Красные жернова. Гонения на Церковь в УССР в годы «Большого террора». Ч. 1

3 апреля 2019 года Священный Синод Украинской Православной Церкви принял решение об открытии Центра изучения наследия новомучеников и исповедников ХХ века, что преполагает и углубленное исследование трагической судьбы невинно убиенных и пострадавших священнослужителей, верующих мирян, ставших жертвами массовых незаконных репрессий, особенно – в 1920-х – 1953 годах. Православная церковь в советский период стала жертвой целенаправленных, идейно-политически «обоснованных», организационно системных гонений, апофеозом которых стал Большой террор 1937–1938 годов.

Церковь стала одним из основных объектов государственного насилия, оперативно-репрессивной деятельности спецслужб, понесла огромный физический урон. К 1941 году РПЦ оказалась перед угрозой полной ликвидации. Высшему политическому руководству докладывались планы тотального устранения Православия из общественной жизни страны. Руководители Союза воинствующих безбожников уже к 1937 году планировали завершение последней  «безбожной пятилетки» (хотя ряд из них вскоре сам оказался в братских могилах с простреленной головой)…

Безбожная контра

Действительно, как не курьезно (с позволения сказать) это ни звучало, но в феврале 1938 г. Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) Украинской ССР доложил секретарю ЦК КП (большевиков) Украины Никите Хрущеву о «разоблачении» в конце 1937 г. «группы врагов – националистов и шпионов, долгое время орудовавших в Центральном Совете «Союза воинствующих безбожников» (СВБ). По чекистским лекалам фабрикации дел в Совете окопались отборные контрреволюционеры, вредительски доведшие организацию «до полного развала. Председатель В.Петров – «сын кулака и бывший белый офицер, ответственный секретарь и редактор «Безбожника» Владимир Дубов и заведующий методическим бюро Илларион Руденко – «петлюровцы», ряд «националистов» и даже «японский шпион» Николай Новицкий[1]. 26 ноября 1937 г. расстреляли заместителя председателя СВБ и вице-президента всемирной организации атеистов, Всемирного союза свободомысляших  Александра Лукачевского. Его обвиняли в шпионаже, участии в троцкистской организации, созданной в СВБ по заданию гестапо и развале атеистической работы: «троцкисты занимались антирелигиозной работой исключительно среди атеистов, в их расчеты не входило разоблачать в глазах верующих контрреволюционную работу церковников и сектантов»[2].

Отметим, что география «шпионской деятельности» не должна нас удивлять. Трудно себе представить, но в 1936–1937 гг. в Украине органы госбезопасности репрессировали свыше 54 тыс. шпионов польских, более 23 тыс. – немецких, свыше 1000 румынских, 1053 японского и 366 иранских «шпионов»[3]. При этом спецслужбы тех же Германии и Польши действительно старались вести активную нелегальную разведку, создавать свои позиции в военно-промышленном комплексе, собирать сведения с позиций консульских и торговых учреждений. В том же Киеве генконсулом трудился кадровый разведчик Андор Генке («Кайзер» в заширфровке контрразведки НКВД), имевший репутацию «лучшего советолога третьего рейха». В то же  время, загруженность контрразведки репрессиями и фабрикацией дел на «врагов народа», последовавшие затем три волны физических «чисток» самого аппарата госбезопасности УССР и приход неопытной молодежи привел к значительному ослаблению контршпионажа в условиях приближающейся войны. 

Контрразведка (особенно – ее региональные органы) слабо ориентировались в структуре, формах и методах работы вражеских разведок. Эффективная система противодействия спецслужбам агрессоров и квалифицированные оперативные мероприятия сложилась лишь на рубеже 1942–1943 годов… Вряд ли могли реально представлять угрозу военной разведке Германии (абверу) пришедшие по «комсомольскому набору» т.н. «молотобойцы» – оперработники, пытавшие подследственных для обеспечения «разворота дела» старшими коллегами.

«Убить единым ударом»

Для понимания морально-психологического состояния этой категории «ударников репрессиий» интересны показания арестованного в 1939 г. «за нарушения соиалистической законности» оперативника Ф.Мироненко. Он был взят из Харьковского  института физкультуры на работу в Полтавское управление НКВД. В этом региональном органе, к слову, в 1937 г. среди репрессированных была наивысшая доля «церковников и сектантов», как говорилось в тогдашней служебной статистике,  – соответственно, 6,5% или 361 человека, тогда как в среднем по УССР – 3%[4]. В целом на Полтавщине лишь за период 1936 – октября 1937 р. арестовали 9098 граждан, из них 6530 успели осудить, а из числа последних 443 относилось к «церковно-сектантскому активу»[5].

