Не люблю страшных и тяжёлых фильмов, но в таких темах «жесткач» необходим
Ждал я этот фильм по двум причинам. Во-первых, посмотрев трейлер, я понял, что разговор будет очень серьёзным, а сюжет — предельно жёстким, без всяких хеппи-эндов. Не люблю страшных и тяжёлых фильмов, но всё же считаю, что в таких темах «жесткач» иногда крайне необходим. Ведь он может стать последним весомым аргументом в дискуссии с тем, кто стоит на пороге, может быть, одного из самых важных решений в своей жизни.
Во-вторых, на мой взгляд, самое главное: в ленте была заявлена попытка Звягинцева показать, что важнейшая часть проблемы распада семей, о которой обычно как-то все забывают, — дети. В любом семейном конфликте всегда виноваты обе стороны — кто-то в большей степени, кто-то в меньшей, — но всегда есть невиновный, и при этом более всего страдающий в такой ситуации — ребёнок.
Собственно, сюжет фильма довольно прост: материально вполне благополучная московская семья переживает завершающую, самую нервную часть развода, при которой происходит делёж имущества. Все отношения давным-давно выяснены, и холодно ненавидящие друг друга бывшие муж и жена, уже определившиеся со своим будущим в лице новых «партнёров», не могут решить главный вопрос — куда девать ребёнка, подростка Алёшу.
Режиссёр не занимается простым морализаторством и не подталкивает зрителя к выводу о том, кто виноват больше. Эмансипированная ли, привычно «занимающаяся собой» мама Алёши, не скрывающая изначальной нелюбви к своему мужу («Вышла за тебя по залёту, побоявшись сделать аборт, да и от матери оторваться хотелось», — говорит она ему) и осознанной, идущей с самого рождения от нераскрытого дара материнства нелюбви к своему ребёнку, которого она, отчасти ещё и мстя мужу, не желает взять на своё попечение после развода?
Или же виноват папа — равнодушный и недалёкий эгоист, от которого ждёт ребёнка женщина на стороне и которого во всей этой ситуации смущает не столько то, что сын при живых родителях, в самом уязвимом возрасте, может оказаться в интернате, а то, что его шеф, «задвинутый» на православии самодур (в фильме сотрудники называют его «Борода»), узнав про эту историю, может уволить его с высокооплачиваемой работы?
Никому не нужный ребёнок, подслушавший разговор родителей о своей будущей нелёгкой судьбе, убегает из дома, причём родители, погружённые в свои проблемы и свидания на стороне, обнаруживают пропажу только через несколько дней.
Сразу хочу предупредить: чуда в фильме не случается, кризис семью добил ещё больше, причём совершенно очевидно, что новые варианты обустройства личной жизни тоже не закончатся ничем хорошим, ну а самое главное — в самом конце картины мы вместе с нерадивыми родителями увидим растерзанное то ли маньяком, то ли электричкой тело Алёши в грязном морге…
Фильм настолько драматичен, что в нём, несмотря на прекрасную игру актёров, теряется реалистичность. Все герои, за исключением, пожалуй, волонтёров-поисковиков, показанных довольно статично, — отрицательные, пустые, глупые и эгоистично-недалёкие обыватели, тоскливо взирающие на серый снег за окном и телевизор, красноречиво рассказывающий о войне в Донбассе.
Несомненно, режиссёр в картине много раз «попал в самую точку», показывая, например, патологически одиноких, жующих жвачку социальных сетей современников, или же давая понять, что корень семейных проблем стоит искать в несчастливом детстве родителей погибшего мальчика.
Непонятно, то ли мэтр осуждает ханжество, то ли идею способности Православия быть «солью земли»
Кстати, серо-ледяной мир Звягинцева при этом обильно затенён и примерами самого отвратительного религиозного ханжества. Причём не совсем понятно, то ли мэтр осуждает само ханжество, то ли идею способности Православия быть «солью земли» как таковую.
