Владислав Цыпин

ИСТОРИЯ РУССКИЙ ЦЕРКВИ

1917-1997

ГЛАВА V

ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ НА КАНОНИЧЕСКОЙ ТЕРРИТОРИИ
МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА ЗА ПРЕДЕЛАМИ
СОВЕТСКОГО СОЮЗА
(1918–1940)

В результате гибели Российской империи и гражданской войны значительная часть территорий, прежде принадлежавших империи, оказалась за пределами Советского Союза. На этих территориях образовались новые государства: Финляндия, Эстония, Латвия и Литва. Была восстановлена государственность Польши, в состав которой помимо собственно польских земель вошли также белорусские и украинские земли на западе России и Галиция, принадлежавшая прежде Австро-Венгрии.

После того как в начале 1918 г. румынские войска заняли Бессарабию, Священный Синод Румынской Православной Церкви без согласования с Московской Патриархией распространил свою власть на территорию ее Кишиневской епархии. Румынские церковные власти хотели оставить на Кишиневской кафедре архиепископа Анастасия (Грибановского), предлагая ему войти в Синод, но он как иерарх Русской Церкви отказался и, удалившись в Константинополь, затворился там в Галате, в подворье русского афонского Свято-Пантелеимонова монастыря. По постановлению Священного Синода Румынской Церкви в управление Кишиневской епархией вступил епископ Хушский Никодим (Никулеску). Глава Русской Церкви Патриарх Тихон отреагировал на захват епархии двумя посланиями, адресованными председателю Синода Румынской Церкви митрополиту Молдавскому и Сучавскому Пимену, составленными в октябре 1918 г. В них Патриарх Тихон резко протестовал против антиканонических деяний священноначалия Румынской Церкви, которая "своим односторонним, предпринятым без согласия Русской Церкви решением не имела права определить судьбу Кишиневской епархии в смысле подчинения ее своей власти, после того как православная Бессарабия в последние сто лет составляла нераздельную часть русского церковного тела; такой образ действий Румынского Священного Синода противоречит одинаково и духу христианской любви, и исконным каноническим указаниям, и священным обычаям православной Церкви. Указание на то, что будто политическое единение всегда влечет за собой и единение Церквей, не может в данном случае служить оправданием для румынской церковной власти, во-первых, потому, что оно само не оправдывается историей, и, во-вторых, потому, что такая точка зрения покоится на смешении природы церковной и политической жизни, разнородных по самому своему существу... И к тому же и самый акт присоединения Бессарабии к Румынскому королевству, как мы утверждали это и ранее, далеко еще не является общепризнанным с международной точки зрения и может быть подвергнут пересмотру при окончательном учете результатов мировой войны". Послание Патриарха заканчивалось предупреждением: "Если Румынская Церковь, невзирая на выставленные нами возражения, попытается насильственно закрепить за собой положение, мы вынуждены будем прервать всякое братское и каноническое общение с Румынским Синодом и принести настоящее дело на суд других православных Церквей"³¹⁴.

Румынский Синод пренебрег законным протестом Патриарха Тихона и в 1919 г. поставил на Кишиневскую кафедру архимандрита Гурия (Гроссу), русского клирика молдавского происхождения, выпускника Киевской Духовной Академии, бывшего в канун революции настоятелем монастыря в Смоленске, затем бежавшего в Румынию, в Яссы. Митрополит Евлогий (Георгиевский) писал о Гурии, что, несмотря на русское образование, это был воинственный румынский шовинист, который приветствовал вхождение Бессарабии в состав Румынии³¹⁵. После захвата Кишиневской кафедры Гурий был запрещен в священнослужении Русской Православной Церковью. Почти половину населения Бессарабии составляли православные русские и украинцы. Шовинистический курс архиепископа (а потом и митрополита) Гурия вносил разлад между единоверцами румыно-молдавского и славянского происхождения. В приходах епархии искоренялось церковнославянское богослужение. О нравственном облике этого архиерея можно судить и по тому обстоятельству, что в 1936 г. он был предан гражданскому суду за похищение 1,5 млн. лей из Кишиневского епархиального управления. Его преемником стал митрополит Ефрем (Тигиняну).

После возвращения Бессарабии в состав Советского Союза значительная ее часть была включена в Одесскую епархию, а в Кишинев в декабре 1940 г. временно управляющим Кишиневской и Бессарабской епархией был назначен епископ Тульский Алексий (Сергеев). В мае 1941 г. он был возведен в сан архиепископа и стал правящим архиереем Кишиневской епархии, но через месяц началась Отечественная война и последовала новая оккупация Бессарабии Румынией, продолжавшаяся до августа 1944 г. Архиепископ Алексий (Сергеев) был эвакуирован в Центральную Россию.

* * *

После избрания в 1917 г. архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) на Владимирскую кафедру вместо архиепископа Алексия (Дородницына), уехавшего на Украину, временное управление Финляндской епархией поручено было викарному епископу Сердобольскому Серафиму (Лукьянову). 17 января 1918 г. он стал самостоятельным правящим епископом, а с 1920 г.— архиепископом Финляндским и Выборгским. Ввиду отделения Финляндии от России в июне 1919 г. Собор Финской Церкви в Сердоболе (ныне Сортовала) обратился к Патриарху Тихону с ходатайством о полной самостоятельности, которая и была дарована в 1921 г.³¹⁶ Но финское правительство хотело полного разрыва канонических уз Православной Церкви Финляндии с Московским Патриархатом. Власти потребовали ввести в церковное употребление григорианский календарь. Архиепископ Серафим вынужден был подчиниться, но это требование вызвало протест и неповиновение со стороны большинства монахов древних обителей Севера: Валаама и Коневца. Многие монахи покинули монастыри; другие, оставшись в своих обителях, держались за старый, юлианский, календарь и подвергались за это преследованию. В монастырях Валаама и Коневца произошло разделение на ново- и старостильников.

В 1925 г. финское правительство потребовало от архиепископа Серафима в трехмесячный срок выучить финский язык и сдать экзамен, если он желает сохранить управление Церковью. Этому оскорбительному ультиматуму владыка Серафим не подчинился, за что был устранен от церковного управления и заточен в монастырь на острове Коневце, по ходатайству митрополита Западноевропейского Евлогия (Георгиевского) он был освобожден и сумел покинуть Финляндию. На его место был поставлен епископ Герман (Аав) — финн, прежде бывший священником в Эстонии. В 1922 г. под давлением финских властей он был избран викарием архиепископа Серафима, 8 июля 1922 г. в Константинополе, несмотря на протест правящего архиерея, Герман без предварительного пострига был хиротонисан Патриархом Мелетием IV во епископа Сортавальского. Став главою автокефальной Церкви, он был самовольно переведен в юрисдикцию Константинопольского Патриарха с титулом "архиепископа Карельского и всея Финляндии", что явилось нарушением канонических прав Русской Православной Церкви. В Выборге тогда образовалась община, окормлявшаяся священником Григорием Светловским, которая захотела перейти в юрисдикцию Западноевропейского митрополита Евлогия (Георгиевского). Правительство Финляндии ликвидировало этот приход. В 1927 г. в Хельсинки была устроена еще одна община в юрисдикции митрополита Евлогия, что вызвало очередное недовольство со стороны архиепископа Германа. Он обвинил митрополита Евлогия в проведении русской политики в Финляндии.

Средоточием и очагом православной церковной жизни в Финляндии оставался Валаамский монастырь. Ныне здравствующий Патриарх Московский и всея Руси Алексий II вспоминает: "Особенно мне запомнились паломнические поездки в Валаамский Преображенский мужской монастырь в 1938 и 1939 гг. Мы плыли пароходом до Хельсинки, оттуда по железной дороге ехали до Выборга и потом уже на монастырском пароходе до Валаама. Валаамская обитель с ее еще не разрушенными традициями монашеской жизни произвела на меня, десятилетнего мальчика, неизгладимое и по сей день впечатление. Запомнились встречи со старцами: схиигуменом Предтеченского скита Иоанном, иеросхимонахом Ефремом, схимонахом Коневского скита Николаем. С огромной душевной открытостью они встречали богомольцев — с душеспасительными беседами, с непременным самоваром... Эти старцы скончались уже в Ново-Валаамском монастыре в Финляндии, я посещал там их могилы. Сохранилась у меня и духовная переписка с монахом Иувианом, который писал мне, тогда десятилетнему мальчику, письма духовного содержания"³¹⁷.

30 ноября 1939 г., когда началась советско-финская война, в результате которой граница между двумя государствами была отодвинута с Карельского перешейка на запад, монахи Валаамского монастыря были эвакуированы в глубь Финляндии. Лишь 7 мая 1957 г. было восстановлено молитвенное каноническое общение между Русской Православной Церковью и Финляндской Автономной Церковью, Московская Патриархия признала юрисдикцию Константинополя над Финской Православной Автономной Церковью. Архиепископ Герман (Аав) ушел на покой в 1960 г. и скончался в 1961 г.

