2 марта 2010 года в 13.30 состоялась встреча новосибирских педагогов и православной общественности с протодиаконом Андреем Кураевым, под руководством которого выпущен первый учебник «Основы православной культуры», попытался внести ясность в вопросах, связанных с внедрением курса. Отец Андрей рассказал учителям о целях, задачах и опасностях нового предмета.
 
2 марта 2010 г. НИПКиПРО. Протодиакон Андрей Кураев. Часть 1. Надо войти по ноздри в эксперимент

…У России только тогда будет будущее, если мы воспринимаем разнообразие наших народов, нашего населения не как проблему, а как богатство. Поэтому политическая цель эксперимента доказать, что мы можем говорить в школе на разных языках, обучать разным духовным культурам и это не становится конфликтом веры, не оборачивается драками в классе или на улице, конфликтами родителей, педагогов и т.д. Это политическая цель эксперимента. Соответственно к этой цели ведет тактическая цель – обкатать методику выбора, как именно семьи и школы будут осуществлять свой выбор. Пока результат – чисто стопроцентный негатив в России по всем регионам.

Потому что выбирали кота в мешке, и никто не видел ни учебников, ни программ. Хуже того, впрочем, во многих регионах и школах просто и выбора не было сделано, то есть даже элементарного какого-то уважения к родителям не было проявлено. Я вот по многим регионам проехал, везде слышу одни и те же жалобы. Директора школ и собрания проводят фиктивно, и говорят: «Вы знаете, нам несколько уроков не потянуть. У нас нет педагогов, нет учебников, вообще нечего делить детей. Поэтому давайте, короче, выбираем то, что попроще, давайте, нам, светскую этику», и так далее… …То есть в общем реального свободно-идеального выбора нет. И это серьезный вопрос. Потому что потом, когда начнется образование, реальный процесс, то возможны и недоразумении. Отсюда у меня большая просьба. Готовьте и педагогов, и родителей к «Юрьеву дню». Где-то в конце мая нам надо иметь Юрьев день. Тогда все более менее присмотрелись друг к другу, к учебникам, учебным программам и надо сказать: «Давайте теперь попробуйте, может на следующую четверть на пятый класс, если хотите, можете перевести своего ребенка». Мотивов для этого может быть очень много. Вот скажем, семья православная и у них было иллюзорное представление о ребенке, что он тоже православный. А на самом деле ребенок в православие «не влезает никак». Поэтому чего его насиловать, чего издеваться над ним. Иди лучше, попробуй светский курс. А где-то наоборот. Родители думали, что светская этика – это курс этикета, это реальная иллюзия (многие родители именно так и думают), оказалось, что это рассказы про Аристотеля и Канта, и совсем не детские рассказы. И сбегут оттуда. А кто-то увидит учебник по реальной культуре, исламской культуре или православной, и скажет: «Послушайте, это интересно. Я не знал что это настолько интересно. Давайте, я хочу, чтобы мой ребенок это изучал». Поэтому надо предусмотреть это право Юрьева дня.

Итак, главная цель эксперимента – чтобы не было конфликта. Отсюда сказать, что единственный критерий, по которому оцениваться будет труд педагога, ваш труд, критерий по которому будет оцениваться ваш труд в эксперименте, только один – отсутствие жалоб. Не количество юных прихожан, появившихся в мечети или в храме, а отсутствие жалоб. То есть педагог должен вести себя так, чтобы в классе никто не чувствовал себя изгоем. Это касается педагогов и светской этики, и исламской культуры, и православной.

