|
|
||||
Совершение таинств в Русской Церкви XVI–XVII вв. глазами иностранцевЗаметки иностранцев о средневековой Руси восполняют общую картину состояния тогдашнего быта и общества. В своих письменных свидетельствах гости из других стран касались и такой важной части жизни, как совершение церковных таинств, порой, однако, неверно понимая их аспекты. Доклад диакона Василия Цанько, студента II курса магистратуры МДА, знакомит читателя с наиболее интересными свидетельствами иностранцев. Прочитан на научной студенческой конференции «Актуальные вопросы современной богословской науки» (МДА, 1-2 мая 2017 г.), публикуется в авторской редакции.
Совершению богослужения и чинопоследованиям церковных таинств зарубежные путешественники в своих воспоминаниях уделяли значительное внимание. В зависимости от того, при каких церемониях, обрядах и тайнодействиях присутствовали путешественники, то они и описали в записках о России.
Значительное внимание уделяли иностранцы описанию таинств, в частности, Крещения. С. Герберштейн – один из первых иностранных путешественников, кто описал характер совершения этого таинства в Русской Православной Церкви. Герберштейну было известно о том, что после рождения ребенка родители звали священнослужителя, для того чтобы крестить младенца. Согласно данным иностранца, в Москве строго соблюдалась традиция наречения имени по рождении. Само крещение проходило на 40-й день. Младенца трижды следовало погрузить в воду полностью. Если этого не делалось, то считалось, что крещение не состоялось. К обливанию относились отрицательно, считая его исключительно европейской, католической нормой. После погружения в воду ребенка мазали, согласно С. Герберштейну, елеем, освященным в дни Святой Четыредесятницы, а уже после этого следовало таинство Миропомазания. В качестве места совершения таинства практически все иностранцы указывают храм. Именно там, невзирая ни на какие погодные условия, крестили на Руси детей. Воду также старались не греть. «Равным образом никогда не берут для крещения теплой воды, кроме разве немощных младенцев. Восприемники назначаются по воле родителей, и всякий раз как они, повторяя за священником определенные слова, отрицаются от диавола, они столько же раз плюют на землю. Волосы младенцу стрижет также священник, и закатывает их в воск, и кладет в храме на определенном месте»[1].
Иногда таинство Крещения могло совершаться и вне храма, в реках, где в отдельные дни совершалось народное крещение. Об этом свидетельствует Антонио Поссевино, хотя и явно, в духе своего ригористичного католицизма, перевирает суть происходившего. Два раза в год (на Крещение и на Успение Божией Матери) русский митрополит освящал воду Москвы-реки. Поражало иностранцев то обстоятельство, что во время Крещения, люди окунались в прорубь несмотря на лютый мороз. Даже те, кто сильно болел, испытывали глубокую веру в то, что по выходе из купели обретут здоровье[2].
Об участии в таинстве Святого Причащения у иностранцев также можно найти упоминания. Однако по этому предмету встречается много путаницы. Например, Д. Флетчер утверждает, что в России к евхаристической чаше допускались не более трех человек. «Причащаются они всего однажды в год, Великим постом, незадолго до Святой недели. Никак не более трех человек допускаются к Причастию в одно и то же время»[3]. Пишет автор и о подготовке, существовавшей перед таинством. Желавшие причаститься должны были исповедовать свои грехи перед священнослужителем. Далее описание Д. Флетчера демонстрирует его полную некомпетентность в том, о чем он пытается поделиться в своем сочинении: «Потом приходят в церковь и призываются к причастному столу, который, в виде алтаря, стоит в некотором отдалении от верхнего конца церкви, как в Голландии. Здесь прежде всего спрашивает их священник, с чистым ли сердцем предстали они, т.е. не оставили ли за собой какого греха, в котором не покаялись. Если они отвечают: нет, то допускаются к столу. Тут священник прочитывает некоторые обычные молитвы, между тем как причастники стоят со сложенными руками, как кающиеся или скорбящие»[4].
Непонятно, о каком «причастном столе» говорит Д. Флетчер. Возможно, речь идет о престоле, однако он не был похож на причастный стол, который использовали в то время в Голландии. Иностранец утверждает, что после того, как верующие допускались до участия в таинстве, священнослужитель брал лжицу, наполнял ее «вином», затем полагал туда «хлеб» и уже после этого происходил собственно момент причащения[5].
К вопросу о том, сколько времени в России занимала подготовка перед Причащением, можно привести сведения того же А. Олеария: «Восемь дней пред исповедью русские умерщвляют плоть свою строгим постом, не едят и не пьют ничего, кроме хлеба, квасу и других кислых напитков, так что за это время говения спадают с тела и делаются от того больные»[6]. Следует с недоверием отнестись к информации иностранца о том, что пост был настолько строгим, что православные от него начинали болеть. Даже если он был очевидцем развивающихся болезней у тех, с кем ему приходилось общаться, это никак не может быть основанием для формирования обобщенного вывода о влиянии поста на здоровье россиян. Пишет А. Олеарий и о том, что воздержание при подготовке к Причащению в России не ограничивалось только неупотреблением скоромной пищи. Ограничения распространялись и на супружеские отношения. Как всегда, А. Олеарий к описанию реальности добавляет явно не соотвествующие действительности сведения. «Никто не смеет иметь плосткого общения с женою своею, под опасением значительного денежного взыскания. Полагаю, впрочем, – добавляет он, – что по доносам самих виновников в подобных делах или жен их не много собирается таких взыскных денег»[7].
