ПРАВОСЛАВИЕ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

«Душа по природе христианка»

Справка:   М.М, Дунаев родился 22 августа 1945 года в Москве. Окончил филфак МГУ, защитил кандидатскую, позднее — докторскую диссертацию по филологии. Преподавал в Московском университете, Московских духовных школах, удостоен звания профессора МДА. Награжден орденом Преподобного Сергия Радонежского (III степени) за усердные преподавательские труды. Автор более 200 книг и статей. Скончался 4 сентября 2008 года после тяжелой и продолжительной болезни.

В декабре 2008 года в «НЕВ» была опубликована статья Ю. Паниной « Непрочитанный Пушкин» — о христианском контексте известных произведений не только русской, но и зарубежной литературы. Признанным авторитетом в этой области был Михаил Михайлович ДУНАЕВ (1945—2008 гг.) — автор шеститомного труда « Православие и русская литература», доктор филологических наук, доктор богословия, профессор Московской Духовной академии. Сегодня мы публикуем его интервью с корреспондентом сайта Московского подворья Свято-Троице-Сергиевой Лавры «Благословение» Александриной Вигилянской, опубликованное в мае 2005 года. 

- Михаил Михайлович, связь русской культуры с Православием, в лоне которого она родилась, очевидна. Однако современная филология, претендующая на звание «строгой науки», зачастую принципиально уклоняется от осмысления всего « слишком человеческого». В результате, за скобками остаются размышления о духовном мироощущении автора, его нравственных ориентирах и вообще обо всем, что напрямую связано со смысловым полем произведения. Как Вы прокомментируете эту тенденцию, и что лежит в основе Вашего подхода к изучению литературы?

- Я как раз считаю, что тот метод, о которым Вы говорите, и есть ненаучный. Наука подразумевает наличие четких критериев, некоего эталона, который служит исследователю надежным ориентиром. Когда этих критериев нет, то филолог рискует попасть под влияние чисто вкусовых пристрастий, и его исследование неминуемо перешагнет границы строгой объективности.

В каком же случае можно считать те или иные критерии анализа объективными? Лишь тогда, когда они являются для нас чем то высшим и превосходящим узкие рамки личных мнений, предпочтений, суждений. Если у каждого из нас будет своя, индивидуальная, мера длины, то невозможно будет измерить даже эту комнату, в которой мы с Вами беседуем: такие измерения никогда не приведут к единому результату. Значит, для подлинно научного подхода необходим высший эталон, который не зависит от каких бы то ни было субъективных пристрастий. Приложив к нему нашу линейку, мы уже сможем строить какую то систему рассуждений.

Для меня таким незыблемым критерием служит Священное Писание и Священное Предание Церкви. Эта сокровищница духовных ценностей неизмеримо выше нас, только здесь в полной мере присутствует духовная объективность. Литературу можно рассматривать с разных сторон. Однако предмет моего осмысления — не столько сфера эстетического, сколько мера соответствия тех или иных смыслов литературного произведения высшему образцу, который дан нам в Евангелии. Порой я слышу: нельзя искусство поверять Катехизисом. Да, художественные особенности нельзя. Но систему мировоззрения художника, которую он нам предлагает,— можно и должно.

Каждый писатель дает свой взгляд на мир и предлагает нам увидеть этот мир его глазами. Любое явление жизни получает в искусстве свою точку зрения. Конечно, это авторское намерение не всегда лежит на поверхности, может выражаться не прямо, а опосредованно, подчас оно даже не осознается самим художником. Но попытка дать свой образ мира и повести читателя за собой стоит за творчеством любого художника. И это усилие автора не остается без ответа: вспомним, что до начала ХIХ века русский человек не умел видеть красоты нашей природы — этому, как точно заметил Белинский, научил его Пушкин. Таким образом, любой текст в той или иной степени воздействует на нас: это входит в суть авторского замысла.

Однако и от читателя требуется какое то умственное усилие для восприятия произведения искусства. Мы не можем слепо и не разбирая дороги следовать за движением авторской мысли, путь которой нам неизвестен. Мы не должны оставаться безразличными, пассивно принимая то видение мира, которое нам предлагает художник. Все это далеко небезобидно. Например, Виктор Пелевин высказал такую точку зрения: «Мир — это анекдот, который Бог рассказал Самому Себе». Представляете, каковы же мы будем, если примем в себя эту точку зрения? Вот чтобы избежать опасности подпасть под влияние подобного видения и понимания жизни, и необходимо сопоставлять художественный мир произведения с высшим эталоном. Такое сопоставление помогает лучше понять писателя, разобраться в тех вопросах, которые он ставит в своем творчестве.