* * *

После мученической кончины епископа Ревельского Платона (Кульбуша), последовавшей 14 января 1919 г., в Ревель, переименованный правительством Эстонии в Таллин, на кафедру, ставшую самостоятельной, был переведен Порховский епископ Александр (Паулус) с возведением его в сан архиепископа. Патриарх Тихон предоставил Эстонской Церкви широкую автономию, но по настоянию эстонского правительства, стремившегося оторвать православный народ Эстонии (это были русские, сету и часть эстонцев) от Москвы, архиепископ Александр в 1923 г. обратился к Константинопольскому Патриарху Мелетию IV с прошением о принятии Эстонской Церкви под свое духовное окормление. Архиепископ Александр отправился с этой целью в Стамбул и 7 июля 1923 г. получил от Патриарха Мелетия томос, по которому была признана автономия Эстонской Церкви в юрисдикции Константинопольского Патриарха. В составе Эстонской Церкви была образована вторая, Нарвская, епархия, а Константинопольский Патриарх возвел архиепископа Александра в сан митрополита Таллинского и всей Эстонии, введен был в употребление новый календарь. Московская Патриархия не могла, естественно, признать канонически неправомерный переход. Митрополит Александр настойчиво проводил эстонизацию церковной жизни, несмотря на то что большинство православных были русскими.

Очагами монашеского подвижничества в Эстонии были Пюхтицкий женский и Псково-Печерский мужской монастыри; граница между Эстонией и Советской Россией по мирному договору 1920 г. прошла так, что ряд исконно русских городов и сел, включая и Печеры с древней обителью, отошли к Эстонии. Настоятелем Псково-Печерского монастыря был архимандрит Иоанн (Булин), сам по национальности сету. В 1929 г. отца Иоанна хиротонисали в викарного епископа Нарвского с сохранением за ним настоятельства в монастыре. Несмотря на свое происхождение, епископ Иоанн противился эстонизации церковной жизни, отстаивал неприкосновенность церковнославянского богослужебного языка. У эстонских властей это вызвало недовольство, и в 1933 г. Иоанн был устранен от управления Псково-Печерским монастырем и выехал за границу, в Белград. На родину он вернулся в 1941 г., после присоединения Эстонии к Советскому Союзу, но в годы массовой депортации был сослан в Сибирь и там бесследно исчез.

В 1933 г. на Печерскую кафедру был хиротонисан с титулом архиепископа маститый старец из вдовых протоиереев Николай Лейсман, эстонец; в том же году он был назначен ректором Эстонской духовной семинарии, на этой должности он оставался до ухода на покой в 1940 г. На викарную Нарвскую кафедру в 1937 г. хиротонисали вдового протоиерея, преподававшего закон Божий в русской гимназии, Павла (Дмитровского). Одним из видных церковных деятелей Эстонии был протоиерей Иоанн Богоявленский, брат митрополита Виленского Елевферия (Богоявленского). В 30-х гг. он редактировал выходивший в Таллине русский журнал "Православный собеседник". Как и большинство православных священнослужителей и мирян, отец Иоанн (впоследствии епископ Исидор) стремился к сохранению церковнославянского языка в богослужении и русского в проповедях, в школах и делопроизводстве. В 1938 г. он сумел открыть в Таллине богословские курсы с преподаванием по-русски. Одним из выпускников этих курсов был отец Патриарха Алексия II протоиерей Михаил Ридигер. Протоиерей Иоанн Богоявленский оказал большое духовное влияние и на самого будущего Патриарха Алексия II, который уже в 6 лет прислуживал в храме, помогая отцу Иоанну. В 1935 г. Собор Эстонской Церкви принял устав, по которому она получила наименование Эстонской Апостольской Православной Церкви. Однако этот новый устав не был утвержден Константинопольским Патриархом.

Одним из проявлений антирусского курса эстонского правительства явилось закрытие в 1936 г. кафедрального собора во имя святого великого князя Александра Невского. Правда, он не был разрушен, как храм Христа Спасителя в Москве или православный кафедральный собор Варшавы. После присоединения Эстонии к Советскому Союзу, 27 декабря 1940 г., на расширенном заседании Синода Эстонской Апостольской Православной Церкви было принято решение о восстановлении канонических отношений с Матерью Русской Церковью. В марте 1941 г. митрополит Александр (Паулус) посетил Москву и дал клятву в верности Патриархии. 31 марта Эстонская Церковь воссоединилась с Русской Церковью. Она была включена в Прибалтийский экзархат, во главе которого стоял митрополит Литовский и Виленский Сергий (Воскресенский).

* * *

Рижская епархия после перевода на Рязанскую кафедру архиепископа Иоанна (Смирнова) четыре года оставалась без правящего архиерея. Латвийские власти не разрешили въезд в Латвию ни митрополиту Серафиму (Чичагову), ни архиепископу Геннадию (Туберозову), которых святитель Тихон предполагал назначить на Рижскую кафедру. В 1918 — начале 1919 г. временно Рижской епархией управлял викарный епископ Ревельский Платон (Кульбуш). Лишь после того как на Рижскую кафедру предложено было перевести из Пензенской епархии архиепископа Иоанна (Поммера), по национальности латыша, вопрос о возглавлении Рижской епархии был улажен с латвийскими властями. Православный народ Латвии, русские и латыши, с радостью и любовью приняли своего нового архипастыря. В поисках компромисса с правительством архиепископ Иоанн ходатайствовал перед Святейшим Патриархом Тихоном о даровании его епархии самостоятельности в делах внутреннего управления, и это ходатайство было удовлетворено: 21 июня 1921 г. Патриарх Тихон, Священный Синод и Высший Церковный Совет признали внутреннюю самостоятельность Латвийской Церкви³¹⁸.

Архиепископ Иоанн (Поммер), назначенный в начале 1921 г., в своей архипастырской деятельности стремился объединить православных латышей и русских, и ему это удавалось. Популярность его в Латвии была велика, и в 1925 г. его избрали в республиканский сейм. В парламенте архиепископ Иоанн не без успеха отстаивал равноправие православной Церкви с другими Церквами Латвии. Со времени его избрания в сейм архиепископский дом с утра до вечера переполнен был просителями, и не только православными. Люди искали его заступничества, и он всегда настойчиво отстаивал справедливость, защищал неправедно обиженных. Архиепископ Иоанн одинаково хорошо проповедовал на родном латышском и русском языках. Многим особенно запомнилась речь, произнесенная им в память о почившем первосвятителе Российской Церкви святом Тихоне, которого он глубоко чтил. Свято хранил архиепископ Иоанн каноническое единство с Московской Патриархией, что после кончины Патриарха Тихона многих в Латвии раздражало.

В ночь с 11 на 12 октября 1934 г. архиепископ Иоанн был заживо сожжен на пригородной даче. Преступление так и не расследовали до конца, однако в народе считали, что возможных виновников убийства следует искать среди агентов латвийских властей или советской разведки. После его кончины в жизни Латвийской Церкви произошли серьезные перемены. Церковь без согласия Московской Патриархии перешла в юрисдикцию Константинопольского Патриарха. 29 марта 1936 г. митрополит Фиатирский Герман возглавил хиротонию во епископа с возведением в сан митрополита Рижского и всея Латвии бывшего до этих пор гарнизонным священником в Даугавпилсе Августина (Петерсона). В 1938 г. в Латвии была открыта новая Даугавпилсская кафедра. На нее хиротонисали Александра (Витолса).

После присоединения Латвии к Советскому Союзу латвийское духовенство через покаяние было принято в юрисдикцию Московской Патриархии. Митрополит Рижский Августин (Петерсон) ушел на покой.

* * *

С 1917 по 1921 г. Литовской епархией управлял викарный епископ Ковенский Елевферий (Богоявленский). 28 июня 1921 г. он назначен был правящим архиереем с возведением в сан архиепископа Литовского и Виленского³¹⁹. В конце гражданской и мировой войны его епархия оказалась разделенной государственной границей между Литвой и Польшей. Епархиальный центр Вильна вместе с Виленским краем, в котором сосредоточена была большая часть православного населения епархии, оказались в пределах Польского государства. Владыка Елевферий за решительное неприятие незаконной автокефалии Польской Церкви был подвергнут трехмесячному аресту в одном из католических монастырей. Только в апреле 1923 г. по настоянию литовского правительства он был освобожден и смог приехать в столицу Литвы Каунас. Архиепископ Елевферий не признал раздела епархии, учиненного священноначалием Польской Церкви, поставившей на Виленскую кафедру в 1922 г. архиепископа Феодосия (Федосиева).

Литовские власти не настаивали на отделении Литовской епархии от Московской Патриархии отчасти потому, что православных в республике было сравнительно мало, а среди литовцев почти не было. К тому же литовское правительство в своих притязаниях на Вильну, отторгнутую Польшей, встречало поддержку со стороны правительства СССР. Во всяком случае архиепископ Елевферий не встречал никаких затруднений со стороны властей в сношениях с Патриархией, которой он хранил безусловную каноническую верность. В октябре 1928 г. архиепископ Елевферий приезжал в Москву для доклада о своих епархиальных делах и о положении православной Церкви в Польше. В ноябре того же года владыка Елевферий был возведен в сан митрополита. После увольнения митрополита Евлогия (Георгиевского) от должности управляющего Западноевропейскими приходами Русской Церкви митрополит Елевферий был назначен на эту должность 24 марта 1930 г. как временно управляющий, с 30 апреля 1931 г.— как управляющий³²⁰.

После крушения Польского государства Вильна передана была Литве и стала столицей республики. Митрополит Елевферий переселился в свой кафедральный город, вскоре республика присоединена была к Советскому Союзу. 31 декабря 1940 г. митрополит скончался от менингита и был погребен в виленском Свято-Духовском монастыре. Его кончина глубоко поразила предстоятеля Русской Церкви. 17 января 1941 г. митрополит Сергий писал епископу Александру (Толстопятову) о последних обстоятельствах церковной жизни, главным образом связанных с возвращением в юрисдикцию Московской Патриархии западных епархий: "Ждет устройства Бессарабия. Туда командирован епископ Алексий (Сергеев). В Западную Украину и Белоруссию поехал (временно) экзархом архиепископ Николай (Ярушевич). Теперь нянчимся с Латвией и Эстонией. Командирован в Латвию и Эстонию наш архиепископ Сергий: Латвия принесла покаяние, а об Эстонии пока не знаем. А тут совершенно не ко времени заболел менингитом митрополит Литовский Елевферий, слишком близко к сердцу принимавший церковные болезни и вечером 31 декабря скончавшийся (на Крещение ему 20-й день). Архиепископ Сергий отпевал в Вильне. Что делать? "Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои" (Ис. 55. 8). Помолитесь о старце (72 г., а мне через 8 дней — 74)"³²¹.

