1. Науку следует отличать от так называемого “научного мировоззрения”, которое лишь использует науку в идеологических целях.

2. Именно христианство дало толчок к развитию науки нового времени. Но в XVIII веке на науку обществом были возложены задачи религиозные: создать рай на земле и преобразовать природу человека. Эти надежды наука не оправдала.

3. В отличие от католического, православное понимание соотношения разума и веры предвосхитило современные взгляды на эту проблему. Сейчас, когда в науке открыты принципы неопределенности и дополнительности, нельзя утверждать, что в системе научных знаний Богу нет места.

4. Сегодня диалог между наукой и религией вышел на новый уровень. Если раньше факты требовали осмысления в законах, то теперь сами законы требуют своего объяснения. Почему пространство трехмерно, а время одномерно? Один из мучительных вопросов современной космогонии: что было до времени t=0°, то есть это вопрос о рождении и смерти вселенной. Круг замкнулся – вопросы у теологии и науки снова общие.

5. Создание любой стройной системы приводит к мысли об Абсолютном бытии, вот почему среди крупных ученых так много людей верующих.

6. Классические принципы научной этики для современной науки оказались недостаточны. Наука не может для себя самой выработать “правила игры”, которые не позволили бы ей выйти из-под контроля и “проглотить” человечество. Сейчас уже стало ясно, что такие принципы могут быть выработаны только вне науки. Процессы взаимодействия и сближения науки и религии позволят такие принципы выработать.

Казалось бы, в России наука и религия никогда не входили в такое тяжкое противоречие, которыми отмечена вся западная история. В России не было инквизиции и церковь не организовывала преследование ученых. Напротив, самые выдающиеся отечественные ученые в подавляющем большинстве были людьми религиозными и принадлежали к Православной Церкви. Достаточно вспомнить великого Ломоносова.

Однако нигде на планете не был так радикально поставлен вопрос о несовместимости науки и религии. Искусственно пересаженный на российскую почву западный конфликт между верой и знанием был многократно усилен властью во имя достижения конкретных идеологических и политических целей и в послереволюционное время. Но быть может именно поэтому мы, как ни один народ, в свете этого опыта можем многое сказать и самим себе, а, возможно, и всему миру.

Уже по одному тому, что в церкви должны были быть люди, способные читать и писать, церкви и монастыри с древности становились центрами светских знаний, в первую очередь, гуманитарных. Но вместе с тем в отношениях церкви и научной общины были процессы по делу Коперника и Галилея, начавшими размежевание и отчуждение.

При внимательном рассмотрении этих случаев становится ясно, что это не был принципиальный конфликт между верой и знанием, и даже не конфликт между религиозной и научной картиной мира. Это был конфликт между существовавшими тогда научными гипотезами. В случае с Коперником столкнулись геоцентрическая и гелиоцентрическая гипотезы. Возникает вопрос: причем тут Евангелие? При чем образ Христа Спасителя? При чем величайшие нравственные заповеди? Но если для Галилея и Коперника это и был спор о научной идее, то для их оппонентов это был спор о вере, о христианской доктрине. Дело в том, что усилиями тогдашних богословов геоцентрическая система Птолемея была включена в официальное церковное учение. Вызов этой теории, таким образом, по сути означал вызов церковному учению. И, к сожалению, церковь вовлеклась в этот конфликт.

Почему научные взгляды эпохи были включены в католическую доктрину? Причина хорошо известна. Это бытовавшее тогда в богословских кругах Запада отношение к Библии не только как к книге Откровения, но и как к источнику естественнонаучных знаний, и в частности, в области космогонии и астрономии. Идеи Галилея и Коперника ниспровергали эти знания и воспринимались как сознательно противоречащие Библии, т.е. еретические. При таком подходе к Библии инквизиторы были обречены на конфликт с наукой, и этот конфликт произошел.

Библия – это книга Откровения, содержащая богодухновенные религиозные истины.К счастью, восточное православное богословие сохранило в основном именно это отношение к библейским текстам. Хотя в более позднее время, особенно в целях апологетики, иногда и попадала в плен западным схоластическим идеям.

Но кроме исторической вины богословов-схоластов, в нарастании этого конфликта есть вина и другой стороны. Несмотря на то, что уже в XIX веке в результате развития научной библеистики богословием практически были сняты все недоумения, породившие конфликт, со стороны науки интереса к диалогу заметно не было.

