Иеромонах Платон (Флах). Духовные основы геополитики России

 

Размышления о судьбе человека, а тем более, целого народа, в особенности о его будущем, всегда связаны с опасностью что-нибудь придумать, впасть в какую-нибудь мифологию или утопию. Но, несмотря на эту опасность, а иногда просто не обращая на нее внимания, великие умы в разные времена прилагали большие усилия для того, чтобы обнаружить смысл исторического бытия народа, осознать некую национальную идею, раскрыть тайну предназначения народа. Особенно много такого рода размышлений было предпринято в связи с «судьбой России».

Особую актуальность подобные вопросы приобретают во времена социальных потрясений, когда меняются идеологические и геополитические парадигмы, направляющие историческое движение народов и цивилизаций. В результате таких размышлений, при определенных условиях, возникают, так называемые, мессианские идеи и концепции, которые на какое-то время становятся фундаментом национального самосознания и ложатся в основу стратегии национального развития, направляют историческое движение народа на протяжении достаточно длительного времени. В истории Российского государства так случалось неоднократно.

Первой в истории Древней Руси государственно-идеологической доктриной, проливающей свет на идеологию киевского государства, является «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, жившего во времена правления Ярослава Мудрого. Основная идея слова состоит в том, что благодать и правда выше закона и порядка. Закон и порядок нужны, но нужно стремиться, чтобы основой жизни земли русской стала правда и святость, которые могут быть достигнуты без принуждения, свободно. Такая социально-политическая программа больше напоминает мессианскую идею, осуществимость которой связана и прямым Божественным вмешательством, чем прагматичную, основанную только на здравом политическом смысле программу. Можно ее сопоставить, например, с иудейским или римским правом и ее мессианский характер станет еще более очевидным.

Но, как показывает история, данная идея осталась идеалом, которому не суждено было воплотиться в жизнь. Вскоре наступила эпоха междоусобиц, в которых не только правде, но и закону не было места.

Затем, в эпоху становления Московского государства в XVI веке при великом князе Василии III — первом русском царе, иноком Филофеем была высказана идея о Москве как третьем Риме. Эта идея была взята на вооружение в качестве государственной и национальной идеи и послужила основой Московской Руси.

В XVII веке, в начальный период династии Романовых, патриархом Никоном была предпринята попытка реализации еще более масштабного проекта, что-то вроде православной глобализации, символом которого была идея Нового Иерусалима. Если Рим был все-таки символом закона и порядка, то идея Нового Иерусалима содержала в себе как цель правду и святость, в соответствии с древним идеалом, выдвинутым еще митрополитом Илларионом, и объединение всех православных народов. Но, как мы знаем, попытка эта закончилась трагедией. Произошел церковный раскол, отстранение патриарха Никона и потеря вектора развития в государственном строительстве.

Как результат неудачной реформы и последующего раскола в XVIII веке произошли реформы Петра. Россия становится империей и меняет вектор своего развития в сторону обустройства материальной цивилизации, стараясь догнать Европу. Духовные идеалы были отставлены в сторону. Но и эта идея европеизации России оказалась утопичной.

В XIX веке произошли метания от консерватизма (ориентация на старину) к либерализму, закончившиеся революцией.

В XX веке возник еще один мессианский проект, хотя и чуждый традиционной русской духовной традиции, заимствованный на западе, коммунистический идеал, но, все же, получивший народную поддержку.

Все эти последовательно реализуемые великие идеи требовали от народа большой мобилизации и великого напряжения сил. Вели они и к большим жертвам. Но, благодаря им, происходило сплочение народа, осуществлялась самоидентификация многих народов и народностей в качестве русского народа, народа совершающего некое вселенское дело.

В XIX веке вопрос о судьбе России стал причиной появления русской философии, еще на самых ранних этапах своего развития разделившейся на славянофилов и западников. О Русской идее размышляли многие великие мыслители того времени: Хомяков и Киреевский, Герцен и Белинский, Владимир Соловьев и его последователи — софиологи, много потрудился Николой Бердяев.

Что интересно, славянофилы, настаивая на мессианской идее, говоря об особом пути России, видели ее роль в том, что она должна облагодетельствовать Европу, заново открыть ей истины христианства через самопожертвование. А саму Европу они считали хоть и существенно обмирщенной, но, все же, христианской цивилизацией. То есть, по сути, они тоже были западниками.

