Ирландские монашеские уставы: как и почему отшельники стали «принцами»

Монашеские уставы Кельтской Церкви открывают перед нами одну из самых интересных страниц истории Западного христианства периода неразделенной Церкви (до 1054). К сожалению, на русский язык переведены и изданы весьма немногие документы, рассказывающие об этом времени. Проблема усугубляется еще и тем, что подобные тексты – настоящая источниковедческая редкость. История была строга к христианам, обитавшим на далеких окраинах Римской империи. Достоверных сведений совсем немного, и они требуют серьезного, критического анализа.

В эпоху Средневековья христианское наследие кельтов подвергалось сильному внешнему и внутреннему давлению, а в Новейшее время стало предметом бурной фантазии различных авторов. Джон Рональд Руэл Толкин, автор «Властелина колец» и других книг, основанных на кельтской мифологии, говорил: «Для многих, возможно для большинства людей, «кельтское» любого сорта означает волшебный мешок, в который можно положить все, что угодно, и из которого почти все, что угодно, можно извлечь. В сказочном кельтском полумраке возможно всякое».

Следует выделить два основных фактора, повлиявших на судьбу Кельтской Церкви: продолжительные военные интервенции и внутренняя церковная реформа.   

Нашествие иноплеменников было разрушительной силой, от которой страдали ирландские христиане. Остров подвергался регулярным набегам с IX по XVII вв. Викинги, нормандское завоевание, Плантагенеты, карательные отряды Кромвеля наносили болезненные удары кельтским стенам. И хотя каждый последующий захватчик считал себя более цивилизованным, нежели предыдущие, масштаб разрушений, как ни странно, от этого только увеличивался. Практически в каждом кельтском монастыре были десятки убитых и сотни изгнанных. Сегодня по всей Ирландии можно встретить порушенные кресты, разбитые надгробья, руины древних аббатств – немые свидетели трагедии.

Причиной заката кельтского христианства стали не только кровавые рейды. История многократно свидетельствует, что внешние гонения лишь укрепляют духовную стойкость Церкви. Кельтское христианство, пожалуй, выжило и под топором викингов, и под сапогом Кромвеля, но следующий фактор – внутренняя реформа – лишил ее этой возможности.    

Церковные разногласия между «островом» и «континентом» подточили изнутри то, что не сокрушили внешние удары. С огромного континента на маленький остров проникала вся мощь и красота Римской церкви: уставы, каноны, пасхалия, иконопись, архитектура, и даже римский тип монашеской тонзуры. Романизация кельтских христиан становится государственной и церковной политикой англосаксонских, нормандских и всех последующих монархов и епископов. Предписания соборов, ультиматумы королей и церковная пропаганда приводят к тому, что Кельтская церковь неминуемо начинает меняться изнутри, адаптируясь на протяжении VII-XI вв. под общепринятые римские стандарты. Период с XI по XVII вв. был уже временем окончательного затухания образа Кельтской церкви.

Первая попытка прервать «молчание руин» предпринимается в 1631 году протестантом Джеймсом Ашшером (James Ussher).  В своем «Рассуждении о религии, исповедовавшейся ирландцами в древности» он объявляет древних кельтов первыми историческими протестантами. Реакция католических авторов последовала незамедлительно. В их книгах все факты, приведенные Ашшером, интерпретируются в выгодном для Рима свете. В результате этих аргументов и контраргументов завязался настолько сложный кельтский узел, что распутывать его сегодня вынужден каждый исследователь.  

Во второй половине XX века к идейным построениям протестантских и католических ученых добавляются интерпретации и вовсе фантастического содержания. Культура Нью-эйдж (New age) окончательно обратила кельтское христианство в набор легенд и мифов. И хотя излишняя романтизация святых имела место и в былые времена, например, святого Маэлруайна (Máel Ruain) изображали в окружении птиц, цветов, корабликов, с приходом «Нового века» наследие кельтов окончательно превращается в «волшебный мешок».