Зачастую талантливого писателя воспринимают как учителя жизни и, не имея иной опоры, становятся последователями его идей, что далеко не всегда бывает созвучно с учением Церкви. Николай Семенович Лесков, например, считал, что Спасение возможно вне Церкви. Человек, который возьмет на себя труд обратиться за разрешением этого вопроса к писаниям Святых отцов, удостоверится, что путь ко Христу возможен только через Церковь. Поэтому и я в осмыслении литературы ориентируюсь на тот образец, который позволяет понять, насколько верен тот или иной литературный образ, насколько соответствует евангельской Истине направление мысли художника.

- Возможна ли такая ситуация, когда исследователи, имеющие один и тот же образец для осмысления литературы, тем не менее, по разному интерпретируют авторские идеи? Скажем, для одних творчество А. Чехова безоговорочно вписывается в православную картину мира, другие же воспринимают чеховские произведения как описание беспросветности, скуки, серости и, главное — бессмысленности жизни, что противоречит христианскому миропониманию …

- В осмыслении литературного произведения нельзя уходить от текста в область личных интерпретаций. Я твердо убежден, что ограничивать творчество А. П. Чехова его пессимистичными настроениями неправильно: такая точка зрения вытекает исключительно из вкусовых пристрастий читателя и не может претендовать на объективность. На мой взгляд, художественный мир Чехова гораздо шире, богаче, разнообразней. Все дело в том, что Чехова надо уметь читать. Это писатель, который говорит совершенно на ином эстетическом языке по сравнению, скажем, с И. С. Тургеневым. Ошибка же тех, кто воспринимает чеховское творчество как живописание скуки жизни заключена именно в таком неправильном — в русле тургеневской эстетики — прочтении Чехова. Ярчайший пример, опровергающий подобное понимание Чехова,— это повесть «В овраге»: я убежден, что, несмотря на кажущуюся мрачность сюжета и повествования, это одно их самых светлых произведений русской литературы. В ответ на обвинения в пессимизме сам Чехов говорил, что это умонастроение никогда не смогло бы породить, например, такой рассказ, как «Студент». В ответ на упреки в чеховском неверии можно привести свидетельство таганрогского протоиерея, который видел писателя в момент его коленопреклоненной молитвы в церкви (кстати, лишь о трех писателях в истории русской литературы сохранились подобные свидетельства — о Гоголе, Достоевском и Чехове). Существуют и воспоминания чеховского врача Альтшуллера, лечившего его в последний период жизни: он свидетельствует о том, что писатель носил нательный крест. Согласитесь, что неверующий человек никогда не стал бы этого делать.

- Однако, судя по современным филологическим исследованиям, даже наличие высших критериев литературоведческой оценки (мы говорим о евангельском образце) не всегда может уберечь от крайностей субъективного истолкования …

- Повторяю, что такие ошибки возникают у исследователя тогда, когда помимо самого художественного текста и Священного Писания как эталона для сопоставления, он начинает привлекать собственные домыслы. В советские времена мы сталкивались с искаженной интерпретацией литературы в связи с попыткой вписать ее в русло советской идеологии и соцреалистического метода. Однако, к сожалению, и сегодня часто встречаются такие литературоведческие выводы, которые искажают смысл произведения. Случается, что это искажение продиктовано и желанием представить художника как истинного христианина, приписать его героям какие то христианские качества. Один из вопиющих примеров такого произвольного обращения с текстом — это интерпретация концовки «Евгения Онегина», с которой я недавно столкнулся.

Все помнят, как заканчивается пушкинский роман: Онегин приходит к Татьяне, в доме никого нет, Татьяна читает письмо. Это интерпретируется так: никого нет, потому что все ушли к заутрене. Поскольку дело происходит весной, то это, конечно же, Страстная седмица (у Пушкина об этом не сказано ни слова). Татьяна осталась дома, поскольку ей надо готовиться к исповеди: поэтому то она и читает письмо … Аргументация основана на каких то смутных домыслах исследователя, которым руководит лишь желание сказать что то новое.

- Говоря о христианских основах творчества Чехова, Вы опирались на факты, свидетельствующие о его вовлеченности в сферу духовной жизни. Всегда ли таких свидетельств достаточно для того, чтобы считать творчество того или иного писателя христианским? Знакомы ли Вам примеры православных по духу произведений, авторы которых в жизни были далеки от христианской веры?

