15.

29 июня 1871 года

     Поздравляю вас с днем вашего Ангела, и все, что только может пожелать душа душе спасающейся, было выражено в моем молитвенном желании об вас сегодня.

16.

10 сентября 1871 года

     8 сентября все мои собрались у меня и пили чай в той комнате, которая около гостиной, - она очень маленькая, - я сидела и лежала на кровати, кто на стуле, кто на скамеечках, кто на ящиках, кто просто на полу, - всем было хорошее место. Разговаривали. Общее требование высказалось в том желании, чтоб я указала, что нужно, что потребно для спасения, что есть спасение души? Требование это вызвало мое любимое слово, вызвало меня на то, чтоб я указала им, что - единое нужное, единое на потребу, единое, дающее спасение и жизнь духу, единая цель, к достижению которой стремятся все души и все духи Ангельские, - есть Господь. Но для того, чтоб все пришло к этой единой цели, чтоб все в душе объединилось Единым искомым, нужен труд всесторонний, чтоб во всем трудилась, во всем находилась душа и от всего отрешилась. Во всем искала Господа, искала добра, приводящего к Нему, и отрешилась от себя, от того зла, которое отчуждает от Господа и возвращает самость. При этом я не могла не указать на те сети, которыми опутывает враг души человеческие, обманывая их и отводя от спасения. Знает он, бывший Денница, к какой славе и блаженству призывается человек, и всеми силами старается попрепятствовать исполнению воли Божией во спасение человека. И подмешивает он свою сладость ко злу, чтоб ею уловить души наши, и любим мы эту сласть врага и ею заменяем вечное блаженство. Полюбим лучше, говорила я, горечь подвига духовного, болезнь отречения, чтоб этой горечью и болезнею избежать сетей вражиих и выйти на путь, ведущий к Единой цели, к Единому Спасению, к чему во всю вечность будут стремиться духи и души праведных. Мне грустно, что ваши отношения к А. Ж. приняли такую натянутость. Есть в ней то, что может быть залогом вашей неизменной дружбы к ней, - это ее искание Господа. В отношении меня, что бы ни было у нее, - я человек, около меня искать нечего, и общение ради меня такое же непрочно и ложное, как и я сама. А ради Господа, и в Нем Одном общение душ вечное. Поэтому вам не следовало бы отдаляться от нее, нужно только поверить ее желанию спасения и помогать ей в этом искании: то подкрепить ее дух унывающий - силою веры, то возбудить ее стремления ко спасению, объясняя пользу отрешения от того, из чего слагается жизнь земная и ее утешения, и так далее. В отношении А. Ж. вам нужно тоже приобретать любовь к ближнему, ту любовь, которая не ищет своей пользы, но пользы и спасения ближнего.

17.

21 сентября 1871 года

     Не стесняйтесь писать ко мне и часто и много, никогда меня это не отяготит. А если бы что и отяготило, то зачем же беспокоиться об этом, разве не к труду мы призваны? разве труд не есть наше настоящее дело? Да избавит нас Господь от дел увлеченных, приятных, сладких, как я выражаюсь, а от труда я не желала бы уклоняться.

18.

5 октября 1871 года

     Не отвечаю на все ваши вопросы духовные, надеюсь скоро видеться и беседовать с вами. На сегодня скажу только одно, что исповедание Господа спасающего, как духовное делание, может быть принято душою не только в течение целых часов и дней, но даже и годов. Не скажу, чтоб оно заменяло молитву, но в нем может пребывать душа долгое время, не переходя к молитве, если сама молитва не придет. Когда от лености, от рассеянности нет молитвы, тогда нужно ее поискать с трудом; когда от восстания страстей отходит она, тогда надо побороться и отречься от причины страстей; когда от уныния, от помрачения душевного не находит ее душа, тогда лучше всего пребывать в исповедании Единого спасающего.

19.