С. Герберштейн сообщает о распространенном в России мнении о том, что Исповедь – это таинство, в котором считалось необходимым участвовать именитым гражданам и князьям. Простой народ якобы не всегда прибегал к покаянию. «Хотя исповедь и полагается по их уставу, однако простой народ думает, что это дело Князей, и что она, преимущественно, приличествует знатным господам и более именитым мужам»[8]. Иностранного путешественника удивила та искренность, с которой к таинству Исповеди приступали русские. По его словам, они в благоговейном трепете громко возглашали слова Иисусовой молитвы и каялись друг перед другом и священнослужителями. Герберштней при этом добавляет, что простые жители произносили слова Иисусовой молитвы, так как «Отче наш» из них практически никто не знал. Те, кто согрешил тяжко, подвергались, по словам иностранца, омовению водой. «Некоторых, свершивших какой-нибудь более тяжкий грех, они омывают водою. Именно в праздник Крещения Господня они черпают проточной воды и, освятив ее, хранят целый год в храме для очищения и омовения более тяжких прегрешений»[9].
Таинство Брака стало предметом пристального внимания зарубежных путешественников и дипломатов, так как совершалось оно всегда при большом стечении народа с максимальным размахом. А.И. Алмазов писал на этот счет: «Отсюда редкий иностранец не оставил в своих записках того или другого известия касательно этого священнодействии. К сожалению, во многих случаях иностранцы имели здесь в виду не столько церковную сторону дела, сколько бытовую»[10]. Зарубежные сочинения описывают обстоятельства, которые сопровождали вступление в брак в нашей стране. Иностранцы особенно внимательно останавливаются на двух показателях – возрасте и родстве. Возраст вступления в брак в России был достаточно ранним. Мужчины женились в возрасте 16–18 лет, девушки выходили замуж в возрасте 12–13 лет и моложе[11]. Степень родства также имела значение. Согласно С. Герберштейну, русские не допускали браки ближе четвертой степени родства или свойства. Величайшим злом считалось заключать браки между родными братьями или сестрами. «Также весьма строго наблюдают, чтобы не соединились браком те, которые вошли между собою в духовное родство по крещению»[12].
Фабри утверждал, что у русских особое внимание уделялось духовному родству: «На родство или свойство устремлена особенная заботливость – до того, что у них в четвертой степени никогда не может быть супружества. Так однажды навсегда постановлено святыми отцами, и русские заботятся о том, чтобы это оставалось навсегда же в своей силе. Это воспрещение вступать в брак в близком родстве простирается даже и на родство духовное, условливаемое таинствами Крещения и Миропомазания. Если тут случится какое-либо недоумение или спор, то он решается мнением епископов, однако так, чтобы отнюдь по снисхождению не послабляли причины препятствия к браку, чтобы не было никакой лжи в их суде»[13].
Возраст и родственные связи – не единственные основания, на которые в России обращалось серьезное внимание. Православные священнослужители учитывали также и то, в какой раз брачующиеся вступают в семейные отношения. С. Герберштейн, например, утверждал, что в России могли допустить и второй брак, но это не считалось нормой и имело общественное и церковное осуждение. Человек, намеревавшийся жениться в третий раз, должен был предоставить существенную причину, которая бы могла оправдать такое желание. «Брать четвертую жену не допускаю никогда и считают это делом не христианским»[14]. А. Олеарий замечал, что в России некоторым прихожанам удавалось уговорить нерадивых священнослужителей совершать четвертый брак. Таковых клириков запрещали в священнослужении[15]. По причине таких строгих постановлений, иностранцы с осуждением отзывались об Иване Грозном, который позволил себе в нарушение церковных канонических норм жениться семь раз. Об этом писал, в частности, Ж. Маржерет: «У этого Ивана Васильевича было семь жен, что противоречит их религии, не позволяющей жениться более трех раз, от которых у него было три сына»[16].
Иностранные авторы вполне понимали, что из духовных лиц в брак не должны были вступать только монашествующие. В противоположность этому зарубежные путешественники отмечали необходимость вступать в брак белому духовенству. Иностранцы видели в этом необычное для себя явление. Это подтверждается тем, что они обратили внимание даже на условия вступления в брак священника и на значение для него такой жизни. Так, например, Петр Петрей сообщает, что духовным лицам обязательно следовало жениться. Однако это дозволялось делать лишь один раз в жизни, так что девушки должны быть наиболее проверенными, непорочного образа жизни, трудолюбивы, хорошо воспитаны в послушании к своим родителям, чтобы в будущем они не противились мужу, а слушались его, будучи опорой в жизни. Если священник захочет жениться еще раз, то ему необходимо было для этого сделаться мирянином. В сане жениться второй раз никто не имел права в России, так как это нарушало слова апостола Павла о том, что епископ должен быть мужем одной жены[17].