Как рассказал следователям по делу упомянутого студента-боксера выжившая его жертва С.Голов – сотрудник военной контразведки 25-й стрелковой Чапаевской дивизии,  «Мироненко предупредил, что он как физкультурник обладает особым способом бить самых сильных людей, которые вскоре остаются без печенок и легких, а меня он может убить единым ударом, а убить арестованного – это ему ничего не составляет, он имеет на это полномочия... Поэтому он предложил давать показания о шпионской деятельности «иначе живым ты от нас не уйдешь». При этом Мироненко меня предупредил, что если я этого не буду писать, он приступит к экзекуции, показал мне дубинки новые и побитые, окровавленные стенки и проч., что на мне он будет ломать крепкие дубинки… Мироненко начал меня бесчеловечно избивать: бил головой об каменную стенку, что оставались там следы крови, выдавливал глаза, поднимал и бросал со всей силой об пол, топтал ногами по животу».

Когда самого Мироненко «поставили на конвейер» к коллегам, то садист искренне возмутился и недоумевал. «По мобилизации ЦК КП(б)У меня как члена Ленинско-Сталинского комсомола мобилизовали на работу в органы НКВД, – рассказывал он «оперу». – В прошлом я батрак-беспризорник, в 1928 г. поднят комсомолом с улицы и с этого времени я являюсь подлинным воспитанником комсомола… В начале марта 1938 г. нас, многих студентов, вызвали из Харькова в отдел кадров НКВД УССР, где заявили: вы грамотные и партия решила послать вас не учиться, а работать, т.е. вести борьбу с контрреволюцией. Я, как комсомолец, считал своим долгом активно помочь коммунистической партии в борьбе с внутренней контрреволюцией. Я всегда был и есть ненавистен к врагам народа, поэтому и ушел работать в органы НКВД.

В отношении нарушения мною революционной законности в процессе следствия, я считаю, что я ничего не нарушал. Я призван в органы НКВД Коммунистической партией для борьбы с врагами народа. С врагами я считал, а оно так и должно было, нужно обращаться и громить врагов по-вражески. Оказанное мне доверие партией я, как комсомолец, выполнил с честью…. Мне партия приказала бы в огонь идти на пользу партии и родины, и я это бы выполнил, на то я являюсь воспитанником великой партии Ленина-Сталина и ее помощника комсомола»[6].

Правда, физическое воздействие к «врагам» охотно применял и начальствующий состав – даже глава НКВД УССР в январе-ноябре 1938 г. Александр Успенский мог избивать «непонятливые» жертвы кулаками и ногами[7]. Кстати, именно А. Успенский подписал отчет об оперативной работе НКВД УССР за период с 1 октября 1936 по 1 июля 1938 годов. Выходило, что в 1937 г. в республике арестовали  159 773 человека, в 1938 – 105193, еще свыше 30 тыс. человек ожидали своей участи.

Сам Александр Иванович дал шокирующие сведения о «взаимодействии» с «маленьким Маратом», как И.Сталин называл главу НКВД СССР, малорослого Николая Ежова (расстрелянного в том 1940 году).  На  Украину, давал показания А.Успенский, Ежов привез с собой бригаду руководяищих чекистов, фабриковавших дела («железный нарком» поселился в особняке украинского подчиненного – выпивать с гостепреимным Успенским начинали с утра). Длинные списки на арест эмиссары подавали Ежову (даже совещания проводившему в пьяном состоянии), а тот не читая и не считая, «давал санкцию».

К вечеру сотрудники выносили на руках не вязавшего лыка наркомвнудела, у которого собутыльник Успенский сумел таки получить дополнительный «лимит» на 36 тыс. арестованных с правом судить их внесудебной «тройкой» (попытка выбить квоту на еще 40-45 тыс. жертв, к счастью, не состоялась, а вскоре сам Успенский, путая следы, писал записку «Тело ищите в Днепре...). Когда начальник Черниговского УНКВД Марк Корнев (Копелюс) спросил у Н.Ежова, как быть с «тормозяшими» работу калеками и стариками, свезенными в черниговскую тюрьму со всей Украины, тот ответил: «Эх вы, чекист! Вывезьте их всех в лес и расстреляйте! Кому они нужны!». Засомневавшегося Корнева сняли с должности и уже в марте 1939 г. расстреляли[8].