Однако было бы неверным полагать, что причины заката кельтского христианства – исключительно в кознях злой судьбы. Церковь в Ирландии по преимуществу была церковью монастырей, и особенности формирования монастырской жизни в эпоху упадка Рима многое объясняют.

К концу VI века ирландские обители представляли собой крупные общественные центры, вокруг которых выстраивалась вся культурная, ремесленная и сельскохозяйственная жизнь округов. Это важно отметить, учитывая тот факт, что в Ирландии не было городов. Вся жизнедеятельность острова покоилась на системе хуторов и мелких деревень. Поэтому первые ирландские монастыри стали чем-то вроде прото-городов. В древних ирландских текстах многие обители прямо называются «civitas», от латинского слова «город». Более того, игумены таких монастырей именуют себя не иначе, как «princeps» – римский термин, применяемый к сенатору, проконсулу или даже к императору (отсюда слово «принц»).

Уникальный прецедент в истории Средневековья. В условиях волнений на континенте, в период Великого переселения народов, многие интеллектуальные элементы нашли свое убежище в ирландских обителях, удалённых от бурлящего европейского котла. На континенте к началу VI века привычная римская администрация, институт государственных советников и прочие госструктуры рухнули. В таких условиях фактическая монополия на знание и письменность делает ирландских аббатов незаменимыми советниками при дворах вождей как на острове, так и на континенте. Как отмечает Уинстон Черчилль, «…Естественно и неизбежно образованные монахи занимали место римских магистратов, чью одежду они переняли и носят поныне (в виде подрясника – авт.). Торжествующее варварство незаметно уступило свои позиции церковной структуре»[i].

Ирландские аббаты прекрасно были осведомлены о том, что происходило в Европе. Собирая в своих обителях остатки античной культуры, усваивая монастырю имя римского полиса, прилагая к себе титул римских магистратов и превращая мантии консулов в церковный подрясник, они фактически создают виртуальную копию Римской империи. По этой причине они сыграют ключевую роль в VIII–IX вв., когда Каролинги начнут «восстанавливать» Римскую империю, собирая античное наследие буквально по крупицам[ii].

С одной стороны, такое положение вещей позволяло кельтскому монастырю наращивать свой духовный потенциал, влиять на политический климат, организовывать миссии, поддерживать высокий уровень образования. К началу VII века немало королевских отпрысков с континента отправляются учиться в ирландские монастырские школы, известные на всю Европу своим благонравием и образованностью. С другой стороны, аббаты ирландских монастырей, усвоив себе титул princeps и руководя крупными по меркам своего времени производственными и финансовыми центрами, начинают соперничать с «flaith» – местными королями и вождями. Вскоре процесс превращения монашеских поселений в города, а аббатов в принцев начинает отражаться и на внутренних монастырских порядках.  

Документы в сборнике протоиерея Александра Шабанова, подготовленные для печати, наглядно показывают, как развивалось ирландское монашество в веках. Уставы свидетельствуют, что за какие-то двести лет, с VI по VIII век, духовные принципы и аскетические практики ирландских монастырей кардинально поменялись, ибо менялись и сами монастыри. Ирландское монашество – изначально свободное движение одиноких отшельников – со временем трансформируется в крупные социальные очаги. Отдельный аскетический порыв приводит к созданию лавр с тысячами насельников. В одном только Бангоре (Bangor), монастыре VI века, основанном преподобным Комгаллом (Comgall), братия насчитывает шесть тысяч человек. Еще три тысячи монахов проживало в многочисленных подворьях Бангорского монастыря. Совершенно очевидно, что такие перемены существенно влияют на духовную жизнь братии. Через монастырские окна все чаще доносится не просто шум большой лавры, а настоящий гул полноценного города, выросшего вокруг нее. Ирландский город, порожденный монастырем, все заметнее конфликтует со своим родителем. Базары, кузницы, мануфактуры, амбары, молотильни, школы, весь объем светской жизни создает для монастыря опасное соседство, который инстинктивно начинает себя огораживать. Впервые вокруг ирландских аббатств появляются заборы, а принцип городищ (каменных оград вокруг монастырского центра) становится их архитектурной особенностью. Со временем вокруг первого каменного забора выстраивается второй, появляется внешний и внутренний периметры, места для непосвященных и территории, доступные только для монахов. Остатки каменных оград конца VI века очень наглядно демонстрируют это новшество – разделение монастыря на сакральное и секулярное пространство. Практически все ранние ирландские церковные поселения устраиваются по типу городища, круглой или овальной формы. И практически все эти городища имеют внутренний и внешний круг. Во внутреннем сосредотачивается духовное ядро монастыря, большинство же сопутствующих монашеской жизни построек находятся во внешнем кольце. Именно здесь были созданы все шедевры кельтского христианского искусства из оленьего рога, железа, бронзы, серебра и золота.

