Сторонники религиозного образования взывают к совести

В Госдуму вчера был внесен проект поправок в закон "О свободе совести", разрешающий преподавание религиозных дисциплин в школе. Авторы документа не скрывают, что рассчитывают узаконить школьный курс "Основы православной культуры", который Минобрнауки отказывается вводить в обязательную школьную программу.

Поправки в закон "О свободе совести" внес депутат от фракции "Родина" Александр Крутов. Документ предлагает разрешить преподавание религиозно-философских дисциплин в государственных образовательных заведениях. Речь в поправках не идет о конкретной конфессиональной дисциплине, однако депутат Крутов не скрывает, что его усилия направлены прежде всего на введение в обязательные школьные программы курса "Основы православной культуры". "Внося эту поправку, мы подчеркиваем, что изучение основ православия необходимо,- объяснил автор законопроекта.- Любой уважающий себя человек должен знать культуру страны, в которой он живет, знать духовные ценности, на которых было построено его государство".

Напомним, что курс "Основы православия" не разрешено вводить в качестве обязательного общефедерального предмета, однако закон "Об образовании" позволяет преподавать его в рамках регионального компонента школьной программы. По данным Минобрнауки, курс "Основы православия" в той или иной форме преподается почти в половине регионов страны. Против этого активно выступают неправославные конфессии. Совет муфтиев России призывает администрации регионов "не раскачивать конфессиональную лодку", а Конгресс еврейских общин потребовал от иудеев сообщать представителям организации о принудительном обучении православию. Против обязательного изучения основ православия выступает и Минобрнауки. Ведомство настаивает на том, что в обязательных школьных программах должен появиться лишь универсальный просветительский курс "История мировых религий".

Главная претензия к курсу "Основы православия" состоит в том, что регионам так и не удалось сделать его светским: к преподаванию привлекались действующие священники, а учебники строились по принципу проповедей.

Господин Крутов это учел. В поправках указывается, что преподавать религиозный курс можно будет лишь при условии, что он будет носить "историко-культурный, информационный характер" и не станет "сопровождаться совершением религиозных обрядов". "Пора ввести культурологическое, а не религиозное изучение основ православной культуры,- заверил господин Крутов. - Тогда министерство обязано будет с этим считаться, изменив общеобразовательный компонент школьной программы". Возможно, желание депутата ввести предмет в федеральный компонент школьных программ продиктовано и тем, что Минобрнауки уже разработало концепцию новых образовательных стандартов, из которых региональный компонент исключен вовсе.

В РПЦ инициативу депутата восприняли с благодарностью. "К сожалению, вполне очевидные вещи, которые могли бы и не подкрепляться законодательно, из-за противодействия борцов с культурой требуют реакции депутатов",- отметил пресс-секретарь Московской патриархии священник Владимир Вигилянский. Один из главных защитников интересов православия в Госдуме, зампред комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Александр Чуев ("Родина") уверен, что у поправок хорошие перспективы. "Очень правильная и своевременная поправка,- заявил депутат

- Дискуссия в Думе будет большая, но мы обязаны ее отстоять". Другой зампред того же комитета Иван Васильев ("Единая Россия"), напротив, считает, что поправки не пройдут: "Законопроект направлен на введение основ православия, а мы еще не готовы вводить этот предмет в качестве обязательного. Нельзя отдавать приоритет одной из конфессий: тут же начнется возмущение других".

ПАВЕЛ КОРОБОВ, ЮЛИЯ ТАРАТУТА
17 ноября 2006 г.

Последнее путешествие Гоголя. Оптина пустынь в судьбе великого писателя

Весной 1850 года к городу Малоярославцу Калужской губернии подъезжал тарантас. В тарантасе сидел некий господин. Длинные, но аккуратно приглаженные его волосы с левой стороны были разделены пробором, неприятный рот украшен тонкими усиками, нос большой, острый и вполне соответствует прочим резким чертам лица, темные тени под глазами вроде тех, что окружают глаза романтических героев немого синематографа.

Господин выходил из тарантаса, собирал полевые цветы для гербария, а также украшал ими сиденья, рессоры и крылья тарантаса. При этом господин никогда не расставался с толстым, набитым рукописями портфелем, к которому был прикреплен медный прямоугольный картуш. На картуше было выгравировано - "Николай Гоголь".