27 февраля 1941 г. с возведением в сан митрополита на Виленскую кафедру был назначен архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский), одновременно ставший и экзархом Прибалтики.

* * *

Большая часть православных русских, оставшихся на исходе первой мировой и гражданской войны за пределами Советского государства, оказалась подданными Речи Посполитой, восстановленной в результате мировой войны и гибели трех империй. Бездарно проигранная командованием Красной Армии война с Польшей прочертила границу далеко к востоку от Западного Буга, исторически сложившейся естественной границы. По Рижскому договору от 18 марта 1921 г. в состав нового Польского государства вошли 7 западных уездов Волынской губернии, западные и южные (полесские) уезды Минской губернии, Гродненская губерния, Виленская губерния, на северную часть которой, включая саму Вильну, претендовала Литва, Холмщина, Подляшье. От распавшейся Австро-Венгрии Речи Посполитой досталась Галиция, населенная по преимуществу русинами. Существуют разные статистические оценки численности православного населения Польши ко времени ее восстановления: от 3,5 до 5 млн. До первой мировой войны на территории, вошедшей в состав Польши, находились 4 епархии: Варшавская, Холмская, Виленская, Гродненская, а также большая часть Волынской с викарной кафедрой в Кременце и часть Минской епархии. Вошедшая в состав Польши Галиция населена была главным образом униатами, но помимо униатов и католиков латинского обряда там проживало несколько десятков тысяч православных. В 1918 г. в православие, к вере предков, вернулось 25000 лемков (русинов) в Перемышльском повете.

В зависимости от политической ориентации и особенностей этнического самосознания униаты Галиции разделялись на русинов, помнивших о своих русских корнях, и украинцев. Польские власти разделяли своих русских подданных на несколько национальных групп: украинцев, русинов, "росийских" (с одним "с") и эмигрантов. Некоторые из русских числились поляками. В документах большинства белорусов, тех, кого не записали "росийскими" или поляками, в графе национальность делался прочерк, который следовало, очевидно, понимать так: пока национальности не имеет, но есть надежда, что впоследствии станет поляком.

На территории Польши находилось несколько православных епархий. Виленской епархией управлял епископ Елевферий (Богоявленский). Правда, он оказался на польской территории только 8 февраля 1922 г., когда Виленский округ вошел в состав Польши. На епископа Белостокского Владимира (Тихоницкого) возложено было Патриархом Тихоном окормление всей Гродненской епархии. Часть Волынской епархии, входившая в пределы Польского государства, находилась под управлением викарного епископа Кременецкого Дионисия (Валединского). Для окормления церквей Полесья Святейший Патриарх Тихон направил в Пинск епископа Пантелеимона (Рожновского), который по отцу был поляком. Назначенный на Варшавскую кафедру митрополит Серафим (Чичагов) не получил от польских властей разрешения на въезд в Польшу.

Польские власти стремились оторвать православные епархии на своей территории от Московской Патриархии. Свои попытки устроить в Польше независимую от Москвы православную юрисдикцию они начали с контактов с Белостокским епископом Владимиром (Тихоницким), видевшим путь к правильному устроению церковной организации в Польше в сохранении канонической зависимости от Патриархии и в созыве Всепольского Собора. И то и другое не соответствовало видам правительства Польши. Польским властям стало вполне ясно, что они не могут рассчитывать на епископа Владимира, после того как он — без согласования с ними, но исполняя поручение Святейшего Патриарха Тихона — рукоположил во епископа Бяло-Подляшского Сергия (Королева) с возложением на него временного управления Холмской епархией. Власти Польши не признали законности рукоположения, и епископ Сергий вынужден был жить в Яблочинском монастыре преподобного Онуфрия, не имея возможности исполнять возложенное на него послушание. Контакты правительства с епископом Владимиром прекратились. Новым кандидатом правительства на возглавление православной Церкви в Польше стал Кременецкий епископ Дионисий (Валединский). Министерство религиозных исповеданий пригласило его в июне 1921 г. в Варшаву для обсуждения проекта устроения высшего церковного управления в Польше, где вскоре по согласованию с польскими властями оказался архиепископ Минский Георгий (Ярошевский), эмигрировавший из России вместе с разбитыми войсками А. И. Деникина. Преимущество Георгия перед Дионисием заключалось в иерархическом старшинстве. Резиденция предполагаемого главы Польской Церкви устроена была в Варшаве, далеко от мест компактного проживания православных подданных Речи Посполитой.

Министерство религиозных исповеданий пригласило в Варшаву трех архиереев: архиепископа Георгия, епископов Дионисия и Пантелеимона — для решения вопросов, связанных с устроением православной Церкви в Польше. Епископы Владимир (Тихоницкий) и Сергий (Королев) в этой встрече не участвовали. Министр культов откровенно заявил русским архиереям, что вмешательство иностранных церковных властей, иными словами Московской Патриархии, в церковную жизнь Польши нежелательно. Архиереи выразили готовность добиваться автокефалии православной Церкви в Польше при условии, что этот путь будет санкционирован законной Патриаршей властью.

В августе 1921 г. польское правительство сообщило Патриарху Тихону через посланника Филипповича в Москве свою заинтересованность в автокефальном устройстве православной Церкви в Польше. Святейший Патриарх готов был к компромиссу. 15 сентября 1921 г. определением Священного Синода главе православной Церкви в Польше сообщались полномочия окружного митрополита (Поместный Собор 1917–1918 гг. издал Определение об объединении епархий Русской Церкви в митрополичьи округа). Патриарх Тихон своим указом от 27 сентября назначал архиепископа Георгия (Ярошевского) своим экзархом в Польше, правда, без перемещения его на Варшавскую кафедру, которую по-прежнему занимал не имевший возможности выехать за границу митрополит Серафим (Чичагов)³²². В своем послании Минскому архиепископу Георгию (Ярошевскому) Святейший Патриарх ввиду затрудненности сношений Патриархии с польскими епархиями даровал Церкви в Польше права автономии.

Между тем в православном епископате Польши обнаружились разногласия. Образовались две группировки, одна — в нее входили архиепископ Георгий (Ярошевский) и епископ Дионисий (Валединский) — сочувствовала видам польского правительства относительно автокефалии, другая же — весь остальной епископат — дорого ценила каноническую и юрисдикционную связь с матерью Церковью и видела в православных, живущих в Польше, часть единого русского народа, разделенного беззаконно образовавшимися в результате смуты границами. Духовенство и народ Волынской епархии не разделяли ориентации епископа Дионисия. Дело дошло до того, что около 85 приходов на Волыни вышли из повиновения, причем одни объявили, что они остаются в юрисдикции архиепископа Житомирского (Житомир, оказавшийся на советской территории, был ранее епархиальным центром всей Волыни); другие же хотели перейти в юрисдикцию Гродненского архипастыря, обязанности которого исполнял тогда Белостокский епископ Владимир. Но благодаря поддержке, которую оказала епископу Дионисию братия Почаевской лавры, находившаяся по указу Патриарха Тихона тогда под его началом, епископ Дионисий сумел сохранить власть над епархией. В октябре 1921 г. в Почаевской лавре состоялось епархиальное собрание, на котором решено было ходатайствовать о возвышении Кременецкой кафедры, которую занимал владыка Дионисий, в ранг епархиальной; кроме того, на собрании постановили открыть викарную кафедру в Луцке, а также начать издание церковной газеты на украинском языке.

Самый ревностный сторонник автокефалии, архиепископ Георгий, тщетно пытался преодолеть разногласия среди епископата. В сентябре 1921 г. он встретился в Гродно с владыками Елевферием и Владимиром. На 1 октября намечено было созвать архиерейский Собор в Почаеве. Но епископы из белорусских епархий не пожелали прибыть в Почаев, и Собор не состоялся. 24 января 1922 г. архиепископ Георгий созвал архиерейский Собор в Варшаве. Помимо владык Георгия, Дионисия и Пантелеимона (Рожновского), к которым впоследствии под давлением польских властей присоединился и епископ Владимир, в деяниях Собора участвовали секретарь Синода Александр (Иноземцев), бежавший вместе с архиепископом Георгием из России, ректор Волынской семинарии протоиерей Александр Громадский, которого вскоре после пострига с именем Алексий хиротонисали во епископа Луцкого, и начальствующий над православным военным духовенством Василий Мартиш. Министерство религиозных исповеданий на Соборе представлял Пекарский. Его усилия в переговорах с русскими архиереями направлены были главным образом на то, чтобы вынудить их подписать так называемые "Временные правила", составленные в министерстве, которыми предусматривался далеко идущий государственный контроль за жизнью православной Церкви в Польше. 30 января "Временные правила" подписали только владыки Георгий и Дионисий. Епископы Владимир и Пантелеимон, участвовавшие в заседании Собора, отказались поставить свои подписи под документом, ущемлявшим права православных в Польше.