Таким образом, ирландское монашество, породив вокруг себя довольно бурную жизнь, одним из первых в истории столкнулось с вызовом секуляризма. Причина же данного феномена кроется в следующей любопытной особенности кельтского христианства.

Церковь в Ирландии, никогда не знавшая внешней культурной экспансии, создала собственную самобытную культуру, которая в равной степени чествовалась как церковным, так и светским обществом, без пресловутого разделения на клирикальное и секулярное. Монастыри и святые настолько гармонировали с ирландской идентичностью, что христианские образы, такие как каменные кресты, круглые башни, церковная вязь, евангельские миниатюры, стали общенациональными символами Ирландии. Достаточно вспомнить трилистник святого Патрика. Но за эту близость «небесного» и «земного» приходилось платить. Несмотря на попытки табуировать внутреннее пространство, заботы века сего продолжали пронизывать аббатства. У монастырских стен кипит торговля, развиваются ремесла, находят себе пристанище музыканты, барды, поэты. В свете вышесказанного становится понятным весьма резкое отношение святого VIII века преподобного Маэлруайна к музыке. На вопрос анахорета, который, по-видимому, принадлежал еще к старой монашеской традиции, Маэлруайн вынужден отвечать со всей строгостью: «Передайте Кронану: эти уши не возрадуются всей музыке мира, покуда не услышат блаженной музыки небес». А ведь еще два века назад монастырь был желанным местом для странствующих филидов и поэтов. Но теперь, по-видимому, там, где должна звучать молитва, слишком громко звучит иная музыка.

К сожалению, до нас дошло мало исторических фактов, проливающих свет на подвиги ирландских святых. Большинство «Житий» записаны столетиями позже времени жизни своих «героев». По своему характеру и идеям они больше повествуют о месте их составления, чем о реальной биографии святого. Вся жизнь подвижника выстраивается вокруг крупного монастыря – места рождения его «жития». Превращаясь в крупные центры влияния, ирландские монастыри стремятся утвердить себя на авторитете какого-нибудь великого святого, соперничая друг с другом за право обладания реликвиями. Мощи, посох, колокол, одежда, священные книги, принадлежавшие святому, поднимают статус аббатства, привлекают к обители новых монахов и паломников. К концу VI в. практически каждый аббат крупного монастыря именует себя comarba – прямым наследником основателя обители.

Конкуренция между монастырями, которые к VII–VIII вв. приобрели колоссальное влияние не только на духовную, но и на политическую жизнь общества, иногда выходила за рамки приемлемого. Достаточно вспомнить знаменитое сражение 561 года при Кул Древне (Cúl Drevne), где сошлись светские армии двух духовных лидеров, преподобного Коламбы Айонского (Colm Cille) и святого Финниана Мовильского (Finnian). Причиной кровавой бойни, унесшей жизни трех тысяч солдат, стал спор за обладание копией священной книги псалмов, переведенной на латынь святым Иеронимом Стридонтским. И хотя собор 562 года осудил действие Коламбы, а сам он, в знак покаяния, навсегда покинул Ирландию, военные конфликты по схожим причинам не были редкостью. В VIII веке мы встречаем неоднократные примеры беспощадных битв между монастырями за право обладания высоким статусом или чтимой святыней.