В Малоярославце Николай Васильевич остановился в гостинице при почтовой станции. Гостиница была известного рода, с несвежими бумазейными обоями, тараканами, клопами и бьющим наповал терпким запахом суточных щей. То есть именно такая, какие бывают гостиницы в губернских городах.

На ужин к городскому голове Гоголь явился все с тем же портфелем, заполненным рукописями, и, сев за столом, расположил его на коленях.

- Николай Васильевич, дозвольте я прикажу отнести ваш портфель в прихожую! - воскликнул польщенный визитом великого писателя хозяин.

- Помилуйте, как можно, ведь это же мои рукописи! - совершенно искренне изумился писатель.

На следующее утро Николай Васильевич посетил Никольский монастырь города Малоярославца. А затем, напившись у игумена чаю и получив у него образ Николая-угодника, отправился в Калугу, откуда он собирался совершить паломничество в Оптину пустынь.

Основателем этой древней калужской обители, по преданию, был прежний гроза здешних дремучих лесов Опта, до своего обращения ко Христу почитавшийся жестоким предводителем шайки станичников. Однако милосердие Божие благоволило взыскать грешную душу, и недавний еще вождь душегубцев стал руководителем и отцом истинного иночества.

В XVIII веке монастырь Оптина Введенская пустынь пришел в полное запустение, в конце столетия в нем оставались только три монаха, из которых один был слепой.

Однажды, объезжая свою епархию, митрополит Московский Платон (Левшин) пленился прекрасным местоположением обители, стоявшей на пологом берегу реки Жиздры, и решил восстановить ее. Тогда же, в 1821 году, схимниками Моисеем и Антонием (Путиловыми) при монастыре был основан Иоанно-Предтеченский скит, где, как сказано в описании скита, "иноки, ищущие более уединенной, строгой, молитвенной жизни, находили бы удовлетворение этой своей потребности".

Посещение

Последние две версты до монастыря Гоголь проделал пешком, чтобы почувствовать себя настоящим странником-богомольцем. По прибытии же в Оптину пустынь Николай Васильевич немедленно направился на службу во Введенский собор.

По свидетельству очевидцев, на своем первом всенощном бдении в монастыре Гоголь молился "весьма усердно и с сердечным умилением".

Меж тем это было не первое паломничество Гоголя.

В 1848 году в тайне от всех он совершил молитвенное путешествие во Святую землю.

Из письма Н.В.Гоголя В.А.Жуковскому: "Мое путешествие в Палестину точно было совершено мною затем, чтобы узнать лично и как бы узреть собственными глазами, как велика черствость моего сердца. Друг, велика эта черствость. Я удостоился провести ночь у гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от Святых Тайн, стоявших на самом Гробе вместо алтаря. И при всем том я не стал лучше! Тогда как все земное должно было бы во мне сгореть и остаться одно небесное".

Гоголь, томимый страстями, сомнениями, страхами, как будто не мог забыть слов Виссариона Белинского, обращенных к нему: "Нет, вы только омрачены, а не просветлены. Вы не поняли ни духа, ни формы христианства".

Вполне возможно, что в Россию Гоголь вернулся с неутоленным желанием именно понять дух и форму веры. С этим желанием он и отправился в Оптину Введенскую пустынь.

Выбор Гоголя был неслучаен.

Дело в том, что в XIX столетии именно в Оптиной пустыни возрождается старчество.

В православной традиции старцем почитается монах или священник, исполненный Духа Святаго, ставший для других наставником и своеобразным водителем на пути к духовному совершенству.

Старец невольно притягивает к себе всякую душу, ищущую Бога, так как в нем самом, в его поступках, речах, мыслях, в его служении ощущается присутствие Божие.

Старчество как духовное явление было введено святым Паисием Величковским, и среди иноков Оптиной пустыни было немало его учеников и собеседников.

В 50-годах XIX столетия наиболее ярким представителем именно русского, Оптинского старчества стал отец Макарий (Иванов).