В тот же день Патриарх Тихон издал указ о переводе архиепископа Георгия на Варшавскую кафедру и возведении его в сан митрополита³²³, поскольку стала очевидной невозможность добиться от польских властей разрешения на въезд в Варшаву митрополита Серафима (Чичагова), который имел репутацию крайне правого по своей политической ориентации. Но титулярное возвышение владыки Георгия отнюдь не означало поддержки его намерений со стороны Патриарха, ибо в указе уже не упоминаются ни церковная автономия, ни его экзаршие права. Следовательно, на основании указа Патриарха он стал всего лишь одним из епархиальных архиереев в Польше без всяких юрисдикционных прав по отношению к другим епархиальным архиереям.

Арест святого Патриарха Тихона был использован митрополитом Георгием как еще один довод в пользу провозглашения автокефалии. На заседании архиерейского Синода 14 июня 1922 г. в Варшаве под председательством митрополита Георгия и при самом деятельном участии правительства Польши было решено, что "ввиду церковной смуты и развала в России не может быть возражений против автокефалии православной Церкви в Польше", но необходимым условием для ее провозглашения ставилось "благословение на автокефалию польскому правительству (именно так.— В. Ц.) от Константинопольского и других Патриархов, а также от глав автокефальных Церквей Греческой, Болгарской и Румынской, а также от Московского Патриарха в случае его возвращения к церковному управлению, и если в России не будет упразднено Патриаршество"³²⁴. Это решение означало условное учреждение автокефалии и принято было очевидным меньшинством, которое в связи с новой волной антицерковного террора в России лишалось практической защиты со стороны Патриархии. Епископ Владимир и архиепископ Елевферий (Богоявленский) по приговору церковного суда, состоявшего из епископов, подчинившихся диктату польской власти, были уволены со своих кафедр.

Путь к автокефалии, выбранный митрополитом Георгием, и его безусловное подчинение диктату польской власти у части православных в Польше вызвали крайнее ожесточение. 8 февраля 1923 г. ректор Волынской семинарии архимандрит Смарагд (Латышенко) в митрополичьей резиденции несколькими выстрелами убил Варшавского митрополита. Как выяснилось на процессе, в его намерение входило и убийство архиепископа Дионисия, который также находился в резиденции, но он спрятался в шкафу и тем спас себе жизнь. Архимандрит Смарагд, один из самых последовательных, энергичных и образованных противников автокефалии, был лишен сана и осужден на 10 лет тюремного заключения. Отбыв их полностью, он в 1935 г. выехал в Чехословакию.

Убийство митрополита Георгия явилось вопреки замыслу его исполнителя ударом не по автокефалистам, а по их противникам. Вначале, правда, у автокефалистов возникли канонические трудности с избранием нового митрополита и формированием нового состава Синода, ибо для соборного решения требуется участие по крайней мере трех епископов. Для преодоления сложившихся обстоятельств в викарные епископы Люблина был хиротонисан архимандрит Антоний (Марценко), эмигрант из России, поляк по отцу. 27 февраля состоялось избрание архиепископа Волынского и Кременецкого Дионисия (Валединского) в митрополита. В Москву о результатах выборов польский Синод не докладывал, а направил материалы избирательных заседаний через правительство Польши на утверждение Константинопольскому Патриарху Мелетию IV, который утвердил их.

29 апреля 1923 г. в Богоявленском монастыре Кременца состоялась интронизация митрополита Дионисия как главы Церкви, с титулом "митрополита Варшавского, и Волынского, и всей православной Церкви в Польше и священноархимандрита Почаевской Успенской лавры". Новый глава Церкви, так же как и его предшественник, действовал в полном согласии с правительством. Возглавлявший оппозицию архиепископ Елевферий (Богоявленский), арестованный и высланный польскими властями в Литву, продолжал управлять своей епархией из Каунаса (Ковно) и требовал от епархиального духовенства не подчиняться митрополиту Дионисию. Еще раньше митрополит Дионисий направил в Вильну викарного епископа Луцкого Алексия (Громадского), чтобы взять под контроль Виленскую епархию. Но правящим архиереем в Вильне назначен был бежавший из Советского Союза архиепископ Одесский Феодосий (Феодосиев), а Алексий (Громадский) перемещен на Гродненскую кафедру, от управления которой был устранен епископ Владимир (Тихоницкий). Таким образом, все кафедры оказались заняты епископами, готовыми к сотрудничеству с польскими властями. С этих пор все начинания митрополита Дионисия без затруднений проходили через Синод и безропотно принимались епархиальными властями. Однако планы польского правительства и подчинившегося его диктату епископата могли рухнуть в случае освобождения Патриарха Тихона и возвращения его к кормилу высшей церковной власти. Когда Святейший Патриарх лишен был свободы, православные епископы Польши многократно протестовали против гонений на Церковь в Советском Союзе и высказывались в защиту арестованного первосвятителя. От имени миллионов православных граждан Польши митрополит Дионисий направил телеграмму президенту Польской республики, в которой просил потребовать от советской власти освобождения Патриарха. Когда святитель Тихон вернулся к церковному управлению, на заседании Синода в Почаеве 12 сентября 1923 г. было решено при первой возможности поздравить Патриарха Тихона с освобождением и сообщить ему об изменениях в Польской Православной Церкви за время его ареста. 12 ноября митрополит Дионисий отправил в Москву поздравительное послание, не содержавшее, впрочем, никакой информации о происшедшем. Все сведения Патриарх Тихон получил от епископов-оппозиционеров.

23 мая 1924 г. он направил письмо митрополиту Дионисию с резким осуждением самочинного отделения православной Церкви в Польше от Всероссийского Патриарха и перехода в юрисдикцию Константинопольской Патриархии. Это было бы, считал первосвятитель, возможно лишь после тщательного исследования Всероссийским Церковным Собором всех обстоятельств и с соблюдением канонических норм, регламентирующих переход православной Церкви в Польше к самостоятельному существованию. В заключение Патриарх Тихон потребовал от митрополита Дионисия отчета обо всем, что произошло после мая 1922 г.³²⁵

Православные, мало осведомленные в делах иерархических, были недовольны готовностью епископата перейти на новый календарь. Еще в июле 1923 г. Священный Синод просил Министерство религиозных исповеданий разрешить православным военнослужащим и государственным служащим иметь выходные дни в великие праздники по юлианскому календарю, в ответ было рекомендовано перейти на григорианский календарь, тогда Священный Синод обратился в Константинополь. В марте 1924 г. оттуда пришел ответ, что Патриарх Григорий VII ввел новый календарный стиль в великой Константинопольской Церкви и благословил введение его в Польше. На совещании православных епископов в Варшаве 12 апреля 1924 г. объявили о введении нового календаря в православной Церкви в Польше. Польские чиновники подвергали жестким репрессиям тех приходских священников, которые отказывались совершать богослужения по новому календарю. Противники календарной реформы получили энергичную поддержку со стороны польских парламентариев православного исповедания, распространивших меморандум с резким протестом против насилия над совестью православных граждан Польского государства. У крестьян Волыни и Западной Белоруссии меморандум вызвал сочувственный отклик. Настоятель Жировицкого монастыря в Гродненской епархии, выходец из Почаевской лавры архимандрит Тихон (Шарапов) начал кампанию сбора подписей среди благочестивых прихожан под обращением, содержавшим острую критику нового стиля. 30 июня 1924 г. его вызвали в Министерство религиозных исповеданий, лишили должности и запретили в священнослужении. Тогда он перебрался в Волынскую епархию, посетил затворившегося в Дерманском монастыре епископа Владимира и получил одобрение своих действий. Его борьбу за юлианский стиль поддерживал также уволенный на покой епископ Пантелеимон (Рожновский). Архимандрит Тихон вернулся в Жировицы и совершал богослужения в кладбищенской церкви при большом стечении благочестивых прихожан. Свои действия он оправдывал тем, что настоятелем Жировицкого монастыря он поставлен самим Патриархом Тихоном. В Дерманском монастыре совершал богослужения епископ Владимир, несмотря на протесты и жалобы митрополиту Дионисию со стороны настоятеля обители. Подобным образом поступал и епископ Пантелеимон в монастыре в Мельцах. Владыка Владимир состоял также в переписке с Московской Патриархией, и можно предполагать, что в Патриархии решался вопрос о его поставлении митрополитом на Варшавскую кафедру.

Теряя авторитет в народе, митрополит Дионисий созвал 16 августа 1924 г. в Почаеве заседание Синода для выработки программы экстренных мер по урегулированию сложившейся ситуации. Епископы выступали за то, чтобы придерживаться впредь гибкой линии: там, где народ отказывался принимать новый стиль, благословлять совершение богослужения по юлианскому календарю³²⁶. С тех пор новый календарь остался в употреблении в Варшавском митрополичьем соборе и в православных церквах воеводств с преимущественно польским населением. На Волыни и в Белоруссии в православных церквах вернулись к юлианскому стилю. Решение Синода было, очевидно, согласовано с польскими властями. Министерство религиозных исповеданий направило тогда же волынскому воеводе распоряжение не допускать административного воздействия на приходы, где совершаются православные богослужения по старому календарю.

Но другие меры правительства, призванные помочь Синоду справиться с ситуацией, имели остро административный, полицейский характер. Архимандрит Тихон выслан был на родину, в Тулу, и вскоре он был хиротонисан Патриархом Тихоном в епископа Гомельского. Вслед за этим последовала высылка не имевших польского гражданства епископов Владимира (Тихоницкого) во Францию и епископа Сергия (Королева) в Чехословакию. Перед высылкой епископ Сергий был вызван в Люблин якобы для улаживания неких церковных дел и там арестован. Епископа Владимира арестовали тайком, при второй попытке, в первый раз его защитил собравшийся народ. Из оппозиционного епископата в Польше оставался только владыка Пантелеимон, которого не могли выслать из страны ввиду его польского гражданства, но вплоть до 1939 г. он оставался без кафедры.

