Взгляды на пастырство и суть реформы духовного образования архиепископа Феодора (Поздеевского)

 (Из протокола допроса В. И. Поздеевского)[1].

На тыльной стороне священнического креста изображены слова апостола Павла, написанные им своему ученику Тимофею: «Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1Тим. 4,12). Через все века до наших дней были пронесены эти слова, они отразились в жизни и делах тех, кто носит крест как образ спасения, как жизненный принцип, как упование в вещах невидимых (Евр. 11,1).

В 2014 году исполнилось 267 лет со дня открытия преосвященным Сильвестром (Кулябкой) Костромской духовной семинарии, старейшей семинарии России. Свидетельствуя об исторической дате старейшего духовного заведения, мы не можем не вспомнить одного из ее ярких и талантливых выпускников, который засвидетельствовал слова о Кресте Христовом своей жизнью и смертью. Вспомним и мы, благодарные потомки, светлый образ владыки Федора (Поздеевского), выпускника Костромской семинарии 1897 г., жизнь и смерть которого еще много лет будут раскрывать пред нами образ верного Христу словом, духом, чистотой; образ молитвенника и аскета, мудрого учителя и исповедника, на земле и на небесах не оставляющего Отчество, Церковь, нас, чад Ее, без молитвы. Многочисленные свидетельства его подлинно духовной, церковной и исповеднической жизни подвигли участников Архиерейского собора Русской Православной Церкви За рубежом (РПЦЗ) включить имя архиепископа Федора в Список Новомучеников и Исповедников Российских (1981 г., память 10 октября). С 1998 г. при Московском Даниловском монастыре работала комиссия по подготовке к канонизации преосвященного Федора. Ее труды не завершились канонизацией труженика нивы Христовой.

Но даже если мы, в силу обстоятельств, не считаем человека святым (кто мы? – прим. автора), вспомним его мысли и жизнь, которые, возможно, подскажут нам пути того нового и неизведанного, которое при ближайшем рассмотрении покажется не таким уж и новым, а выстраданным и пройденным до нас людьми, засвидетельствовавшими искренность своих мыслей своей жизнью. «Отдай кровь и прими дух», – говорили святые отцы. Отдавали кровь – отдавали жизнь, жертвовали собой для других – и принимали Духа Святого Божия. «Кто отдаст жизнь свою ради Меня, тот найдет ее». Принимали Дух – Бог вселялся в них. «Уже не я живу, а живет во мне Христос» (Мф. 16: 25; Гал. 2:20).

Чтобы лучше понять высокий образ, жизнь и труды, мысли Высокопреосвященного Феодора, проповедника и педагога, обратимся к истокам: месту рождения, воспитанию, учебе – всему тому, что способствовало становлению его как личности. Род священно- и церковнослужителей Поздеевских берет свое начало из с. Поздеевского и посада Большие соли Костромской губернии (сейчас Некрасовский р-н Ярославской области). С середины XIII и до начала XX в. наиболее известные представители этого рода были представлены духовенством: пономарями, диаконами, иереями, протоиереями, архиереем. За редким исключением, их жизнь была примером высокой нравственности, преданности Церкви, духовности, патриотизма и любви.