Монастыри играли большую роль и в политике королей. В этой связи их претензии на исключительность имели печальные последствия. Многие ирландские короли, защищая и охраняя аббатства на своей территории, с легкостью сокрушали и разоряли такие же обители на территории побежденного соседа. Они выступали не против христианства как такового, а против конкурирующего монастыря, ставшего оплотом и символом их врага. Таким образом, задолго до разорения ирландских монастырей внешними завоевателями, это с легкостью делали «наихристианнейшие и благочестивейшие» короли Ирландии.

Помимо придания исключительного статуса, амбиции крупных монастырей служили и иной, сугубо духовной цели. Как мы уже сказали, городская жизнь неминуемо влияла на монастырь. Строгость правил и уставов ослабевала. В таких условиях закрепление за аббатствами великих святых имело целью сохранение прежних идеалов. Не напрасно во многих уставах VIII века можно встретить сетования аббатов на то, что высокие требования, завещанные отцами-основателями, более не соблюдаются.

Подобная ретроспектива, безусловно, свидетельствует о постепенном упадке монашеской жизни в Ирландии. К концу VII века тенденция на преемственность, особый интерес к идеалам прошлого отражаются даже на монастырской архитектуре. Копирование более ранних образцов становится обычным делом для поздних ирландских монастырей. Каждая обитель стремится всем своим видом показать, что ее история восходит к великому отцу основателю, сами стены монастыря воздвигнуты по образцам, предложенным святым патроном. Так, например, прекрасно сохранившиеся каменные кельи (clochan) в виде перевернутых лодок являются ноу-хау монастырей западной части Ирландии (графство Кэрри). Корабль или лодка – всегда были символом Церкви, путешествующей во времени. Можно предположить, что монахи, подвизавшиеся в Кэрри, таким образом желали подчеркнуть мимолетность и скоротечность жизни. Само греческое слово «приход» (παροικία) имеет подобный смысл[iii]. Самый знаменитый пример такого строения – часовня Галларуса. И хотя она была воздвигнута на полуострове Дингл в конце VII века, ученые полагают, что строение стало точной копией более раннего образца.

Не только архитектурные формы храмов и часовен стали предметом поздних реплик. По древним образцам копируется даже схема расположения строений на территории нового монастыря. Интересно проследить, например, как схемы Аранских монастырей в точности повторяются в центральной части острова. Именно с Аранских островов (Aran Islands) вышли многие будущие аббаты. Строя свои монастыри, они воссоздают те же формы, что видели в alma mater. Характерный пример – Аранский монастырь Инишмурей (Inishmorey) на побережье графства Слайго (Sligo, северо-запад Ирландии). Первая монашеская община появилась здесь в начале VI века. Братия обители обосновалась в центре древнего мегалитического сооружения, похожего на знаменитый комплекс Ньюгрейндж (Newgrange). Каменный форт состоял из большой круглой ограды. Образ именно этой мегалитической ограды виден практически во всех ирландских обителях, основанных выходцами из Инишмурей. Монахи без особых видимых причин создавали копию модели, внутри которой они выросли на Аранских островах. Подобным образом по всему острову, в глубоких болотах, на высоких скалах и в непроходимых рощах, можно встретить реплики крестов, алтарей и каменных строений, оригиналы которых находятся на западных берегах Ирландии.  

Конечно, планировки монастырей, храмов и келий несут на себе следы новых архитектурных форм. Так, например, знаменитые круглые башни могут быть не только отдельно стоящим строением, но и вмонтированными в крышу храма, как видим на примере церкви святого Кевина в монастыре Гланделок (Glendalough, графство Уиклоу). Также отдельно стоящие каменные кресты нередко монтируются в алтари, как видим в Инишморей. Но принцип древнего шаблона оставался неизменным.

Подобная модель развития предполагает преемственность и в уставах. Внутренний дух не менее важен, чем внешние формы. Конечно, говорить о едином монастырском уставе в Ирландии не приходится. Однако дошедшие до нас правила часто содержат нормы, которые позволяли причислять их к одной традиции. Например, об уставе святого Энды (Endeus), основателя ирландского монашества и первого игумена Аранских островов (начало VI в.), известно очень мало. Но поскольку его ученики с точностью копировали внешний вид аранских крестов и строений, можно предположить, что уставы их аббатств также скопировали правила, завещанные учителем.