30 ноября 1871 года

     Наше стадо понемногу прибавляется: вчера была принята под руководство еще одна послушница, после целогодичного испытания нашего искания и ее. В монастыре у нас утвердилось такое убеждение, что ко мне под руководство духовное так трудно попасть, что лучше и не искать этого; кто же решится поискать, тот решается всею душою. Отчего же я так стеснила вход к себе? Оттого, что очень тесен путь. Тесен он тем, что требует отречения полного, тесен тем, что ни в себе, ни около себя не дает человеку видеть опору на этом пути, тесен еще более тем, что во мне, как в названном руководителе, видит трость ветром колебимую, часто приклоняющуюся к земле и почти сокрушенную. А в руководителе всегда хочется видеть твердый жезл, на который во всякое время можно было бы опереться. Но этого я не могу и даже не хочу дать. Довольно того, если руководитель укажет, где искать, где найти это жезл, и блаженна душа, если найдет его, этот непоколебимый жезл опоры, в Едином Крепком и никогда Неизменном, вечно Живущем Господе.

20.

10 декабря 1871 года

     Жду от вас письма, уведомляющего меня о том, что уединение, молитва, чтение и вообще вся обстановка жизни монастырской принесла вам душевное спокойствие, укрепило ваши силы для того, чтоб вновь начать делание спасения, и что в этом делании вы ощутили усиление веры, которой дала место самость, разбитая немощами. Да, на почве смирения вырастают хорошие плоды. В познании греховности своей душа верою познает Господа. А в самости, что она будет видеть и знать, кроме себя? А свое "я", как бы оно ни было хорошо и украшено добром, - что оно может дать? Ни света, ни жизни. В нем есть сила, страшная, воюющая против всех заповедей Божиих, против ближних, против Самого Бога, сила, убивающая самую душу, лишающая ее добра, жизни, Бога. В минуты покоя трудно усмотреть, какой дух движет всеми действиями человека, даже добрыми, даже стремлением ко спасению, к добру, к Богу. Но во время искушений обнаруживается то, что было неясно. Если Господь управлял душою, то время искушений будет для души временем побед и венцов, временем сильного преуспения. Если же самость управляла действиями человека, то во время искушений сила ее на нее же обращается и мучит бедную душу, как пленницу, отводя ее в самую глубь ада.
     Но все-таки эти минуты лучше воображаемого покоя. В эти минуты душа может правильно понять свое состояние, не обманывается воображаемым добром своим, и понятий ума не сочтет своим достоянием. В это время, если только правильно отнесется ко всему, в это благословенное время, может низко, низко сойти душа. И если она согласится полюбить свою низость, свою полную нищету, если отдаст предпочтение ближним и Господу, - порадуется, что Он Один высоко и что есть приближающиеся к Нему из моего естества, тогда вкусит утешение от того добра, которое не самость создает, но ее умерщвление. Говоря вам о том, что я считаю полезным немоществовать иногда, я говорю вообще; вашего же теперешнего состояния я не знаю и, признаюсь, даже не понимаю, отчего могло произойти такое сильное немоществование. Думаю, не огорчила ли я вас чем? Отец Архимандрит говорит правду, что я к вам слишком строга, он очень не хвалит меня за это, а мне кажется даже больше этого: по отношению вас я беру на себя не свое. Простите мне эту дерзость, и в знак совершенного прощения выскажите то, что имеете против меня. Только полная откровенность может уничтожить то стеснение, которое я замечаю в вас. Помолитесь за меня, многогрешную, но желающую вам всего доброго, спасительного.

21.

1 января 1872 года

     Поздравляю вас с новым годом, желаю вам здоровья, мира душевного и обновления жизни. Великий Арсений говорил ежедневно: "Господи! ничего доброго не сделал я, даруй мне хотя с нынешнего дня начать!" А нам хотя бы с каждым новым годом начать вновь, с новым произволением, с новым стремлением духа отрекаться от всего старого в нас, чтоб приобресть общение с тем новым, обновленным естеством, которому обещано воскресение. Даруй, Господи, начать и чаще, чаще начинать.