21 марта 1876 г. в семье настоятеля Макарьевского храма (в честь преподобного Макария Унженского) в селе Макарьевском Ветлужского уезда Нижегородской губернии протоиерея Василия Поздеевского (уроженца посада Большие Соли) родился сын, которого назвали Александром. Существует легенда, что рождение его было ознаменовано предсказанием местного блаженного Герасима, который, войдя во время службы в Макарьевскую церковь, обратился к молящимся со словами: «Что вы здесь стоите? Идите на задки, к бане – там архиерей родился!»[2] Детство, проведенное в местах, прославленных трудами и молитвенными подвигами преподобного Макария, среди равнин верхнего Поволжья, в общении с простым народом, его радостями и печалями – все это глубоко отразилось на характере и дальнейшем жизненном пути пастыря Церкви. «Чтобы понять сущность Православия, надо его изучать не по книгам и ученым трудам, а в близком общении с людьми забытыми, презираемыми миром, с юродивыми, странниками, сумасшедшими, даже с преступниками. Особенно это общение полезно пастырям. Узнав поближе отверженных миром людей, пастырь поймет, что, в сущности, эти люди гораздо ближе к Христу, чем он, потому что грешники, сознавая свое падение, любят Господа, прощающего и милующего их. Православие – религия жалости и смирения, жалеть надо грешников и сознавать свои грехи. А это чувство дается при соприкосновении с миром отверженных и убогих»[3]. Жалость и милость, простота отношений, понимание человеческих слабостей и недостатков, кондовая церковность, воспитанная в русской глубинке – вот та среда, в которой формировалась личность отрока и юноши Александра. Будучи уже в зрелом возрасте, он писал, что все «доброе, способное… умилить и расторгать… душу, идет непременно из далекого детства и связывается с впечатлениями религиозными и церковными, привязывается как-то неизбежно к молитве матери, то к лику иконы с мерцающей лампадой, то к службе церковной. Так Церковь с ее обиходом жизни влияет еще на чистую детскую душу и налагает на нее ту печать, которую не в силах стереть время»[4].

В 1896 г. Александр Васильевич окончил Костромскую духовную семинарию, обучаясь в которой, он почти ежедневно видел перед собой пример истинного пастыря-проповедника, богослова, признанного церковного учителя и духовного отца – епископа Виссариона (Нечаева, +1905), человека неутомимого духовного горения и мужества.

В 1900 г. Александр завершил учебу в Казанской духовной академии со степенью кандидата богословия. В том же году он принял монашеский постриг с именем Федора (в честь великомученика Федора Стратилата). Постриг совершил ректор Казанской академии епископ Антоний (Храповицкий), который вместе со схиархимандритом Гавриилом (Зыряновым), настоятелем Казанской Седмиезерной пустыни, оказал огромное влияние на духовное становление будущего архиепископа. По окончании академии он был оставлен при ней профессорским стипендиатом. В 1901 г. он направляется на преподавательскую работу в Калужскую духовную семинарию. С 1902 г. назначен инспектором Казанской духовной семинарии, в 1904 г. утвержден в степени магистра богословия за вышедший в 1902 г. труд «Аскетические воззрения преподобного Кассиана Римлянина», с 1904 по 1906 – это годы его ректорства в Тамбовской семинарии. В этот период он напрямую столкнулся с силами зла. В угаре революционных настроений семинаристы стреляли в него, и только благодаря тому, что его заслонил от пули своим телом инспектор семинарии иеромонах Симеон (Холмогоров), архимандрит Федор не пострадал. До мученической кончины о. Симеона, этого самоотверженного пастыря, последовавшей в 1934 г., владыка Федор заботился о нем и исполнял малейшие его желания[5]. Личность о. ректора хорошо раскрывает тот факт, что на суде по делу обвиняемых в бесчинствах он простил своего обидчика и просил суд отпустить его.В 1906 г. архимандрит Федор – ректор Московской духовной семинарии, а в 1909 его назначают ректором той же академии. 14 сентября 1909 г. он был хиротонисан в храме Христа Спасителя в епископа Волоколамского, викария Московской епархии. В своей речи при наречении, владыка определил свое будущее призвание как «сохранение чуткости совести и сугубое сознание нищеты своей… Опознать подделки Христа и христианства, различать верно «духов»: от Бога ли они? – и составляет главную задачу современности для пастыря»[6].