- Во-первых, «душа по природе христианка» — это стало уже банальной истиной. Во-вторых, приведу сравнение, которое мне очень понравилось : если огурец засунуть в банку с рассолом, то он обязательно станет соленым. Если человек живет и творит в лоне какой то культуры, то он, так или иначе, впитает в себя ее соки. Например, уже упомянутый нами Иван Сергеевич Тургенев, который не считал себя христианином и прямо говорил, что он не имеет веры, тем не менее, в своем творчестве давал христианский взгляд на вещи. Этим он обязан той культуре, в которой был воспитан. Описывая церковную жизнь, с которой он не был знаком, Тургенев, что называется, допускал откровенные «ляпы»: скажем, у нас очень любят цитировать тургеневские описания того, как дьячок «раздувает паникадило» или как неверно изображено Таинство Соборования. И, несмотря на невежество Тургенева в тонкостях церковной жизни, его творчество в значительной степени соответствует духу христианства.

Дело в том, что Тургенев интуитивно уловил симптомы духовной болезни, которые возникают в человеческом существовании, лишенном веры во Христа. Он показывает трагедию безверия. И именно это — а вовсе не социальная сторона русской жизни в момент смены дворянства разночинцами,— является главной темой тургеневского творчества. Конечно же, социальные вопросы также очень волновали Тургенева (и они, безусловно, важны для понимания исторического пути России), однако основная проблема, которая стоит в центре его произведений, — это трагедия безбожного сознания. И это состояние обреченности безбожного человеческого существования передано Тургеневым чрезвычайно точно, поскольку он на собственном опыте остро чувствовал, что значит жить, не имея веры. Таким образом, несмотря на то, что Тургенев сам так и не смог прийти к Церкви, его произведения свидетельствуют о бессмысленности жизни вне веры и Церкви.

- Что для Вас является критерием гениальности в искусстве?

- Для того, чтобы считать произведение искусства гениальным, на мой взгляд, необходимы три составляющие: точное и верное отражение жизни, глубина ее понимания и высота художественного уровня. Однако, к сожалению, не все могут почувствовать и оценить подлинно гениальное произведение. Мне, например, известно высказывание одного современного политического деятеля, для которого даже Евангелие ничего особенного в себе не заключает. Многим неинтересен Толстой, скучен Достоевский … Так что понимание гениального творения искусства требует от читателя определенного уровня развития: он должен обладать соответствующей этому произведению способностью к глубокому и вдумчивому осмыслению тех вопросов, которые ставит перед собой художник, и иметь внутреннюю потребность в обращении к ним.

- Может ли талантливый, но далекий от Православия художник породить гениальное произведение искусства?

- Да, может. В этом случае его гениальность будет обязана высокому эстетическому уровню и верности отражения жизни. И, конечно, той безошибочной интуиции, прозревающей христианские истины, которая присуща лишь гению. Безусловно, говоря о верности жизни, я не имею в виду только лишь творчество в рамках реалистического метода : иные направления в искусстве также могут давать верное и точное изображение жизни (конечно, не «в формах самой жизни», как в реализме, а другими художественными средствами). И даже у такого «реалиста» как Гоголь похождения носа вовсе не противоречат «правде жизни».

- Не кажется ли Вам, что систематизация искусства и обозначение в нем направлений (сентиментализм, романтизм, реализм, символизм и т. д.) настолько условны, что сильно обедняют восприятие творчества?

- Действительно, всякая систематизация условна. Явление всегда шире системы, закона, метода. Но, тем не менее, в изучении и осмыслении литературы систематизация помогает понять закономерности ее развития. Просто необходимо помнить об условности и умозрительности, которые неминуемо присутствуют во всяком системном подходе. Говорить же о том, что вся литература однородна и в ней нельзя выделить никаких закономерностей — тоже крайность, которая уводит от ее верного истолкования.

- Михаил Михайлович, у Вас большой опыт общения со студентами: Вы преподаете в Духовной академии уже 15 лет, что в контексте исторических изменений в нашей стране — целая эпоха. Скажите, пожалуйста, изменились ли за это время студенты? Отличаются ли современные студенты от тех, что были раньше?

