ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВОСЛАВИЕ Митрополит Московский и Коломенский Макарий (Невский)

Митрополит Московский и Коломенский Макарий (Невский) может быть, без сомнения, поставлен в ряд выдающихся иерархов Русской Православной Церкви. Его служение пришлось на трагическое время истории России — ее гибели как православного государства, и в судьбе митрополита Макария виден, как писал о нем один из его почитателей и соратников, «особый Промысл Божий — с одной стороны, высота сана, с другой — великие испытания: изгнание, болезнь, людская оставленность, почти забвение. Но ни один из этих поворотов не заставил святителя отступить от живого дела духа — дела покаяния, веры, любви к Богу и ближним».

Митр.Московский и Коломенский Макарий (Невский), в миру — Михаил Андреевич Парвицкий (Невский — прозвище, данное ему в семинарии), родился 1 октября 1835 г. в селе Шапкино Владимирской губернии, в семье простых, но благочестивых родителей. Отец его, Андрей Иванович, служил причетником сельского храма Рождества Богородицы. Мать приучала маленького Михаила к молитве домашней и церковной, и он уже в детстве ощутил действенную силу молитвы — своей, детской (когда горячо молился о теплой одежде, которой у него не было и которую Господь послал ему), и материнской (когда был избавлен от гибели на льдине и от нападения разбойников).

В 1855 году, после окончания семинарии Михаил Андреевич, согласно его желанию, определен на службу в Алтайскую духовную миссию рядовым сотрудником.

Михаил с самого начала постарался изучить и усвоить дух истинного миссионерства, поставив себе образцом знаменитого основателя Алтайской духовной миссии архимандрита Макария (Глухарева), о жизни и трудах которого он много слышал от очевидцев.

Много позже, уже будучи епископом Томским, отдавая дань памяти этому «первоапостолу Алтая», владыка Макарий так сказал о трудностях миссионерского служения:

Первые два года он исполнял обязанности чтеца, преподавал в катехизаторской школе, сопровождал миссионеров в самые отдаленные, дикие и труднодоступные места, обучал обращенных молитве, ходил по домам, ухаживал за больными, трудился на огороде, пек хлеб, ремонтировал убогие дома обитателей миссии, — в общем, не гнушался никакой работы (впрочем, как и остальные работники миссии, которых было 15 человек), и конечно же, изучал алтайский язык.

Продолжая все это время со всем тщанием хранить совершенство и чистоту жизни, Михаил избирает монашеский путь, чтобы до конца своих дней служить Богу. В январе 1857 года принимает рясофор и проходит послушание учителя в училище для инородческих детей при Улалинском стане, обучая их русской грамоте, Закону Божию и церковному пению. В скудном на детали послужном списке будущего владыки отмечены тем не менее его «особенная ревность в духовных беседах с новокрещенными, почти ежедневные чтения и толкования с ними духовно-нравственных книг».

16 марта 1861 года он принимает иноческий постриг с именем Макария — в память преподобного Макария Великого, 17 — рукоположен в иеродиакона, а 19 — в иеромонаха.

С этой поры начинается его самостоятельное миссионерское служение — сначала в Чемальском стане, затем в Чулышмане, и везде — неутомимость в проповеди Слова Божия, так необходимого беспомощным и забитым нуждой обитателям Алтая.

Немногие соглашались слушать проповедь, а еще меньше тех, которые ее понимали. Думая только о хлебе, они и после проповеди говорили лишь о том, что они голодают. Если заводилась беседа с больными о душе, о вечных мучениях, о рае, они в ответ показывали свои телесные раны и просили лекарства. И о.Макарий с кротостью и смирением старался как мог облегчить физические страдания: собственноручно обмывал грязь, очищал раны, утешал скорбящих.

Его имя становилось известным, молва о нем разносилась по самым отдаленным уголкам Алтая, к нему собирались немощные, его звали к себе, с радостью встречали и со слезами провожали. Любовь и авторитет, завоеванные среди инородцев, открыли о.Макарию доступ к их сердцам и дали возможность доносить до них Слово Христово.

Для успеха проповеди, для укрепления христианства в сознании народа требовалось учить его на его родном языке. Для этого о.Макарий в совершенстве овладел алтайским языком и его наречиями. Пользуясь знанием языка, весь свой досуг посвящал переводу богослужебных книг на алтайский язык. Иеромонах Макарий шел здесь за своим выдающимся предшественником, который одним из обязательных условий прочного успеха просвещения иноверцев ставил перевод Слова Божия на их родной язык и сам положил начало таким переводам.