Мы привели факты из биографии святителя, чтобы показать, какие духовные основы глубокой церковной традиции сформировали личность архиепископа Феодора до его прихода в Академию. В Московской духовной академии, в период его ректорства, да и после него, он пользовался большим авторитетом. Хотя наследство, оставленное ему прежним ее руководителем – епископом Евдокимом (Мещерским, впоследствии обновленцем), – вызывало тревогу и опасение за будущее Церкви. Своими первыми впечатлениями об обстановке и системе образования в академии он поделился с архиепископом Арсением (Стадницким). Эти впечатления были неутешительными: профессора «захвачены наукой, немецкой, тюбингенской… Такой невероятный протестантский идеализм – хуже всякого тюбингенства»[7]. «Случись с этим богословием какая напасть – оказывается, что у него даже веры нет, не только богословия… доктор богословия, а сомневался, был ли на земле Христос, не выдумка ли это, не быль ли, подобно мифологической! Какого света ждать от этой тьмы» – писал еще о состоянии богословской науки в высших духовных школах задолго до времени ректорства владыки Федора ревнитель святоотеческого богословия святитель Игнатий (Брянчанинов)[8]. Если говорить о студенческой среде того времени, то студенты времени вступления в управление академией епископа Федора штудировали труды Маркса, Энгельса, Бакунина, Берштейна. И все же, несмотря на царствующий в академии дух либерализма, в характеристике, данной новому ректору (строгому монаху, церковнику), профессорами МДА отмечались его «высокие качества, ясность, прямота и честность характера, что особенно сроднило его с корпорацией и сделало его всеобщим любимцем»[9]. Проводя подвижническую, духовную жизнь, он вместе с тем был приветлив и доступен каждому, кто обращался к нему за помощью и советом. Был тайным благотворителем страждущих и нуждающихся. Был сострадателен к немощам других. Заботился о неимущих и сиротах. Духовно окормлял Алексеевский академический приют для беспризорных детей и сирот Сергиева Посада[10]. Его жажда познания глубин человеческого духа и времени, в котором он живет, сроднила его с многими из тех, кто шел той же дорогой, – людьми, которых затем назовут умом, честью и совестью нашей нации. Людей, обладавших подлинным интеллектом, честью и совестью, ограненными светлыми идеалами христианской веры, надежды и любви. Епископ Федор был душой общества, созданного М.А. Новоселовым, – философско-религиозного «Кружка ищущих христианского просвещения», в который входили сам Новоселов, В. Кожевников, А. Самарин, П. Мансуров, С. Булгаков, Дурылин. Н. А.Бердяев называл этот кружок «сердцевиной русского православия»[11]. Участники кружка были полны решимости «реализовать хомяковскую идею соборного богопознания»[12].

Свои взгляды о. ректор усиленно распространял в академической среде. В академии он читал курс пастырского богословия. Основной акцент в этом курсе им был сделан на аскетике, которую святые отцы назвали «искусством святости»[13], «учением о красоте образа Божьего в человеке»[14], наукой духовного опыта[15]. Во время, когда революционные смуты и духовный разброд бушевали по всей стране, он указывал (опытно изучая все стороны духовной жизни), что главные причины этих нестроений скрываются в духовном падении человека. И одной из основных причин духовного падения в народе он называл недостаточное изучение святоотеческого наследия в духовных школах, призванных к воспитанию истинных пастырей – просветителей народа и детоводителей его к Христу. И как следствие этого упадка пастырского воспитания в духовных школах – утрата духовности и порядка в обществе и государстве.

Желая исправить положение в духовном образовании, архиепископ Федор принимал активное участие в его реформировании: он входил в комиссию по пересмотру Устава 1911 г. под председательством архиепископа Сергия (Старгородского). Но владыка был противником внешних реформ, справедливо считая, что «в области церковной жизни может быть и должна быть одна главная реформа: покаяние и молитва, а все остальное, тоже, конечно, полезное, пойдет из этой благодатной реформы»[16].