Монашеские правила на территории одного или нескольких королевств могли быть очень схожими. Крупные монастыри канонически контролировали близлежащие общины, подкрепляя свой духовной авторитет связью с великим основателем. Таким образом, в Ирландии создавались монашеские конфедерации, каждая из которых считала свой устав исключительным и идеальным. На этой почве между аббатами монастырей возникали даже споры, что видно из беседы Маэлруайна с аббатом по имени Дубхлитир (Dubhlitir). «Мои монахи, покуда находятся в этих краях и живут по моему уставу, никогда не станут пить того, что влечет забвение Бога», – утверждает Маэлруайн. Дубхлитир не согласен: «А мои пьют пиво и войдут на Небо вместе с твоими иноками». На что Маэлруайн отвечает: «А я в этом не уверен». Далее Маэлруайн утверждает, что его монахи, живущие по правильному уставу, «не будут испытывать необходимость огненного очищения перед Судом. Другое дело – твои братья», – намекает он на «неправильных» монахов Дубхлитира.  

В церковных текстах конца VII века мы находим немало примеров подобных диспутов между монашескими конфедерациями. Их главной целью была верность монастырей-сателлитов своему духовному центру. Учитывая, что в Ирландии епископы не играли административной роли, этот процесс вполне объясним. К сожалению, тяжбы между монастырями за право доминировать над той или иной местностью нередко приводили к открытым столкновениям.

За какие-то двести лет монастырь в Ирландии претерпел серьезные перемены. На его первоначальный образ влияли сильные факторы: Синод в Уитби (Whitby, 664 г.), устав святого Бенедикта, политика сближения с континентом, наконец, нашествие иноплеменных. В итоге, многие конфедерации приняли римский стиль. Часть «непримиримых» ушла в «самоизоляцию», по выражению одного из авторов сборника протоиерея Александра Шабанова. Но были и те, кто искал синтез между новыми реалиями и кельтской стариной. Последние и породили уникальное церковное явление, которое известно под именем Celi De – «Друзей Божиих» (иди кулдеи).   

Подготовленные в сборнике переводы относятся к традиции «Друзей Божиих». Это довольно поздняя историческая форма ирландской духовной культуры. Она явилась своеобразной реакцией на деградацию монашеской жизни. Кулдеи, безусловно, являются продолжателями кельтского монашества классического периода. По крайне мере они пытались сохранить духовную строгость «золотого века». Однако делали это своеобразно: путем подробнейших инструкций по самым малозначительным вопросам.

Уставы кулдеев невероятно дотошны. Один из самых выдающихся примеров – Устав святого Маэлруайна. Читая этот текст, вы узнаете о том, в каком виде, какими порциями и при каких обстоятельствах монаху следует потреблять лук-порей, молоко, сыр, сливки, творог, сычужную жидкость, неразбавленную сыворотку, пиво, эль, гарниры, рыбу, овсяную кашу, хлебные злаки, печеные яблоки, круто сваренные яйца, пряности, капусту, мясной бульон, дичь, бекон, потроха, животный жир, печенку, ливер, птицу, оленину, кабана, околопочечный жир, а также жир, что стекает во время жарки мяса на сковородку. В Уставе даже обговаривается, как правильно пить воду – залпом или малыми глотками, а также регулируется потребление травы, сорванной в воскресенье. Это настоящая кулинарная книга, пример гастрономической сотериологии, где важно все. Приготовление и прием пищи воспринимаются предельно серьезно, судьбоносно, потому что Устав сакраментален, его точное исполнение влияет на посмертную участь. Вспомните диалог двух аббатов, где потребление неправильных продуктов чревато огненным очищением.