В 1864 году иеромонах Макарий отправляется в Санкт-Петербург для печатания своих переводов и знакомится здесь с выдающимся языковедом, знатоком тюркских языков (к которым относится и алтайский) Н.И.Ильминским, создавшим свою систему просвещения инородцев с помощью их природных языков и соплеменных им учителей. Эта встреча стала началом их сотрудничества (о.Макарий консультировался у Н.И.Ильминского как единственного в своем роде специалиста по вопросам грамматики алтайского языка при подготовке к изданию своих переводов). Непосредственное знакомство о.Макария с системой Ильминского произошло несколько лет спустя, в 1868 г., в Казани, где эта система получила «базу для внедрения» — инородческие школы Казанского округа.

Командированный Священным Синодом в Казань с июля 1868 по декабрь 1869 г. по личной просьбе Н.И.Ильминского «для соучастия профессору в пересмотре, исправлении и напечатании грамматики алтайского языка», о.Макарий на деле увидел эффективность этой системы образования инородцев, многие из положений которой уже применялись на Алтае.

Отец Макарий помогал Н.И.Ильминскому в устроенной им Казанской крещенотатарской школе внедрять его (Н.И.Ильминского) систему и одновременно сам осваивал эту систему, и уже на Пасху в 1896 году им была совершена первая литургия на татарском языке с учениками школы, и тем положено начало православному богослужению на языках местных народов Казанской епархии.

За миссионерские труды архиепископ Казанский Антоний (Амфитеатров) представил иеромонаха Макария к возведению в сан игумена, в который он и был возведен 29 июля 1871 г. уже на Алтае, куда отправился в начале зимы 1869 г., оставив о себе в татарской школе добрую память. Н.И.Ильминский искренне полюбил смиренного инока, называл его «святая душа», не прекращал переписки с ним и вспоминал о нем с умилением до конца своей жизни.

Начальником миссии в то время был архимандрит Владимир (Петров), впоследствии епископ Томский, а затем архиепископ одной из самых крупных епархий — Казанской. Для отца Макария, по его словам, архимандрит Владимир был наставником, благодетелем и другом «любви, николиже отпадающей»; для церкви и чад ее — «иерархом мудрым, учителем многоумным и многословенным и проповедником веры благоуспешным».

При поддержке архимандрита Владимира уже в 1872 году руководимая о.Макарием Чопошская школа подготовила учителей из крещеных алтайцев, появились и юные катехизаторы-проповедники. О.Макарий довел школу до возможного совершенства, и число учеников увеличивалось, старшие обучали детей младшего отделения , посылались в аилы с проповедью о Христе. Став в 1875 году помощником начальника миссии, о.Макарий способствует открытию при ней собственной типографии.

В 1883 году о.Макарий становится начальником Алтайской миссии с возведением в сан епископа Бийского.

Значительно позже, девять лет спустя, владыка Макарий, уже будучи епископом Томским, подводя итог деятельности Алтайской миссии в связи с юбилеем архимандрита Макария (Глухарева), так описывал изменения, происшедшие на его глазах и при его непосредственном участии:

За восемь лет служения владыки Макария в должности начальника Алтайской миссии она развивалась необыкновенно успешно — возросло число станов, церквей, школ, увеличилось количество новокрещенных, открылось Бийское катехизаторское училище, где собирались представители разных племен не только Алтая, но и вообще Томской епархии. Кроме того, были открыты семь низших миссионерских школ, миссия распространила свое влияние на соседние округа, велась борьба с местным расколом, было организовано противораскольничье братство св.Димитрия Ростовского.

За 36 лет миссионерского служения владыка Макарий приобрел всероссийскую известность, и в 1891 году он назначается епископом Томским. И на этой высокой должности он остается верным своему призванию: «Да не уклонюся от пути миссионерства, мне предназначенного и душою моею от юности излюбленного».

Для владыки Макария апостольское служение, по его словам, «это дело, ради которого Господь наш Иисус Христос приходил на землю, ради которого принес Себя в жертву... Собирать рассеянных овец, т.е. неверных приводить к вере, Господь поставил апостолов». Несомненно, миссионерское дело — дело апостольское. «Тот, кто не помогает апостолам, — говорит владыка, — тот не помогает Самому Христу», кто не собирает со Христом рассеянных овец его, тот как бы разгоняет их, тот идет против Христа. А таких рассеянных овец на территории Томской епархии было много. Это и некрещенные татары, алтайцы, киргизы, и последователи разных раскольнических толков, и сектанты, с началом переселенческого движения прибывшие в Сибирь и осевшие в Томской епархии: молокане, субботники, хлысты, иоанниты и даже американские мормоны...