Отец Макарий происходил из старинного дворянского рода. Был он слабого сложения, некрасив, обладал мягким и кротким характером, а также многими эстетическими наклонностями, знал и любил церковное пение, любил цветы, имел склонность к ученым кабинетным занятиям. При этом не только души врачевал старец, помазуя елеем из лампады, Макарий приносил великую пользу больным, и случаи таких исцелений были широко известны.

Весной 1850 года Николай Васильевич провел в Оптиной пустыни всего три дня.

В эту поездку и произошла первая встреча Гоголя со старцем Макарием.

Рано утром, еще до службы, Гоголь вышел из монастырской гостиницы, в которой остановился, и направился в скит. Батюшка Макарий находился в это время в своей келии и, быстро ходя взад и вперед, говорил бывшему с ним иноку: "Волнуется у меня что-то сердце, точно что-то необыкновенное должно свершиться, точно ждет оно кого-то".

После этих слов скитский привратник доложил: "Прибыли Николай Васильевич и просят вашего благословения". К сожалению, история не сохранила подробностей разговора, происшедшего между Гоголем и отцом Макарием. Известно лишь одно - старец не одобрил литературной деятельности своего собеседника, сочтя ее лукавой и небогоугодной.

Понятно, что Оптину пустынь Николай Васильевич покидал в смятенном состоянии духа.

Вероятно, тогда, как и всегда в трудную минуту, он вспоминал Пушкина, перед гением которого он преклонялся и дружбой с которым дорожил.

Смятение

Впервые в Петербург Гоголь приехал в декабре 1828 года.

Приезд в столицу был омрачен сильной простудой, которая усугубилась тем, что Гоголь отморозил себе нос. 350 рублей сразу же были истрачены на новую одежду, однако первое, что сделал Гоголь, приехав в столицу империи, нанес визит к Пушкину, с которым он не был знаком.

Сам не зная как, Николай Васильевич очутился на Мойке перед домом, где жил поэт. Однако волнение было столь велико, что Гоголь вновь вернулся на Невский и, зайдя в кондитерскую, одним духом выпил восемь рюмок ликеру. Для храбрости.

Затем снова подошел к дому Пушкина и позвонил в дверь. Лакей лениво сообщил, что "барин нынче не принимают, потому как изволят почивать". Пушки на Петропавловской крепости отмерили полдень.

"Почивают в это время, - простодушно удивился Гоголь, - верно, всю ночь работали".

"Как же работали, в картишки играли", - прозвучало в ответ.

Дверь захлопнулась. Гоголь был потрясен.

В июне 1851 года Гоголь посетил Оптину Введенскую пустынь во второй раз.

"Я заезжал на дороге в Оптину пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской горе не лучше. Благодать, видимо, там присутствует".

Осень и зиму Гоголь собирался провести в Москве, однако в сентябре 1851 года неожиданно для всех он вновь уехал в Оптину. Совершив тем самым свое последнее, как выяснилось позже, паломничество.

Именно тогда и произошла последняя встреча писателя со старцем Макарием.

В тот приезд Гоголь, не останавливаясь в монастырской гостинице, сразу прошел к старцу в Иоанно-Предтеченский скит.

Макарий встретил своего посетителя довольно сдержанно. Многочасовой разговор их происходил в келарском корпусе при закрытых дверях. Уже тогда Гоголь показывал упадок духа и воли, был чрезвычайно взволнован и смятен, что не могло быть не замечено старцем.

Из ответа иеромонаха Макария (Иванова) Гоголю: "Мне очень жаль вас, что вы находитесь в такой нерешительности и волнении. Когда вы ощутите спокойствие, то будет знаком воли Божией. Примите от меня образок ныне празднуемого угодника Божия Сергия, молитвами его да подаст вам Господь здравие и мир".

Именно в ту поездку Гоголь настоятельно просил старца принять его в обитель. Макарий ответил отказом.

Незадолго до смерти Гоголь говорил своему близкому другу: "Ах, как много я потерял, как ужасно много потерял, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня к себе в скит".

Москва

Николай Васильевич вернулся в Москву, на Никитский бульвар, в дом графа Толстого.

Здесь Гоголь занимал комнаты на первом этаже. Окна выходили на Никитский бульвар и во внутренний двор. Невзирая на внимание, которым Гоголь был окружен в доме графа Александра Толстого, Николай Васильевич страдал от одиночества. Отказ старца Макария постричь его в монашество явился для него страшным ударом, от которого он не оправился уже до самой смерти.