Подобное же видим и в Уставе «Друзей Божиих» IX века, где подробно, словно в инструкции, предписывается, какими глотками следует пить пиво: «пейте пиво маленькими глотками из небольших чашек». Даже такому пустяку придается душеспасительное значение. Важно все – сколько глотков отвести на кружку воды или сколько поклонов положить при чтении Псалтыри. Отсюда поистине священный ужас перед употреблением в пищу травы, сорванной в воскресный день, варкой каши по воскресеньям или приемом пожертвований в День Господень. Никаких компромиссов, во всем религиозная строгость: от приготовления бекона до церемонии входа в трапезный зал. В VIII–IX вв. уставы Celi De придали этой процедуре характер литургической процессии. До входа монахов в трапезную там должны находиться специальные дежурные. Чтецы должны занять свое место за аналоем. Всё должно выстроиться в чинный порядок. Прежде чем монахи войдут, «учиненный брат» должен ударить в колокол. Нет возможности ударить в колокол – беги на кухню и бей в кастрюлю. Нет кастрюли – стучи ложкой об оловянную тарелку. Как угодно, что угодно, но сигнал должен прозвучать. И только тогда братия входит с пением молитв.

Конечно же, за этим почти болезненным преклонением перед мельчайшими деталями видится определенная религиозная парадигма, а именно – ветхозаветный формализм. Недаром обвинение Кельтской церкви в ветхозаветном мышлении станет основным упреком от континентальных богословов. Некоторые запреты в уставах кулдеев можно объяснить только в свете ветхозаветных принципов. Как известно, система предписаний и табу в Ветхом Завете имела определенный воспитательный характер. Та или иная пища табуировалась не потому, что она была «плоха в очах Божиих», а для того, чтобы дисциплинировать народ Израильский. Без понимания этого педагогического положения мы с трудом поймем, почему Маэлруайн позволяет в обители готовить сыр, но запрещает творог, при этом сычужную жидкость от производства творога потреблять можно. Подобным образом овсяную кашу на мясном бульоне есть можно, а вкушение дичи под строгим запретом. Неважно, что и в каких пропорциях запрещать, главное чтобы работал принцип послушания.  Даже в монастырях одной конфедерации запреты различались. В обители Таллагхта (Tallaght), например, табуировалось потребление потрохов животных и животного жира, а в соседнем монастыре Дерринавлан (Derrynavlan) монахи преспокойно ели печенку и жир на Пасху. При этом обе обители духовно восходят к традиции святого Руадана (Ruadan).

При всей строгости ирландских уставов были и совсем неожиданные послабления, продиктованные, по-видимому, суровым климатом и тяжелыми условиями труда. Например, те, кто строго соблюдал Великий пост, получали разрешение вкушать нежирное молоко по воскресным дням. А Устав IX века благословляет, при великой скудости и бедности стола, в Святую Четыредесятницу потреблять мясо, если жизни грозит опасность. С такой же рассудительностью Устав IX века относится и к монахиням во время месячных, требуя строго следить за выдачей им мясного бульона!

В практике «Друзей Божиих» были и другие весьма любопытные практики. Так, например, убийц, даже после покаяния и епитимьи, не причащали Кровью, они имели право приобщаться только Телом. Это весьма оригинальное пастырское решение – пожизненный запрет причащаться под обоими видами, при сохранении самой возможности Причастия.

Любопытным выглядит и крещение плода в утробе матери. Над беременной женщиной читались молитвы, после чего Крещенская вода возливалась на живот женщины, в районе головы плода. Остаток воды она должна была выпить, освещая плод изнутри.