В настоящее время ситуация сильно изменилась по сравнению с XIX веком. Теперь «Русская идея» Бердяева кажется смешной и наивной. Мир эпохи посмодерна стал еще более жестким и бездуховным. Европу уже трудно назвать христианской цивилизацией. Идеи глобализации и мондиализма получили самое широкое распространение и воплощаются в жизнь. Суверенитет всех европейских, и не только европейских государств, а значит, и судьба их народов под большим вопросом. Россия находится в самом тяжелом положении, как экономическом, так и в области государственно-политической. И, самое главное, отсутствует консолидация народа вокруг какой-либо национальной идеи.

Возникает множество вопросов о том, что нас ждет. Очень остро стоит вопрос о самоидентификации жителей современной России. Можно ли в наше время уверенно сказать о том, что Россия — это православная страна. Нам очень хочется этого, но так ли это на самом деле? Стоит ли ожидать в ближайшее время какого-то расцвета: экономического или духовного? Об этом многие спорят. Есть, как мы знаем, предсказания о великом возрождении Святой Руси. Вопрос остается открытым.

Мы проводим в последние годы множество мероприятий, на которых вспоминаем о великом прошлом нашей Родины, о вере и духовности наших отцов. Мы надеемся, что это поможет нам выжить и воспитать должным образом новое поколение. И это правильно.

Но, мне кажется, нужно говорить не только о прошлом.

Готовясь к этому выступлению, я стал размышлять о всех этих великих идеях и делах прошлого и задал себе вопрос о том, что объединяет все эти великие эпохи, что является неизменным во всех этих взлетах и падениях народной жизни? И мне пришла в голову мысль, что вовсе не в сфере идей, не в сфере культуры нужно искать ответа на вопрос об основах жизненных сил нашего народа. И не в прошлом только, а в настоящем должна существовать эта основа.

Ведь простейший и фундаментальный факт заключается в том, что на протяжении всей истории нашего народа существовала и продолжает существовать Церковь, сохраняющая Образ Христа, не исказившая Его, несмотря на все эти взлеты и падения в народной жизни.

В отличие от культуры, даже самой возвышенной и духовной, в Церкви Образ Христа присутствует не как идеал, а как реальность. Реальность, постоянно актуализируемая, живая и неизменная. Культура живет во времени, а Церковь, находясь во времени, раскрывает вечность.

Общество может по-разному относиться к Церкви. Кто-то видит в ней политическую или бюрократическую организацию, влияющую на государство. Кто-то видит в ней дань традиции, старине. Кто-то считает, что это институт, необходимый для удовлетворения религиозных потребностей людей. И все это отчасти верно. Но не видят самого главного. Церковь — это место присутствия Бога и Его Царства. Не идеал, не мечта, а реальность, всегда живая и актуальная.

Осознание этой реальности позволяет нам уйти от мечтаний о великой России и увидеть ее величие и счастье здесь и сейчас. Загадка русских в том, что, несмотря на весь мессианизм, это не исторический народ. Ему не нужно осуществлять никаких великих идей. Это народ — хранитель. Его задача не испортить то, что он имеет с самого начала, с момента появления национального самосознания и государственности.

Главная задача нашего народа, и в особенности интеллигенции, не создать что-то великое, не изобрести что-то, что сделает счастливым все человечество. Нужно уметь разглядеть ценность того, что мы имеем. Нужно уметь найти в Церкви Живого Бога. Надо сказать по правде, что русская интеллигенция с этой задачей всегда плохо справлялась.

Позиция русской интеллигенции чаще всего проявляется в том, что они не против Христа, но вот как быть с Церковью? У ней столько недостатков! Не может быть, чтобы в этих куполах, колоколах и золотых одеяниях священнослужителей был какой-то смысл.

Но дело в том, что все эти формы церковной жизни, которые так тщательно сохраняет Православная Церковь, и от которых отказались под влиянием «просвещенного общества» западные церкви, имеют принципиальное значение.

Западная католическая церковь в период расцвета схоластики создала рациональное богословие, которое вытеснило богословие образа, которое остается в центре восточно-христианского церковного сознания.