Каждый день Гоголь совершал прогулки - Никитский бульвар, храм Феодора Студита, Большое Вознесение, Тверской бульвар, Страстной монастырь и обратно.

Молодые люди специально ходили на Никитский бульвар, чтобы посмотреть на великого безумца, что-то бормочущего себе под нос. Поклонники догоняли писателя и шли с ним рядом.

Впрочем, Гоголь не замечал ничего и никого.

Живя в Москве, Николай Васильевич был прихожанином храма Симеона Столпника. Именно в этом храме в последний год своей жизни он будет бывать ежедневно до того момента, когда уже не сможет вставать с постели.

Мучительное, гнетущее одиночество писателя было результатом особого склада его характера. Казалось, что он способен был лишь испытывать возбуждение от творчества и меланхолию от неспособности писать. Иные же чувства были ему недоступны. Впрочем, он и не страдал от этого.

Существовали лишь два человека, которых Гоголь любил нежно и глубоко, - Мария Гоголь, мать писателя, и Александр Пушкин.

Из письма Николая Гоголя: "Маменька, говоря откровенно, кажется, еще ни одного вполне истинного утешения я не доставил вам. Простите, редкая великодушная мать, еще доселе недостойного вас сына. Я увидел, что мне нужно бежать от самого себя, если я хочу сохранить жизнь. Не огорчайтесь, добрая несравненная маменька. Этот перелом мне необходим".

Считалось, что эта истеричная, суеверная, сверхподозрительная и все же чем-то привлекательная Мария Гоголь внушила сыну болезненную боязнь ада, которая терзала его всю жизнь.

Так, боязнь смерти доходила у Гоголя до гипертрофированных размеров. Именно поэтому он предпочитал спать, сидя в кресле, и никогда не ложился, боясь, что, уснув, он будет похож на мертвеца в гробу.

Еще Гоголь очень боялся, что его похоронят живым, и поэтому просил в случае его кончины обязательно дождаться следов разложения и на всякий случай оставить в его гробу специальную трубочку для дыхания. Что и было сделано...

Матфей

Незадолго до смерти Гоголь в изнеможении уснул на диване, однако, проснувшись, немедленно послал за приходским священником, просил тотчас причастить и соборовать его, потому что он видел себя во сне мертвым, слышал какие-то голоса и теперь почитает себя уже "не в живых".

Особенно в это время Гоголь нуждался в опытном духовнике.

И таким духовником стал отец Матфей Александрович Константиновский.

Отец Матфей, всю жизнь прослуживший в сельских храмах, был обычным приходским священником. По воспоминаниям современников, был он "невысок ростом, немного сутуловат, у него были серые, нисколько не красивые и даже не особенно привлекательные глаза, немного вьющиеся светло-русые волосы, довольно широкий нос". Однако внешняя типичность отца Матфея была обманчива. Он обладал необычайной внутренней силой.

Об отце Матфее рассказывали следующую историю, происшедшую с ним в Торжке.

Оказавшись в городе тяжело болен холериной, отец Матфей посетил могилу святой Иулиании Лазаревской. Могила оказалась вскрыта по причине ремонта некрополя. Отец Матфей спустился на самое дно могилы и, собрав комья глины и грязи, съел их.

Он совершенно выздоровел!

Немедленно отец Матфей был схвачен и приведен к владыке, который грозил упрятать его в острог за учиненное им безобразие.

"Не верю, ваше преосвященство, не верю, потому как это слишком большое счастье пострадать за Христа. Я недостоин такой чести", - спокойно ответил задержанный. Озадаченный владыка отпустил отца Матфея и впредь велел оставить его в покое.

Естественно, что на неуравновешенную, истерическую личность Гоголя отец Матфей имел огромное влияние.

Из воспоминаний отца Матфея Константиновского: "Гоголь был не прежний Гоголь, а больной, совершенно больной человек, изнуренный постоянными болезнями. Цвет лица его был землистый, пальцы опухли, вследствие тяжких продолжительных страданий художественный талант его угасал и даже почти угас. Это чувствовал сам Гоголь. И к страданиям тела присоединились внутренние страдания. Старость надвигалась, силы слабели, и особенно сильно преследовал его страх смерти".

