|
||||||||||||||
Четвертый крестовый поход (1198-1204). В. АсмусТема нынешней актовой речи актуальна не только ввиду нерадостного юбилея (в этом году исполняется 800 лет с начала боевых действий IV Крестового похода), но и в силу всем известных обстоятельств современного вероисповедного противостояния, как бы воскрешающих худшие времена борьбы католического Запада за покорение христианского Востока. Крестоносное движение началось в конце XI в., уже после церковного разделения. Походы крестоносцев вдохновлялись совокупностью самых разных мотивов. Многие, несомненно, были движимы искренним религиозным энтузиазмом, как, например, коронованный крестоносец Людовик IX Французский, причисленный Католической церковью к лику святых. Но были и разнообразные земные побуждения. Владетельные особы жаждали завоеваний, и им удалось создать на Востоке целую систему феодальных государств. Молодые люди из знатных семейств хотели имений: в силу господствовавшего на Западе майората было множество безземельных дворян. А многие хотели всего-навсего рыцарственных приключений. Итальянские города-республики, пионеры европейского капитализма, стремились захватить торговые пути на Восток. Простые же крестьяне, которые большими массами устремлялись на Восток, видели в войнах за Гроб Господень средство избежать страшных тягот подневольной жизни и освободиться от недоимок, что им заранее обещалось. Все эти разнородные течения воодушевляла и направляла в единое русло Римская церковь, имевшая, кроме идеальных побуждений, и свой собственный церковно-политический интерес - решить в пользу Рима давний спорь с христианским Востоком. Сирия и Палестина, куда пришли крестоносцы, не были церковной пустыней. Под мусульманским владычеством, в состоянии хрупкого мира и равновесия, здесь веками существовали христианские Церкви. Крестоносцы сразу встали на путь латинизации. В созданном ими Иерусалимском королевстве со сравнительно малочисленным христианским населением кафедры были заняты латинскими епископами с патриархом Святого Града во главе: представителем восточного христианства был один-единственный несторианский епископ. Но в Сирии с ее мощными христианскими общинами нельзя было в такой степени игнорировать местные Церкви. Под давлением католической иерархии там складывается чрезвычайно сложная конфессиональная ситуация, существующая на Востоке, по сей день. Насаждается латинская церковная структура и латинское монашество. Сохраняется Православная Церковь и общины от нее отделившиеся в эпоху христологических споров. И начинают создаваться различные униатские общины. Одна из них - полностью перешедшая в унию община маронитов, которая была осколком монофелитства. Со временем удастся перевести в унию с Римом большую часть несториан. Создаются сравнительно малочисленные униатские общины из покидающих Православную Церковь и различные антихалкидонские церкви - сиро-яковитскую, армянскую, коптскую. Сильнейший, хотя и косвенный, удар наносят крестоносцы восточному христианству своими чудовищными жестокостями в отношении своих мусульманских врагов. Христиане, которые веками мирно уживались с исламскими завоевателями, сразу превратились в заложников гнева и мщения. Призыв к IV Крестовому походу прозвучал в самом начале понтификата Иннокентия III. Неполных сто лет прошло с взятия Иерусалима участниками I Крестового похода, но крестоносное движение было в упадке, и Иерусалим был уже потерян. В первой половине 1202 г. крестоносное воинство собралось в Венецию, откуда было решено начать поход, и Венецианская республика, самая мощная из итальянских купеческих республик, прио6ретает определяющее влияние на со6ытия. Венеция формально была вассалом Византии, но фактически ослабевшая православная Империя испытывала большое давление своего вассала. Оказав в критическую минуту жизненно необходимую Византии военную помощь, венецианцы навязали ей кабальный договор, дававший им право беспошлинной торговли в Константинопольской империи, что привело к упадку собственной византийской торговли. Много раз пыталась Византия вырваться из этих тисков, но сил на это у нее не было. А когда обнищавшие и озлобленные горожане поднимали бунты и громили венецианские лавки и фактории, это становилось еще одним пунктом антиправославной и антивизантийской пропаганды, давно разжигавшейся на Западе. Престарелый дож Венеции Энрико Дандоло, гениальный и бесстыдный политик, решил, что IV Крестовый поход дает его Республике уникальную возможность покончить с зависимостью Венеции от колебаний византийской политики, покончив с самим Византийским государством. Венеция должна была стать единственной хозяйкой восточного Средиземноморья. Взяв в свои руки управление походом, Венеция стала главной виновницей отклонения похода от первоначального плана, предполагавшего