Согласно иностранному автору, вечером накануне брака священнослужитель сопровождал жениха вместе с его родственниками и друзьями в дом невесты. Невеста со своими подругами уже, как правило, готовы были встретить долгожданную делегацию. В доме невесты на столе поставлялись три блюда для жениха и его самых близких друзей. Однако к этим блюдам никто не притрагивался. На самом почетном месте за столом ставился стул для жениха. Сам жених некоторое время не садился за стол, а вел беседу с родственниками невесты. На его место сажали мальчика, которого по истечении беседы, молодожен должен был снять со скамьи и сесть на нее сам. Затем к жениху подводили невесту, лицо у которой было закрыто. Два мальчика протягивали между молодыми кусок тафты, чтобы они не могли смотреть друг на друга. Сваха начинала расчесывать ей волосы и заплетать их в две косы, после чего на голову девушки надевался венец, сделанный из золоченого металла. А. Олеария поразило убранство праздничного кафтана невесты, свадьбу которой он посетил: «Верхний кафтан невесты, спереди, сверху до низу, около рукавов, которые бывают шириною аршина в два, а также и на твердо стоячем воротнике, бывающем пальца в три шириною, плотно унизан крупным жемчугом, и такой кафтан стоит иногда далеко дороже тысячи талеров»[18].
После того как невеста была одета к празднику, два отрока приносили на носилках «огромной величины сыр» и хлеб. Священнослужитель благословлял принесенные продукты, которые затем отдавались в храм. Сваха выносила поднос с кусочками тафты и атласа и посыпала ими жениха и невесту. После этого в присутствии родных и ближайших друзей молодожены обменивались кольцами, а все гости начинали веселиться и петь праздничные песни[19]. Таким образом, А. Олеарий донес до наших дней информацию о существовавшей подготовительной церемонии, которая предшествовала самому таинству Венчания.
Иногда иностранные авторы, описывающие особенности совершения таинства Венчания в России, останавливали свое внимание на условиях расторжения браков. По данным С. Герберштейна, Ж. Маржерета и др. зарубежных авторов, пара, намеревающаяся расторгнуть брачные отношения, должна была согласовать этот вопрос с епископом. Архиереи должны были дать на это письменное согласие[20]. Однако в России был распространен и другой обычай расторжения браков, о котором говорят несколько зарубежных путешественников. В случае, если люди не имели возможности обратиться а епископу, ввиду загруженности последнего, осуществлялся так называемый специалистами «бытовой»[21] способ развода. Среди простого крестьянского населения был распространен следующий обычай. В случае, если до архиерея добраться не имелось возможности по причине далекого пути, а желание разойтись не давало возможности молодым жить вместе, то они становились на перекрестке, где сходились три пути. Муж и жена брали в руки полотенце и становились на середину перекрестка. Затем они, в присутствии свидетелей, разрывают полотенце. Считалось, что таким образом семейные узы разрываются, и брат перестает быть действительным [22].
Однако следует заметить, что А. Олеарий утверждал о прекращении подобного способа расторжения брака в России уже в XVI веке. Иностранные авторы совершенно справедливо определяли причину распространения в простом народе подобного метода расторжения семейных уз. В качестве основной причины называлось самое обыкновенное религиозное невежество и непросвещенность людей, многие из которых не знали не только основ православного вероучения, но даже совершенно не умели читать и писать. Между тем, называлась и еще одна причина. П. Петрей считал, что у русских распространено слишком фривольное отношение к женщинам, с которыми брачные отношения могут быть расторгнуты только потому, что они прекращали нравиться своим мужьям. Желавшие развестись мужья якобы использовали хитрость, подкупая клеветников и монахов, которые помогали законно избавиться от жены.
Насколько следует доверять информации, предоставляемой П. Петреем? Очевидно, что подобные злоупотребления могли иметь место. Но насколько часто мужчины прибегали к такого рода обману, вряд ли можно судить по данному сообщению. Петрей, как и все иностранцы, сразу же делал вывод о состоянии брака во всей России, описав при этом лишь один случай. При этом многие исследователи указывают на то, что даже в имперский период отечественной истории, когда под влиянием реформ Петра I и той мощнейшей цивилизационной и культурной ломки традиционных для России православных устоев, семейные ценности все равно оставались сильными, а разводы были крайне редким явлением[23].
В целом сочинения зарубежных авторов дают достаточно подробную информацию о совершении православных таинств в Русской Церкви рассматриваемого времени. Выводы, к которым приходят путешественники, во многом подлежат сомнению, так как основываются на отдельных эпизодах и примерах. Однако само описание чинопоследования таинств, условий их совершения, безусловно, заслуживает самого пристального внимания исследователей, представляя интересную и полезную информацию, которую в исторических источниках отечественного происхождения едва ли можно встретить.
Образование и Православие / Богослов.Ru |
||||
|
|
Всего голосов: 0 | |||
| Версия для печати | Просмотров: 1702 | |||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