В те дни Николай Васильевич страдал от меланхолической мрачности духа. Он никого не хотел видеть и ни с кем не желал общаться. Накинув на плечи шубу или испанский плащ без рукавов, Гоголь выходил в сад и быстро и сосредоточенно прохаживался здесь, что-то бормоча себе под нос. Затем он возвращался в дом и приступал к чтению духовных книг, которыми был заполнен его кабинет.

Писательством он уже почти не занимался...

Однажды отец Матфей был приглашен на обед в дом графа Александра Толстого. На обеде, разумеется, присутствовал и Гоголь. После долгой молитвы отец Матфей стал пересказывать жития христианских первомучеников. Рассказ этот так потряс Николая Васильевича, что он, не владея собой, вдруг закричал: "Довольно, оставьте, не могу далее слушать, слишком страшно". И выбежал из столовой.

Заканчивалась Масленица, приближался Великий пост.

Из воспоминаний отца Матфея Константиновского: "Гоголь искал умиротворения и внутреннего очищения. В нем была внутренняя нечистота, и он старался избавиться от нее, но не мог. И я помог ему очиститься, ведь врача не обвиняют, когда он по серьезности болезни прописывает больному сильные лекарства".

Болезнь

Еще со времен пребывания в Петербурге Гоголь страдал от многих, как он считал, болезней - частые простуды, ушные нагноения, головные боли, нервные расстройства, геморроидальные колики, воспаление кишечника.

Алексей Терентьевич Тарасенков - лечащий врач Гоголя - утверждал, что большинство этих недугов были придуманы его пациентом.

За несколько недель до смерти в доме на Никитском бульваре произошла одна из последних встреч Гоголя с его духовником отцом Матфеем Константиновским.

Встреча эта, можно утверждать, имела самые трагические последствия для Николая Васильевича.

"Отрекись от Пушкина, он был грешник и язычник", - потребовал тогда отец Матфей.

Услышав эти слова, Гоголь заплакал...

Началась Первая седмица Великого поста 1852 года.

Гоголь вспоминал Петербург, который он не любил.

1834 год. Октябрь. Адъюнкт-профессор Санкт-Петербургского Императорского университета Николай Гоголь был постоянно болен.

Голова его по случаю сильнейшей простуды и по причине боли зубов была всегда перевязана белым платком. Сам вид его, болезненный и даже жалкий, традиционно вызывал насмешки студентов и преподавателей университета.

Гоголь страдал.

Однажды на одну из его лекций, которые он читал полушепотом, весьма неразборчиво, пришли Пушкин и Жуковский. Николай Васильевич же явился в аудиторию, как всегда, с большим опозданием, начал бормотать что-то несвязное. Вдруг он увидел Пушкина и Жуковского и чрезвычайно сконфузился. Неожиданно для всех Гоголь стал рассказывать историю аравитян. В аудитории раздался смех, но потом воцарилось молчание. Лекция была блестящей!

По окончании лекции Пушкин подошел к Гоголю и пожал ему руку, сказавши: "Очень увлекательно". Свое удовлетворение высказал и Жуковский, снисходительно называвший Николая Васильевича "гоголек".

Гоголь был польщен.

Похвала Пушкина была для него высшей наградой.

Три года спустя, сразу после смерти Пушкина, Гоголь писал матери: "Маменька, дражайшая маменька, я знаю, вы одни истинный друг мой. Верите ли, но невыразимая тоска врезывается в сердце. С ужасом осмотрелся и разглядел я свое ужасное состояние. Все совершенно в мире для меня чуждо. Жизнь и смерть равно несносны. И душа не может дать отчета в своих явлениях".

Требование отца Матфея мучило Гоголя и вносило смятение в его сердце. Он боялся вступить в Великий пост, не уврачевав этой душевной раны. Теперь Гоголь уделял сну не более двух-трех часов в сутки, ночь он проводил в молитве, и довольно часто по утрам прислуга обнаруживала Николая Васильевича лежащим в изнеможении на полу.

Тогда же Гоголь написал своему духовнику: "Милость Божия чьими-то молитвами посетила и меня - жестокосердного. И сердцу моему захотелось вас благодарить крепко, так крепко. Мне стало жаль, что я не поменялся с вами шубами. Ваша лучше бы меня грела".