16 августа 1924 г. Синод составил послание Патриарху Тихону, главная мысль которого заключалась в том, что не произвол епископов, а сама жизнь подталкивает православную Церковь в Польше к самостоятельности. Ответа от Святейшего Патриарха Тихона на это послание не последовало. 13 ноября 1924 г. после переписки с митрополитом Дионисием Константинопольский Патриарх Григорий VII вместе с Синодом дал благословение на учреждение автокефальной Церкви в Польше. В изданном на основании этого постановления томосе весьма многозначительно говорилось: "Первое отделение от нашего престола Киевской митрополии и православных митрополий Литвы и Польши, зависящих от нее, а также присоединение их к святой Московской Церкви произошли отнюдь не по предписанию канонических правил, а также не было соблюдено всего того, что было установлено относительно полной церковной автономии Киевского митрополита, носящего титул экзарха Вселенского Престола"³²⁷. Таким образом, когда Московская Патриархия оказалась гонима и унижена, Константинопольский Престол пересмотрел свои решения относительно перехода Православной Церкви Западной Руси в юрисдикцию Московских Патриархов, принятые два с половиной века назад, и назвал их теперь неканоническими, пытаясь оправдать свои действия в глазах иерархов и верующих. Через четыре дня после принятия этого решения Патриарх Григорий VII скончался. Его преемник Константин VI 30 января 1925 г. известил все автокефальные Церкви о состоявшемся определении, но вскоре после этого он был выслан турецким правительством из Константинополя, и только его преемник Василий III отправил томос о даровании автокефалии в Варшаву. Цель польского правительства — оторвать русский православный народ в Польше от Московской Патриархии — была достигнута.

Протесты против совершившегося акта не носили массового характера и главным образом исходили от православных жителей Белоруссии. В Гродно о непризнании автокефалии заявил протоиерей Лука Голод. Церковными властями он был запрещен в служении. В Вильне сенатор В. В. Богданович организовал общину, оставшуюся в юрисдикции Московской Патриархии. В ответ на это митрополит Дионисий и Синод отлучили Богдановича от Церкви. В Московской Патриархии после кончины Патриарха Тихона обстановка складывалась крайне трудно, так что лишь 24 сентября 1927 г. Заместитель Местоблюстителя патриаршего престола направил послание митрополиту Дионисию, в котором митрополит Сергий (Страгородский) требовал от правящего митрополита Григория отчет и настойчиво напоминал, что автокефалия Польской Церкви может быть дарована лишь ее законным кириархальным возглавлением — Московской Патриархией. В своем ответе митрополиту Сергию, составленном 29 ноября 1927 г., митрополит Дионисий ссылался на признание польской автокефалии всеми православными Церквами и выразил надежду на то, что в будущем благословение на автокефалию будет получено и от Российской Православной Церкви³²⁸. Несколько неожиданно митрополит Дионисий получил поддержку со стороны митрополита Антония (Храповицкого) и возглавляемого им Карловацкого Синода, который изменил свою прежнюю позицию по вопросу польской автокефалии. В декабре 1925 г. Синод в Карловацах выпустил постановление о возобновлении общения с православной Церковью в Польше. Несмотря на весь российский патриотизм, уязвимость статуса Карловацкого Синода, его стремление к административной независимости от Московской Патриархии, ставшее вполне откровенным после кончины Патриарха Тихона, подтолкнули митрополита Антония и его сторонников к изменению ранее определившейся линии непризнания польской автокефалии. В апреле 1927 г. митрополит Дионисий вместе с епископом Алексием (Громадским) отправились на Ближний Восток, где состоялась встреча с Патриархами Константинопольским, Александрийским, Антиохийским, Иерусалимским и архиепископом Афинским. Константинопольский Патриарх Василий III удостоил митрополита Дионисия титула Блаженнейший, который приличествует главам Церквей³²⁹.

Православная Церковь в Польше после ее незаконного автокефального устроения и частичной реорганизации епархиального деления состояла из 5 епархий: Варшавско-Холмской, во главе которой стоял глава автокефальной Церкви с титулом митрополита Варшавского и всей Польши. В императорской России это были с начала XX в. две отдельные епархии, причем территория Холмской по инициативе архиепископа Евлогия выведена была из состава царства Польского в Россию, что вполне соответствовало историческому прошлому края, но не его национальному составу: к началу нашего века русские оказались здесь в меньшинстве. Волынская епархия с кафедральным городом в Кременце явилась частью прежней дореволюционной Волынской епархии, кафедральный центр которой, Житомир, остался в пределах советской Украины. В состав Полесской епархии вошли приходы прежней Минской епархии, оказавшиеся за советско-польской границей. Гродненская епархия в основном соответствовала своему дореволюционному составу. Часть Виленской находилась за пределами Речи Посполитой, на территории Литовского государства. Управлял ею с титулом архиепископа Виленского владыка Елевферий (Богоявленский), имевший резиденцию в Каунасе. А Варшавская митрополия поставила на Виленскую кафедру другого архиерея — архиепископа Феодосия (Феодосиева). Помимо епархиальных кафедр были открыты еще кафедры викарных епископов: Люблинская в Варшавской епархии, Луцкая и Острожская в Волынской, Камень-Каширская в Полесской. Во всех православных епархиях насчитывалось около 1500 приходов и свыше 2000 приходских и приписных церквей — значительно меньше дореволюционного их числа на этой территории; 15 монастырей: 10 мужских и 5 женских, среди которых первенствовала Успенская Почаевская лавра. Ее священноархимандритом именовался митрополит Варшавский. В Белорусских землях важнейшими очагами монашеской жизни были Жировицкий Успенский монастырь в Гродненской епархии и Свято-Духовский в Вильне; в Подляшье — Яблочинский монастырь преподобного Онуфрия Великого. Священнослужителей готовили на богословском факультете в Варшаве и в двух духовных семинариях: в Вильне и в Кременце на Волыни; существовала также иноческая школа в Яблочинской обители. Официальным языком обучения в духовных школах был польский, но на практике таковым, как правило, оставался русский, предпринимались попытки пользоваться украинским.

* * *

Положение православной Церкви в Польше существенным образом зависело от отношения к ней польского правительства, влиятельных политических сил, Польского Костела и Ватикана. Ни польские власти, ни Костел, который на основании конкордата польского правительства с Ватиканом был привилегированной Церковью в Польше, ни Ватикан не заинтересованы были ни в расширении влияния православной Церкви, ни в упрочении позиций православия в Польше. Хуже того, Ватикан рассматривал Польшу как плацдарм для своего наступления на православную Россию.

Предварительные шаги к осуществлению долгосрочного плана по расширению юрисдикции Ватикана на огромную территорию России предприняты были уже в год крушения императорской России. В 1917 г. папа Бенедикт XV основал в Риме Папский Восточный институт, в котором готовили специалистов по христианскому Востоку, для миссионерства среди православных. Для изучения "восточного вопроса" папа направил в Польшу своего нунция кардинала Ратти, впоследствии ставшего папой Пием XI. В Варшаве была учреждена Восточная миссия иезуитов. Речь Посполитая должна была стать местом разработки методов приведения в послушание Риму православной России. Большевистские зверства давали курии особую надежду на успех прозелитической миссии. Выступая в Польском Восточном институте через почти 20 лет после его основания с докладом "Католический апостолат в будущей России", иезуит доктор Швайгель сказал: "Большевики прекрасно подготовили путь католическим миссионерам, и одухотворенное состояние русского народа, его благочестие и страдания служат залогом успеха проповеди унии на просторах России"³³⁰. Став папой, Пий XI с его опытом служения в Польше явился компетентным и энергичным организатором католического наступления на Востоке.

Лучшим средством окатоличивания России тогда казалась уния. Ксендз Табиньский писал впоследствии в статье "В защиту дела унии", что главной причиной захвата коммунистами власти в России явилось то, что православие давно уже утратило свое влияние на народ и что "единственным реальным средством в настоящем тяжелом духовно-культурном положении восточных земель является только уния настоящая, то есть католичество восточного обряда. Только она одна, хорошо поставленная и поддержанная, в состоянии спасти православный народ от религиозного безразличия и грозных последствий. Только уния может оживить в этих людях религиозный дух"³³¹.

Естественным очагом для распространения унии вначале на востоке Польши, а потом и за ее границами представлялась греко-католическая Церковь в Галиции, возглавлявшаяся Львовским митрополитом графом Андреем Шептицким. В Галиции насчитывалось более 2,5 млн. униатов, часть которых традиционно считали себя русинами, другие же называли себя украинцами. Вернувшись во Львов, митрополит Андрей Шептицкий пытался распространить свою юрисдикцию на Волынь, где появилось несколько униатских приходов. Он назначил своего спутника во время интернирования в России И. Бочана викарным епископом в Луцк, но польские власти увидели тут угрозу украинизации Волыни, которую они тогда надеялись еще полонизировать, и выдворили Бочана из Луцка. Волынь, Полоцк, Холмщина оказались недосягаемыми для Львовской униатской митрополии. Это не значит, конечно, что правительство было против распространения унии среди православных, живших на тех землях.

Прелат латинского обряда, бывший архиепископ Могилевский Рооп более оптимальным считал иной путь: "На одной и той же территории не следует устанавливать двух параллельных церковных властей, а необходим один епископ для двух обрядов,— и добавлял к этому: — Целибат необходимо распространять среди русского духовенства... это содействовало бы оживлению славянского обряда, давно застывшего... Так бы само собой народ обращался в католичество, а обряд был бы делом второстепенным"³³².