Откуда может исходить угроза миру. Собственно говоря, конфликт в классе может из трех источников исходить. Первое – некорректный учебник, второе – сами детишки, третье – педагог. В данном эксперименте все одинаковы. Дети маленькие, им 9 лет, они ни в чем не виноваты, по определению. Что касается учебников – хороший у меня учебник, но у вас будет к нему масса замечаний и предложений вполне законных. Но эти замечания будут педагогические, методические, содержательные, но я же не об этом сейчас. Дело в том, что одно из правил эксперимента было таким. Мы, авторы учебника подсматривали друг за другом. Мы читали рукописи, заготовки друг у друга. Почему это было необходимо? Потому что учебник математики одинаков для всех детишек, а эти учебники будут разные для детей одного и того же класса. И детям это интересно. Какой будет интерес подглядывать в учебник математики моего соседа. У меня такой же. А вот учебник по религиозной культуре у него другой. И дети любопытные существа. И поэтому Ванечка полистает на досуге учебник Магомедика, а Магомедик залезет в учебник к Ванечке. И вот важно чтобы вот этих, грубо говоря, чужаков, чтобы ничего не укололо в этом учебнике. Учебники в этом смысле прошли серьезную проверку и так далее. Вообще проблемы в самом начале здесь не было, правило игры соблюдали все. Поэтому только в учебнике светской этики поначалу чувствовался такой атеистически-миссионерский, полемический запал и там явно была попытка вести разговор через сравнение с религиозными убеждениями, но надеюсь это отредактировано. Итак, учебники написаны так. Мы исходили из того что, если мальчишки захотят на переменке подраться, пусть они дерутся учебниками, но не цитатами из учебников.

Какие могут быть педагогические ошибки? Первая ошибка – критицизм. Нельзя критиковать чужую святыню. Это вот основа курса. Мы с любовью говорим о русской литературе, но при этом мы не критикуем польскую литературу. Вот так же и здесь. С любовь говорим о своей святыне, но не критикуем чужую святыню. Это трудно. Особенно трудно для православных педагогов. Во-первых, потому, что наша Церковь – Церковь неофитов и очень легко утвердить свою собственную православность через противопоставление: «Я православный, потому что я не: я не баптист, я не католик, я не мусульманин». Православие это не отрицание чужого, у православия есть свой позитив. И вот этот позитив важно предложить детям, о нем рассказывать. Плюс к этому есть историческая линия православия, есть общая черта византизма и сталинизма. Обе эти системы, мировоззрения не признают за человеком права на ошибку. Если Петр Петрович сверло импортное запорол, это не потому, что он 1 мая вчера хорошо отметил, а потому что японская разведка специально заказала ему эту диверсию, и он вредитель. Так же и в понимании многих православных людей в византийские времена. И сейчас. Однажды я получил записку. Открытая лекция, в основном православный зал, в Севастополе, кажется, это было. Записка такая: «Отец Андрей, расскажите, почему в Ветхом Завете ничего не говорится о Господе нашем Иисусе Христе и кто в этом виноват». Поэтому эта привычка тотального обличительства для православных педагогов будет тяжелым обстоятельством. Не менее тяжело это для неверующих, которые будут вести наш курс. Их тоже касается. Надо исключить возможность критики иного. Итак, первая аксиома – критиковать можно только верования древних греков, а вот даже кришнаитов не надо ругать. То есть, вы поймите, табу на критику не только тех религий, которые участвуют в эксперименте, но и остальных, живых, тех, чьи дети в классе могут быть.

Второй эталон – отказ от любой конфессиональной самоидентификации педагога и детей, т.е. нельзя в преподавании говорить «быть Православным – это». Или - «Господь заповедует нам», или - «наша Православная Церковь». Нельзя. Речь учителя должна быть инклюзивной, а не эксклюзивной. Речь учителя никого не должна исключать, отторгать. Фундаментальная иллюзия, которая может убить все – это иллюзия, будто бы в результате разделения детишек вы получите конфессионально чистые группы. Это не правда. Даже группа Основ Православной культуры будет микросоциальной моделью, в ней будут все. Я очень прошу вас избегать штампа речи и в общении между собой, в общении с родителями, с детьми, с журналистами. Избегать такого оборота – разделение детей по религиозному признаку. Это не правда. Дети будут расходиться по разным группам по совершенно другому признаку. Этот признак звучит так: расположение к изучению той или иной религиозной культуры. А это совсем не тоже самое, что религиозная идентичность. Я знаю много мусульман, которые своих детей отдадут на курсы Основ Православной культуры, за рамками традиционных мусульманских регионов, понятное дело.