Особых слов заслуживает проповедническая сторона архипастырской деятельности владыки Макария. Он не получил высшего богословского образования и не оставил после себя богословских трудов. Но обширность его проповеднической деятельности ставит его в истории русской Церкви в один ряд с такими выдающимися проповедниками, как святые Митрополит Филарет (Дроздов) и Праведный Иоанн Кронштадтский.

Твердым убеждением владыки Макария было, что пастырь должен быть готов «во всякое время износить из сокровищницы души своей для одних утешение, для других — наставление, для третьих — ободрение, а для иных обличение». Считая проповедничество особым даром и сам обладая им вполне, тем не менее в напутствиях новопоставленным епископам он говорил о многом труде и умении, которое требуется для успешного церковного проповедничества:

Проповеди, поучения, слова, составляющие проповедническое наследие владыки Макария, отличаются удивительной силой, и источник ее, по заключению одного из современников, в силе, сокрытой внутри самого проповедника, слову которого всегда предшествовал опыт личной жизни: «Он говорит только о том, что сам исполнял, и исполняет то, о чем сам говорит». Воодушевленная и убежденная защита чистоты и неприкосновенности церковного учения составляет общее содержание проповедей владыки Макария, содержат ли они толкования Священного Писания, или богослужебные разъяснения, или отклики на современные события.

Еще одна сторона его епископской деятельности — попечительство — была так обширна и последовательна, что в результате ее просвещение и благотворение сделались отличительными чертами Томска. И учебно-просветительские, и благотворительные его учреждения возникли, в большей своей части, в епископство Макария. И к концу пребывания владыки на Томской кафедре в этом сравнительно небольшом городе было одиннадцать церковно-приходских попечительств, занимавшихся сбором средств для бедных, шесть приютов для детей, ночлежный дом, пять богаделен, в том числе одна и для лиц духовного звания. Во время голода 1891 года стараниями томского епископа было открыто более 500 попечительств по всей епархии и одно центральное епархиальное попечительство. Во время холеры 1892 года епископ Макарий учредил в Томске Дом трудолюбия для безработных женщин для временного заработка, а для детей-сирот — приюты-ясли.

Безусловно, на время служения владыки Макария в Томской епархии приходится расцвет его практической, устроительной деятельности, о результатах ее лучше всего свидетельствует послужной список: «При служении Его Высокопреосвященства в Томской епархии с мая 1891 по 1 января 1909 г. открыто в епархии 217 новых приходов, два женских монастыря: Тихвинский в Бийске и Казанский в Барнауле, церковно-приходских школ 229, школ грамоты 767, приходских попечительств 442, центральное попечительство при викарии, Дом трудолюбия при Иоанно-Предтеченском женском монастыре и два приюта для инородческих детей при Алтайской миссии: Чемальский и Чулышманский».

Особо следует сказать о точном знании эпохи, которым обладал владыка Макарий. Предчувствуя трагичность великих перемен в жизни Русского государства, владыка Макарий в беседе на новолетие 1890 года говорил:

«Мы переживаем смутные времена, — говорил он в другом поучении. — Бывали на Руси лихолетья, но тогда было не так худо, как теперь. Тогда были все за Бога, все желали знать, что Ему угодно; а теперь — не то. Тогда были за Царя. Теперь опять не то. Теперь слышатся голоса хульные на Бога и замыслы против Помазанника Его... В подметных письмах и листках их мы читаем, что они, как вестники ада, жаждут разрушения, беспорядков... Их желание — все перевернуть, чтобы голова стала внизу, а ноги наверху; чтобы честный человек ждал милости из рук босяка, которого они хотят сделать раздаятелем награбленного ими...»

В течение многих лет владыка Макарий состоял в дружеской переписке с обер-прокурором Святейшего Синода К.П.Победоносцевым, который после цареубийства 1 марта 1881 г. возглавил высшее духовное ведомство России, стараясь укреплять православие, самодержавие и народность. Как человек глубоко верующий, незаурядного ума, он с высоты власти видел, что «...многое, бывшее твердым, поколебалось. Начало сего, узел всех соблазнов в провинции есть столица, и все это распространяется от центра к окружности». Так писал он епископу Макарию в 1896 году, в ответ на сообщенные владыкою известия о непорядках и соблазнах, идущих от властей, в своей епархии.

