим образом осознавали, какое значение имело образование именно теперь, после великого бедствия, отнявшего у них свободу[6]. Хотя были среди них и те, кто полагал, что все погибло и что нет уже никакой возможности к возрождению греческого народа, например знаменитый Виссарион Никейский, избранный в Риме патриархом Константинопольским и дважды выставлявшийся кандидатом на папский престол. Но даже иностранцы-грекофилы в своем воодушевлении верили в бессмертие греческого народа[7].

И в самом деле, над ним бодрствовал Божественный Промысл, так что ростки греческого образования, вопреки всем человеческим предубеждениям, стали возникать из тьмы сначала робко, а затем все смелее и смелее. Это стало возможным благодаря Церкви, ибо, признав ее свободу и даровав клиру достаточное число привилегий, турки примирились и с ее покровительством образованию. Так было, скорее всего, потому, что они считали обучение детей, как и преподавание вообще, функцией Церкви, и с течением времени так стало и на самом деле. Вот так образование было соединено с Церковью, и ее важнейшей заботой соделалось духовное развитие народа. Приделы храмов и дома образованных клириков были обращены в школы. В силу своего уважения к монашеской жизни турки беспрепятственно позволяли существовать школам при монастырях, которые в большинстве своем стали «неприступным убежищем наук и образования». Самая старая из этих школ, располагавшаяся в монастыре Философу, близ города Димицаны, впоследствии реорганизованная учеными монахами и функционировавшая в качестве школы в самой Димицане, дала народу более 100 церковных иерархов: патриархов и епископов[8]. Подобным же образом функционировали школы и при других монастырях.

В первые годы рабства захватчики не позволяли свободно открывать общественные школы за пределами храмов и монастырей, когда же позднее при покровительстве соотечественников, занимавших в Высокой Порте значительные посты, греки стали открывать школы, их называли «училищами нравов для молодежи», чтобы получить разрешение на их открытие и функционирование. Но ведь и эти школы состояли под покровительством и непосредственным надзором Церкви. Таким образом, духовное развитие греческой молодежи происходило «под крылами веры». Учителя же, даже будучи мирянами, вынуждены были обычно носить монашеские одежды, чтобы показать, что в школах обучали только предметам веры. По этой причине и учащиеся в школах обычно носили длинный плащ и головной убор черного цвета. С одним из школяров – учившимся в Афинах в конце XVI века Христофоросом Ангелосом († 1638) – случилась раз весьма неприятная история: его приняли за иностранного шпиона и подвергли страшным пыткам, чтобы заставить отречься от веры, и все потому, что он надел плащ яркого цвета. А это был всего лишь монашеский плащ! В некоторых местностях обучать детей в школах запрещалась, так что они были вынуждены под покровом ночи приходить в храм и слушать учителя при свете лампадки.

Чаще всего открывались так называемые «общие школы», действовавшие при монастырях, храмах, домах клириков как в городах, так и в селениях. Миряне редко бывали учителями в этих школах, обычно это были епископы, священники и монахи. Учившиеся в таких школах дети находились в школе в течение всего дня. Урок начинался и заканчивался молитвой, частью которой был Давидов псалом 104, служивший для укрепления и вразумления детей. Общей программы обучения не существовало, а равно как и общего органа, заведовавшего школами. Все зависело от конкретного учителя, уровня его образования и способностей. Детей в таких школах обычно обучали чтению и письму по богослужебным книгам и Священному Писанию, арифметике, а в некоторых местах, в дополнение к этому, началам истории и физики. Продолжительность обучения зависела от успеваемости отдельного ученика и обычно растягивалась на три, четыре или пять лет. Николай Софианос говорил о юношах, что «большинство из них в школе обрастают бородой»[9].

