С наступлением лета 1942 года немецкая армия начала нещадно бомбить Воронеж. Надо было ждать худшего: скорого вхождения в город немецких танков и пехоты. Перестанут работать магазины, не будет воды. Наша семья решила бежать.
  В погребе закопали мыло, соль, постели. С собой взяли только то, что могли унести в руках. Была у нас одна курица, ее зарезали и взяли с собой. Около завода «Сельмаш» попали под яростную бомбежку и стрельбу из пушек и пулеметов фашистских самолетов. Непрерывный грохот, вой, дым, пыль и осколки разрушающихся зданий наводили страх и ужас. Спрятались в проходной завода, на ней воздушной волной от разорвавшейся бомбы была снесена крыша; потолок был цел. Я чувствовала себя совершенно беспомощной под ревущими самолетами, под падающими с воем бомбами. С визгом летели осколки, народ был в панике, бежали, сами не зная куда. И мы побежали по направлению к реке. Мама упрекала меня, приговаривая: «Сидели бы дома. Куда мы бежим, кто нас ждет?»



Грязные, усталые дошли мы до квартиры Анны (сестры – Ред.). Я сварила курицу, подняла пришедших в себя родных и накормила. Издалека опять послышался гул немецких самолетов. Снова началась массированная бомбежка. Одна бомба попала точно во двор дома, где мы находились. Входные двери разбились в щепки, ими ранило незнакомую нам женщину. Все лицо ее было залито кровью, она страшно кричала. Впопыхах я перевязала ей рану и всей семьей мы убежали в траншею, выкопанную во дворе соседнего дома. Стал слышен лязг гусениц фашистских танков.

Уже в сумерках мы пошли к реке. Немецкие разведчики в форме НКВД рассматривали левый берег реки, где были наши войска. На берегу увидели лодку и мальчика лет двенадцати. Он оказался молодцом: помог нам разместиться в лодке, сдвинуть ее в реку, оттолкнул от берега. И мы, все четверо, стали грести руками к левому берегу. Вокруг была тишина, не было бомбежки, не было слышно стрельбы. Доплыли к своим солдатам. Они одобрили наш поступок, назвали нас патриотами.

Около Казанской церкви у хозяев частного дома попросились переночевать, но не суждено было нам расслабиться – началась третья, сильнейшая бомбардировка за этот день. Шел дождь с грозою, шла перестрелка через реку из всех видов оружия: невдалеке от нас стреляла по правому берегу «Катюша», с того берега – немецкий миномет «Ванюша».

Переночевав, мы собрались идти в Лозовку и даже не предполагали, что ждет нас на родимой земле. Путь лежал через станцию Отрожка.

Говорили, в селе появился военный госпиталь. В середине ноября 1942 года пошла попытать счастья. Меня зачислили добровольцем в действующую армию. Врач Зинаида Васильевна Тертычная ко мне относилась как к родной дочери. Она вылечила сестру Александру. Наша семья сердечно благодарила добрейшего человека, врача – хорошего специалиста. Из Лозовки же Зинаида Васильевна была переведена в другую воинскую часть. Знающие люди уже после войны говорили, что полковник Тертычный командовал 237 стрелковой дивизией. Возможно, он был супругом моей дорогой Зинаиды Васильевны.
Из Лозовки госпиталь переехал в село Нижний Ломовец.

В феврале 1943 года госпиталь выехал из Нижнего Ломовца и обосновался в Старом Осколе. С фронта большими партиями стали поступать больные тифом. Привозили и больных пленных немецких солдат. Переболели тифом многие сотрудники госпиталя. Фельдшер Додце, начальник санпропускника старшина Лебедев умерли от тифа и похоронены в Старом Осколе.

Не хватало помещений и кроватей для больных. Носилки с ними устанавливались прямо на полу в коридорах. Выздоравливающие переводились в другие здания: клубы, школы. Однажды ночью я заметила, как замполит капитан Коробов наблюдал за приемом больных из прибывших машин. Их надо было аккуратно перенести в помещение, раздеть, искупать, обмундирование обработать в санпропускнике, одеть, накормить и напоить. Младший персонал госпиталя в основном состоял из девчат села Елец-Лозовки, медицинские сестры были из Горького: старшины Лидия Комарова, Елена Левик, Мария Чуева и лейтенант Елизавета Ионова. Все отлично знающие свое дело, серьезные, добросовестные, дружные.
После дежурства Коробов подошел ко мне:

— Как служба?

— Отлично, товарищ капитан, — отвечаю.

— Тебя ведь хотели съесть. В Лозовке в штаб госпиталя приходил председатель вашего сельсовета. Настаивал уволить тебя, мол, отец осужден по 58-й статье, семья раскулачена, она больных солдат может отравить. Я сказал, что дети не отвечают за родителей. Они наши, советские, мы обязаны их воспитывать. Сегодня я убедился, что поступил совершенно правильно. Я видел, как ты относишься к больным, как у тебя все ладно получается.

Я благодарна этому умному, проницательному человеку. Он имел свое мнение и твердо его отстаивал.