22.

4 марта 1872 года

     Теперь вы уже в Петербурге. Господь да благословит вас и да поможет вам потрудиться в пользу истины! Вы боитесь рассеянности при встрече с родными и знакомыми и, конечно, рассеянность будет, но только бояться ее не следует. Сидя в келлии, мы боремся с помыслами страстными, греховными, а среди людей - с самими страстями. Вот и выходит одно и то же, только в последнем случае борьба обширнее, живее, действительнее. В келлии мы изучаем слово Божие, а среди людей должны стараться исполнять его. В Петербургских гостиных заповеди Божии могут исполняться на деле, и вы не сетуйте, что не успели выписать их из Евангелия. Исполняться же они могут тогда, когда вы свою душу будете становить на пути самоотвержения, а целию действий своих будете иметь отречение. Это состояние души сейчас же укажет на то, что должно быть в ее отношениях с людьми, с ближними. Она сейчас найдет эту среднюю меру, которая чужда сласти, человекоугодничества, как одинаково чужда холодности, жестокости, жесткости. Эта средняя мера есть любовь. Не беда, если вы увлечетесь иногда и понемоществуете, но беда, если при этом вы сойдете с того места, где я советую вам стоять. Блаженное самоотвержение! Пребывая в нем, и среди огня не сгоришь, и среди воды не утонешь, а с самостью не только в затворе келлии, но и в самом раю погибнешь.

23.

8 марта 1872 года

     На первой неделе мы говели, и в воскресенье мне что-то захотелось поговорить со своими дочками. Собралось их человек десять и, между прочим, говорили о любви к ближнему. Ближнего надо поставить на то место, где сам стоишь, значит, прежде надо сойти с того места, где стоишь. Где же это то место, где стоишь? Это весь мир, видимый и невидимый. Везде самость захватила все себе, ничего не хочет уступить ближнему, и как же может любить душа ближнего, когда чувствует, что он у нее все отнимает, имея на все такие же права, как и она. Вот она и видит его врагом своим и ненавидит его. Надо все у себя отнять, чтобы уступить все ближнему, и тогда-то, вместе с ближним, душа обретет и Господа.

24.

5 апреля 1872 года

     Сегодня прочла в книге Исаака Сирского одно слово и так осталась довольна и утешена им, что закрыла книгу. Он говорит, что "для верующего любовь к Богу достаточное утешение и при погибели его". Желаю, чтоб это слово утешило и вас и придало вам силу даже в самой немощи вашей.

25.

15 апреля 1872 года

     Накануне светлого праздника Пасхи пишу вам и поздравляю вас и желаю вам встретить его с духовной радостию. Мы не приготовили себя как следует, или даже хоть сколько-нибудь к тому, чтоб радоваться духом, но самое событие, воспоминаемое грядущим праздником, так велико и благотворно, что оно действует радостно, светло и во тьме.

26.

25 января 1873 года

     Благодарю вас и всех близких мне по духу, всех сострадавших мне. Общая любовь, общая молитва умилостивили милосердного Господа, и моя болезнь, видимо, подалась. Конечно, далеко до того, чтоб сказать, что болезнь прошла, думаю, что она потребует еще продолжительного лечения и ухаживания за собою, но она настолько уменьшилась, что бывают часы, когда я забываю, что болезнь живет во мне, и живу и действую так, как живут и действуют здоровые. Отец Архимандрит уехал от нас 22-го числа. Много, очень много утешил он меня своим приездом. Чем более я знаю его, тем более вижу в нем плоды правильного духовного руководства. Моя душа отдыхает в беседе с ним, а его способность к самоотвержению удивляет меня и укрепляет мой слабый дух. При всем, что он имеет доброго, в нем есть еще такой задаток к духовному восхождению, что я не знаю и меры его будущему преуспеянию духовному, если Господу угодно будет продлить его жизнь телесную и духовную. Все это я говорю вам одному, - он не любит, когда я ему пророчествую что-нибудь больше сознания греховности своей, но это-то сознание и есть основание, с которого никогда не должна сходить душа, и если потерять его, то не только большого не получишь, но погибнет и путь, ведущий к добру.

