Слово Митрополита Новосибирского и Бердского Тихона перед педагогической общественностью

 

Социалистическое учение много говорит о социальной справедливости: накорми голодного, одень нагого, посети больного. Часто кажется, что оно совпадает с евангельскими принципами любви к ближнему. Но если не принимать в расчет Вечность, то это учение заводит в тупик. Этого не понимают те, кто был воспитан на материалистических идеалах.

Недавно в одном из районов города у меня была очередная встреча с преподавателями. Зашел разговор о нравственности, и одна женщина зачитала из какого-то словаря, что нравственность — это определенные правила поведения человека. Это, конечно, не так. Если мы говорим об этике — тогда да. Но даже этические правила поведения человека в обществе часто не исполняются. Сколько раз я и главы администраций заходили в заполненные преподавателями залы, и никто не поднимался с мест, чтобы поприветствовать нас.

Не будет общество здоровым и сильным, если не будет настоящего, истинного уважения друг к другу. Уважать — это видеть в человеке образ Божий. Мы обращаемся друг к другу: «господин», «госпожа», подчеркивая тем самым сходство человека с Богом. От такого взаимного уважения рождается духовно-нравственное единство народа.

Сегодня в образовательной среде говорят об инновациях. В чем они заключаются? В том, что с Запада нам подбрасывают термины — «свобода», «толерантность», а потом смотрят, как мы на это будем реагировать. Но прежде чем послушно принимать новое, нужно хотя бы знать, что мы принимаем. Какова, например, этимология слова «толерантность»? До сих пор мало кому известно, что это медицинский термин, означающий привыкание к яду.

Нам предложили в школы новшество — учебники Сороса, и мы их приняли, учили по ним детей, и только теперь на примере Украины видим, каких чудовищ воспитывают по этим учебникам.

Сегодня нам говорят об абсолютной свободе, но абсолютная свобода — это абсолютный тупик. Если всё разрешено, то зачем сдерживать эмоции? Хотя совершенно очевидно, что эмоциональная несдержанность, повышенная импульсивность способны привести к серьезным последствиям. Значит ли это, что свобода — это плохо? Вовсе нет. Но свобода предполагает совестливость и ответственность человека. Свобода имеет свои плюсы и минусы, и об этом нужно говорить, разъяснять. От безграничной свободы в минусе личность может деградировать. Нужно воспитывать, основываясь не на каких-то навязываемых нам непроверенных новшествах, а на базовых ценностях, о которых вот уже тысячу лет говорит Русская Православная Церковь.

Свобода — это большая ответственность. Демократические идеологи говорят, что свобода — это понятие для аристократов, которые в силу хорошего воспитания могут держать себя в определенных рамках.  А сегодняшние слова о свободе без ответственности попахивают уголовщиной. Но мы говорим о законопослушных гражданах. Мы говорим, что мои права заканчиваются там, где начинаются права другого человека. Не для меня одного создан мир, и другие люди живут вокруг меня. Отсюда вытекает понятие счастья. То есть быть частью целого. А что значит быть счастливым? Оказывается, по-настоящему счастлив тот, кто ощущает себя частью общества, частью одной большой семьи. Мы — одна семья: родители, братья и сестры, друзья, близкие и дальние знакомые. Если я живу хорошо, а другие живут плохо, то, являясь частью этого общества, я не могу смотреть на это равнодушно.

В московских офисах нефтегазовых компаний рядовые сотрудники получают огромные зарплаты и очень любят рассуждать о справедливости. В местах заключения — в своей миссионерской деятельности мы с этим часто сталкиваемся — уголовники тоже очень хотят, чтобы всё было по-справедливости: им должны предоставить все условия для того, чтобы они могли хорошо есть, хорошо спать, хорошо отдыхать. Но Церковь говорит не о такой справедливости, Церковь говорит о любви. Любовь — это когда я забочусь о близких. Как заботится о семье мать: стирает, гладит, моет, готовит... На ее жертвенном подвиге и держится семья. Жертвенном, потому что высшая степень проявления любви — это всегда жертва. Почему мы чтим павших в боях воинов? Потому что они проявили высшую степень любви — отдали свои жизни за наши жизни. Равного этому подвигу не может быть ничего, и забыть это невозможно.

Немногое с тех пор изменилось. Посмотрите: на многих общественных мероприятиях играют гимн России — только музыка и звучит. Не все поднимаются и никто не поёт. Слов не знают. Или знают, но путаются. Лучше помолчать. А ведь гимн России — это как государственная молитва.

Вот мы и подошли к главному: когда мы говорим о воспитании молодежи, то должны сами соответствовать званию воспитателя и знать, как правильно воспитывать. Макаренко писал, что если мы правильно воспитали человека, то сделали его счастливым. Вот оно счастье. В жертвенности, в единстве, в общих интересах, в знании своей тысячелетней культуры и истории.

В 90-х годах включишь телевизор и обязательно наткнешься на выступления каких-нибудь религиозных проповедников с указанием контактных телефонов и адресов головных офисов, размещавшихся в Киеве. Там, на Украине, были созданы центры влияния. Мы долго не могли разобраться, кто эти люди, откуда, сколько их. Создали свой исследовательский антисектантский центр, и оказалось, что религий этих — сотни, а одних только проповедников, хлынувших в нашу страну из-за границы — триста тысяч! Но мы выдержали удар, а на Украине не смогли. Кто сегодня стоит во главе страны? Турчинов — протестант, Яценюк — сайентолог. Ни одного православного! И это на православной Украине! То есть люстрация власти прошла по религиозному типу, в котором место православию не нашлось. А ведь то же самое хотели сделать и в России.

Однажды я приехал на встречу в один вуз. Подошел к доске объявлений — она вся была увешена приглашениями сектантов. Спрашиваю ректора, почему они с нами не работают, а он отвечает, что сектанты привезли им оргтехнику и профессорам доплачивают. А от Русской Православной Церкви ничего не получают. В 1990 году, когда я сюда приехал, в городе был один храм, четыре батюшки, 150 священников других религий и 200 тысяч государственных идеологических работников, которые боролись с этими четырьмя батюшками. Против Церкви была развернута мощная пропаганда. На этом фоне в начале перестройки активизировали свою деятельность секты. Особенно от них пострадал Академгородок. Очень многие ученые становились сектантами, некоторые из них уходили в секты целыми семьями. Потребовались годы, чтобы люди разобрались, и началось возвращение к своим корням.

В 1991 году произошла у меня встреча и с председателем Сибирского отделения Валентином Афанасьевичем Коптюгом, коммунистом, замом Зюганова. Я не успел порог переступить его кабинета, как он заявляет: «Владыка! Мы входим в капитализм, будет бурное развитие науки, техники, зачем нам Церковь?» Я засмеялся: «Валентин Афанасьевич, никто не хочет видеть Россию могучей и процветающей. Церковь воспитывает людей в духе евангельских ценностей, ибо духовное ценнее материального, учит видеть в каждом человеке образ Божий. Такие люди не способны обмануть, ограбить того, кого создал Бог по Своему образу и подобию». Коптюг выслушал меня внимательно и сказал: «Владыка, всемерно буду помогать Русской Православной Церкви».