С середины XVI века начали открываться так называемые «греческие школы», «музеи», «греческие музеи», которые позднее получили название «гимназий». В них преподавали диалектику, риторику и этику, толкование греческих языческих писателей и поэтов и христианских писателей, толкование Священного Писания по отцам Церкви и прочий круг предметов светского и духовного циклов, распределенных согласно программе. Программа составлялась по усмотрению начальствующего в таком училище, который был обычно и единственным учителем, имея в качестве помощника одного из наиболее способных учеников. Подобные училища существовали почти во всех греческих городах, достигнув своего расцвета в XVII веке. Они были и в Яссах и Бухаресте, в городах, оккупированных Венецией, в самой Венеции, в Падуе и в других местах, где проживали греки. Следует отметить при этом, что основанный в целях прозелитизма в Риме Коллегиум святителя Афанасия Великого нанес немало вреда духовному развитию греческого народа[10].

Помимо греческих школ, или гимназий, существовали и «академии», которые отличались от первых в основном названием и более расширенной программой богословских предметов. Таковой по преимуществу была Патриаршая школа в Константинополе, которая после падения города превратилась в блестящий очаг греческого образования, благодаря заботам образованных патриархов[11]. После патриарха Геннадия Схолария в XVI веке академии покровительствовали патриархи Дионисий ΙΙ (1546–1555) и в особенности его преемник Иоасаф ΙΙ Великолепный (1555–1565), который просил для нее помощи из России и упорно трудился в надежде, как писал он сам, воспитать ученых иерархов и образованных христиан из мирян. Первым ректором школы после падения Константинополя был Матфей Камариот, который до падения был в ней преподавателем. По предложению митрополита Навплийского Михаила (Софианоса) патриарх Дионисий прежде других пригласил преподавать в Константинополь Эрмодора Листарха из Закинфа, а Иоасаф пригласил Иоанна Зигомаласа из Навплия, ученейшего мужа, «чтобы тот преподавал науки, потому что тогда их некому было преподавать»[12].

В конце этого века, при патриархе Иеремии ΙΙ, отмечается новый всплеск в развитии образования как благодаря тому, что в Константинополе собрались ученые мужи, так и благодаря деятельности выдающихся иерархов Мелетия Пигаса, патриарха Александрийского, Гавриила Севира, митрополита Филадельфийского, и Максима Маргуниса, епископа Кифирского. Усилению духовного движения немало содействовали и пресловутые отношения с протестантами. Хотя, собственно говоря, все греки, во главе с клиром, осознавали необходимость и важность образования. Это осознание проявилось и на Соборе 1593 года, который был созван в храме Богородицы Паммакаристы в Константинополе и, помимо всего прочего, издал следующее повеление: «Святой Собор определил, чтобы каждый епископ в своей епархии заботился и нес посильные расходы, обеспечивая возможность преподавать божественные науки, и чтобы помогал по силе хотящим учить и желающим учиться, если те будут нуждаться в необходимом»[13]. Выполняя это постановление, патриархи и архиереи старались открывать школы и поддерживать учителей и учащихся. Однако из-за бедственного положения народа учителя влачили нищенское существование. Стефан Герлах, пребывавший в Константинополе в годы патриаршества Иеремии, видел, как выдающийся учитель Патриаршей академии Мануил Малаксос, муж преклонного возраста и бедняк, занимался с маленькими греками в небольшом убогом помещении, со стен которого свисала сушеная рыба (скумбрия) – ею питался учитель, доставлявший себе средства к существованию переписыванием рукописей[14]. Малаксос оставил по себе немало творений, достойных благодарности греческого народа, и, будучи преподавателем Патриаршей школы в Константинополе, воспитал множество учеников[15].

Эту школу самым горячим образом поддерживал в следующем веке Кирилл Лукарис, многострадальный патриарх Константинопольский, посвящавший ей, как и образованию вообще, большую часть своих примечательных трудов и забот. При нем преподавал выдающийся учитель Феофил Коридаллевс, которого Лукарис пригласил из Афин, где тот учительствовал, поставив ректором Патриаршей академии. По словам Евгения Вулгариса, Коридаллевс был «светлой звездой философии… он первый ввел преподавание философских дисциплин в греческих школах, преподавал во многих местах и принес грекам значительную пользу»[16]. Несмотря на кратковременность своего преподавания, Коридаллевс внес в развитие константинопольской школы огромный вклад.

Его дело блестяще и успешно продолжил Иоанн Кариофиллис, воспитавший множество учеников[17]. При патриархе Иеремии ΙΙ впервые возникла идея учреждения в Константинополе типографии, но лишь в 1627 году великий Кирилл Лукарис смог воплотить ее в жизнь на пользу Церкви и всего народа, став первым учредителем типографии[18].