У вас, в Новосибирске, насколько я понимаю, это интеллектуальная столица Сибири, соответственно здесь есть, я так полагаю, правда или нет, должна быть достаточно мощная прослойка еврейской интеллигенции. (Уменьшилась.) Просто я слышал, что в Новосибирске никто не избрал курса Основ иудейской культуры. (Да, никто не избрал). И в целом по России этот курс мало кто избирает.

Почему? Потому что родители не хотят, т.е. те, кто хотел, - давно уехали. Еврей нонче другой пошел. Те, кто считал Россию тюрьмой народов, уже 25 лет имеют право ногами проголосовать, уйти. А многие возвращаются назад. Знаете, именно в фольклоре российских евреев есть такой термин «Деревня Израиловка», это они так Израиль зовут. Им там скучно, им там тесно, они все равно усвоили русский масштаб. И многие из них сюда возвращаются, и они не хотят гетто. И поэтому не отдают своих детей на курсы Основ иудейской культуры.

Многие православные родители не отдадут своих детей на курсы Основ православной культуры. Кому-то не нравится фамилия авторов (у части православных людей есть аллергия на мою фамилию. У кого-то будет аллергия на Марию Ивановну. Это же обычная учительница, хорошо знакомая за четыре года, это же начальная школа, одна и та же Марья Ивановна, мастер на все руки, она же будет курс ОПК вести. И мама с папой скажут: - «Мы знаем Марию Ивановну, она замечательный математик, считать она умеет, конвертики ей наш Ванечка носит каждый месяц. Но поэтому вот насчет Православной культуры, жизни по совести и так далее, вот это не катит. Поэтому пусть нам про светскую этику рассказывает».

У православных людей есть, кроме того, понимание о возможной опасности профанации. Это очень интересная диалектическая особенность нашего курса. Светская пресса пишет о том, что это путь к религиолизации школы, а сами церковные люди боятся, что это профанация православия. Потому что у Церкви нет допуска к участию в подготовке педагогов, Церковь не контролирует качество образования педагогов, их речь и так далее. Единственно, что нам разрешили – подготовить наши учебники и то их безбожно совершенно цензурируют в издательстве «Просвещение». Конечно же, мы боимся профанации, но я хочу сразу предупредить православных людей. Есть определенные противоречия между Евангелием, пафосом Евангелия и этосом исторического православия. Этос – это некоторые неписанные нормы психологии, что ли. В Евангелие, в притче Христа о Царствии Небесном, чему уподоблено Царство Небесное? Зерну которое брошено в землю, т.е. в грязь. В грязь, весеннюю пашню бросается зернышко, невод брошен в море. Свет - светит во тьме, клад зарыт в землю. Идея Евангелия, она реалистическая и очень оптимистическая. Пафос Евангелия выражается словами Владимира Высоцкого: «Очень нужен я там, в темноте! Ничего, распогодится». А в историческом Православии возобладала совершенно противоположная установка: Святыню надо прятать от нечистых рук. Вот на многих Византийских иконах или древнерусских есть такая деталь – святитель, святой епископ держит Евангелие в руке, а на руке его подослан платок. Что это означает? Что рука человека это скверна, которая оскверняет Евангелие. Рука даже епископа, рука святого – источник скверны. Знаете ли вы, что в 17 веке русские люди икон не целовали, потому что боялись осквернить икону. Только раз в году целовали икону в неделю Торжества Православия, когда надо было доказать, что мы не противники икон, мы не реформаторы, ни протестанты, ни иконоборцы, мы иконы чтим, но слишком чтим. Вот раз в году, через «немогу», все-таки к иконам прикасались. Психологически это очень чувствуется, как то желание святыню подальше от людей спрятать, из-за опасности профанации. То есть с одной стороны это здорово.