Знаток патристики и канонического права, богослов, аскет и подвижник благочестия, в своей педагогической деятельности он придерживался традиционно церковных взглядов на духовные школы как на школы воспитания будущих пастырей, школы, в первую очередь, научающие и утверждающие в своих воспитанниках благочестие и молитвенный подвиг, добрые нравы и основы христианской жизни. В своем письме к В.В. Розанову он писал: «Наши, разумею и академическую среду, и вообще богословствующую, никак не понимают, что христианство нельзя сочинять… «Наши», да… и не только наши… не понимают, что «богословствование» и «богословская наука» не одно и то же: и первое – миг благодатной христианской жизни, а второе – от рассудка часто «восставшего на ум Христов»»[17]. Он был убежден, что школьный процесс должен способствовать формированию в воспитаннике духовной школы православного мировоззрения. Поэтому не случайно в своих лекциях и беседах с воспитанниками семинарии и академии он часто цитировал слова апостола Павла: «Преуспевай в правде, благочестии, вере любви, терпении, кротости. Подвизайся добрым подвигом веры, держись вечной жизни, к которой ты и призван» (1 Тим.6,11-12). Он полагал, что всей школьной системе образования необходимо вернуться к изучению вечных евангельских истин и воспитывать подрастающее поколение в верности православному преданию. В своей деятельности по реформированию духовных школ он настаивал на создании таких духовных школ, в основу обучения которых был бы заложен фундамент святоотеческого наследия. «Наши духовно-учебные заведения, – писал он в «Записке о реформе духовно-учебных заведений», – имеют своей задачей осуществление цели по преимуществу воспитательной и притом строго определенной: воспитание в духе религиозно-нравственном, духовная школа должна готовить для Церкви пастырей»[18].

Кем бы владыка не был – ректором семинарии и академии, наместником монастыря и ректором богословских курсов – везде он старался так построить педагогическую систему, при которой духовная школа должна была бы заниматься подготовкой пастырей Церкви. Пастырей, «горящих духом, молитвенников, богатых духовными дарами, готовых взять на свою совесть и в свою душу руководство и души многих чад Церкви, готовых идти… на подвиг смирения и уничижения, на подвиг скудости материальной и лишений»[19].«Самая жизнь этих учебных заведений должна была непременно обеспечить выработку в своих питомцах того настроения, которое необходимо для пастыря-работника на благо христианской Церкви»[20]. Пастыря, наполненного не только знаниями, но и идеалами святой жизни. Только при таком воспитании, считал он, можно подготовить пастырей-учителей, которые бы могли оказать путь духовного возрождения и для всего русского народа, к благу Отечества. Епископ Федор оказал огромное влияние на мировоззрение и последующую жизнь епископа Варнавы (Беляева), епископа Григория (Лебедева), архиепископа Варфоломея (Ремова), архиепископа Иллариона (Троицкого), протоиерея Сергия Булгакова, а также на профессора академии священника Павла Флоренского, которого, несмотря на увлечение последнего символизмом, называл «почти единственно верующим человеком во всей академии»[21].

Для восполнения духовного образования он, вместе с учениками духовных школ, часто посещал монастыри, совершал паломничества к «старцам», справедливо полагая, что «пастырское настроение создается не количеством богословских предметов, а всем духом школы».

Беспорядки, всколыхнувшие весь государственный строй России, не обошли стороной и духовные школы. Главной причиной их, как полагают некоторые исследователи того периода, было недовольство учащихся положением, при котором лица духовного звания не могли якобы поступать в светские учебные заведения, и наоборот, светские не могли поступать в духовные школы[22]. С этим утверждением нельзя согласиться, т.к. на слуху и в памяти мы знаем примеры обратного: и священник Павел Флоренский (+1937), воспитанный родителями «вне всякой исторической религии», пришел в духовные школы, и будущий митрополит Николай (Ярушевич, +1961) окончил С.Петербургскую духовную академию уже после курса физико-математического факультета университета, многие выпускники семинарий и академий, после окончания своих профильных школ шли в науку и на светское поприще. Никаких препятствий им в этом не чинилось. Сам владыка Федор рассматривал вопрос обучения будущих пастырей и систему образования в будущих духовных школах вне сословных рамок и предлагал форму преподавания в ней, построенную на атмосфере церковности и строгого порядка. Критерием отбора для поступавших во внесословные духовные школы, по его мнению, должны были служить преданность Богу и Церкви.