Их переписка продолжалась 19 лет — с 1887 по 1906 г. и прекратилась со смертью Победоносцева. Начавшись в то время, когда Макарий был еще начальником миссии и епископом Бийским, переписка эта с каждым годом становилась пространее и, можно сказать, откровеннее, а в конце жизни Победоносцева приобрела преимущественно частный характер. В письмах-объяснениях, письмах-предостережениях высказаны мысли и взгляды на современное состояние общества, которые, безусловно, находят отклик в душе Макария.

Как пишет Победоносцев в письме к владыке Макарию, церковные власти, лишенные «прежней от гражданских властей поддержки, принуждены одними лишь силами Церкви вести борьбу с плодящимися повсюду лжеучителями, опасными не только для Церкви, но, в особенности, для государства в виду всеобщего упадка нравов...» (14 апреля 1898 г.). И с грустью замечает: «Приходится лишь беречь народ, а с гражданскими властями борьба бесплодная... Жестоко становится противу сего рожна прати. Надобно усердно охранять свою церковную храмину».

«Беречь народ» — это пастырская позиция владыки Макария, от которой он не отступал ни будучи епископом Томским, ни далее, когда в 1912 году занял кафедру митрополита Московского и Коломенского, вплоть до своего увольнения с должности в 1917 году. «Вы знаете душу народную, которую разучились ныне понимать многие во власти сущие, и потому послушают Вас люди в Церкви Божией», — писал епископу Макарию К.П.Победоносцев незадолго перед своей смертью. И как бы предчувствуя те испытания, которые выпадут на долю святителя, в конце письма замечал:

б мая 1906 г. Высочайшим указом епископ Томский и Барнаульский Макарий возведен в сан архиепископа, 17 октября 1908 г. «согласно высочайше утвержденному всеподданнейшему докладу Святейшего Синода» наименован Архиепископом Томским и Алтайским, а 25 ноября 1912 г. Именной Высочайший указ повелевает «архиепископу Томскому и Алтайскому Макарию быть митрополитом Московским и Коломенским, Свято-Троицкой Сергиевой Лавры священноархимандритом и членом Святейшего Синода».

Назначение на Московскую кафедру для 77-летнего епископа было неожиданностью, как и для многих. Государь в течение нескольких дней переменил свое решение и вместо предложенной Синодом и уже одобренной им самим кандидатуры на это место владыки Антония (Храповицкого) утвердил епископа Макария.

Оказавшись в Москве, владыка столкнулся с иной паствой, с иным отношением к нему гражданских и церковных властей. Митрополита Макария, который, по оценке епископа Серпуховского Арсения (Жадановского), был «поистине светильником на свещнице Московской церкви, дивным архипастырем», Москва не приняла. По свидетельству епископа Арсения, близко знавшего митрополита Макария, он по вступлении на кафедру значительное внимание уделяет катехизации народа, призывает к тому же пастырей, хотя, в отличие от томского духовенства, мало кто из них откликается на призыв. Так же, как и в Томске, благословляя и назидая молящихся, смело обличает нравственную распущенность современников, выступает против всего, что подтачивает «твердыню Церкви Божией», — против проведения властями увеселительных мероприятий во время поста к соблазну верующих, против нескромной моды, вольного поведения. И, естественно, вызывает упреки в несовременности, отсталости, провинциальной консервативности.

«Гордой столице не понравилось его простое учительство, его строго церковное патриархальное направление. Отшедшие от веры и доброй нравственности люди считали его за отсталого, неинтересного архиерея, а пастыри, ставившие на первое место не спасение пасомых, а свои личные житейские интересы, не находили себе в митрополите поддержки» (Епископ Арсений (Жадановский). Воспоминания. М., 1995, с.201-202). У многих возникло желание освободиться от своего архипастыря, пришедшего, как они выражались, из «глухой Сибири».

Газеты, «кои все безумны, нахальны, продажны, печатают клеветы и брань» (как еще в свое время характеризовал их К.Победоносцев), начинают кампанию против митрополита Макария и в 1913 году вытаскивают на свои страницы события, бывшие в 1905 г. в Томске, обвиняя владыку в том, что он благословлял погромы.

