Будучи возмущена тенденциозными сообщениями, распространяемыми в либеральных газетах еврейского пошиба о батюшке Иоанне Ильиче Сергиеве, об этом глубокочтимом и всеми уважаемом пастыре и молитвеннике, я решилась написать то, что по его молитвам совершилось со мной и моими близкими. Пишу одну чистую правду.
      Как этот светильник спас мою жизнь, свел с ложного пути, на котором могла совсем погибнуть, увлекшись страшно спиритизмом, как он взял меня под свое руководство, как духовную дочь, и, поставив на настоящий путь, сделал меня искренней христианкой.
      Теперь только кратко излагаю то, что имело особенно сильное влияние на укрепление моего молитвенного чувства; позднее имею намерение издать свой дневник полнее, потому что в последние четыре года, проживая при устроенном батюшкой Санкт-Петербургском Иоанновском женском монастыре, видела много других случаев, показывающих, что это действительно великий молитвенник и великий пастырь Церкви Христовой.
      Е. Духонина

      19 февраля 1907 года.
      Первый раз я услыхала о батюшке Иоанне Ильиче Сергиеве в 1888 году, в городе Выборге, при таких обстоятельствах: мой муж служил в финляндском округе, занимал место выборгского коменданта, и ему, как искреннему русскому патриоту, страшно тяжела была эта служба, потому что постоянно приходилось сталкиваться со шведами и финнами, противниками всего русского, и когда он стал просить о переводе его в Россию и из предложенных ему двух дивизий, по моему совету, выбрал худшую, расстроенную, вместо другой, блестящей, чем вызвал в своих товарищах удивление, что не умеет пользоваться обстоятельствами и сам будто бы портит себе карьеру – он стал волноваться и унывать, стал винить и меня, что посоветовала неправильно. Я впала в отчаяние и стала подумывать, что не стоит жить. Моя приятельница, видя меня в таком настроении, посоветовала мне прибегнуть к молитвенной помощи отца Иоанна Кронштадтского. Я написала ему письмо в Кронштадт, прося помолиться за нас. И когда получила от него телеграмму – “молюсь, Господь милостив, успокоит и утешит вас”,– я воскресла душой, побежала с телеграммой к мужу; а он, еще не видав ее, сказал: знаешь ли, со мной произошла перемена, я совершенно успокоился и убежден, что правильно поступал. Что слушать людей, ведь не они, а Господь все устраивает. Когда же прочел телеграмму, сказал: вот почему со мной такая перемена, Господь услыхал молитвы этого праведника! Сейчас же мы с ним поехали в церковь и отслужили благодарственный молебен и помолились за дорогого батюшку.
      В 1890 году, находясь в Орле, мне опять пришлось обратиться к батюшке Иоанну Ильичу Сергиеву и по его молитве я снова получила утешение. Заболел мой племянник двенадцати лет: корь осложнилась воспалением легких; доктора приговорили его к смерти, которой и ждали с часу на час. Я послала ответную телеграмму батюшке, прося помолиться, и не успели еще принести ответ, как мальчик вдруг заснул хорошим покойным сном, личико его оживилось, мертвенная бледность пропала, доктор, находившийся при нем, пришел в изумление и сказал мне: смотрите, какие хорошие признаки, еще, пожалуй, поправится; тут подали телеграмму батюшки такого содержания: Бог милостив – пошлет исцеление. И с этой минуты началось выздоровление.