В 1923 г. в Подляшье местный католический епископ латинского обряда Генрих Пжеждзецкий испросил у Римской курии дозволение вести униатскую пропаганду среди православных на территории своей епархии и включать вновь образуемые католические приходы восточного обряда в свою юрисдикцию. Аналогичные полномочия в 1925 г. получили католические епископы Волыни, Луцка и Полесья. Новообразованные общины назывались иначе, чем униатские приходы Галиции, это были парафии католического Костела (приходы католической Церкви восточнославянского обряда). Никаких попыток украинизации в этих парафиях не допускалось. Богослужение совершалось в них на церковнославянском языке, но с некоторыми отличиями от принятого в Галиции устава. Костел и польские власти надеялись, что эти приходы будут быстро полонизироваться. В восточные воеводства Польши с миссионерскими целями направлялись монахи-редемптористы и иезуиты. Униатских миссионеров готовили в Восточном институте в Люблине и в духовной семинарии в Дубне на Волыни. Студентами этих школ становились униаты-галичане, перешедшие в унию выходцы из православной среды, а также католики латинского обряда. Главным центром униатской пропаганды в Речи Посполитой стал униатский монастырь, основанный специально с миссионерской целью в Альбертине, в имении графа Пусловского около Слонима, в 1924 г. Организаторами и руководителями этого центра были иезуиты, вначале француз Филипп де Ронни, а после его отъезда ксендз белорусского происхождения А. Неманцевич.

Трудности, с которыми столкнулась униатская миссия на Волыни, побуждали Рим к более широкой опоре на украинский язык, и даже на украинофильские настроения. В 1931 г. Рим вопреки желанию польского правительства назначил в Дубну апостолическим визататором униатских общин восточного обряда на Волыни епископа украинского происхождения Чарнецкого, правда не уроженца Галиции. Чарнецкий основал в Дубне семинарию, в которой процветало украинофильство, и благодаря энергичной поддержке из Рима миссия продолжала действовать в восточных воеводствах Польши и за пределами Белоруссии, но с начала 30-х гг. она вызывала все больше недовольства со стороны польских властей и влиятельных политиков, которым сочувствовала основная часть католического духовенства. Согласно польским статистическим данным на 1931 г., за пределами 4 галицких воеводств в Польше проживало 27 000 униатов; через год, как явствует из материалов Пинской униатской конференции 1932 г., число униатов всей Галиции сократилось до 24 000. В это время униатский клир насчитывал 46 священников и 4 диакона. Данные по регионам примерно такие: на Волыни в 1931 г. было 11 000 униатов, в Люблинском воеводстве — 3000. В 1935 г. в Виленском воеводстве было 4 униатских прихода, 7 священников и около 3000 прихожан; в Подляшье — 9 священников и около 3200 прихожан; в Альбертине — 50 миссионеров и около 300 прихожан из окрестных деревень, какую-то часть униатов составляли, несомненно, просто переселенцы из Галиции. Таким образом, попытка распространения унии, предпринятая впервые после Бреста с таким размахом, с такими грандиозными целями, на этот раз решительно провалилась. Православный народ Западной Руси сохранил преданность вере отцов — святому православию.

* * *

Разочаровавшись в униатской миссии и отвернувшись от нее, польские националисты, определявшие восточную политику правительства, предпочли иные пути: привлечение православных в католичество латинского обряда либо полонизацию православных общин. 31 июля 1924 г. в Польше был принят закон, допускавший употребление в школьном преподавании восточных воеводств двух языков — польского и русского. Преподавание православным детям закона Божия в 20-х гг., за исключением отдельных школ на Волыни, где употреблялся украинский язык, велось на русском языке. Поскольку, однако, в преподавании других предметов в школах все большее распространение получал польский, знание русского языка среди детей белорусов и украинцев падало. И вот 11 мая 1927 г. министр издал рескрипт, в котором предписывалось преподавать закон Божий на родном языке. На основании этого рескрипта власти стали настаивать на перемене языка обучения в некоторых местностях; в Гродно по требованию школьного инспектора закон Божий стал преподаваться православным детям на польском языке. По инициативе члена Верховного совета "Русского народного объединения" (РНО) в Польше А. В. Наумюка 600 человек выразили на родительском собрании протест против акта языкового насилия, но протест этот последствий не возымел — им пренебрегли.

В 1936 г. митрополия согласилась на требование Министерства религиозных исповеданий в дни государственных праздников совершать богослужения по-польски. Митрополит Дионисий сам совершил молебен в митрополичьем соборе 11 ноября на польском языке. По приходам разосланы были переводы панихиды и молебна на польский, но они оказались из рук вон плохи; ряд литургических выражений переведен был с грубыми богословски-значимыми нарушениями смысла. Например, "диавола упразднил" переведено как "zniszczyі szatana", т. е. "сатану уничтожил"; "в землю мя обратил", т. е. "обратил в прах", переведено как "na ziemie mie wrуciі — "на землю меня вернул". О переводе творений Кирилла и Мефодия на польский язык редактор польской газеты "Слово" католик Мацкевич писал в статье "Kyrie elejson", что это "с точки зрения культурной и духовной есть чудовищный, отвратительный вандализм"³³⁴. В другой статье тот же автор удивлялся: "Слыхал я, что польский солдат должен молиться на польском языке. Иосиф Пилсудский был тоже польским солдатом, но молился по-латыни. Православный крестьянин почему-то должен молиться по-польски, тогда как католики-униаты молятся на церковнославянском языке. Господа бюрократы вообразили, что это лучший способ поднятия в православном крестьянине польского патриотизма!"²⁰

Особенно энергично польский язык внедрялся в пасторское окормление православных солдат польской армии. В мае 1935 г. митрополит Дионисий разрешил военному духовенству в тех случаях, когда того желает паства, проповедовать по-польски. Разрешение скоро превратилось в предписание, а за польских солдат эту проблему решали их командиры католического вероисповедания. Православное военное духовенство варшавского и люблинского гарнизонов стало вводить польский язык и в богослужение. Люблинский воевода поддержал этот почин и через поветовых старост потребовал того же и от православного духовенства воеводства. По указу митрополита Варшавского с 1935 г. в православных храмах введено было пение в дни государственных праздников национального гимна Польши, естественно, по-польски, в 1938 г. в белорусских церквах проповедь на русском языке оказалась под запретом. Белорусские священники часто не знали польского языка и вовсе прекратили проповедовать. Младшее поколение духовенства уже в достаточной мере было воспитано в польском духе, но православный народ национальности своей не поменял, по-польски понимал плохо, тем самым вообще подрывалось влияние Церкви на народ.

Лишь незначительная часть православных в Польше, живших главным образом на территориях со смешанным польско-русским населением, поддерживала полонизацию Церкви. В 1935 г. в Белостоке было образовано "Коло православных поляков имени маршала Пилсудского", во главе движения стал Савицкий. Разумеется, это коло пользовалось поддержкой правительства. По официальным статистическим данным, в Польше насчитывалось 588 068 поляков православного вероисповедания. По большей части это были люди смешанного либо чисто русского происхождения, предки которых, однако, в нескольких поколениях были католиками и людьми польской культуры, потом вернулись в лоно православия. Были среди так называемых православных поляков и русские, без всякого католического наследства, но полонизированные за годы существования возрожденной Польши. Употребление русского языка или местного, т. е. белорусского, наречия, по официальной терминологии, принятой в Польше, в проповеди и церковнославянского за богослужением власти квалифицировали ни много ни мало как злокозненные усилия, направленные на денационализацию православных поляков. С "Колом православных поляков" тесно сотрудничал основанный в Гродно Научно-издательский православный институт, который в своих публикациях пользовался польским языком.

Усилия полонизаторов встречали отпор со стороны более сознательной и энергичной части православного духовенства, но иерархия считала себя вынужденной отвечать на протесты прещениями. Так, Гродненский благочинный Захайдаковский, выступивший против полонизации православной Церкви, переведен был в глухой сельский приход на Волынь. В прощальной проповеди перед отъездом он сравнил Гродненского епископа Савву с Иудой Искариотом. 2 февраля 1937 г. в газете "Новая искра" напечатано было обращение "В Священный Синод православной Церкви в Польше": "Мы, нижеподписавшиеся жители деревень Коптевка, Полоткова, Горница, Кориневичи, Колпаки, Соломянка, Гривка, настоящим обращаемся в Синод с протестом против посягательств на церковнославянский язык в нашей святой православной Церкви и замены его языком польским". Под этим обращением стоят 842 подписи³³⁵. Народ свое возмущение выражал порой в крайне острых формах: так, в 1938 г. в Гродно разгневанные жители сорвали с епископа Саввы архиерейское облачение. Самое серьезное противодействие полонизации оказывали русские политические круги в Польше, в основном "Русское народное объединение". 6–7 декабря 1936 г. съезд "Русского народного объединения" настаивал, в частности, на сохранении церковнославянского языка в богослужении и русского в проповедях, при обучении закону Божию и в церковном делопроизводстве. Между 1938–1939 гг. в официальном делопроизводстве православная Церковь в Польше перешла на польский язык.