Священник (и биограф владыки) С.Дмитревский в попытке правдивым изложением обстоятельств дела, бывшего почти десять лет назад, реабилитировать поруганное имя владыки, помещает в правой русской печати ряд статей, которые призваны выполнить эту роль. Эти статьи, конечно же, не остановили левой прессы, единодушной и солидарной в своей ненависти к патриотической позиции владыки Макария, но дают нам, современным читателям, представление о сумятице в душах и настроениях людей — верноподданных государства и проливают свет на одну из многих скорбных страниц жизни митрополита Макария.

Отношение оппозиционной части общества к архипастырю Макарию было отчетливее всего выражено в одном из тогдашних словарей, который, поместив статью о Макарии, охарактеризовал его как архиерея, известного своей погромной деятельностью. В газетах же его проповедническая деятельность, обращенная к народу, представлялась как имеющая одну цель — возбуждение масс, что следовало, якобы, из самих названий — «Объединимся!», «О хранении заветов старины» и т.д., в то время как все эти статьи, подчеркивает С.Дмитревский, были откликом церковного проповедника на обстоятельства того времени (речь идет о 1905 г.). А ими были: русско-японская война, появление прокламаций с призывом к ниспровержению власти, избиению духовенства, изничтожению религии; митинги, забастовки, возмущения — все то, что невольно втягивало церковного проповедника в политику. «Было бы даже странным, если бы он не отозвался на животрепещущие злободневные вопросы жизни». И он отозвался речами, в которых отмечает, что строй христианской жизни изменился, что жизнь приняла поворот в сторону язычества, что, в свою очередь, привело к развращению нравов, ниспровержению тронов, междоусобицам.

Особую ярость, пишет С.Дмитревский, вызвало «ужасное» воззвание «Объединимся!», содержание которого сводилось к призыву объединиться во Христе, учиться такому объединению у христиан первых времен. «Все, кто знает владыку, — пишет далее С.Дмитревский, — не мог допускать и мысли, чтобы его кроткое сердце способно было сеять раздор в людях. Он — пастырь Церкви, им всегда и оставался. Он — печальник доброй христианской жизни, ей и учил народ».

Заканчивая обзор проповеднической деятельности владыки Макария в 1905 г. и не найдя в ней ничего, возбуждающего к насилию и самоуправству, С.Дмитревский полагает считать такое «кивание прогрессистов» по адресу владыки или «самообманом, или же сваливанием своей вины с больной головы на здоровую».

Но не только призывы к погромам в проповедях вменялись левой печатью в вину владыке Макарию, но и его участие в томских погромах архипастырским благословением их. И С.Дмитревский, как очевидец «кошмарных дней 1905 года в Томске», доказывает несостоятельность и провокационность таких выпадов прессы против владыки Макария. С другой стороны, рассказ С.Дмитревского повествует и о сыгравшем провокационную роль справедливом возмущении части населения, пострадавшей от «освободительного» движения, развивавшегося в Томске по той же схеме, как и в столицах: объявление всеобщей забастовки; закрытие (часто принудительное) магазинов, лавочек, мастерских; освобождение из тюрем политзаключенных, роспуск полиции и формирование вооруженных отрядов. Пострадали больше всего от этих мероприятий мелкие собственники, торговцы, ремесленники, оставшиеся без заработка, с убытками от остановки работы. И когда они, озлобленные невозможностью кормить семьи, раздраженные оскорблениями религии, призывами к осквернению храмов и свержению власти (о чем они и помыслить не могли), вышли, с обнаженными головами и с иконами, просить защиты у властей, а у своего архипастыря — отслужить молебен, то уже и здесь было начало провокации.

Владыка, хоть и не согласился служить молебен, но, видя портреты Царя, слыша «Спаси, Господи, люди Твоя», т.е. видя, как он сам замечает, что это «не толпа революционеров», благословляет народ. Благословляет, подчеркивает С.Дмитревский, как патриотическую манифестацию, не зная, по признанию самого владыки, «ни дальнейших намерений сборища, ни совершенных уже убийств по пути к архиерейскому дому».

Его намерение побеседовать с народом и уговорить его избежать междоусобной брани, конечно же, не увенчалось успехом, так как началось противостояние толпы и властей, некоторое время еще сохранявших порядок, пока не раздались провокационные выстрелы оппозиционеров из окон одного из зданий.

...Когда позже начались пожары и сопутствующие им погромы, владыка Макарий, в рясе и клобуке, еще раз вышел к толпе, пытаясь образумить ее и уговорить прекратить бесчинства. С.Дмитревский передает рассказ бывшего все время рядом с владыкой его келейника, свидетельствующий об этих попытках и их результате.