Помимо вышеупомянутого «православнутого» начальника бывшего главы семьи, существенное место в драме занимает «православная» тёща, которую бывший зять за скандальный и тяжёлый характер метко называет «Сталин в юбке». Бабушка, у которой весь дом обклеен иконами, вперемешку с божбой осыпает матерной бранью взволнованных родителей Алёши, приехавших к ней поздно ночью в поисках пропавшего ребёнка, и категорически заявляет, что ни в коем случае не позволит «сбагрить» внука ей и что надо было «раньше меня слушаться и аборт делать».
Страшно, что слово «аборт» неоднократно звучит в картине, как нечто спасительное для всех: незадачливых жены, мужа, единственной бабушки, а главное, самого Алёши, жизнь которого сложно назвать жизнью. Собственно, его страшная кончина в некотором смысле выглядит в итоге как избавление для него самого, обречённого иначе впоследствии замкнуть порочный круг и сделать кого-то тоже несчастным и одиноким.
Ханжески молится Богу и счастливая женщина, так или иначе поучаствовашая в разрушении чужой семьи и довольно равнодушно относящаяся к тому, что у её мужчины пропал без вести ребёнок от предыдущего брака.
А счастливой семейной паре (пожалуй, это единственные, кроме поисковиков-добровольцев, неинфернальные герои в картине), пришедшей посмотреть выставленную на продажу квартиру, мама Алёши говорит: «У нас район очень хороший: магазины и школа рядом… недавно храм построили». «Храм — это хорошо», — автоматически соглашается потенциальный покупатель, явно думая о своём.
Подведу итог. Фильм внешне крайне объективен, злободневен, точен, тонок... Только смотреть не советую. Он провален — как с точки зрения попытки хотя бы поднять для позитивного обсуждения проблему кризиса семьи, а не просто «ткнуть пальцем» в моральное уродство героев, так и с точки зрения искусства. Автор заявлял благую цель картины — чтоб вышедший из кинотеатра зритель пошел домой и обнял своих детей. Это было бы прекрасно! Но почему-то, кроме тяжкого уныния и тоски, фильм других чувств не оставляет... Вместо катарсиса — ощущение мешка, огревшего из-за угла по голове.
Андрея Звягинцева как художника я бы в чем-то противопоставил Антону Павловичу Чехову.
Во многом они похожи, похожи и по силе таланта. Герои Звягинцева по отдельности весьма реалистичны, они как бы сотворены скудным, лаконичным, но изящным росчерком пера. Поднимая важную проблему, режиссёр, как и Чехов, отходит в сторонку и не довлеет над своей аудиторией, не понуждает её сделать единственно правильные выводы.
Режиссер видит мир чёрно-серым — и оттого упрощает поднимаемые им проблемы нашего бытия
Однако в главном Звягинцев — Античехов нашей современности. Он не умеет (пока?) разглядеть в самом падшем человеке искорки добра. Или хотя бы простить героя за его страдания. Создается впечатление, что он, как автор, не чувствует боли за своих героев, не сочувствует им. Вспомним, например, отчасти похожий сюжет повести Антона Павловича «В овраге», где тоже в несчастной семье мученически погиб ребёнок, — там даже лютые крестьяне, загубившие жизнь младенца и его матери, вызывают... некую боль за их моральную инвалидность. Не оправдание и попустительство, но боль, очищающую душу читателя. У Чехова вместе с автором читатель не столько осуждает героев, сколько болезнует душой о том, что они — такие. У него остаётся надежда, что у них есть шанс хоть немного измениться в лучшую сторону…
На этом фоне режиссер видит мир словно чёрно-серым — и оттого упрощает, в отличие от Чехова, поднимаемые им важные проблемы нашего грешного бытия.
Впрочем, Чехов начинал как автор талантливый, но не совсем глубокий. Хочется верить, что и творческий путь Андрея Звягинцева еще открыт для благих трансформаций, к каковым ведут возраст, опыт и неосуждающее внимание к людям.
