Как святая гора Афон стала для известного фотографа смыслом, главным делом жизни и нескончаемой радостью рассказывает фотовыставка.
  В эти фотографии, а их более полутора сотен, хочется вглядываться бесконечно, и не только потому, что сделаны они мастерски. Все снимки Костаса АСИМИСА помимо личного отношения автора одухотворены в первую очередь тем, что на них изображено. А это — дивная природа и старинные православные монастыри святой горы на греческом полуострове Афон, иконы и святыни, а главное — люди, которые населяют эту благословенную землю, — монахи и старцы, молящиеся непрестанно на протяжении многих столетий за весь мир.

О том, что место это необыкновенное, святое, свидетельствует и судьба самого Костаса. Афон стал смыслом его жизни, главным делом и нескончаемой радостью. Как это было, он рассказал Татьяне Шипиловой, газета «Советская Сибирь».


— В 1984 году, не могу сказать, что случайно, потому что в жизни случайностей не бывает, меня привез на Афон мой друг: «Тебе как фотографу будет интересна эта экзотика». И я, человек неверующий, приехал в монастырь. Конечно, афонская природа и старина имеют свою красоту. Кроме того, мне показали всю эту разруху, всю эту нищету. В Свято-Пантелеймоновом русском монастыре, в здании, где раньше располагались почти две тысячи человек, осталось только шесть монахов. Фотолаборатория, созданная в 1870 году, тоже была разрушена. И я остался…

— Отчего же такое запустение?

— Оно началось с 1917 года. До этого не только русскому монашеству, всему Афону помогали русские цари, князья, другие жертвователи… Очень много русских даров до сих пор во всех греческих монастырях. Я уже не говорю о монастыре Симона Петра, который вообще после пожара был отстроен на пожертвования русских людей. Как и многие другие монастыри.

Слава Богу, после многих десятилетий упадка эта традиция возродилась. Девять лет назад мы создали общество друзей Афона, куда входят большие государственные люди, например Георгий Полтавченко, Юрий Чайка, Владислав Сурков… Мы помогаем не только русским на Афоне, но и возрождению духовной жизни здесь, в России.

И вот я пришел туда, мне показали разрушенную лабораторию, разбросанные дагерротипы. Начал я собирать эти осколки негативов и понял, что очень много ценных разбито, и, наверное, еще больше утеряно. Взялись за работу, сегодня мы можем похвастаться: у нас самый большой архив снимков — около 2 500. Теперь строим новую лабораторию, создаем условия хранения и стараемся время от времени некоторые из этих фотографий показывать миру.


— Большую часть своего времени вы проводите на Афоне?

— Откровенно сказать, стараюсь не ездить туда хотя бы каждую субботу-воскресенье. Ведь я живу всего в 130 километрах от святой горы — в Салониках.

— Останавливаете себя?

— Не всегда получается: мне там, понимаете, нравится… В следующем году уже будет 30 лет, как я там. Если б мне это не нравилось, я бы это не делал.

В общем-то, это мой дом. У меня есть келья в монастыре. Среди монахов я считаюсь своим, больше того — их частью. В 1987 году, через три года после моего появления там, братья узнали, что я некрещеный. «Как это так?!» — их изумлению не было границ. Продержали меня всю ночь в храме (это я тогда так считал — мол, продержали) и в 6 часов утра сунули в море — у нас крестят в море… Теперь я им бесконечно благодарен.

— Есть у вас как у художника какие-то заветные, любимые минуты вашего бытования на Афоне?

— Вечером люблю сидеть на берегу моря, так как монастырь на берегу, слушать волну, смотреть на лунный свет. К сожалению, здесь на выставке нет этих фотографий со звездами… Вот это я люблю — темноту, тишину. А на Афоне, слава Богу, этой тишины хватает. И небо ночью особенное, потому что нет искусственной световой ауры, возникающей от подсветки зданий, дорог, окон, рекламы. Она в наше время висит над каждым городом.