переправку воинства на венецианских кораблях в Египет, которому принадлежал тогда Иерусалим, и нанесение удара по главным военным силам мусульманского мира. Хитроумный венецианский дож захватил в свои руки инициативу, подписав с крестоносцами невыполнимый для них договор об оплате морской перевозки в Египет и тем поставив их в тяжелую финансовую зависимость от Венеции. Среди рыцарей, собравшихся в Венеции для освобождения Гроба Господня, антивизантийские настроения были достаточно распространены. С первых Крестовых походов Византию огульно обвиняли на Западе во всех неудачах крестоносцев: создавался пропагандистский образ коварного врага, действующего против католиков в союзе с малоазийскими эмирами и другими мусульманскими государями. Византия и в самом деле была не в восторге от крестоносцев, которые не только грабили и разоряли византийские территории, но и создавали серьезную политическую и военную угрозу созданными ими на Востоке государствами. Византия, однако, стремилась не уничтожить эти государства, но подчинить их своей верховной власти и уж конечно же не допустить их союзов с мусульманами против Ромейской державы. Уже в течение столетия у западных государей по временам возникали намерения завоевать Византию. В годы подготовки IV Крестового похода замыслы антивизантийской агрессии вдруг о6рели предлог, дававший им мнимую легитимность. На западе появился византийский царевич Алексий, 6ежавший из Константинополя после дворцового переворота, когда его отца сменил на престоле его же дядя. Царевич имел родственные связи с западными государями, которые теперь могли оправдывать свои поползновения защитой законных прав своего молодого подопечного и его томившегося в темнице отца. Но нужно было еще навязать эти замыслы, так далеко уклонявшиеся от объявленного плана Крестового похода, рядовым крестоносцам. Чтобы повязать всех круговой порукой преступления, Венеция предложила крестоносцам в счет погашения их долга оказать ей маленькую военную услугу - захватить далматийский город Задар. Город принадлежал католической Венгрии, которая к тому же заявила о своем участии в Крестовом походе. Дезертирство из лагеря крестоносцев приняло угрожающие размеры: очень многие не хотели превратиться в венецианских наемников и воевать против христиан. И все же в октя6ре 1202 г. большая часть крестоносцев отплыла из Венеции в направлении Задара, и в следующем месяце город был ими взять. Уже в апреле 1203 г. крестоносцы высадились на византийском о. Корфу. Здесь антивизантийский план, о котором договорились предводители, начал разъясняться всему воинству. Снова волна возмущения и дезертирства. Беглецы вовсе не хотели уклониться от крестового похода: они рассчитывали самостоятельно добраться до Сирии, вместо того чтобы нападать на христианскую, хотя и "схизматическую", Византию. Основные силы крестоносцев, однако, в июле того же года осадили Константинополь. Город защищали малочисленные отряды норманнско-скандинавских наемников и пизанцев - торговых конкурентов Венеции. Поджегши город, крестоносцы без больших потерь овладели его укреплениями. Император скрылся из города, взяв с собой большие сокровища. Был освобожден и возвращен на престол прежний император, Исаакий II, а протеже крестоносцев Алексий стал его соправителем. Совсем недавно Алексий, щедрый как все безответственные претенденты, дал своим покровителям самые радужные о6ъщания. Теперь он должен был их исполнять, но никакие экстренные фискальные меры не могли доставить нужных сумм. Раздраженные крестоносцы начали понемногу грабить окрестности. Поджегши мечеть в мусульманском предместье, они вызвали такой пожарь, в котором выгорело до половины города. В январе 1204 г. восстало возмущенное действиями латинян население города. Исаакий вернулся в темницу, а молодой Алексий IV был убить. К власти пришел их близкий родственник, антилатински расположенный Алексий V Мурцуфл, который отчаянно пытался организовать оборону города от стоявших лагерем под его стенами крестоносцев. Для венецианцев и их союзников настал момент окончательного прояснения их планов. Они готовились к новому, последнему штурму Константинополя уже не как союзники легитимного императора, но как откровенные завоеватели. Под стенами столицы был подписан самый подробный договор о разделе между завоевателями и города, и всей Империи. И светскую, и духовную власть должны были получить латиняне. Венецианцам предназначались три восьмых Константинополя и всей Ромейской державы. 