Отказавшись от Пушкина, Гоголь, по сути, отказался от самого себя, от своего творчества, от всей своей жизни. Тогда же Гоголь перестал принимать пищу.

Только по временам просил пить и глотал по нескольку капель воды с красным вином.

Пост

Ночью во вторник с 11 на 12 февраля 1852 года Николай Васильевич долго молился в своей комнате. В три часа утра он призвал своего слугу и спросил его: "Тепло ли нынче?" - "Свежо", - ответил тот. "Дай мне плащ, пойдем, мне нужно распорядиться", - сказал Гоголь. И он пошел со свечой в руках, крестясь в каждой комнате, через которую проходил. Придя в свой кабинет, расположенный в правой стороне дома, велел открыть дымоход как можно тише, чтобы никого не разбудить, и достать из шкафа портфель с рукописями. Когда портфель был принесен, Гоголь вынул оттуда связку тетрадей, перевязанных тесемкой, положил ее в печь и зажег свечой из своих рук.

"Барин, что это вы, перестаньте!" - закричал мальчик слуга.

"Не твое дело. Молись!" - последовал ответ.

Когда же дело было сделано, Гоголь ушел к себе в комнату, лег на диван и отвернулся к стене.

На следующий день на вопрос потрясенного Александра Толстого о содеянном, Гоголь отвечал, что "рукописи сжег Сатана и он не сумел противостоять этому".

Из письма Николая Гоголя в Оптину пустынь: "Путь мой труден, дело мое такого рода, что без ежеминутной, ежечасной и без явной помощи Божией не может двинуться мое перо. И силы мои не только ничтожны, их нет без освежения свыше".

После отказа старца Макария постричь его в монашество, не говоря ни единого слова, Гоголь покинул скит и, не заходя в монастырь, вышел к реке.

Здесь было как-то по-особенному тихо.

Николай Васильевич стоял в полнейшем молчании и смотрел на воду...

Уже потом, вспоминая тот день, он скажет: "Мне сделалось как-то грустно".

Резкое ухудшение здоровья Гоголя заставило его московских друзей обратиться к митрополиту Московскому Филарету (Дроздову). Владыка ответил незамедлительно, призвав Николая Васильевича умерить пост и во всем довериться приходскому священнику. Настоятель же храма Симеона Столпника, прихожанином которого был Гоголь, буквально со слезами на глазах умолял его вкушать пищу и прекратить самочинный пост, который больше походил на голодовку.

Но все было тщетно.

Гоголь пил только воду, ночи проводил в молитве и постоянно произносил одну фразу: "Надобно же умирать, а я уж готов и умру".

После уничтожения своих творений мысль о смерти, как близкой и необходимой, не оставляла его ни на одну минуту.

За усиленным напряжением последовало еще большее истощение. С той несчастной ночи он сделался еще слабее, еще мрачнее прежнего. Не выходил больше из своей комнаты. Не изъявлял желания больше никого видеть. На вопросы отвечал коротко и отрывисто, изумляясь при этом, "что это вы говорите, нужно ли рассуждать об этих вещах, когда я готовлюсь к такой страшной минуте".

Страсти

Когда же все средства и уговоры были исчерпаны и не принесли никаких положительных результатов, Александр Петрович Толстой решился на последний шаг. К Гоголю были приглашены лучшие московские врачи. Николай Васильевич лежал на кровати в халате и сапогах. Он был в забытьи. Уже неделю он не умывался, не причесывался, не переодевал одежды. Губы его шептали молитвы, в руках он сжимал четки. Рядом на стульях, на полу, на кресле были в беспорядке разбросаны длинные бумажки, исписанные большими буквами. На одной из таких бумажек было каллиграфически выведено: "Как поступить, чтобы признательно, благодарно и вечно помнить в сердце моем полученный урок?"

На кровати прямо перед лицом Николая Васильевича стоял образ Богородицы.