Тема образа в христианском богословии глубока и многогранна. Она актуальна в тринитарной и христологической проблематике, в антропологии и учении о Церкви. Она касается самой смысловой сердцевины, как христианского мировоззрения, так и практической духовной жизни.

В Евангелии от Иоанна, когда апостол Филипп спросил Христа об Отце, то получил удивительный ответ: «Филипп сказал Ему: Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь, покажи нам Отца? Разве ты не веришь, что Я в Отце и Отец во Мне? Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела. Верьте Мне, что Я в Отце и Отец во Мне; а если не так, то верьте Мне по самым делам» (1).

В этом ответе Филиппу Господь открывает тот принцип отношения между Божественными Лицами и, одновременно, принцип богопознания, возможного для человека, который затем, в церковном богословии раскрывается в теме образа.

Ключ к онтологии образа мы видим в древней святоотеческой формуле, согласно которой Бог Отец открывает Себя через Сына в Духе Святом. Обратное движение от человека к Богу осуществляется Духом Святым через Сына (в Сыне). Отсюда выражение «жизнь во Христе».

В посланиях апостола Павла неоднократно прямо говорится о Христе как образе Отца: «Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, чрез Которого и веки сотворил. Сей, будучи сияние славы и образ ипостаси Его и держа все словом силы Своей, совершив Собою очищение грехов наших, воссел одесную престола величия на высоте, будучи столько превосходнее Ангелов, сколько славнейшее пред ними наследовал имя».

И еще: «Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной».

«Если же и закрыто благовествование наше, то закрыто для погибающих, для неверующих, у которых бог века сего ослепил умы, чтобы для них не воссиял свет благовествования о славе Христа, Который есть образ Бога невидимого».

«…укрепляясь всякою силою по могуществу славы Его, во всяком терпении и великодушии с радостью, благодаря Бога и Отца, призвавшего нас к участию в наследии святых во свете, избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего, в Котором мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов, Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари…»

По сути, видеть во Христе Отца, то же самое, что исповедовать Его божественность. И наоборот, признавать божественность Христа невозможно иначе как признать, что Он есть Образ Отца. В этом мы можем убедиться из Евангельского повествования о том, когда апостол Петр исповедует божественность Христа. «Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго.

Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах».

В этом отношении между Отцом и Сыном мы видим особую, новую по сравнении, как с греческой, так и с ветхозаветной, онтологию. В ней бытие предстает как общение, предполагающее ипостасную инаковость и природную тождественность. Природа (божественность) Отца в полноте и без остатка является в Сыне. В то же время, Сын как Ипостась ни в коей мере не имеет в себе ничего Отцовского. Он принципиально инаков по отношению к Отцу. Он есть Образ Отца.

Таким образом, мы обнаружили, что образ содержит в себе сочетание личностной инаковости и природной тождественности.

В самом же Христе, как отдельно взятой Ипостаси, мы видим нечто противоположное. А именно то, что в одном Его Лице объединены две различные природы: божественная и человеческая.

По отношению к человеку, в той мере, в какой он может вступать в общение с Богом, то есть в контексте сотериологии, онтология образа имеет самое непосредственное и решающее отношение.

Принцип отношения к Сыну как образу Отца полностью сохраняется в отношении верующего к иконе или к Евхаристии, совершаемой по образу Тайной Вечери. Поклонение образу, изображенному на иконе, позволяет реально вступить в общение с первообразом, соединиться с божественной природой через действие благодати.

Культура благоговейного отношения к Образу имеет принципиально важное значение и является как бы центром духовной жизни Церкви.

Онтология образа, занимающая центральное место в жизни Церкви, и возможная только внутри Церкви, доказывает нам реальность божественного присутствия в Церкви и в формах Церковной жизни (обрядах).

Историческая миссия каждого поколения русского народа, на мой взгляд, состоит в том, чтобы уметь в Церкви найти Бога, понять и увидеть вечную жизнь в церковных богослужениях, крестных ходах и других формах церковной жизни. Пока народ не потеряет способность видеть в Образе Божием Самого Бога, он будет жить и процветать.

1) 1 Ин. 14: 8-11