Я вспоминаю, когда впервые в истории в Кремль пригласили представителей церкви на заседание Совмина под председательством Н.И. Рыжкова, и там впервые нам пришлось отстаивать саму идею преподавания религии в школе. Нужно сказать, что тогда советское правительство, понимая, какие процессы происходят в обществе, было открыто ко многим переменам. И вот когда мы дошли до темы преподавания в школе, даже милейший Николай Иванович прервал заседание, точнее мое выступление, и сказал: “Владыка, ну с этим мы никогда не согласимся! Как же можно соединить религиозное и научное мировоззрения!”

Это противопоставление по сути своей ошибочно. Мы являемся свидетелями того, как этот миф рухнул. Религиозное возрождение в СССР началось именно в крупных городах, культурных центрах при самом активном участии интеллигенции, не в последнюю очередь – научно-технической.

Могут быть противопоставлены мировоззрения религиозное и нерелигиозное, религиозное и атеистическое. Как одно, так и другое мировоззрения могут включать или не включать научную картину мира. Примеров безрелигиозного и одновременно ненаучного мировоззрения много. И не в них ли причина всякого рода суеверий, шарлатанства в нашем современном обществе?

Мировоззрение – это не только взгляд на устройство физического мира. Это еще и система ценностей, включая нравственные. В их формировании помимо науки огромную роль играет социальная среда, культура и религия. Чтобы наука и религия не входили в конфликт, нужно ясно осознать, что они нацелены на достижение разных целей, которые не следует путать. Религия описывает отношения человека к Богу и к окружающему нас миру, в первую очередь, к другим людям. Наука же изучает и описывает сотворенный Богом мир. Вторжение одной в сферу другой всегда чревато, по меньшей мере, недоумением.

Религия не может быть источником естественнонаучных знаний и никогда не должна на это претендовать. Наука же не может быть источником знаний религиозных. При этом сам по себе научный прогресс в раскрытии тайн мироздания может служить источником религиозного вдохновения, ибо рисует захватывающую картину целесообразности и разумности творения, свидетельствующую о безграничном разуме Творца. Именно о таком соотношении веры и знания сказал Эйнштейн: “Моя религия есть глубоко прочувствованная уверенность в существовании высшего интеллекта, который открывается нам в доступном познанию мире”. Я имел возможность в 1983 году участвовать в одной международной конференции вместе с великим советским академиком А.А.Баревым, много потрудившимся в области молекулярной биологии. Этот старец-ученый однажды за завтраком в гостинице сказал мне: “Открытия в области молекулярной биологии сегодня создают замечательные предпосылки к положительному восприятию религиозных истин”.

Вторая половина ХХ века представляет особые условия для взаимодействия науки и религии. Человечество осознало, что обладает способностью уничтожить само себя, реально воплотив ужас Апокалипсиса. В нем о кончине мира сказано очень прикровенно, альтернативно, как бы либо-либо. Либо новое небо и новая земля, либо адский пламень всесожжения. А в посланиях апостольских ясно сказано, что мир будет существовать до тех пор, пока не возьмется от мира нечто “удерживающее”. Богословы на протяжении всей истории мучительно размышляют о том, что такое “удерживающее”, что удерживает мир от распада, а человеческую историю от трагического завершения? Некоторые считали, что это Римское государство, сам институт власти, институт права, и в каком-то смысле эти богословы были правы.

Но если попытаться посмотреть на эту проблему в контексте всей мировой истории, то становится ясно, что “удерживающее” – это добро. Зло никогда не находится в состоянии статическом, оно динамично. Если род человеческий не поставит пределов злу на уровне личности, семьи, общества, государства, всей человеческой цивилизации, а зло разовьется, вытеснит и истребит добро из человеческой общины, то у человечества не будет никаких потенций к историческому существованию. Оно найдет силы истребить само себя. И инструментом этого уничтожения могут быть колоссальные достижения науки и техники.

Буквально куда ни брось взгляд, везде захватывающие перспективы и страшные опасности. Если раньше наше внимание концентрировалось вокруг достижений в области ядерной физики, то сегодня всплывает и генная инженерия, и создание искусственного интеллекта. Почти в любой сфере современного естественнонаучного знания маячит некий призрак глобальной опасности.

Как же удержать мир от использования этих достижений в страшных целях? Я не верю, что можно ввести какой-то мораторий на определенные исследования, скажем, в области генной инженерии. Все это будет, конечно, нарушено, во имя обогащения, во имя власти, славы. Единственное, что может спасти людей от злоупотребления научно-техническим прогрессом – это нравственное чувство. А это та сфера, где естественная наука бессильна. Поэтому сегодня встает вопрос таким образом: либо прогресс науки и техники будет сопровождаться нравственным прогрессом человечества, либо у человечества нет шансов. Перед лицом этой апокалиптической опасности у нас нет иного пути, кроме диалога и сотрудничества.