Служба моя в армии была вполне успешной. Дошла до Праги. Ярко запечатлелась в моей памяти встреча с жителями столицы тогдашней Чехословакии. Относились они к нам с большой любовью и симпатией. Спрашивали: «Правда ли, что у вас в армии есть девушки-летчицы?» Мой утвердительный ответ был для них приятной новостью и гордостью за своих освободителей. Мне тоже приятно вспоминать время, когда наша страна пользовалась заслуженным авторитетом. То было в Праге весной сорок пятого года; весна, подарившая долгожданную победу народам всего мира. Вечная слава воинам, отдавшим жизнь за Великую Победу. Слава героям-победителям!

Продолжу рассказ об армейской жизни.

Мне первой из персонала госпиталя вручили знак «Отличник санитарной службы» и медаль «За боевые заслуги». Мой добросовестный, скромный труд положительно оценивало руководство госпиталя.
Из Старого Оскола госпиталь переехал во Введенскую Белицу – село в Беловском районе Курской области, потом – в село Зазимье под Киевом, дальше – в село Погребище Винницкой области, Тернополь, Перемышль (по-польски, Пшемысль), еще дальше — Германия, города Биртультау и Беслау.
В госпитале служили мужчины нестроевого состава, не годные нести службу в строевых частях и девчата, не подготовленные к караульной службе, не знакомые со стрелковым оружием. Мне было поручено ознакомить такой персонал с материальной частью винтовки, научить стрельбе из нее, а также правильно обращаться с гранатой и бросать ее. Стреляла я хорошо. Кстати, после войны, в Воронеже, мы с сыном-подростком и его друзьями как-то проходили мимо тира и он попросил меня показать, как я умею стрелять. Сын и его товарищи восторгались результатами моих выстрелов. Сын был горд, а товарищам его было завидно.

Здесь же расскажу, как в армии мне пригодилось в трудную минуту знание винтовки и навыки обращения с ней.

Предстоял переезд госпиталя вперед, на запад, за наступающими нашими войсками. Своих автомобилей и конных повозок имелось мало, приходилось привлекать на перевозку имущества госпиталя гужевой транспорт местного населения, в данном случае – транспорт польских крестьян. Начальнику аптеки Лагуте было приказано заниматься поиском транспорта на стороне. Он взял автомат и отправился выполнять приказ в близлежащие дома поляков. Ждем, ждем, а его все нет. Посылают меня с винтовкой узнать, где же Лагута, что с ним? Захожу в первый же попавшийся двор и вижу бледного Лагуту в окружении поляков. Быстро оцениваю обстановку, она тревожная. Поляки настроены враждебно, автомат у Лагуты почему-то без магазина патронов. Все ясно, беру винтовку на изготовку и командую: «Руки вверх!» Поляки подчинились, а Лагута кинулся под навес. Там поляк спрятал телеги, накидав на них солому. Старший лейтенант Лагута телеги обнаружил, но потерял диск патронов. Поляки заметили это и стали угрожать ему расправой. Мое появление оказалось своевременным, пыл поляков сразу охладел. Лагута был вне опасности. Недостающий транспорт восполнен. Впоследствии я была представлена к правительственной награде. Мне вручили медаль «За боевые заслуги».

Еще один, но приятный случай из армейской жизни.

Однажды, совершенно неожиданно, меня вызвали в штаб. Вхожу, вижу, сидят три посторонних старших офицера и наше начальство. Я пригляделась — да это бывшие больные из нашего отделения!
Привозили больных в госпиталь жалких, беспомощных. Их так и называли: лежачие больные. Бывали среди них и с пролежнями, и с червями в ранах. Я не брезговала. Обрабатывала раны специальным раствором, все очищала, протирала пересохший рот, меняла повязки. Из поильника давала пить горячий сладкий чай. Больные оживали на глазах, шептали: «Спасибо». Это была большая радость для меня: появлялась надежда – человек будет жить. И вот передо мной краснощекие, веселые, бравые офицеры. Они приехали поблагодарить меня за проявленную заботу о них.

Мне было очень приятно слушать похвальные слова в свой адрес от офицеров, высоко оценивших мой скромный труд. Все трое произнесли проникновенные речи. Вспоминали, как я их, совсем слабеньких, больных, кормила с ложечки, утешала, как могла, как маленьких детей гладила по голове, вселяла дух бодрости и несомненной надежды на выздоровление. От каждого офицера получила подарок. Я с удовольствием вспоминаю этот эпизод, происшедший в селе Зазимье около Киева.
Но не забудутся и тяжелые военные невзгоды, слезы о потерях молодых солдат, умерших от полученных в боях ран, от тифа и других инфекционных болезней.

На территории Польши, освобожденной нашей доблестной армией от фашистских захватчиков, в нас окрепла уверенность в близкой победе. Наши союзники, Америка и Англия, зашевелились. Обещаемый годами второй фронт они были вынуждены открыть. Даже мы, солдаты, были убеждены, что и без второго фронта наши войска добьют фашистов. Союзники Германии начали переходить на нашу сторону.

Красная Армия очистила от гитлеровцев всю свою довоенную территорию. И только тогда наши союзники открыли второй фронт. Дабы вам, живущим ныне, было известно, Берлин взяла наша армия без них, без американских и английских войск. Они явились делить «пирог», добытый миллионными человеческими жертвами нашей страны. Нами был спасен мир от фашистского порабощения. Союзники «при сем присутствовали», как наблюдатели, зорко следили, чья возьмет. При ином исходе войны эти хитрецы делили бы шкуру «убитого медведя».

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.