27.

16 февраля 1873 года

     Письмо это вы получите в Великий пост и это будет очень кстати, потому что вы наверно более другого времени будете склонны прощать ближнего, а этим письмом я прошу прощения у вас, так как пишу его на последних днях сырной недели, в дни, назначенные Православной Церковию для прощения. Всегда нам найдется, за что прощать друг друга, и я нахожу покой, когда сочту себя виновной. А пред вами я виновата в том, что часто требую от вас того, чего сама не имею, - простите.

28.

20 февраля 1873 года

     Поздравляю вас с наступившей Четыредесятницей, которую желаю провести в совершенном здоровье и духовном подвиге. Мы по обычаю монастырскому, говорим: "с душевной пользой", но польза не от нас, а от Господа, об ней будем молить Его милосердие, а я желаю вам пребыть в подвиге, потому что подвиг - от нас, в нем пребывать нам нужно непрестанно, а теперь и время способствует ему и Церковь помогает. В чем же должен состоять подвиг? и какая цель его? Подвиг должен состоять в отрезвлении тела от сонливости, от лености, чтоб оно бодро стояло на службах церковных, на келейных молитвословиях. В отрезвлении души от уныния, ума - от помыслов суетных, сердца - от чувств страстных, чтоб всецело внутренний человек предстоял пред Господом. Это-то и есть цель всех подвигов. Но приведет ли Господь достигнуть желаемой цели? Об этом опять не нам рассуждать, а подвиг оставлять было бы грешно и только одно уныние, подкрепленное неверием, основанное на развлечении, может пренебрегать им, сделавши своею целью удовлетворение своих страстных влечений. Но нехорошо и то, что вы очень унываете от напора искушений. Бросьте свое смущение, я не хочу его видеть в вас! Помыслы безнадежия - от врага, а я не хочу, чтоб вы прислушивались к его внушениям. Господь не попустит нас погибнуть. Он победит врага и наши страсти. Он дарует нам вечное спасение Своим непобеждаемым милосердием. Я верую в это и, зная вашу душу, не нахожу вины не иметь и вам этой веры, полной и неизменной. Немощи наши не погубят нас, но может погубить нас неверие, от чего да избавит нас Господь Своим милосердием.

29.

2 марта 1873 года

     Вы занялись чтением Петра Дамаскина. Да, я помню, что желала читать его с вами, не для того чтоб читать собственно Дамаскина, но чтоб в своих беседах с вами иметь руководителя. Вам одному его читать не знаю, будет ли полезно? Если б вы читали просто как слово Божие, недоступное пониманию нашему, недоступное толкованию, недоступное усвоению, то тогда всякая книга могла бы без вреда читаться вами. Но вы все хотите усвоить, взять силою и потому выходит, что самое полезное слово обращается во вред. Что если вздумаете усвоить те восемь видений, о которых говорит Петр Дамаскин? Что если вы будете держать себя силою хоть на первом из них? Думаете, я похвалю вас за это чтение? Нужно знать меру свою, нужно держаться того слова, которое прилично нашей мере, мере невозрожденного человека. "В поте лица твоего хлеб твой снеси". И нам ли мечтать о духовных видениях, когда мы еще не попотели в труде, чтоб приобресть свой насущный хлеб, когда земля нашего сердца родит постоянно терния и волчец? Господи! помилуй нас по велицей Своей милости! Господь да покроет вас Своей милостию! Вот желание и молитва преданной вам искреннейше.

30.