...Преосвященный «подходит к толпе с увещеваниями, но на убеждения его отвечают или молчанием или выражением стыдливости за свои преступные дела. Когда он останавливался у окна, через которое выносились вещи, грабившие переходили к другому окну, когда владыка переходил к этому, они возвращались к первому или к дверям. Так без успеха принужден был святитель вернуться с места погрома».

Подводя итоги сказанному, С.Дмитревский справедливо настаивает на том, что владыка Макарий остался верен себе и своим взглядам, не менял их под влиянием событий, а открыто, с кафедры стоял за законность и порядок. Когда их нарушали «прогрессивные элементы», он осуждал их. Но и когда «правая сторона совершила преступление», он не остался бездейственным, пытался личными уговорами успокоить ее и прекратить беззаконие.

Все меньше и меньше взыскующих правду и готовых отстаивать ее встречалось на пути служения митрополита Макария и все больше и больше недоброжелателей, особенно среди тех, кто рвался к власти в Синоде и в стране, в то время как Россия уже стояла на пороге страшных перемен, последовавших в феврале 1917 года. Как владыка Макарий отнесся к отречению Царя и передаче власти Думой Временному правительству, истинная суть которого ему была слишком хорошо известна?

Являясь безусловным приверженцем монархического строя, видевшим вслед за Победоносцевым условиями процветания и могущества России православие, самодержавие и народность, митрополит Макарий после отречения царя подписал в числе семи других членов Священного Синода известное «Обращение к верным чадам Православной Российской Церкви». Что же, можно ли упрекать его за это? Никак. Был ли хоть в чем-нибудь он проводником тех сил, которые привели Россию к гибели, организовали и возглавили Временное правительство? Нет. Он всячески противостоял им, обличал их в проповедях, предостерегал паству. «Но людей точно ослепил Господь, да видяще не видят, и слыша, не разумеют» (К.Победоносцев). Макарию ничего не оставалось, как «делать свое дело, доколе можно», а как стало ясно, что уже ничего нельзя сделать, то только и оставалось, что воскликнуть словами того же Обращения: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни...»

С отречения Царя и великого князя от престола прекратила свое существование последняя православная монархия. Точнее, православное государство перестало существовать, как только оно перестало быть монархией. Нет «удерживающего» — и вышли другие силы, волками в овечьей шкуре выступили против истинной Церкви и ее пастырей, в первую очередь ее столпов и святителей, таких как протоиерей Иоанн Восторгов, митрополит Владимир (Богоявленский), митрополит Макарий и другие. Как это совершалось конкретно, уже не имело значения в контексте задачи.

Образование Временного правительства, появление новых людей в Синоде и связанные с этим изменения в церковной власти — это все те внешние обстоятельства, которые способствовали устранению владыки Макария. У престарелого митрополита под угрозой сгноить его в Петропавловской крепости в случае его упорства было вытребовано прошение об отставке — небывалый случай, потому что московские митрополиты, по своему статусу, никогда не увольнялись на покой: ни по болезни, ни по старости. Его лишили права проживания в Троице-Сергиевой Лавре, священноархимандритом которой он был, и положенного ему по его статусу содержания.

Признавая совершённое по отношению к нему неканоничным, а значит, вредным и оскорбительным для всей Русской Церкви, он делал устные заявления Священному Синоду, потом письменное Святейшему Патриарху Тихону, разослал всем епископам Московской Церкви послание, в котором объяснял обстоятельства своего отстранения и обосновывал его неканоничность. Но все это не имело никаких положительных последствий.

Он был выслан в Николо Угрешский монастырь, где 19 февраля 1926 года, на 91 году, и закончил свою жизнь, изнуренный злостраданиями и болезнями, пережив многих своих соратников по служению. Немногие, только самые близкие и преданные ему люди присутствовали при его кончине.

Один из них, архиепископ Серпуховской Арсений (Жадановский), закрыл ему глаза и приготовлял к погребению его тело. С благоговением перед этим светильником веры и благочестия он писал позже в своих воспоминаниях о митрополите Макарии:

С Архиеп.Иннокентием (Бийским)

Митр.Макарий в заточении, 1924

Митр.Макарий и о.Сергий Мечев

Митр.Макарий во время болезни

Будучи глубоко церковным человеком, митрополит Макарий до конца дней своих сохранял верность святительскому долгу. Вот как он сам раскрывал высший сокровенный смысл святительской власти перед новопоставленным епископом, вручая ему архиерейский жезл.

1835-1926