13 апреля 1204 г. Константинополь пал под ударами не очень многочисленных, но высокопрофессиональных западных завоевателей. Колоссальный город, самый большой в христианском мире, крестоносцы не могли осадить со всех сторон. Для облегчения своей задачи крестоносцы устроили в Городе еще один - уже третий - большой пожар. Город покинули отряды защитников, император Алексий V Мурцуфл, патриарх Иоанн Х Каматир, множество жителей. Завоеватели отпускали всех, кто хотел уйти. Весь город они считали своей добычей, захватывали дома и дворцы, грабили все, не исключая церквей и монастырей. Ценя лишь материальную ценность благородных металлов и камней, они обращали драгоценные изделия в слитки, варварски уничтожали многими веками скапливавшиеся в столице христианского мира ценности духовный и культурный - иконы, книги, произведения христианского и античного искусства. В роковые апрельские дни 1204 г. значительно о6еднела не только Православная Церковь, но и мировая культура. После первого дележа добычи начался продолжавшийся все десятилетия латинского владычества на Босфоре систематический вывоз святынь из поруганных храмов. Редкий собор, редкое аббатство в Западной Европе не обогатились вывезенными из Константинополя мощами и другими святынями. Папа возмущался, что торговля мощами стала заурядным явлением. Нанесенный западными завоевателями духовный ущерб соразмерен государственному разорению Византии, от которого она уже никогда не смогла вполне оправиться. Как взирал на все это вдохновитель похода - папа Иннокентий III? Роль папы в отклонении крестоносцев от их планов войны за Святую Землю по-разному освещается историками, до сих пор является предметом дискуссий. С одной стороны, папа был немало раздражен Венецией, которая использовала поход в своих корыстных целях. Еще раньше Иннокентий, имея в виду венецианцев, грозил отлучением тем, кто продает мусульманам стратегические материалы. Папа был глубоко возмущен нападением на Задар, которое компрометировало саму идею крестового похода, грозило отвратить от нее католических государей. С другой стороны, он был настолько заинтересован походом, что не хотел ссориться не только с крестоносцами, но и с Венецией, от которой зависело все предприятие. Отлучив захватчиков Задара, он тут же самым великодушным образом снял отлучение. Примерно то же было и с завоеванием Константинополя. Папа строго запрещал крестоносцам нападать на христиан, но еще за несколько лет до похода глухо угрожал нападением византийскому императору. Апологеты папы видят в этом всего лишь средство дипломатического давления. Папа гневно осудил разорение Константинополя, и участники его понесли символические прещения, однако он с нескрываемой радостью воспользовался плодами победы Запада над Византией. Как само собой разумеющееся папа принял назначение латинского Константинопольского патриарха и насаждение в покоренной Византии латинского епископата, несмотря даже на то, что Венеция взяла в свои руки назначение патриарха и, следовательно, контролировала церковную жизнь в византийских владениях латинян. Лучше и полнее мы поймем отношение Иннокентия III к трагедии IV Крестового похода, если посмотрим на общий фон слов и дел этого папы. Кажется, никогда до него не взлетала так высоко папская идея и никогда ни до, ни после него не добивались папы таких ощутимых политических успехов. Он - первый папа, провозгласивший себя "наместником Бога на земле" и во исполнение этого звания небезуспешно превращавший католических государей в своих вассалов. Доминируя на Западе, папа все время взирал на Восток. После интенсивных переговоров Болгарская Церковь вступила в унию с Римом, а болгарский царь, получив королевскую корону из Рима, признал себя папским вассалом. Это произошло в ноябре 1204 г., уже после падения Константинополя. Вступили в унию и сербы. Делались 6ольшие усилия для насаждения унии в Западной России. Армянский киликийский царь получил из Рима королевский венец, и католикос признал себя подчиненным папской юрисдикции. Свои столь успешно утверждаемые притязания папа обосновывал оригинальной символической экзегезой, надо признать, довольно странной. Когда Петр бросился в море, чтобы идти навстречу Христу, он выразил этим "исключительную привилегию понтификата", которая давала ему власть над всей вселенной: море изображает весь мир; чтобы идти ко Христу, у других апостолов есть лишь лодка, образ поместных Церквей; у Петра, напротив, весь мир. Ходя по водам, Петр показал, что имеет власть над всеми по водам. Когда Христос говорит Петру, что нужно прощать семижды семьдесят раз, Он дает Петру, и ему одному, отпускать всяческие грехи всех людей без исключения. "Ты по Мне гряди", - призыв Петру следовать за Спасителем не в Его страданиях, но в Его славном победном торжестве. Напоминая легенду о "камо грядеши", папа писал: "Петр освятил Римскую Церковь своей кровью, или, точнее, Сам Господь наш пролил Свою Кровь в Риме". Эпизод с "камо грядеши" многократно повторяется в письмах, адресованных папой на Восток. В письме к баронам, захватившим Константинополь, папа доказывает, что дело латинян - правое, используя евангельский рассказ о Петре и Иоанне в пасхальное утро: оба апостола бегут ко гробу; Петр изображает латинскую Церковь, Иоанн - греческую. "Латинский народ, как Петр, проник до глубины гробницы, т.