      Познакомилась я с дорогим батюшкой Иоанном Ильичом в Москве, в 1892 году, когда муж занимал должность начальника штаба Московского округа. Познакомившись случайно у кавалерственной дамы В. Е. Чертковой с С. Я. Бурхарт и узнав, что она ездит с батюшкой, мы с мужем упросили ее привезти к нам, если пожелает, 19 февраля. И вот в этот день мы имели счастье принимать этого светильника и молитвенника у себя. С этого дня я избавилась совсем от страшных мигреней, которым подвергалась каждые две недели с окончания турецкой войны. Мы устроили батюшке торжественную встречу, поставили на лестнице прекрасный хор певчих, к нам собрался весь штаб, чтобы получить благословение, и когда он приехал, мы с мужем выбежали на улицу, батюшка благословил нас и, поднимаясь по лестнице, все время держал свои ручки на моей больной голове; певчие встретили его пением. Войдя в залу, он поздоровался со всеми, благословил, поговорил с моим мужем и еще одним генералом, прошел в гостиную, где все было приготовлено для молебна; за молебном как-то особенно чудно молился, и у нас явилось молитвенное настроение и с душой что-то делалось особенное, и певчие пели с необыкновенным воодушевлением. Освятив воду, всем дал приложиться ко кресту, по моей просьбе, окропил всю квартиру святой водой; затем прошел в столовую, где был приготовлен чай и закуска, батюшка помолился, благословил меня и заговорил с мужем, расспрашивал о службе и относился к нему необыкновенно ласково. Спросил меня, чем я занимаюсь, и, узнав, что вся поглощена спиритизмом, сказал, что это занятие вредное, у вас нервы совсем расстроятся! И на мое заявление, что это так увлекательно, что я могу знать будущее не только свое, но и других, сказал: это занятие не угодное Господу, потому что с вами говорят недобрые духи; я бы вам посоветовал бросить эти занятия. Я сказала, что я никак не могу расстаться с этим, я с тоски умру, потому что света я не люблю, все удовольствия мирские мне противны; что мое давнишнее желание – это поступить в монастырь! Батюшка вдруг как-то неожиданно для всех сказал: что же, под конец вашей жизни, может быть, вы и будете в монастыре, а теперь все-таки поменьше занимайтесь спиритизмом. Поговорив с мужем о политике, выразил ему удовольствие, что познакомился с ним, хорошо так благословил всех нас, а с мужем поцеловался; я от всего сердца расцеловала С. Я. Б., что она доставила нам такое счастье. Мы проводили батюшку до кареты, садясь в которую, он еще благословил меня и опять положил ручку на голову. Певчие пропели концерт. Проводив батюшку, мы с мужем весь день блаженствовали.
      Затем батюшка несколько раз был у нас в Москве; но последний раз он видел мужа моего в 1895 году, когда мы попросили к себе батюшку, чтобы посоветоваться с ним и получить его благословение на новую жизнь и на переезд в Минск для командования 4-м армейским, бывшим Скобелевским, корпусом и чтобы поблагодарить его, что по его святым молитвам я совершенно излечилась от мигреней. Батюшка приехал такой благодатный, веселый, отслужил молебен, за которым мы со слезами молились, дав приложиться ко кресту, окропил нас обильно святой водой. И затем, придя в столовую, спросил меня, продолжаю ли я все заниматься спиритизмом, я сказала, что продолжаю; он покачал головкой и сказал: ох, нехорошее это занятие, совсем не угодное Господу; вы совсем расстроите свое здоровье! Затем мой муж сказал: дорогой батюшка, ей совсем не хочется ехать в Минск, да и я не прочь остаться еще пожить в Москве; не благословите ли вы мне отказаться от предлагаемого мне назначения. Батюшка особенно ласково посмотрел на моего мужа, обнял его и сказал: ведь вы знаете, ваше превосходительство, что все делается по воле Божией – значит, Господь предназначает вас на этот пост, и мой вам совет: взять предлагаемое место. Господь знает, что вам нужно и полезно для вашего спасения, то и посылает. Впрочем – простите меня, что я так высказал вам мое мнение, вы опытнее меня и сами лучше знаете, как вам поступить. Муж был глубоко тронут сердечностью батюшки, поклонился ему в ноги и от всего сердца поблагодарил за совет; тут и я поклонилась ему в ножки и просила принять мою глубокую благодарность за излечение моих головных болей. Батюшка стал говорить, что не он вылечил, а Господь исцелил по моей глубокой вере. Тогда мой муж сказал: и так благословите, дорогой батюшка, на перемену моей жизни и на переезд наш в Минск. Батюшка благословил и крепко поцеловал его, как любящий отец; но я заметила, что лицо у батюшки сделалось грустное, как будто он в последний раз смотрел на него. Затем, поговорив о Скобелеве и о текущих делах, батюшка еще благословил нас и уехал.

      22 декабря 1895 года.