Языковая сумятица вносилась в жизнь Польской Православной Церкви и отдельными попытками ее украинизации. Правда, происходило это не столько под давлением сверху, сколько усилиями политизированных церковных деятелей Волыни, пользовавшихся отчасти поддержкой униатов Галиции. В 20-х гг. украинизация православной Церкви на Волыни встречала благожелательное понимание со стороны маршала Пилсудского. Но на Холмщине попытки украинизации жестоко пресекались властями. Таким образом, по обе стороны советско-польской границы развивались именно те процессы, которые были спланированы в генеральном штабе Австро-Венгерской империи еще до первой мировой войны. В самом начале 20-х гг., когда Волынскую епархию возглавлял будущий митрополит Дионисий, польскими властями была легализована политическая организация "Украинское Волынское объединение", но попытки образовать украинскую партию на Холмщине были тогда же пресечены. В своей программе "Украинское объединение", в частности, потребовало, чтобы богослужение для украинского народа совершалось на понятном ему языке (имелся в виду не церковнославянский язык, в действительности понятный украинцам не менее, чем великороссам). В Луцке начал выходить еженедельник "Украiнська нива", в котором печатались статьи, враждебные России и русскому народу. Поначалу, правда, дело не дошло до богослужения на украинском языке, чего не было и в униатских приходах, но, идя навстречу украинофилам, Священный Синод 14 декабря 1922 г. постановил совершать богослужение в православных епархиях с украинским, белорусским или польским населением на церковнославянском языке с произношением, характерным для соответствующей местности, с так называемой "вымовой"; разрешалась также, если прихожане этого желают, проповедь на местном языке.

Настоятель митрополичьего собора протопресвитер Терентий Теодорович в 1926 г. писал в газете "За свободу": "Большое и губительное для внутреннего строительства Церкви зло, когда ее интересы сплетаются воедино с интересами мирской политики... Так случилось в последние (августовские) дни, когда польские газеты, в связи с воззванием прихожан Владимиро-волынского собора поставив на очередь вопрос, давно назревший, о правах меньшинств и справедливых их требованиях касательно гражданских прав, школы и прочего, в ряд ставят требование о введении народного языка в богослужении и в связи с этим борьбу с так называемой русификацией в Церкви... Не религиозный подъем, не церковные настоятельные нужды лежат в основе украинизации Церкви, а чисто мирской национальный интерес... Украинизация богослужения грозит разделениями в Церкви, большими распрями, что подтверждается не только церковным бесчинием в Америке, но и у нас"³³⁶.

Натиск украинизаторов особенно усилился после хиротонии на викарную Луцкую кафедру архимандрита Поликарпа (Сикорского), в прошлом начальника канцелярии у Семена Петлюры, рьяного украинского националиста. В бытность настоятелем Жировицкой обители, он при каждении храма демонстративно обходил Казанскую икону Божией Матери, громко изрекая при этом: "Цэ нэ можно, цэ кацапска". В июне 1934 г. епископ Поликарп впервые отслужил литургию на украинском языке в Ровенском соборе, при этом грубо обошелся с отказавшим сослужить ему "на мови" настоятелем собора протоиереем Димитрием Сайковичем. Возмущенные прихожане побили архиерея, при виде бесчинств в храме второй священник отец Частковский упал замертво от сердечного приступа. Отца Сайковича сместили, а на его место поставили священника Яковлева, украинца по происхождению и рьяного поборника всего национального, сумевшего угодить епископу Поликарпу в ревностной украинизации Ровенщины.

28 августа (10 сентября), в день памяти обретения мощей преподобного Иова Почаевского, в лавру съехалось множество богомольцев. Предводители так называемого "Беспартийного блока сотрудничества с правительством" — Буря и Скрыпник (недавно скончавшийся "патриарх" Мстислав) устроили в обители грандиозную демонстрацию. Во время крестного хода, возглавлявшегося митрополитом Дионисием, в сослужении всех православных епископов Польши и сонма духовенства, над молящимися взвилось несколько десятков "жовто-блакитных" флагов, демонстранты развернули плакат с требованием создания Украинской Церкви, раздавались угрозы в адрес москалей. Один из бандитов замахнулся палкой на митрополита Дионисия, которую в последний момент поймал казначей лавры. Когда на колокольню водружен был "жовто-блакитный" флаг, архиепископ Алексий (Громадский), окинув взглядом происходящее, воскликнул: "Як гарно!" С горькими чувствами наблюдали молящиеся, как группа из 100 человек во главе со Скрыпником и Бурей, устроив погром и разорение, вышла из лавры на базарную площадь Почаева и митинговала еще и там "за Украї ньску Церкву".

После Почаевского скандала митрополит Дионисий уступил натиску украинизаторов и в 1934 г. перевел архиепископа Алексия (Громадского) из Гродно на Волынь в Кременец³³⁷. До революции владыка Алексий в протоиерейском сане был ректором Холмской семинарии и зарекомендовал себя русским патриотом. Состоял в "Союзе архангела Михаила", написал книгу по церковной истории Холмщины, которую справедливо назвали "сплошным гимном русскому политическому и национальному самодержавию". Но в Польше архиепископа Алексия словно подменили, он стал одним из ревностных украинизаторов Церкви. Архиепископ Алексий издавал на украинском языке епархиальную газету, проповедовал в храме, что заметно смущало прихожан, которые хотя и были местного происхождения, но сознавали себя частью единого русского народа; в 20–30-х гг. на Волыни слово "украинец" воспринималось скорее не как этноним, а как обозначение политической ориентации, почти как синоним "самостийника". Если при объездах епархии настоятели приходов приветствовали владыку Алексия по-русски, то незамедлительно переводились в другие, удаленные приходы. Переводились или вовсе отчислялись за штат и те священники, которые продолжали проповедовать на русском языке или не использовали украинского языка в преподавании закона Божия. В 1937 г. в Волынской епархии было официально разрешено совершать богослужение на украинском языке.

Украинизация на Волыни внесла политическую окраску в церковную жизнь и сознание части духовенства, попечение о духовном окормлении паствы, о спасении человеческих душ было ослаблено политическими страстями. Вслед за духовенством и местной интеллигенцией политизировался и простой народ, раздираемый агитацией враждующих партий в разные стороны. С болью и горечью писал о религиозном упадке и опасном духовном помрачении народа известный церковный публицист А. Попов: "В селах Волыни церковная жизнь резко изменилась, весь ее строй допустимо назвать анархией: в каждой семье существует два-три различных убеждения по церковному вопросу, родители потеряли влияние на своих детей — оно перешло к Скрыпникам, "украинским" священникам и коммунистам. Семья и мирное трудовое сельское общество превратились в политические партии; церковный погост — в место для митингов, рукопашных схваток и издевательств над религией вообще. Во время богослужений у самой церкви раздавались звуки "Интернационала", советские похабные частушки, стрельба, музыка, свист. Храмы наполовину опустели. Власти открывают одну за другой коммунистические ячейки и целые организации. Сельская молодежь Волыни потянулась в городские тюрьмы и суды. Преступления, пожары, демонстрации безбожников, сектантские выступления множатся с каждым днем"³³⁸.

Польские власти в 20 — начале 30-х гг. поощряли украинизацию православной Церкви, видя в этом одно из средств отрыва ее от Москвы. Но впоследствии, особенно после убийства в 1934 г. националистами министра Перацкого, украинское националистическое движение, к которому принадлежали и украинизаторы Церкви, стало вызывать серьезную озабоченность властей. В 1938 г. покровитель церковных украинизаторов волынский воевода Н. Юзевский был переведен на запад Польши. Полонизация, которая давно уже навязывалась православным приходам Подляшья, Полесья, Гродненщины, теперь, по расчетам польского правительства, должна была бескомпромиссно проводиться и на Волыни; но оставались уже считанные дни для проведения какой бы то ни было польской политики на востоке. Близился крах государства.

* * *

Среди испытаний, выпавших на долю православной Церкви в Польше, помимо униатской экспансии, полонизации и украинизации была еще и прямая агрессия: конфискация движимого и недвижимого имущества, захват православных храмов, их разрушение, арест священнослужителей и мирян, не говоря уже о публичных, в том числе и печатных, оскорблениях православной веры.

Захваты православных храмов католиками на территории Польши начались еще в 1919 г. На юридическом языке разорение Церкви называлось ревиндикацией. Костел затребовал передать ему то имущество православной Церкви, которое ранее, до воссоединения униатов Белоруссии на Полоцком Соборе в 1839 г. и Холмщины в 1875 г., принадлежало греко-католической Церкви,— всего 718 храмов; при этом грубо игнорировалось то обстоятельство, что ранее, до введения унии, это имущество, земли, храмы были православными, некоторые хоть и строились униатами, но на месте стоявших здесь прежде православных церквей. Иск, врученный Костелом, включал треть всего имущества православных общин. Варшавский суд в 1933 г. постановил 70 церквей передать Костелу, а судьбу других 708 отдавал на усмотрение местной администрации. И теперь храмы, как и до суда, отнимали у православных в административном порядке. Так, в трех белорусских епархиях: Виленской, Гродненской и Полесской — из бывших здесь до 1914 г. примерно тысячи приходов сохранилось за время польского господства около половины. Как пишет историк Белоруссии и Белорусской Церкви епископ Афанасий (Мартос), "польские власти закрыли все церкви в учебных заведениях, госпиталях и тюрьмах, отняли у православных более 100 приходских церквей, некоторые отдали католикам, а часть оставили вообще закрытыми. Более десятка церквей вообще разрушили. Из 13 мужских и женских монастырей довоенного времени осталось здесь 5. Остальные 8 монастырей (6 мужских и 2 женских) передали католикам или использовали на государственные нужды"³³⁹. В разное время с 1919 по 1936 г. католическим Костелом захвачено было 15 приходских церквей в Волынской епархии, 42 — в Гродненской, 10 — в Виленской, 6 — в Полесской, 155 — в Варшавско-Холмской. Закрыты и запечатаны были 23 храма в Гродненской, 89 — в Варшавско-Холмской и по 7 церквей в Волынской, Виленской и Полесской епархиях. Униатам переданы были Турковицкий, Супрасльский, Вировский, Радачинский, Лесненский, Красностоцкий и Виленский женский монастыри.