е. до самых глубин тайн Ветхого Завета; он увидел пелены лежанья плате на другом месте, потому что он познал различие между таинствами человечества и Божества. Он познал, что в Боге следует различать не природу, но Лица; напротив, во Христе он различает не Лицо, но природы. Греки не разумеют этого в точности, потому и сказано об Иоанне, их представляющем: "он не знал еще Писания". Оказывается, греки, вынесшие на своих плечах всю тяжесть великой догматической борьбы эпохи Вселенских Соборов, не знают ни догматики, ни Писания. Свою мысль папа ярко иллюстрирует тринитарной аналогией, не только филиоквистской, но и предполагающей субординацию Святого Духа. Отца изображают евреи, Сына - латиняне, "ибо им дан викарий Христа". "Чтобы все вещи были в порядке, нужно, чтобы греки принимали учение не только от евреев, но и от латинян, подобно тому, как Святой Дух получает 6ытие не от Отца только, но и от Сына". Создавая униатские церкви, Иннокентий III вовсе не думал, что они должны сохранять в неприкосновенности свои обряды и другие особенности. Скорее он видел их путь как путь постепенной латинизации. Правда, одно из постановлений проведенного им собора гласить: "мы сохраняем обычаи и обряды греков, насколько можем о Господе". Однако он навязываете униатам латинский обряд рукоположения. Заключая унию с Болгарией, папа требует у Тырновского архиепископа, чтобы миропомазание совершалось только епископами. За несколько месяцев до смерти Иннокентия III увенчал свой понтификат большим собором: это IV Латеранский собор - XII вселенский у католиков. Собор адекватно выразил экклезиологию этого папы. Пространные постановления собора провозглашаются от лица папы, с формулой: "постановляю при одобрении собора". Некоторые постановления имеют отношение к Восточным Церквам. Собор догматизирует Filioque: "Дух Святый равно от Обоих", т.е. от Отца и Сына. Правда, это говорится в главе, формулирующей обвинения против ересей альбигойцев и катаров. В постановлении "о достоинстве патриархов" четырем восточным патриархам предоставляется некоторая автономия. Они получают паллиум (знак епископской власти, означающий утверждение папой на кафедре) из Рима, но сами дают паллиум епископам своих патриархатов. Утверждается право апелляции в Рим; папа оставляет исключительно за собой право перемещения епископов и их почисления на покой. Глава "О различных обрядах единой веры" требует, чтобы в епархиях со смешанным населением и разными литургическими традициями (число таких епархий значительно возросло благодаря Крестовым походам) был один епископ (нетрудно догадаться, какого обряда). В случае крайней необходимости епископ может иметь викария, знающего местный язык, обряд и обычай; этот викарий должен быть во всем подчинен и послушен правящему епископу, иначе он низлагается и отдается в руки светского правосудия. Эта глава дает понять, что латинизация Востока была следствием не только искреннего предпочтения, которое завоеватели давали своему обряду, но и того сопротивления, которое оказывали католикам восточные христиане, даже внешне принявшие унию. Еще ярче это предстает в главе: "О гордыне греков". Оказывается, формально униатские греческие священники перекрещивали младенцев, получивших латинское крещение, и переосвящали престолы, на которых совершили мессу священники латинские. Это говорить о провале всей восточной политики Рима. Натиск на Восток не только не приблизил церковное воссоединение - он сделал его гораздо менее возможным, чем прежде. Чем больше торжествует идеология папизма, тем менее возможно сближение с Церквами, верными древней экклезиологии. А завоевание Византии добавило еще и мощнейший психологический фактор раздора. Болгары и сербы очень быстро отказались от унии. Греки подчинялись унии только насилием и только там, где была латинская власть. Она продержалась немного более полувека в Константинополе, но как только ушли латиняне, православие было восстановлено. Она продержалась несколько веков на Кипре и на Крите, но и там не осталось следов унии. На протяжении двух тысячелетий, от Рождества Христова не раз были времена, когда по человеческому рассуждению можно было считать, что история Православия завершилась. Но оно воскресало снова и снова, благодатью и милостью Божией, слезными молитвами народа Божия, стоянием и подвигом святых.
Образование и Православие / Речь на годичном праздничном акте Московской духовной академии 14 октября 2002 г. |
||||||||||||||
|
||||||||||||||
|
Всего голосов: 0 | |||||||||||||
Версия для печати | Просмотров: 4783 |