31 марта 1873 года

     В первый раз я была у обедни в пятницу на Крестопоклонной Неделе. Вошла в церковь в ту самую минуту, как пели: Кресту Твоему покланяемся, Владыко. Я прямо подошла и приложилась ко кресту. После долгого и мучительного страдания мне было умилительно, отрадно лобызать крест Христов, прославляемый Церковию, славить Единое искупающее нас страдание. Потом я стала на свое место, пока прикладывались сестры. В это время продолжали петь стихи: "...и древа спасения вкусивши, греховных страстей свободу улучихом". Моя душа отозвалась на эти слова с глубоким сочувствием. Внесли святый крест в алтарь, ушла и я в церковный придел, где пролежала всю обедню. А потом опять проболела... Всякое ваше делание благословляю, молю Господа, чтоб оно было для вас спасительно, вело бы к познанию силы Божией и своей немощи, к простоте и вере.

31.

1 мая 1873 года

     Хотя я буду в Крыму, почему бы вам не продолжать писать мне о своем духовном делании? Я не обещаюсь всегда отвечать вам, но, слушая что-нибудь ваше, я не утерплю, чтоб не сказать вам свое, а если Господь вразумит меня, то Его слово.

32.

30 мая 1873 года

     Вы просили меня сказать вам свое мнение об определении отца Архимандрита, что вас надо держать в грязи. Я думаю, что это для нас с вами слишком высокое слово. И потому, что у вас нет и решимости быть затоптану в грязи, нет и веры к тем, кто бы вас там поддержал, да у кого же найдется столько самоотверженной любви, чтоб вас перевести чрез эти непроходимые, низменные болота, в которых не только смиряется ум, но теряется и обоняние и вкус ко всему, что есть хорошего на белом свете? А иного пути-то нет - вот в чем наша беда.

33.

3 июня, Себрово

     У нас сегодня с родными был разговор об уме. Выше его и дороже его ничего нет в человеке, а я говорила, что прежде и мое суждение было такое же, потому что умом познаем мы все, что есть хорошего и прекрасного на свете. Но теперь я согласна лишиться и ума, лишь бы не лишиться веры. Ум и чувства - это орудия века сего, они усовершенствуются или умаляются, судя по летам и по направлению жизни каждого. Вера - это око души; она душу вводит в бессмертие, в силу духовную. Но сама вера, как человеческое чувство, тоже ничто, а Господь, к Которому приводится душа верою, - Он есть сила и источник жизни вечной, в Нем и чрез Него все бессмертно, все свято, все неизменяемо. Что же после этого ум человека? Без Бога, без Господа, он - безумие, он ничто.

34.

Феодосия, 31 августа 1873 года

     Не понимаю, на чем основана ваша жизнь, когда маленькая рассеянность, - переделка окон в келлии и т. п. - может вас наполнить помрачением, пустотой и безжизненностью? Пойдите всмотритесь, поймите на чем была основана жизнь того великого старца (кажется, Сисоя), который говорил: "Если небо с землею столкнется, и тогда не ужаснется душа моя и не отлучится ум мой от памяти Божией". Где же теперь вы, и на чем стоите? Или тот, кто говорил: "Ни высота, ни широта, ни глубина" и т.д., или: "Аще взыду на небо, Ты тамо еси, аще сниду во ад, Ты тамо еси". Отчего же вы все теряете от переделки окон в вашей келлии? Оттого, что только ум свой отдаете в работу, им одним все хотите приобресть и держать, а сердца своего боитесь отдать в рабство заповедям Божиим, боитесь, что ему будет больно. Вот оно-то, наполняясь ощущениями чуждыми, не дает и уму стоять на том месте, где вам хочется его держать.

35.