Если Церковь что-то защищает, ей есть что защищать, есть некий духовный опыт ощущения святыни, это хорошо. Но вот мера, она порой утрачивается. Мера сохранения своей идентичности и мера миссионерской и пастырской открытости. Это всегдашний поиск, в том числе и современный, и это одна из тех проблем, которую сейчас Церковь активно обсуждает, особенно при новом Патриархе. Так вот, в группах будут ребятишки, которые по разным мотивам в них оказались. И в группах светской этики будут православные дети и мусульманские дети. В конце концов, православный родитель может сказать: «О Православии моему ребенку я сам расскажу, а пусть он лучше узнает что-то другое, культуру другой религии, культуру светской этики. Но и в православной группе будут дети из не православных семей, поэтому речь любого педагога на любом из курсов должна быть очень аккуратной исключающей какую-то одну самоидентификацию. «Мы» - педагог имеем право сказать только в двух случаях: «Мы, граждане России» и «Мы, люди».

Третье ограничение. Первое, запрет на критику, второе, запрет на конфессиональную самоидентификацию и третье – запрет на религиозные императивы. Тут два императива допустимы. Это педагогический императив и нравственный императив – творите добро, живите по совести и т.д. То есть нравственные императивы допустимы, педагогические императивы допустимы, конфессиональные, идеологические – недопустимы. То есть нельзя говорить: «Дети помолились, дети попостились». И вот здесь именно от православного педагога требуется величайшая выдержка, потому что дети это провокаторы, особенно в этом возрасте. Наш с вами эксперимент предполагает сознательное нарушение одной из аксиом педагогики, а именно – в педагогике считается хорошо, если знания обращаются в науку, знание должно стать наукой, т.е. дети узнали что-то новое и тут же воплотили в своих поступках. А вот в нашем курсе этого нельзя. То есть вы рассказали детям о молитве, пожалуйста, рассказали, а дети говорят: «А давайте мы будем молиться». Вот искушение номер раз. Вы рассказали о молитве «Отче наш» и тут ваша любимица, Машенька, тянет руку и говорит: «Марь Ивановна, а у меня вчера котенок заболел, какому боженьке свечку поставить?». И так хочется дать Машеньке инструкцию по православному благочестию. «Значит так, Машенька, котенок пусть постится десять дней без молока, лапку помажь маслицем от Блаженной Матроны, затем свечку за 3 рубля перед этой иконой, за 5 рублей перед этой, пять земных поклонов вместе с котенком», и так далее. Нельзя. Максимум что можно, это сказать: «Машенька, милая, останься на переменке, по-девичьи с тобой посекретничаем, пошепчемся». И все. Вторая провокация, еще более страшная. Вы рассказали о молитве, об «Отче наш».

Дети реагируют мгновенно. «Марь Ивановна, а раз молитва так помогает, вот Герде она так помогла Снежную королеву одолеть, а давайте мы следующий урок с молитвы начнем». И, что самое страшное, в классе консенсус, даже Магомедик и тот хочет. А нельзя. Дети хотят, они сразу помолятся, никакого насилия, но потом Магомедик папе расскажет, чем они в классе занимались, а реакция папы может оказаться не такой добродушной. Поэтому я и говорю – главное, чтобы не было жалоб. Потому что, наличие жалоб может поставить под угрозу все будущее этого проекта.

Культурологичность нашего курса, предполагает то, что разговор идет методом культурологии. Методов культурологи собственно два основных. Первый – это метод скорее советской культурологии. Это метод отчуждения. Согласно атеистическим установкам в Советском Союзе ученый-христианин не мог говорить о христианской культуре как о своей. Поэтому Лосев, Лихачев, Аверинцев, Бахтин, Успенский и т.д. говорили о христианстве как о чем-то чужом. Они пробовали объяснить советскому читателю логику христианского мифа. Значит так, метод отчуждения – первый метод, а второй метод культурологии – метод эмпатии, метод вживания в чужой миф. Скажем, надо попробовать понять душу древнего египтянина, мифологию древнего грека.