Совершенно по-новому в уставах «Друзей Божиих» звучит и тема путешествий. Паломничество Христа ради, или «peregrinatio pro Christo», было особенной чертой кельтского монашества. Толпы странствующих ирландских монахов в VI–VII вв. бродили по острову и переправлялись на континент. Они основывали новые монастыри, открывали неизведанные земли, обращали целые народы. Во времена святого Брендана Мореплавателя паломничество воспринималось как элемент особого духовного подвига. В правилах же Celi De эта привычная черта ирландского монашества осуждается. Устав святого Маэлруайна не поощряет никаких «миссионерских путешествий». На вопрос своего ученика о главном принципе монашеского делания, Маэлруайн отвечает поразительно не по-кельтски: «Я советую тебе не покидать своей кельи». Даже в уставе святого Аилбе (Ailbe, ум. в 528 г.) предписывается оседлость, что странно для практики VI века: «Покуда вы в этой жизни, не покидайте монастырь, даже ради какого-либо дела». Это типичное требование бенедиктинового устава, влияние которого, по-видимому, в VIII веке было широко распространено. Структура устава святого Аилбе, состоящего из 56 кратких пунктов, даже внешне напоминает 72 правила устава св. Бенедикта. Существует мнение, что данный текст, скорее всего, был составлен в IX веке и принадлежит традиции кулдеев, что видно из многочисленных гастрономических предписаний – излюбленной темы «Друзей Божиих». Устав Аилбе говорит об обстоятельствах, когда можно есть свежее мясо, молоко, угря, а также морскую капусту с сухим хлебом. 

Отголоском совершенно новых реалий в Уставе IX века звучит тема деградации образовательного уровня ирландских клириков. Епископу, который рукополагает священника, не умеющего читать, не знающего Писания и законов Церкви, Устав предписывает строгую епитимью. Для Ирландии, которую называли островом «ученых и святых», где в каждом монастыре была уникальная библиотека, а монастырские школы привлекали учеников с континента, это свидетельство серьезных перемен. Более того, в некоторых уставах появляются весьма странные указания на дисциплинарные практики, ранее незнакомые кельтскому христианству: телесные наказания, флагелляция, биения ладоней палками.

Уникальность текстов, которые будут представлены в сборнике протоиерея Александра Шабанова, заключается в том, что они описывают одну и ту же христианскую общину в процессе ее вековых перемен. То, что было общепринято в VI веке, претерпевает существенные изменения в практике VIII века. Менялась жизнь, менялись обстоятельства, менялась и Церковь.

В «Исповеди» святого Патрика можно встретить свидетельства напряженного апокалиптического ожидания. Христос в Евангелии говорит: «И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец» (Матф.24:14). Патрик уверен, что именно после его проповеди в Ирландии, после обращения последнего народа «края вселенной» наступит Славное Второе Пришествие. Вполне возможно, что предапокалиптические чаяния святого апостола Ирландии передались его последователям, и ожидание скорого Пришествия было основным настроением первых христиан «зеленого острова». Ведь так жили и апостолы. «Незаботой» о будущем можно объяснить и столь скудный церковно-археологический материал ранних веков ирландского монашества. До нас практически не дошло никаких артефактов жизни монахов конца V – начала VI вв. Все жития, уставы и руины принадлежат гораздо более позднему времени. Но шли годы, мир продолжал существовать, и сознание Церкви менялось. На смену мимолетности приходит основательность. Вся церковная культура последующих веков как будто говорит: мы здесь, похоже, надолго, и к встрече с Господом надо основательно подготовиться.

В определенном смысле духовные перемены, происходившие в Ирландии, можно проследить на примере ирландских крестов, разбросанных по всему острову.  

Отдельно стоящие кресты или крестообразные столбы из дерева или камня стали устанавливать в очень раннее время. Биограф святого Коламбы Айонского преподобный Адомнан (Adomnan) в «Житии», написанном около 700 года, упоминает крест на Айоне, вмонтированный много лет назад в мельничный камень. Предполагают, что изначально он был деревянным, так как многие ранние ирландские кресты были вырезаны из дерева, а каменные образцы стали их точными копиями. Известно, что кельтские монахи искусно украшали свои священные книги высокохудожественными цветными орнаментами. Вполне возможно, что и деревянные кресты первоначально были расписаны восхитительными узорами. Но век подобных шедевров недолгий. Даже цветные манускрипты, при их бережном хранении, дошли до нас в небольшом количестве. Кресты же стояли на открытых местностях, продуваемые всеми ветрами, испытывая на себе все «прелести» ирландской погоды. Можно предположить, что при виде ветшающих деревянных шедевров, превращающихся в труху, мастера все чаще обращали свой взор к камню. С приходом римской архитектуры и распространением нового стиля камень становится основным церковным материалом на острове. В VIII–IX вв. этот процесс становится повсеместным, и в анналах впервые упоминается о полностью каменных монастырях: Армаг (Armagh) и Келлс (Kells). К этому периоду относится и большинство самых древних каменных крестов, дошедших до нашего времени. Не забудем, что это был период нашествия викингов. По-видимому, первоначальные деревянные постройки часто горели, что вновь заставляло ирландских мастеров отдавать предпочтение камню. Количество каменных строений в следующем веке увеличивается, а в X–XI вв. они уже становятся нормой. Так на смену первоначальной легкости приходит монументальность. 