25 сентября 1873 года

     ...Но не спешите уверять меня, что вы ее простили уже, что помирились с ней в душе. Я не поверю минутному увлечению чувства. То, о чем я говорю, - дар Божий. Это невозмутимый мир, это любовь - все носящая, которая дается душе по очищении ее не только от пристрастий, но и от страстей. Наше же дело познать их в себе и подъять труд отречения от них. Но и увидать их в себе мы не могли бы, если б Господь, по человеколюбию Своему, не открывал бы их в нас, посылая такие обстоятельства, которые их обнаруживают в нас. Познается же страсть в душе, когда ощущается болезнь сердца томящая, давящая, возмущающая помыслы душевные, наводящая уныние. Пока не ощутила душа свободу, пока не вкусила мира и любви, - не говорите и не думайте, что пристрастие было уничтожено. Оно только огорчено, приняло другую форму и в этой-то форме его возможно стало узнать. Когда оно услаждает, тогда его трудно познать, а когда огорчает, тогда легко. Благодарите же Господа, что Он дает нам познание пристрастий и страстей наших и Сам выручает нас, освобождая от них душу горькими опытами жизни, а еще больше святым и Животворящим словом Своим.

36.

19 декабря 1873 года

     Душевное состояние мое таково, что требует много труда. А в труде нужно потерпеть, и еще потерпеть, и еще потерпеть. Чтоб цель терпения был труд, чтоб цель труда - выносливость в терпении. Дальше этого не должен идти труд, ближе этого не должно останавливаться терпение. Но без Господа, ни того, ни другого не достигнет душа и опять: трудится и терпит с немощию и самоукорением.

37.

26 февраля 1874 года

     ...Исполняя мои поручения, имейте в виду мою волю и желание и мысль, а не свою. От своих же соображений всегда отрекайтесь, - иначе это будет не послушание, а совершенное самочиние.

38.

30 марта 1874 года

     Накануне праздника Святой Пасхи поздравляю вас и хотя еще не приветствую вас радостным: Христос Воскресе!, но желаю вместе с мироносицами приникнуть к тому гробу, где во Христе почило все человечество от работы греху и диаволу. Моя мысль очень часто бывает с вами и у вас. Да хранит Господь нас всех и нашего отца Архимандрита! Пишите мне чаще, прошу вас, и извещайте об его здоровье.

39.

10 июня 1874 года

     Вот вы какой! трудитесь для меня много-много, а сами все укоряете себя, что плохо исполнили послушание, все беспокоитесь, что я буду недовольна. Ведь за это всякий добрый человек удивлялся бы вам и похвалил бы вас за смирение, за недоверие к себе и своим трудам. Чувствую, что и мне бы следовало так сделать, а я вот собираюсь сделать вам замечание, или, как выражается отец Архимандрит, - нагоняй. Отчего вы не подождали и не потерпели молча? Если бы вправду остались недовольны исполнением вашего послушания, высказали бы вам, и тогда вы могли бы оправдаться и сказать все, что у вас было на душе. А то так много оправданий представили, так смиренно каетесь и укоряете себя, что если бы и действительно была бы в чем-нибудь ваша ошибка, то опять всякий добрый человек, кроме меня, спешил бы успокоить и утешить вас. Но по-монашески ли это? Где тут иноческое терпение, молчание, подклонение под все случившееся? Где путь к тому, чтоб дать действовать обстоятельствам, руководителю сущу Самому Господу? Во всем действует самость, она все поправляет сама, оправдывает себя, очищается, вырывает душу несвоевременно из того состояния, куда поставило ее попущенное Господом обстоятельство, в котором она могла бы поучиться и самоукорению, и смирению, и самоотречению, если бы потерпела и пождала как следует.
     Но в том случае ваше смущение было напрасное, и если бы действительно потерпели молча, то и увидали бы, что оно было от врага. Непременно вы почувствовали бы сильные порывы смущения, помрачающие сердце и доводящие до ропота. Это самые явные признаки вражеского смущения. Послушание же ваше так хорошо Господь помог вам исполнить, что за него, кроме благодарности, я не имею ничего больше сказать. Вы все уповаете на руководство людей, и даете ему много цены. Конечно, оно было бы так, если б имелись духовные руководители, теперь же, в наше время, видимо, Сам Господь руководит души, ищущие спасения. Вот и вам своевременно посылает Он то, что вам на пользу. Я могла только усмотреть вашу нужду духовную, когда говорила вам об исполнении заповедей, а Господь посылает вам и обстоятельства и дела, где вы можете поработать и потрудиться. Но от человека ли это? Нужно только законно трудиться и всеми силами, чтоб не только работал дух, терпением сдерживая порывы ума, смирением - все порывы сердца, но чтоб познала душа всегда и во всем Единого Господа, Сущего всяческая во всем.
     У меня очень много дела, так что едва достает сил на ежедневные заботы. Но жизнь идет своим путем. На днях, возвращаясь с кирпичного сарая через сад, я посетила схимницу в ее затворе и передала ей понятие, вновь открытое моей душе о памяти смерти. А еще нет времени передать ей о памяти Страшного суда. Вам же скажу, что эта память имеет началом заповеди Божии, которые при постоянном деятельном обучении в них, делаются постоянным судилищем, с которого не может никуда уйти душа, тем менее забыть его. Думаю, что тогда молитва не далека будет от сердца, всегда подсудимого, всегда осужденного за свою нечистоту, за всечасные уклонения. Но довольно...