Из заключения врачебно-медицинского консилиума: "Это был человек, как бы изнуренный до крайности чахоткой или доведенный каким-либо продолжительным истощением до необыкновенного изнеможения. Все тело его до чрезвычайности похудело, глаза сделались тусклы и впали. Лицо совершенно осунулось, щеки ввалились, голос ослаб, язык трудно шевелился от сухости во рту, выражение лица стало неопределенное, необъяснимое".

Когда же один из докторов прикоснулся к Гоголю, тот неожиданно закричал самым жалобным и раздирающим голосом: "Оставьте меня, не трогайте меня", а потом шепотом добавил: "Как сладко умирать".

"Принимая во внимание сидячий образ жизни больного, напряженную умственную его работу, вызвавшую прилив крови к мозгу, усиленное стремление умерщвлять тело совершенным воздержанием от пищи и нервическую горячку, консилиум предположил, что сознание больного не находится в натуральном положении, и постановил - да, надобно его кормить насильно".

Может быть, так? "Возьмите барана, - продолжал он, обращаясь к Чичикову, - это бараний бок с кашей. У меня так, когда свинина, всю свинью давай на стол. Баранина - всего барана тащи. Гусь - всего гуся. Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа требует".

Нет, по-другому - когда доктора надавили ему на живот, который был так мягок и пуст, что через него легко можно было ощупать позвонки, Гоголь закричал.

Страшные крики, доносившиеся из дома на Никитском бульваре, заставляли прохожих останавливаться, но кованые ворота и калитка во двор были наглухо закрыты.

Во время обследования пульс у Гоголя менялся скачкообразно, зрачки закатились, началось носовое кровотечение. Немедленно были поставлены пиявки. Гоголь боялся, что они упадут ему в рот, пытался сорвать их, но руки его крепко держали. Голову поливали едким спиртом, также было принято решение погрузить больного в теплую бульонную ванну. После окончания процедуры Гоголя без белья положили на кровать. У него начались судороги. На конечности ему были положены горчичники, на голову лед, в задний проход введено мыло. Гоголя заставляли выпить отвар алтейского корня с лавровишненой водой. "Что болит, Николай Васильевич? А? Говорите же!" - кричал один из участников экзекуции. Вопросы эти разносились по всему дому.

Гоголь молчал. Он находился в глубоком обмороке.

В двенадцатом часу ночи он пришел в себя и громко закричал: "Лестницу, скорее давайте лестницу!"

Процедуры продолжились. На его ноги поставили кувшины с горячей водой, давали каломель, обкатывали все тело горячим хлебом, до утра в доме стоял пронзительный крик. Наконец дыхание Гоголя сделалось хриплое, еще более затрудненное, кожа покрылась холодной испариной, под глазами посинело, лицо заострилось, и он умер.

Гоголь лежал на столе, одетый в единственный сюртук, который у него остался и в котором прежде ходил.

Служили панихиду. С лица его снимали маску. Уже успели осмотреть его шкафы, где не нашли ни исписанных тетрадей, ни денег. У него не осталось ничего...

Эпилог

Оставляя за собой облако пыли, тарантас с сидевшим в нем господином миновал Малоярославец и по старой Калужской дороге двинулся по направлению к Оптиной пустыни.

Совсем скоро он превратился в едва заметную точку на горизонте, которую можно было различить разве что с монастырской колокольни.

Но потом и это видение исчезло...

Максим Гуреев,
"КУЛЬТУРА"
43(7553), 2-15 ноября 2006 г.

Письмо пастора Евангелическо-Лютеранской Церкви "Сион" (Детройт) Джона Фентона, в связи с переходом в Православие

Когда 11 лет назад я стал пастором церкви Сион, я намеревался остаться в ней вплоть до выхода на покой.

Так мне хочется и до сих пор, это мое искреннее желание. Но с большой душевной болью я должен подтвердить мой уход с должности пятого священника церкви Сион.

Я подаю в отставку с должности Пятого пастора церкви "Сион", потому что не исповедую более учения Лютеранской Церкви, как его понимают те, кто присягал на "Книге согласия" (книга, в которой изложены догматы лютеранства).