      Вчера похоронила бесценного мужа, с которым прожила счастливо целых тридцать пять лет, будучи любима, как только можно любить в этой жизни. Он умер 17 декабря скоропостижно и не дома, в Минске, а в Москве, в Лоскутной гостинице, и в момент самой хорошей жизни и в ожидании еще высшего назначения по службе. Как я перенесла это горе, одному Господу известно, молитвы батюшки и тут помогли мне. С. Я. Б., узнав о постигшем меня горе, приняла живое участие во мне и тот же час просила телеграммой батюшку помолиться об умершем и обо мне. И не оставила меня, пока совсем меня не устроила. Батюшка приехал сегодня, обласкал меня, утешил, отслужил панихиду, благословил иконой Иверской Божией Матери. Затем исповедал меня; я ему рассказала всю мою жизнь и выразила желание идти в монастырь. Но он еще строже преосвященного Тихона, который опускал гроб моего мужа в могилу, велел не переменять образа жизни и не думать о монастыре; сказал, чтобы не смела и думать об этом, а продолжала жить, как жила, даже не лишая себя некоторых удобств и привычек, благословил съездить в Минск, устроить там все и переселиться жить в Москву, не велел даже продавать лошадей, а пока подержать и их. Одно только прошу и даже умоляю – бросьте ваши занятия спиритизмом и с сегодняшнего дня, чтобы вы уже больше не разговаривали с вашим мужем, да и ни с кем. Это я вам запрещаю, и прошу вас не читать ничего из написанного вами, да лучше всего, сожгите все ваши писания. Это был для меня такой удар, как я и сказать не умею, потому что я уже начала беседы с мужем и они меня ужасно увлекали. И когда я сказала, да как же мне отказаться от этого, когда меня только и поддерживают эти беседы, он так строго сказал: это не поддержка, а погибель, молитесь Господу усерднее, Он вас поддержит и привлечет к Себе, а если вы не оставите, то смотрите, чтобы Господь не отвернулся от вас. Я сказала, что постараюсь не писать, а только тетрадок позвольте не уничтожать, да вот возьмите и посмотрите, как там хорошо написано. Он взял тетрадку, ласково благословил и сказал – прочитать я прочитаю, но разрешения заниматься все-таки не дам; обещаю вам, что буду за вас молить Господа, чтобы он поддержал вас и дал вам сил хорошо перенести это горе. И уехал. Мне стало легко и спокойно.

      16 сентября 1897 года, Москва.
      О, счастье! Молитва моя услышана! Батюшка отец Иоанн посетил меня сегодня; отслужив молебен с водосвятием, освятил всю мою квартиру, которая ему очень понравилась. Сегодня я упросила батюшку взять меня в свои духовные дочери.
      Когда я обратилась к нему с этой просьбой, он очень милостиво посмотрел на меня и спросил:
      – А ты будешь меня слушаться всегда и во всем?
      – Батюшка, ведь вы меня знаете, вот уже два года, как, по вашему приказанию, я бросила заниматься спиритизмом.
      – Да! Да! Знаю! – и задумался. Тогда я, встав на колени, стала умолять его следующими словами:
      – Возьмите, дорогой батюшка, прикажите что-нибудь делать, если в чем виновата, наложите епитимью – все выполню с радостью.
      Батюшка, ласково улыбнувшись, сказал:
      – Ишь какая прыткая,– затем очень серьезно прибавил, – в духовные дочери я тебя беру, а о жизни... да вообще все это слишком серьезно, дай мне подумать.
      И, поцеловав меня в голову, он прошел в столовую, где я его упросила взять на память от меня моей работы вязаное одеяло. Батюшка принял, сказав:
      – Да какая же ты рукодельница, спасибо, спасибо тебе.
      Я подала батюшке полученную телеграмму от игуменьи Орловского Введенского монастыря, в которой она приносит глубокую благодарность батюшке за ее исцеление.
      Он сказал:
      – Слава Богу, когда я был в Орле, мне сказали, что она сильно заболела; я служил в соборе и послал ей сказать, чтобы она не смела болеть, а сам от всего сердца просил об этом Господа, и вот Он, Милосердный, услышал мою молитву.
      Затем батюшка благословил меня и уехал.