В конце XVII века большим покровителем и меценатом Патриаршей школы стал Манолакис из Касторьи, который жертвовал поистине по-царски на открытие или содержание школ и в других местах. Все выдающиеся представители греческого народа поддерживали образование и указывали на его огромное значение, и почти все выдающиеся греческие ученые тех лет были преподавателями или питомцами Патриаршей академии. Так, Александр Маврокордатос († 1708) не только обучался и преподавал в ней в течение целых семи лет (1665–1672), исполняя одновременно и обязанности врача, но и расходовал свои собственные средства на издание редких тогда книг и сам составлял учебники[19].

Тяжелые обстоятельства, в которых находилась Церковь, и внутренние нестроения привели к тому, что Патриаршая академия была расформирована, но в 1691 году ее воссоздал, как и в целом оживил образование, Константинопольский патриарх Каллиник ΙΙ Акарнан († 1702). Среди прочих в школе преподавали выдающийся богослов Севастос Киминитис († 1702)[20] и Герасим Акарнан. Мужественных покровителей обрела школа в XVIII веке в лице патриархов Гавриила (1703–1707) и Серафима (1757–1760), при которых среди прочих преподавали Дорофей Лесбийский († 1753), Николай Критиас († 1767), Евгений Вулгарис († 1806) и Сергий Макрэос († 1819), написавший церковную историю.

В равной степени крупным покровителем наук вообще был выдающийся Константинопольский патриарх Самуил Хандзерис, патриаршествовавший дважды (1767–1768, 1773–1774) и отличавшийся исключительной деятельностью и административными способностями, большими знаниями и красноречием. Кроме того, ему повезло иметь современниками способных учителей. Из своих важнейших обязанностей как патриарха и этнарха первой он считал покровительство образованию и развитие наук, «непрестанно собеседуя с учителями и всякой науке неустанно прилежа». При нем и благодаря его покровительству начали на Востоке переводить на греческий язык труды известных иностранных писателей, а сам Самуил считается одним из первопроходцев, положивших начало развитию новогреческого языка, «образцом которого для всех писавших после него на новогреческом, вплоть до эпохи Кораиса», был, по словам Иакова Ризоса Нерулоса, Евгений Вулгарис.

Замечательна также деятельность в сфере образования Иерусалимских патриархов. Вынужденные постоянно путешествовать для решения вопросов, связанных со святыми местами, они не только принимали участие в общих усилиях по развитию образования, открывая школы там, где их не было, или заботясь об экономическом благосостоянии уже существующих, но и учреждали типографии, как например патриарх Досифей в Бухаресте и Яссах, и публиковали научные труды. Но что особенно важно, они занимались собиранием рукописей и составляли библиотеки. Благодаря их попечению возникла Иерусалимская библиотека, располагавшаяся в Иерусалиме и на подворье Святого Гроба Господня в Константинополе[21]. Подобной же деятельности Александрийских патриархов обязана своим существованием и Каирская библиотека, перенесенная ныне в Александрию.

Как в предыдущие века, так и в эту эпоху Церковь также с большим усердием занималась разысканием и сбором филологических памятников прошлого в библиотеках монастырей и Патриархий, несмотря на то, что, к сожалению, на протяжении всего этого времени продолжались хищения рукописей из библиотек Востока и их гибель. Существование библиотек в Иерусалиме, на Синае, на Патмосе, в афонских и во всех других монастырях, а также существование общественных и частных библиотек во времена после падения Константинополя является еще одним дополнительным аргументом в пользу того, насколько значительным было духовное развитие и движение на греческом Востоке.

В это время значительный расцвет переживала основанная на Патмосе академия. Ее основателем был монах, родом с острова Патмос, по имени Макарий Калогерас. В Константинополе, куда он приехал учиться в Патриаршую академию, он был протеже и ученик Агапия Вулисмаса с Итаки († 1739), который позднее преподавал в Афинах, и Иакова Якумиса, обучавших его греческой и латинской филологии и философии. Пройдя полный курс обучения, Макарий возвратился на родину и открыл в 1713 году при Патмосском монастыре ставшую впоследствии знаменитой Патмосскую академию[22]. В самом начале в академии обучалось небольшое число детей родом с Патмоса, но вскоре на маленький остров стали приезжать учащиеся отовсюду. При Макарии в академии учился путешествовавший по греческому Востоку Василий Григорович-Барский, русский по происхождению, оставивший множество сведений о школе[23].