Конечно, своими постоянными призывами к духовности и возвращению к святоотеческому преданию он вызывал недовольство среди проводников обновления и изменения Церкви в угоду велениям времени. Реформаторы нового времени хотели выйти из церковной опеки любой ценой, создать свою автономную, выстроенную на последних достижениях науки академию. Они требовали отставки ректора, который своей духовной жизнью, своими призывами к воспитанию пастырства «тормозил прогресс» нового порядка. История вскоре все поставит на свои места. И мы увидим, что в среде недовольных церковностью ректора было много тех, кто затем ради «спасения шкуры и хлеба куса» перейдет затем в обновленческий раскол (проф. М. М. Тареев, В. Б. Титлинов и др.). Тех, кто покинет патриаршую Церковь ради идей реформации «всеобщего счастья и обновления». Итог реформ станет очевиден всем впоследствии, когда сам народ отвергнет эксперименты этих ученых от богословия. «Они вышли от нас, но не были наши», – писал апостол о подобных экспериментаторах (1Ин. 2,19).

Владыка, будучи истинным пастырем, видел в волнениях студентов и профессоров академии не только внешнюю сторону реформации, но и другую – мистическую сторону творящихся беспорядков, – тех бесов, которые стремились взорвать ситуацию изнутри, в среде тех, кто был призван быть пастырем словесных овец. Замысел творцов нового порядка прекрасно раскрывают евангельские слова: «Поражу пастыря и рассеются овцы» (Мф. 26, 31). По воспоминаниям священника Сергия Сидорова, владыка, мистически очень чуткий человек, объяснял свое изгнание из академии бесовским нападенем[23].

Эти воспоминания о владыке показывают нам образ человека, жившего Православием. Образ смиренного, милостивого, светлого, чистого, но вместе с тем твердого в своих убеждениях пастыря.

1 мая 1917 г., по требованию обер-прокурора В. Н. Львова, епископ Волоколамский Федор был снят с должности ректора МДА и переведен настоятелем в Московский Даниловский монастырь. Вместе с ним туда перешли и многие образованнейшие иноки – его друзья и единомышленники, которые помогли ему возродить в стенах этой древней обители духовную жизнь и создать Высшую богословскую школу, в которой их наставник и учитель владыка Федор читал курс аскетики. Богословские курсы были детищем владыки Федора, детищем, благословленным Святейшим Патриархом Тихоном. Именно той духовной школой, к созданию которой он стремился всю свою жизнь. Школой, в котором занималась разработкой богословия «на строго церковном, святоотеческом принципе с подготовкой пастырей»[24].

В двадцатые годы благодаря владыке Даниловский монастырь стал православной крепостью, где, вопреки всем веяниям и потрясениям, сохранялись расцвет духовности, молитвенного настроя и традиции Православия. Многие лишенные кафедр архиереи, твердо державшиеся своих православных взглядов и не допускавшие компромиссов с советской властью и обновленчеством, нашли приют в стенах монастыря. Тем самым, владыка Федор оказал еще раз неоценимую поддержку Церкви. Его позиция, а значит, и позиция многих архиереев, находившихся в «даниловском братстве», позиция всех духом не павших – это позиция Церкви, не допускавшая никакого соглашательства и уступок, исключавшая всякий диалог с обновленцами и атеистами – врагами Бога и Церкви – позиция исповедников Христа. Несмотря на некоторые разногласия этих взглядов со взглядами Святейшего Патриарха Тихона и архиепископа Иллариона (Троицкого) на курс церковной политики (некоторого компромисса), Святейший всегда с большим уважением относился к бескомпромиссной позиции архиепископа Федора и даниловцев, в шутку называя их «конспиративным Синодом»[25]. «Действенная, подлинная церковность – это главное и основное, что было в те годы в Данилове. Данилов монастырь стал тогда в одну чреду духовного подвига с другими подобными обителями, такими как Оптина и Зосимова пустыни, но духовного подвига особенного – просветительства, учительства церковного народа и своих собратьев – священников и епископов, защиты церкви и Православия», – такую оценку современников заслужил Данилов под духовным руководством архиепископа Федора[26]. «В Данилове началась слава владыки, слава первого праведника, охраняющего Церковь от мятежных мирских течений», – слышим мы еще одно свидетельство духовного стояния владыки, позиция которого имела огромное влияние на церковную ситуацию того времени[27].