— Нет электричества?

— Представьте себе, нет. Определенное время суток работает генератор, а ночью все первозданно. Звезды, кажется, можно достать руками.

— А духовную афонскую ауру каким образом ощущаете-воспринимаете?

— О, там особенные люди, эти афонские монахи… Вот на фотографии мой старец, мой духовник. Видите, рука протянута вперед, он говорит: «Ну зачем ты меня снимаешь?» Он не любит фотографироваться. Он с 1957 года вообще не выезжал с Афона. Под его началом 17 братьев, они пишут иконы, только этим и живут. Такая размеренность и внутренняя сосредоточенность там у них, что когда к пристани подходит лодка, старец уже знает, кто к нему приплыл. Или известный святогорский старец Паисий. Я его когда первый раз увидел, прозвал колдуном. Смотрю, заходит в комнату, что-то шепчет. Я тогда не понимал, что молится… И когда он подошел ко мне и спросил: «Какие-то проблемы есть?», я бойко (молодой, здоровый — какие проблемы!) ответил: «Нет, вот только одна — где-то в монастырях мне разрешают фотографировать, где-то нет…» Он так улыбнулся загадочно. Теперь, спустя годы, я не говорю о таких вещах, я говорю о душевных проблемах. Но тогда у меня была именно эта проблема. И он сказал: «Выбери монастырь по душе и живи с братией, Божья Матерь все остальное поправит…» Я сказал: «Мне не надо выбирать, я уже живу в Пантелеймоне». «Ну вот и будь там», — ответил он.

И действительно: я все время был в своем монастыре с фотоаппаратом, братья, воспринимая меня как своего, понимали мою работу. А на праздники к нам приходили монахи из разных монастырей, видели меня в деле. И когда потом я стал появляться у них, меня узнавали: «А, ты фотограф из русского…» — и не препятствовали съемкам. Так появился у меня доступ ко всем монастырям.
…И радость послушания

- Когда вы стали там совсем своим?

— Лет пять-шесть прошло, если говорить в целом об Афоне. А в нашем монастыре меня приняли сразу, потому что там было всего шесть монахов. Через месяц стал своим.

— В монастырях, насколько известно, жизнь не праздная — трудовая. Вас привлекают к повседневной работе?

— Да я и сам к тому стремлюсь. Раз я приехал в монастырь, мой первый день — это служба, молитва, на следующий день начинается мое послушание: я мою полы в коридорах, в другое время их моют старенькие батюшки. Но когда я приезжаю, беру все это на себя. Само собою — места общего пользования убираю, на улице, если надо, подмету, потом помогаю на трапезе, слуг у нас нет, все делаем сами.

 

...Об Афоне, переходя от одной работы к другой, Костас может говорить не переставая. И это не дежурная светская беседа: его комментарии и рассказы полны глубокого смысла. Как, к примеру, история о лике Святого Николая, получившего на Афоне имя Николая Устричного. Оказывается, на монастыри в давние времена нередко нападали с целью грабежа пираты, и вот один из них ударил святой лик топором и выбросил в море. Через полвека икону подняли со дна неводом: там, куда пришелся разбойничий удар, поселилась устрица. Когда стали ее убирать, со лба святого полилась кровь…

А ведь у устрицы крови нет, — говорит Костас. — И таких чудес на Афоне очень много…

ПРЕДАНИЕ
По древнему христианскому преданию, в 49 году н. э. корабль, на котором плыла Богородица вместе с апостолом Иоанном Богословом, попал в бурю, и его прибило к берегу Афона в том месте, где ныне находится Иверский монастырь. Дева Мария так была поражена красотой природы, что попросила у Бога это место себе в удел. На что получила ответ: «Да будет место сие удел твой, и сад твой, и рай, и пристань спасения желающих спастись». Поэтому Афон, край дивной природы и древних монастырей, называют также «уделом» и «садом Богородицы».

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.