| 12 | Наука и христианство |
РЕЛИГИЯ И АРХИТЕКТУРА Влияет ли архитектура на сознание человека? И если да, то как? На эту тему наш корреспондент, будучи в Москве, решил побеседовать с одним из руководителей Союза Православных Граждан, доцентом Московского архитектурного института Владимиром Леонидовичем Махначем.
– Владимир Леонидович, я слышал ваше выступление о влиянии архитектуры на человеческую психику. Оно произвело на меня сильное впечатление. Не могли бы вы несколько подробнее рассказать об этом читателям нашей газеты?
– Вот самый простой пример. Англичане недавно провели такой эксперимент. Нескольких крыс поместили в железобетонную унылую среду, сходную с той, в которой существует современный горожанин, житель мегаполиса. Крыс обильно кормили, но их психика все равно не выдержала. Животные вдруг начали проявлять бешеную агрессивность, убивать друг друга. Мы не крысы, стараемся подавлять в себе злость, но тратим на это огромное количество энергии. Той энергии, которую наши предки использовали для созидания.
В ХХ веке ни что не было так разрушено, как город. Была предпринята попытка загнать людей в прокрустово ложе новой архитектурной среды. Вырастить с помощью серых, безликих коробок нового человека, оторванного от старого мира, от всякой почвы, прагматичного, но не способного самостоятельно мыслить. Это происходило повсеместно, не только в странах социалистического лагеря. И особенно коснулось больших городов – мегаполисов.
У нас, в СССР, одно время даже бытовала идея, что весь народ должен жить если не в коммунах, то в коммуналках. При этом переуплотнение населения дало поразительный эффект. Люди стали разобщаться. Они сейчас не знают имен соседей по лестничной площадке. Дело в том, что когда личности сдавливаются в массы, люди становятся противны друг другу.
Бог каждого человека создает неповторимым, для особого дела. В этом коренится основа такого понятия, как “личность”, из этого вытекает потребность людей друг в друге – симфония их отношений. Массы же стремятся к унисону. Все одинаковы, все легко заменимы. И люди подчиняются этому, привыкают, начинается деградация народа. Посмотрите на наши дачные участки, это те же коммуналки, совершенно одинаковые, унылые скворечники.
Запад это легче пережил. Был готов к этому. Возьмем средневековый европейский город X-XIII веков. У них за стенами минимум пространства, узкие улочки, узкие фасады, дома теснятся вглубь, посреди улицы канава. Деревья практически отсутствуют. Население объединено не территориально, а профессионально, по цехам. То есть ткач дружит с ткачом, а кузнец – с кузнецом.
А теперь вспомним город на картинах Поленова – эти залитые солнцем дворики, много зелени, какие-то курицы копошатся в пыли. Приятно не только глазу, но и сердцу. С незапамятных времен русские жили в основном в посадах, за длинным забором непременно имелся сад. Горожане держали скотину, и вообще русский город был тесно связан с сельскими территориями. Все стремилось к благолепию. Существовало, например, “право прозора”. То есть домовладелец мог подать в суд на того, кто загородил своей постройкой приятный вид на реку или на храм. Улицы были широкие, на каждой из них стояла своя церковь. Особо торжественно отмечался день памятования о том святом или событии, в честь которого была эта церковь названа. Отсюда и пошло выражение “будет и на нашей улице праздник”. Русский всегда жил в собственном доме. Даже в XIX веке в Москве с ее двумя миллионами жителей до половины горожан жило в собственных домах. Это накладывало отпечаток на семью, религиозность. Приход объединял домохозяев.
– Какие этапы прошел русский город в своем развитии?
– Типологически он имел общие черты с другими восточно-христианскими городами. Даже огромный Константинополь считался городом-садом. Закон о прозоре возник именно там. Назывался он “Правилом Эпарха” и запрещал загораживать красивый вид на бухту Золотой Рог. У нас этот текст был принят без особых изменений. В Константинополе мы находим многие черты, которые были характерны и для Древней Руси. Ориентацию на широкие улицы, зеленые дворики и т. п.
Форма храмов была также заимствована у Византии. На Западе церкви в основном строились вытянутыми, это тяготеющие к овалу базилики. В восточном православии к VIII веку ориентация окончательно утвердилась в пользу центрической церкви. В базилическом типе главный акцент делается на шествие к алтарю. Вот собор Святого Петра, он был задуман как центрический, а получился все равно вытянутым. В центрическом шествовать, двигаться никуда не хочется, здесь ты предстоишь перед Богом и молишь о нисхождении благодати.
До XVII века облик наших городов менялся незначительно. С увлечением каменным строительством картина начала усложняться. Кроме сохранившихся старых принципов, появилось стремление уподобить город Небесному Иерусалиму, его описанию в Апокалипсисе. Вокруг Москвы со всех четырех сторон появлялись группы монастырей. Интересна их зрительная связь с центром города, с Кремлем. Эта тенденция появилась еще до Никона.
Для позднего русского средневековья вообще характерно символическое мышление. Кокошниковый вид храма должен был напоминать языки пламени. Над ними высилась луковичная глава – элемент того же времени. Этот каменный огонь символизировал ангелов, ограждающих крест, и сораспятый Христу православный мир. Представьте город, где десятки таких храмов.
Даже политический и религиозный сломы в XVII-XVIII веках не смогли прервать старых традиций. Отгороженные садами и палисадниками домовладения оставались опорой для русского человека, основой его права быть гражданином, а не перекати-полем в своей стране. И, к слову сказать, наша архитектура оказывала очень большое влияние на те народы, которые вошли в состав Российской империи. Посмотрите на Казань, это совершенно русский город. Там на мечетях, минаретах, на всем лежит православная печать, заимствована луковичная форма куполов и многое другое.
– Если вы не против, Владимир Леонидович, вернемся в наше время. Я читал, что в Голландии сейчас коренные жители не желают вселяться в новостройки, приходится заселять их выходцами из стран Третьего мира. Сами голландцы предпочитают жить в собственных домах на природе. То есть конструктивизм, прагматичность в строительстве становятся вчерашним днем для Европы.
– Да, безусловно, сейчас на Западе идет мощный откат в этом смысле. Выше 12-го этажа в Европе сейчас люди не живут, только работают. Лондон при последнем правлении консерваторов был децентрализован, разбит на серию независимых городов. Англичане сносят сейчас дома 50-60-х годов, заменяя их традиционно английской архитектурой. А у нас дети по-прежнему продолжают рисовать страшные картинки, на которых нет неба, а фасады домов доходят до обреза листа. В современных домах нельзя жить, женщинам не хочется в них рожать. Нынешнее демографическое состояние связано с тем, что русские лишились дома. Мусульмане только в 60-х годах обогнали нас по приросту населения, до этого православные доминировали. Начало спада рождаемости у нас пришлось на годы строительства хрущевок, сноса частных домов, уничтожения небольших деревень.
– Что может помочь нам выйти из этого кризиса?
– Я едва ли способен ответить на этот вопрос. На мой взгляд, начинать нужно с осознания, что такое градостроительная норма. Этому необходимо учить детей с детства, показывая им коллекции рисунков, фотографий старых городов. Кроме того, можно задавать тон строительству, дирижировать им, возвращая к жизни образцы старой архитектуры. Этому сегодня есть прекрасный пример – воссоздание храма Христа Спасителя. Рядом с ним наши высотные дома выглядят отныне нелепо с архитектурной точки зрения. Собор стал модулем градостроительства в Москве, на который вольно или невольно придется теперь ориентироваться.
Беседовал В.Григорян