С 1920 г. началась череда арестов, обвинений, допросов и заключений: концлагерь, Бутырская и Таганская тюрьмы, ссылки (1922,1925–1937). В начале 1922 г., под духовным руководством владыки Федора в Данилове началось формирование «параллельного Синода», ввиду угрозы ареста Синода патриаршего. В 1923 г. последовал указ Святейшего Патриарха о возведении епископа Федора (Поздеевского) в сан архиепископа, с правом ношения креста на клобуке. В том же году архиепископ Федор был арестован в Костромской губернии, в 1924 – последовал его арест в Даниловском монастыре по обвинению в антисоветской агитации, в декабре того же года он был вновь арестован и приговорен к высылке в Киргизский край (ссылку отбывал в г. Тургае, затем в Орске). В связи с выходом декларации митрополита Сергия 1927 г., в которой радости и горести государства становились радостями и горестями всех его граждан (гонимых, вся вина – вера), он отказался поминать Заместителя патриаршего престола за богослужением. В 1929 г. владыка был арестован во Владимире, приговорен к 3 годам ИТЛ. Срок отбывал в Свирьлаге (ст. Ладейное поле, ст. Олесово). Об этом нелегком для Церкви времени, о мытарствах и гонениях, которые претерпевали истинные чада Христовы, владыка говорил: «Не потому ли праведники и святые так гонимы, что в условиях этого мира они являются просто невозможными людьми, с какими-то странными взглядами и понятиями; и сбывается слово, что «хотящие житии о Христе гоними, а гордии и преступнии преуспевают на горшее»»[28].

Надо сказать, что внешние гонения и муки не были неожиданными для истинных христиан (Ин. 15,20). Они и в повседневной жизни шли путем Христовым – путем гонений, душевных страданий, духовной борьбы. Для владыки, который всегда следовал дорогами духовной жизни, в гонениях власти на Церковь не было ничего нового. И он стойкостью своих убеждений, непоколебимой церковностью, бескомпромиссностью, укреплял малодушных, был примером для отчаявшихся и заблудших в то суровое время искушений и соблазнов. Можно удивиться его духовной силе. Но ничего удивительного в том нет, потому что силе и стойкости он научился с малолетства, в своей верующей, церковной семье. Силы ему давали Сам Христос и подвижники благочестия, в непреложное обетование Которого и небесное заступничество которых он верил.

Лихое для Церкви и для Отечества время предчувствовал его духовник, схиархимандрит Гавриил (Зырьянов), который задолго до грозных событий гонений писал: «В терпении нашем мы увидим и восчувствуем в себе пришествие Царства Божия в силе Его, и воцаримся воедино с Господом и обожимся… Мы не станем судить (мир – прим. автора), так как судить его будет Иисус Христос, но мы увидим мирскую ложь, грех в нем. Мы увидим и правду, но только во Спасителе, и будем ее черпать только в Нем одном»[29]. Этими словами был укрепляем и владыка Федор. Понимая, что цель богоборческой власти состоит не столько в физическом уничтожении Церкви, сколько в разрушении ее церковно-канонического строя, он считал, что Церкви незачем вести диалог с атеистическим государством. Известно, что владыка Федор пытался убедить митрополита Сергия отказаться от провозглашающей союз Церкви и советского государства декларации. Вокруг него, чувствуя его духовную силу, собирались те, кто не поддался льстивым уговорам о сотрудничестве. Единомышленниками его позиции были епископы Амфилохий (Скворцов), Арсений (Жадановский), Серафим (Звездинский), Афанасий (Сахаров), протоиерей Алексей Мечев и мн. др.