В XII веке практически все каменные строения, включая высокие кельтские кресты, испытывают на себе влияние римского стиля. Под романскую традицию «подгоняются» многие древние церкви, как видно на примере перестроенных церквей Аранских островов. В это же время в Ирландии появляются высокие кресты с совершенно новой деталью. Ставрография XI–XII вв. нарочито и выпукло изображает фигуру епископа в тиаре и с жезлом в руке – символы церковной власти. Потребность в таких изображениях неслучайна. Это символ римского триумфа, победы кентерберийских епископов над ирландскими аббатами. Статус епископа в Ирландии теперь окончательно приведен к положению, принятому во всей Западной Церкви.

Переход от дерева к камню в церковном искусстве действительно чем-то напоминает ту духовную трансформацию, которую можно проследить в текстах ирландских уставов. На смену легкому, способному плыть по любым водам дереву приходит основательный, тяжелый материал. Место отшельников занимают «принцы», одинокие кельи обрастают крупными городами, апокалиптическая беззаботность сменяется скрупулезными предписаниями. По мере того, как каменеет дерево, крупнеют монастыри, толстеют уставы, оседают путешествующие. Начиная с 800-х годов, монашеские правила резко негативно относятся к любому несанкционированному покиданию монастыря. Вся жизнь стремится быть описанной, упорядоченной, вросшей в основательный камень. И только какой-то кельтской причудой звучат в это время рассказы о плавании монахов… на камнях: святой прыгнул на отколовшийся кусок базальта и переплыл море для проповеди Евангелия. Авторы этих преданий как будто смеются над предписанием осесть внутри каменных стен: «Ушла былая легкость? Всюду камень? Не беда, поплывем на камне!». Удивительные люди.

В XII веке в истории Ирландской церкви происходят самые значительные перемены, приведшие кельтскую традицию к упадку и забвению. Кельтское монашество окончательно уступает новым формам организации жизни: орденам августинцев, цистерцианцев, бенедиктинцев. Ускорению и закреплению этого процесса способствовали и англо-норманнские завоевания XII–XIII вв. В результате, одни монастыри стали епископскими кафедрами, а другие трансформировались в приходские церкви, чему в немалой степени способствовал труд «Друзей Божиих». Были обители, которые вовсе исчезли, приняв вид полноценных городов. Сегодня такими городами, выросшими из монастырских стен, являются Армаг (Armagh), Килдэр (Kildare), Келс (Kells), Киллало (Killaloe), а также Дерри (Derry). Но некоторым повезло еще меньше, они превратились в безлюдные, хотя и очень красивые, зеленые пустыни: Кланмакнойз (Clonmacnoise), Дарроу (Durrow), Килмакдаг (Kilmacduagh), Монастербойс (Monasterboice).

В свете того, что случилось с кельтским монашеством, очевидно, что «Друзья Божии» были не только последними романтиками «золотого века», но и первыми реалистами своего времени. Они предприняли честную попытку сохранить монашеский идеал, дотошно формализуя жизнь внутри монастырей. Но в какой-то момент осознав, что все попытки тщетны, кулдеи переключили свои усилия на внешнюю, пастырскую деятельность. Ирландские каноники XII века, целью которых было приходское служение, во многом вышли из Celi De. Таки образом, бывшие монастыри «Друзей Божиих» стали основой крепких приходов, которые дошли и до наших дней.

Надеюсь, книга найдет своего издателя, учитывая уникальность ее материала и интерес к истории Кельтской церкви у современного читателя.