За указанные месяцы (при том, что собственно «Большой террор», как правило, датируют 30 июля 1937 – ноябрем 1938 гг. (прекращение деятельности чрезвычайных внесудебных органов и резкий спад числа репрессированных, частиная ликвидация последствий ваханалии террора) в СССР арестовали 31359 «церковников и сектантов» – т.е. представители всех конфессий (о своеобразной терминологии чекистов, усложняющих подсчет потерь Православия, мы еще будем говорить).

Среди них – 166 митрополитов и епископов (из них 81 осужден к высшей мере наказания (ВМН), но не ясно, включены ли сюда, например, «епископы»-обновленцы и УАПЦ), 9116 «попов» (к расстрелу приговорены 4629, по логике – священников, но вошли ли сюда раскольники, католические иереи, автокефалы), монахов  –2173 (934, но каких деноминаций?). Еще более загадочна цифра о 19904 репрессированных (свыше 7000 – ВМН) участниках «церковно-сектантского актива»! Видимо, здесь и все протестанты, и члены «двадцаток», просто активные защитники веры.

Правда, есть существенная для нас оговорка – в результате «оперативных мероприятий почти полностью ликвидирован епископат православной церкви, что в значительной степени ослабило и дезорганизовало церковь, остались одиночки епископы», и пресекаются попытки к «выращиванию… новых епископов и митрополитов». Уточняется, что под «церковниками» имеются в виду «тихоновцы, обновленцы и григорьевцы (основные течения православной церкви)». При этом непонятно,  к какой категории отнесены православные нонконформисты (иосифляне, «непоминающие», ИПЦ, подгорновцы и другие), которых также активно преследовали и сурово карали. Интерес представляет, но требует расшифровки и такая статистика – в СССР по неполным данным учтено 6990 легальных церквей (только канонической РПЦ?), 9570 и свыше 2000 «сектантских проповедников»[9].

В этой и последующих частях статьи мы остановися на механизме незаконных репрессий против Православной церкви в Украинской ССР в период Большого террора. С конца 1980-х гг. вышли тысячи соответствующих публикаций, в т.ч. – о судьбах пострадавших пастырей и верующих[10]. Однако по-прежнему актуальной задачей остается научно-документальное воссоздание именно механизма беззакония – от политико-идеологической детерминанты и до агентурно-оперативных мероприятий и собственно карательной практики

Подсчет жертв репрессиий среди православных СССР и в Украинской ССР– непростая исследовательская задача. Помимо неполноты архивных данных (последствия войны, эвакуации, чистки архивов – известно, например, об уничтожении по распоряжению Н.Хрущева, возглавлявшего партийную организацию Украины в январе 1938 – 1947 годах, большого массива документов, подтверждавших его личную причастность к репрессиям) мешает путаница в понятиях. Например, не указывалась конфессионная принадлежность человека, остуствовала аналитическая работа, документы насыщены идеологизированными штампами и чекистским сленгом.

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. Бажан О. Репресії серед духовенства та віруючих в УРСР в часи «великого терору»: статистичний аспект // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2007. № 2. С. 16.
2. Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М.: РОССПЭН, 2009. С.414.
3. Отраслевой государственный архив (ОГА) СБ Украины. Ф.42. Д.312.
4. Нікольский В. Статистика політичних репресій 1937 р. в Українській РСР // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2000. №2-4. С. 106.
5. ОГА СБУ. Ф.16. Оп.30 (1951 г.). Д 68. Л. 55–59.
6. Лошицький О. «Лабораторія»-2: Полтава. Документальні матеріали про масові репресії в Полтавській області у 1937–1938 рр. // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2000. № 2-4. С.129–178.
7. Предчувствуя скорый арест под предлогом вызова в Москву, имитировал самоубийство, по фальшивым документам выехал в РСФСР, арестован в апреле 1938 г. в Миассе Челябинской обл., расстрелян 27 января 1940 г. на спецобъекте НКВД «Коммунарка» – «элитном» месте казней руководящих работников. Супруга расстреляна за содействие в побеге из Киева.
8. Політичні  репресії  в  Українській  РСР  1937–1938 рр.: дослідницькі  рефлексії  та інтерпретації.  До  75-річчя «Великого  терору» в  СРСР:  Матеріали  Всеукраїнської наукової  конференції,  м. Київ,  15  березня  2012 р.  / Упоряд.: О. Г. Бажан, Р. Ю. Подкур. – К.: Інститут історії України НАН України, 2013.  С.181.
9. Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М.: РОССПЭН, 2009. С.407–408.
10. См.: Політичні репресії радянської доби в Україні: Науково- допоміжний бібліографічний покажчик / Упоряд.: Т. Приліпко, О. Марченко, 3. Мусіна; Автор вступ, ст. Ю. І. Шаповал. К.: Арістей, 2008. 684 с.