- Все студенты разные, и нельзя их воспринимать как некую одноликую массу. Если же говорить о студенчестве в целом, то нельзя не отметить процесс заметного снижения уровня образования, в том числе, и у поступающих в семинарию. Откуда люди приходят? Из школы. А наши школы очень изменились, и уровень обучения сильно упал. По моему убеждению, делается это сознательно.

- Зачем?

- А затем, чтобы русский народ деградировал все дальше и дальше. Сейчас в нашей стране царит чудовищное невежество. Я помню, в одной из телевизионных передач корреспондент спрашивал у людей, гуляющих по Красной площади, кто такие Минин и Пожарский. Никто не смог ответить на этот вопрос. Не знают ни кем был Керенский, ни даже кто такой Ленин! На это часто говорят: вот и хорошо, что имя Ленина ушло в прошлое и подрастающему поколению неизвестно. На мой взгляд, такой подход в корне неверен: русский народ должен знать о граблях, на которые наступал. Как бы мы ни относились к Ленину, мы должны быть осведомлены в вопросах исторического пути России. И я уверен, что даже изучение марксизма (конечно, не в том объеме, который нам предлагался в высшей школе) необходимо для целостного представления о нашей истории.

Поэтому, к сожалению, изменения в современном студенчестве происходят именно в сторону снижения уровня их образованности. Иногда они не знают даже такие хрестоматийные вещи как то, что, скажем, « Война и мир» состоит из 4 х, а не из 2 х томов …

- Вы сказали, что сегодня существуют конкретные силы, заинтересованные в уничтожении России. Что это за силы, чем они руководствуются ? Что происходит с сознанием современного человека?

- Это называется «тайной беззакония». Разумеется, во все времена происходило много такого, что можно назвать «исторической суетой». Но сегодня «тайна беззакония» стала конкретной силой, которая руководит мировыми процессами. Я, разумеется, не стал бы говорить о каком то заговоре тайных обществ, которые придумывают проекты как погубить Россию. Но то, что существуют определенные силы, которые выражают эту «тайну беззакония»,— это непреложный факт. И борются они с тем, что составляет полноту Христовой Истины — то есть, с Православием. А поскольку основной носитель православной веры (хотя бы в чисто количественном отношении) — русский народ, то именно он испытывает на себе это пагубное влияние.

Таким образом, Россию пытаются оторвать от ее православных корней — и эта политика осуществляется ее поборниками вполне успешно. Красноречивый пример — попытка ввести в школах факультатив «Основы православной культуры». Стоило об этом только заговорить, как со всех сторон начались нападки на Церковь. И это — показатель либерального общественного мнения по отношению к Православию, к нашей культуре и истории, что, на мой взгляд, свидетельствует о процессе духовной деградации современного человека.

- Вопрос к Вам как к человеку верующему и представителю нашей культуры : в чем, по Вашему, должна сегодня выражаться культурная политика Церкви?

- Как сказал один уважаемый мною человек, который также имеет непосредственное отношение и к Церкви, и к культуре, «сегодня наша культура расцерковилась, а Церковь раскультурилась». Это необходимо преодолевать. Культуре нужно воцерковляться — и тогда она обретет верные критерии, эталоны и образцы. Но ее воцерковление, разумеется, не должно принимать форму навязывания (как некогда было с марксизмом). Оно должно осуществляться через внутреннее сознательное приятие человеком Христовой Истины.

Но и Церкви, со своей стороны, также необходимо двигаться навстречу культуре, впитывать в себя ее опыт, оценивать его. К сожалению, среди нынешних православных верующих, в том числе и среди священников, сегодня очень много культурно непросвещенных, элементарно необразованных людей. Более того, в Церкви существуют и такие, кто даже враждебно относится к самой идее культуры. Логика их рассуждений такова: зачем нам ваш Достоевский? Лучше мы будем читать и изучать наших Отцов Церкви! Что можно на это сказать? С одной стороны, подобное отношение — проявление умственной и душевной лени, с другой — самая настоящая гордыня. Я же, в свою очередь, могу утверждать, что без Достоевского писания Отцов Церкви кому то могут быть непонятны.

Дело в том, что культура обогащает людей реальным опытом. Почему многие люди, читая Евангелие, ничего в нем не видят? Потому что у них нет внутреннего опыта постижения евангельских идей. Мироощущение человека определено и обусловлено его прошлым опытом. А культура дает колоссальные возможности для расширения и обогащения духовного кругозора. Она приобщает человека к опыту постижения бытия, каким бы болезненным он ни оказался, и это имеет огромное значение для роста и формирования полноценной и свободной личности.