Присягая какому-либо вероисповеданию, человек не имеет права выбирать из него нравящиеся ему положения, пренебрегая или прямо противореча остальным. Большая часть того, что написано в "Книге согласия" истина, и возблагодарим за это Бога. Но я убежден, что "Книга согласия" содержит ошибочные или неполные учения, не согласные с апостольской верой. Я имею в виду изменения, внесенные в Никео-Константинопольский Символ веры; учение о том, что Иисус умер, чтобы утолить гнев Своего Отца, антропоцентрическое понимание Церкви, отрицание молитвы святым и понимание Литургии как дела рук человеческих.

Вдобавок в "Книге согласия" присутствуют многие истинные учения, которые в настоящее время отвергают почти все лютеране. Это учение о предстательстве святых, о приснодевстве Девы Марии, подобающее отношение к хлебу и вину на Трапезе Господней и библейская заповедь о том, что только мужчина, рукоположенный в священники, может служить Литургию.

Я должен ясно заявить следующее: я подаю в отставку не из-за того, что кто-то из членов "Сиона" что-то сказал или сделал. Никто не требовал моей отставки. Никто не оказывал на меня давления и не угрожал мне, чтобы заставить меня подать в отставку. Я глубоко благодарен за поддержку, которую вы мне оказывали с тех пор, как я впервые заявил о моих сомнениях три года назад. Поэтому в моем сердце всегда останется место для людей из "Сиона". Я всегда буду любить этот приход и вас.

Я ценю ваше уважение. Я тоже уважаю вас, и потому уважаю ваше желание остаться лютеранами. Поэтому я должен уйти. Перед уходом я искренне прошу прощения у всех, кому я причинил боль или обиду, кого я ввел во искушение за 11 лет служения.

Я подал в отставку, потому что со временем увидел, что вера, которую проповедует, исповедует и которой живет Православная Церковь, и есть апостольская вера. Потому я искренне верую, что Православная Церковь истинная видимая Христова Церковь на земле.

Ваш новый епископ недавно спросил меня, какова главная причина, побудившая меня принять православие. Вот она: Литургию нельзя изменять. Я имею в виду, что никакой священник, или епископ, или община не может решить исключить из службы Евхаристическую молитву, или ввести новый вид богослужения, или изменить службу и Писание так, чтобы они соответствовали их убеждениям или духу времени.

Литургия это не что-то такое, что придумали умные люди, и что такие же люди могут изменить. Литургия от Духа Святого точно так же, как от Духа Святого Священное Писание. Литургия способ, которым нам дается вера, которым мы исповедуем веру, молимся и возвещаем. Плохие епископы и уклоняющиеся от истины священники всегда были и еще будут и в истинной Церкви. Но если Литургия неизменна, их слова в конце концов исчезнут.

Я искренно верю, что то, что делаю я, хорошо и правильно не только для меня и моей семьи. Я убежден, что это хорошо и правильно для каждого из вас. Я искренне верю, что та вера, которой вас учили здесь, на этом самом месте, на протяжении 125 лет, живет и исповедуется в Православной Церкви. Поэтому я мечтаю, чтобы каждый из вас присоединился ко мне именно потому что я был вашим духовным отцом.

Вы доверяли себя моей проповеди, моим советам, моему служению все эти 11 лет, и я хотел бы, чтобы вы мне доверились и сейчас. Некоторые из вас дали мне понять, что сделают это. Я тронут их доверием и сделаю все, что в моих силах, чтобы его не предать. Но я знаю, что хороший духовный отец не должен принуждением или хитростью заставлять свое чадо веровать как он сам.

Моя собственная борьба также научила меня, что всякий должен принимать решение самостоятельно. Я глубоко люблю и уважаю вас. Я даю вам слово, что не занимаюсь и не буду заниматься прозелитизмом среди вас, не буду "вербовать" тех, кто хочет остаться членом "Сиона".

Я благодарен Лютеранской Церкви за все благословения Святого Духа, которые получил в ней и в первую очередь за дар Святого Крещения, за строгое обучение по многим основным доктринам веры, за Святую Евхаристию, которая хранила мою веру, и за милость служения трем приходам. Я благодарен вам за ваши молитвы, за советы, укоры и требования, и за вашу дружбу, от которой я не собираюсь отказываться. Все добро, которое я получил от вас, вы мне дарили незаслуженно, от щедрости своей.

29 октября 2006 г.
Опубликовано на сайте "Православие и мир"
Английский оригинал опубликован на сайте Conversi ad Dominum