Терпеть эту духовную силу власть не собиралась. В январе 1933 г. владыка был арестован по делу «Партии Возрождение России», приговорен к 3 годам ссылки в Казахстан, в 1934 г. выслан в Северный край, где проживал в с. Тентюково, близ Усть-Сысольска Коми АССР. В 1935 г. срок ссылки ему был продлен еще на 3 года. В июле 1937 г. он был арестован в Усть-Сысольске и отправлен в тюрьму г. Иваново для следствия по делу «Даниловского братства».

В архиве УФСБ РФ по Ивановской области области хранится уголовное дело № 7014-П в отношении Поздеевского Александра Васильевича, в котором в предъявленном обвинении говорится, что он «…являлся руководителем подпольной контрреволюционной организации церковников, т.н. «Всероссийское иноческое братство князя Даниила», которое в целях борьбы с советской властью ставило задачу: организовывать, поддерживать и сохранять старые церковные кадры. Систематически их пополнять путем тайных постригов в монашество из мирян, создать свою подпольную церковь, т. н. «Истинно православной веры», в которую собирать церковников и духовенство, враждебно относящееся к советской власти, вовлечь наибольшее количество верующих в антисоветскую деятельность»[30].

Постановлением тройки УНКВД Ивановской области от 22.10.1037 г. Александр Васильевич Поздеевский (архиепископ Федор) был приговорен к высшей мере наказания с конфискацией лично ему принадлежавшего имущества. Расстрелян он был 23 октября 1937 г. и похоронен предположительно в местечке Балино Ивановской области. Незадолго до своей кончины он был пострижен в схиму с именем Даниил. Вместе с ним в этот же день, 23 октября 1937 г., был расстрелян и его двоюродный брат, воспитанник Костромской духовной семинарии священник Виктор Иванович Поздеевский (в 1912–1917 гг. служивший в с. Ильинское Апраксинского сельсовета Костромского р-на, с 1930 в с. Борщино Большесольского р-на). В эти же дни ожидал своей участи в ярославской тюрьме родной дядя архиепископа Федора Александр Викторович Поздеевский (умер 25 октября 1940 г. в лазарете Темлага в Мордовии).

В 1989 г. Поздеевский А. Ф. (архиепископ Федор) был реабилитирован[31].

Жизненный путь архиепископа Феодора – путь истинного пастыря, всегда и везде выбиравшего дорогу, по которой шел Христос. Пастыря, который ставил идеалы Евангелия превыше удобства и устройства жизни временной. Он был из тех, кто, услышав евангельские слова о нищете духа и чистоте сердца, учил и показывал их истинность образом жизни и словом. Тем, кого Господь уже прославил в продолжателях его дела, восстановивших послевоенную Московскую академию на принципах святоотеческого наследия, на принципах воспитания истинного пастырства, к которым призывал владыка Федор. На его взглядах и принципах базируется и проходит сейчас процесс обучения во всех духовно-образовательных заведениях Русской Православной Церкви, и в частности, в его родной Костромской духовной семинарии. Принципы святоотеческой традиции в преподавании в духовных школах, в воспитании и становлении будущих пастырей – всегда актуальны наряду со сложившимися представлениями о важности «последних достижениях науки» и «суммы знаний».

В докладе на Архиерейском Соборе 2 февраля 2011 г., говоря о реформировании богословского образования, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл подчеркнул, что необходимы изменения в отношении к процессу обучения со стороны преподавателей и студентов: «В задачу преподавателей сейчас входит не просто трансляция студентам суммы знаний, но вступление в интенсивное и живое взаимодействие с каждым из учащихся, преследующее цель привить студенту адекватное и целостное восприятие православной традиции, научить его думать и анализировать, ставить задачи и находить их решения, не чувствовать себя потерянным в современном обществе… Одной из важнейших целей является овладение подобными методиками»[32].

Закончить эту статью хочется призывом к молитве о пастыре-наставнике, о нашем земляке, о человеке, имя которого записано в списки «выдающихся выпускников Костромской семинарии» – архиепископе Федоре (Поздеевском): «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр.13,7). Мы верим, что с высоты небес владыка не оставит нас своими молитвами.