40.

15 июля 1874 года

     ...Потому-то и не сказала вам до сих пор, что я была крайне утешена милостию Божиею, сподобившею меня присутствовать при закладе церкви.
     Лик чудотворной иконы Казанской Божией Матери во время закладки, освещенный солнцем, был так радостно светел, что я не могла без умиления молиться Ей. Митрофанию нашу постригли 13-го числа, в день Архангела Гавриила. С таким чувством уничижения и прочувственного смирения она распиналась, что все присутствовавшие были тронуты и проникнуты страхом, а меня, покрывавшую ее мантией, оно умилило и сочувственно сокрушило.

41.

20 августа 1874 года

     ...Вы спрашивали о молитве. Но я много говорить о ней не могу по малоопытности. Молитва веры, молитва при сознании своей греховности, всесторонней немощности и недостаточности, - вот единственная непрелестная молитва человека, не достигшего чистой молитвы. А о чистой молитве мне говорить неприлично, как не имеющей ее. Она дар Божий, она венец жизни иноческой, она возможна при действии благодати Божией в сердце, или лучше сказать - она есть само то действие благодати. Путь к ней - чистота.
     Чистоту помыслов и чистоту чувств не трудно приобресть уединением, чтением, упражнением в молитве; но чистота сердца многими смертьми приобретается, она есть совлечение страстей. Попробуйте уединиться на некоторое время, попробуйте отрешиться от всякой заботы и попечения, отдайтесь молитве, и вы увидите, как улягутся смятенные помыслы, как успокоятся раскаченные чувства, вы начнете в мирном и внимательном настроении молиться. Но там, в груди, есть тяжесть непонятная, которая давит и давит. Без всяких порывов, без всяких желаний, но лежит, как камень, на сердце, производит тьму и тесноту, которая, как стена, стоит между душою и Господом. Эту стену может разрушить только благодать Божия, при нашей решительной борьбе со страстями по заповедям Божиим. А для нас, во тьме страстей живущих, необходима молитва сокрушенная при вере в Господа спасающего.

42.

6 марта 1875 года

     Помните, я говорила вам о том, что желаю положить начало, но какое начало, не сказала. "Терния и волчцы возрастит тебе земля", и "В поте лица твоего хлеб твой снеси". - Вот это начало. Земля моего сердца постоянно родит терние страстей. С трудом искоренять их, при постоянной бдительности над сердцем, решается воля, усматривая их разумом, действуя на них именем Господа Иисуса Христа.