В начале Макарий был в академии и ректором, и единственным преподавателем. Он преподавал греческий и латинский языки и филологию, философию, риторику и церковное пение. В 1720 году состоялся первый выпуск академии. А самый выдающийся из ее выпускников, Иаков Патмосский, не уступавший Макарию в знаниях, перенес греческое образование в Сирию и Палестину, где с изумительным успехом занимался преподавательской деятельностью, став учредителем также и Иерусалимской школы[24]. Макарий же привлекал в качестве помощников в своем нелегком труде самых лучших из своих учеников, таких как Иаков Патмосский, а после его отбытия Герасима Византийца[25]. В 1729 году он был вынужден добавить новые пристройки к академии, чтобы разместить приезжавших в большом числе учащихся, так что зачастую в школе пребывало более 200 человек. В отношение же финансирования надо заметить, что пожертвования в пользу академии от покровителей наук отовсюду были настолько щедрыми, что в 1745 году в банк под проценты для содержания преподавателей академии была положена огромная по тем временам сумма в 3500 грошей. Получала академия также и финансовую поддержку от Патмосского монастыря.

Более 25 лет трудился в академии Макарий, пользуясь всеобщим уважением не только греков, но и иностранцев. Он воспитал целую плеяду учеников, благодаря которым везде распространялось греческое образование. Скончался он 17 марта 1737 года, оставив после себя и несколько учебников.

Его труд в Патмосской школе продолжили Герасим Византиец († 1740), Василий Куталианос († 1773) и Даниил Керамевс († 1801), при котором школа снова процветала и подготовила многих учеников. Они же там, куда шли, либо преподавали в уже существующих школах, либо открывали такие же новые[26].

(Продолжение следует.)

[1] Λμπρου Σπ.С. 465. Νος Ελληνομνμων. 1914. № 11.

[2] Παπαρρηγοπολου ΚΕ’). 5. С. 18. А.-Ф. Вильмен отмечал, что греки в годы после падения Константинополя могли больше прославиться в Западной Европе и стать достойными удивления, если бы они трудились в других условиях (см.: . στορα το λληνικο θνους (κδ. Villemain A-.F. Lascaris. Paris, 1826).

[3] Κομα Κ. στοραι τν νθρωπνων πρξεων. IB. С. 554.

[4] Crusii Μartini. Turcograecia. Basileae, 1884. С. 216.

[5] Николай Софианос позднее писал: «В такое несчастное состояние впал наш некогда блаженный народ греков, что едва ли ныне найдется учитель, который был бы способен обучить молодежь и искусству грамматики, что уж говорить о риторике и логике, геометрии и астрономии и прочих разделах философии» (Σθα Κ. Παρρτημα Νεοελληνικς Φιλολογας. θηνν, 1872. С. 12).

[6] Антоний Епарх в письме Константинопольскому патриарху Дионисию ΙΙ (1546–1555) говорил, что «погибло самое лучшее, что было у нас, – родина, а вместе с ней все и все достижения! Об образовании даже нечего и говорить. Но если случится так, что погибнет и оно, то на что и жить дальше грекам?»

[7] В письме к своим греческим друзьям грекофил немец Иоахим Камерариус († 1574) вспоминал предсказание о древних Афинах: «Мех погружается в воду, но не тонет», – и добавлял: – «Я допускаю, что это было сказано обо всем народе».

[8] Школа монастыря Философу близ Димицаны, действовавшая в обители долгое время, была перенесена в город Димицану в 1764 году, когда мудрый монах Агапий (Асимакис Леонардос) вместе с Герасимом Гунасом, или Хаджигерасиму, нашел для нее отдельное здание, где разместилась и библиотека монастыря Философу, переданная под покровительство Константинопольского патриарха, который и пополнил ее.