Например, я детям могу пояснить так: Был такой бог Кронос в Древней Греции, - показывая им гравюру, - вот видите - Кронос изображен в виде монстра, который пожирает своих детей. Почему Кронос пожирает своих детей. Что означает его имя? Ребята, давайте подумаем, какие русские слова греческого происхождения с корнем «Крон», «хрон» вы знаете? Хроника, синхронно, анахронизм и т.д. Хронос – это время. Вот греки однажды поняли, что время все порождает, но время же, все стирает в могильную пыль. Поэтому они выразили эту идею через образ бога Кроноса, который все порождает и сам же пожирает свои порождения».

Вот смотрите, я полагаю, что мой рассказ, он поможет детям понять мир древнего грека, в том числе такое, я бы сказал дианистистское начало, которое там было, и его трагическое мировоззрение. Один из мифов новоевропейского времени миф о том, что Древняя Эллада была каменно белоснежной, там людям было хорошо, там люди просто радовались жизни, пока не пришли эти чернорясные попы и, в общем, всем испортили жизнь, начали свой аскетизм поганый проповедовать. Это устойчивый масонский миф, но это миф. Только один маленький аргумент, чисто культурологический. Древняя Греция, конечно, не имела своей Библии, своего Корана, но была там книга безусловной авторитетности, книга номер один – это Гомер. Давайте вспомним, с чего начинается Одиссея. Первая строчка: «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына». Начинается со слова гнев. Там все было сложно, там была трагичность, там была боль и вот у Кроноса один из аспектов этой боли и выражение ее.

Заметить надо, что про Кроноса я детям рассказал. Означает это, что теперь дети будут молиться богу Кроносу? «О боже, Кронос, сделай так, чтобы звонок скорее прозвенел». Вряд ли.

Поэтому надо применять два метода. Метод отчуждения от своего и метод вживания в чужое.
Если православный педагог ведет курс ОПК, он пользуется первым методом. В Библии написано. Православные этому месту в Библии приведут такое-то значение. Для православных этот сюжет означает то-то и то-то. Метод отчуждения.

А когда православный педагог говорит об исламской культуре или о чем-то ином, то тут метод эмпатии. Надо пробовать вжиться и понять логику этого кумира. И вот здесь очень важно понять следующее, всем совершенно педагогам: в любой религии есть много недоказуемого, но в религии нет ничего бессмысленного.

«Бессмысленный догмат» - это неправильное выражение. У любого догмата любой религии есть смысл. Надо просто пробовать понять его и, хотя бы, спросить мнение компетентного носителя этой традиции. А почему у вас это? А что это у вас означает?

Есть совершенно гениальное иудейское предание. Сюжет понятный. Приходит Моисей к фараону и на чистом древнеегипетском языке говорит: «Отпусти мой народ». И вот когда во главе с Моисеем народ еврейский убегает из Египта, подходит к берегам Чермного моря (Красного моря) и вот тут, ну по Библии, помните, море расступилось, евреи прошли. Пасха еврейская. А у евреев есть жутко интересное предание, деталь по этому поводу. Когда Моисей с евреями подошли к морю, море не расступилось. В том то и дело. И тогда один из спутников Моисея говорит: «А неважно, Господь нам сказал идем». И пошел, а море не расступилось. Он входит по колено, море не расступается, по пояс – море по-прежнему не расступается, по грудь и только когда волны стало заливать ему ноздри - вдруг произошло чудо. Море расступилось! Вывод еврейских мудрецов: ты делай свое, Господь откликается на молитву мужественных людей, ты доверься, ты иди.

Вот с нашим экспериментом именно так. Надо войти по ноздри в эксперимент, тогда может и появится чудо, а не просто стоять на берегу.

Поддержите наш сайт Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.