В волынском селе Жабча местный католический священник захотел отнять храм у православных, не имея на то никаких оснований. Но он опирался на вооруженную помощь так называемых осадников — польских военных колонистов, размещенных на землях, конфискованных у православных. Осадникам давали по 10 десятин земли на мужскую душу, осады размещены были в восточных воеводствах Польши для полонизации этих земель. Ксендз вместе с осадниками не один раз являлись в Жабчу для захвата храма. Православные для защиты церкви заперлись в ней вместе с настоятелем и оставались там в течение двух недель днем и ночью. Стояли трескучие январские морозы. В воскресенье во время литургии, когда храм был открыт для народа, ксендз вместе с осадниками и полицейскими ворвался в алтарь, священника вывели силою из храма, сорвав с него облачение. Молящихся прогнали из церкви прикладами. Потом уже вне храма произошло столкновение между православными христианами, защищавшими своего настоятеля, и полицейскими, несколько человек было ранено. Храм закрыли и опечатали. Через несколько недель его вернули православной общине, но нескольких православных участников столкновения предали суду и приговорили к тюремному заключению. Эта трагическая история — лишь одна из многих случавшихся тогда повсюду на востоке Польши.

Особенно тяжелые удары по православной Церкви нанесены были в землях со смешанным православно-католическим населением: в Подляшье и на Холмщине. В 1914 г. на Холмщине было 393 православных храма, а в 1938 г. осталось лишь 229. В самом древнем православном городе Холме, поляками переименованном в Хелм, из 14 православных храмов довоенных лет к 1937 г. богослужение совершалось лишь в двух. Две церкви взорвали динамитом, несколько храмов разобрали на кирпичи, в одном устроили кинотеатр, в другом — сельскохозяйственную выставку, в третьем — разместили пожарную команду и, наконец, еще одну церковь приспособили под жилые помещения. Практику большевиков по борьбе с православной Церковью здесь, на Холмщине, копировали до мелочей.

Советский опыт использовался польскими властями и в осквернении православных святынь. Вокруг храма в центре Белостока местными властями устроен был грохочущий, визжащий аттракцион, а к самой церкви прикрепили вывеску: "Луна-парк". С первых лет существования восстановленного Польского государства в русских гарнизонных церквах устраивались военные склады, где хранили фураж, дрова, уголь, а в некоторых размещали конюшни или даже устраивали отхожие места. Осквернениям подвергались и православные кладбища: во Львове разорено было русское военное кладбище, которое называли "Холмом славы" и где покоились останки около 3600 российских офицеров и солдат, павших в боях с австро-венгерской армией. За два межвоенных десятилетия в Польше взорваны были сотни храмов³⁴⁰. Эта горькая участь не миновала и великолепный православный собор в центре Варшавы, один из лучших памятников неовизантийского зодчества 2-й половины XIX в. Храм взорвали в 1922 г., при этом погибли великолепные мозаики. Утрата эта соразмерима разве что с гибелью храма Христа Спасителя в Москве. Печатные оскорбления православия и православных раздавались и со страниц других польских газет. С крайней деликатностью реагируя на один из таких выпадов газеты "Дзеник Виленски", архиепископ Пантелеимон (Рожновский), пребывавший на покое в Жировицком монастыре, писал в "Русском слове": "Во всей статье православные ни разу не названы своими именами, но постоянно называются схизматиками, и даже говорится, что святая обитель (Жировицкий монастырь.— В. Ц.) теперь "в руках наследников грабителей-схизматиков""³⁴¹.

Несмотря на конституционное равноправие, православие в Польше, в особенности православное духовенство, не пользовалось такой же защитой со стороны законов и властей, как католическое большинство. Многие из священнослужителей не получили польского гражданства и оказались в своих приходах иностранцами, над ними постоянно висел дамоклов меч изгнания из страны. Православных клириков и мирян подвергали беззаконным задержаниям, порой тюремному заключению и иным репрессиям. В 1923 г. в Яблочинском монастыре преподобного Онуфрия полиция напала на крестный ход, избила его участников, арестовала собравшихся в обители священников.

Огромные масштабы приобрела в Польше конфискация земель, принадлежавших православным приходам. С 1924 по 1936 г. в Волынской епархии православные общины утратили 17 000 десятин земли, в Гродненской — 8567, в Виленской — 6906, в Полесской — 1946, в Варшавско-Холмской около 40 000 десятин; всего же православная Церковь в Польше лишилась за это время 73 419 десятин земли. В результате столь грандиозного ограбления приходы стали нищими; на содержание причта осталось в приходе по 4–7 десятин пахотной земли.

Новый этап разрушения православной Церкви начался в 1938 г. после заключения польским правительством с Ватиканом договора, основанного на ранее подписанном конкордате. Этот договор касался судьбы православных храмов и все еще принадлежавших православной Церкви земельных владений, на которые претендовал Костел. В одном только 1939 г. на Холмщине в результате исполнения правительством этого договора православная Церковь утратила 176 церквей, так что к концу существования Польского государства там осталось лишь 53 православных прихода. За несколько месяцев разрушили 130 церквей, 10 молитвенных домов и два монастыря. В Люблинском воеводстве три храма было сожжено злоумышленниками, но полиция не обнаружила поджигателей. В Турковицком монастыре, где хранилась древняя чудотворная Турковицкая икона Божией Матери, по приказанию грубешовского уездного старосты разрушена была часовня. В июле 1938 г. по распоряжению старосты Томашовского уезда уничтожили деревянный храм в Лящеве. При этом полиция арестовала многих прихожан храма, в основном стариков и детей, которые, когда ломали церковь, находились подле нее и оплакивали свою святыню. Негодяи, которым власти заплатили за разрушение лящевской церкви, разрыли могилу священника, погребенного в ограде храма, тщетно надеясь найти золотой крест; полиция им в этом препятствий не чинила. Размах безудержного вандализма, обрушившегося на православную Церковь в Польше, в самый канун гибели государства, вызвал недоумение и осуждение даже в католической и униатской среде.

Глава униатов Галиции митрополит Андрей Шептицкий, который отнюдь не принадлежал к числу друзей православной Церкви, счел своим долгом в 1938 г. в особом архипастырском послании заявить: "Поразительные события, которые происходят в последние месяцы на Холмщине, побуждают меня публично выступить в защиту наших братьев, не воссоединенных греко-кафолических христиан Волыни, Холмщины. Подляшья и Полесья, и призвать вас к молитве за них и к подвигу покаяния, чтобы испросить у Неба милость Божию... Все церковно воссоединенные христиане болезненно переживают удар, которым поражено дело унии. Собратья на Холмщине убивают в душах наших православных не воссоединенных братьев саму мысль о возможности церковного воссоединения, и католическая Церковь предстает перед ними как враждебная сила, опасная для православного народа. В глазах нескольких миллионов населения Польши апостолический престол стал совиновником происходящих разрушений. Между католической и православной Церквами выросла новая пропасть. Кто же дерзает на столь неслыханные дела, противоречащие интересам государства и порывающие с традицией маршала Юзефа Пилсудского?.. К сожалению, мы должны и в этом моральном ударе по идее церковной унии, по авторитету Вселенской Церкви и католического престола видеть триумф врагов Церкви — вольных каменщиков"³⁴².

Православный народ не оставался безучастным к горькой участи своей Церкви. Особенно громко свой голос в защиту Матери Церкви возвышали русские общественные и политические деятели. Известный поборник православия и российский патриот В. В. Богданович выступил в Сенате с большой речью о бесправии православной Церкви, о конфискации церковного имущества, о разрушении храмов, о кощунственных оскорблениях православной веры и насилии над православными в Польском государстве. Положение православной Церкви противоречит Конституции страны, утверждал сенатор и в подтверждение привел следующие данные: к 1929 г. у православной Церкви в СССР было отнято 27% всех храмов, в Польше — 45%. В заключение сенатор В. В. Богданович потребовал неукоснительного соблюдения Конституции государства и приведения правового статуса православной Церкви в соответствие с ней. В еженедельнике Варшавской митрополии "Воскресное чтение" регулярно печаталась информация о разрушении православных храмов, о незаконной конфискации церквей и передаче их Костелу, об оскорблениях и дискриминации православных священнослужителей и мирян.

Положение православной иерархии в Польше, вышедшей под давлением правительства из канонического послушания Московской Патриархии, затрудняло ее действия, направленные на защиту Церкви и противостояние разрушительной политике правительства. Тем не менее Священный Синод в окружном послании от 16 июля 1938 г. заявил: "Все знают, что произошло в последние дни на Холмщине и в Подляшье, где издревле сияла святая православная вера и где наши предки с давних пор славились своей верностью православию. И ныне в этих скорбью объятых землях живет более 250 000 православных, чьей верой и верностью, дорогой их сердцам православной Церкви, восхищался весь мир. У этих людей разрушили более 100 церквей. Уже одно то обстоятельство, что для достижения некоей пресловутой цели понадобились такие меры, как уничтожение храмов Божиих и кощунственное поношение святынь, легко говорит о крепости и непоколебимости православного духа населения Холмщины и Подляшья... В знак нашего сострадания и молитвы мы устанавливаем 19, 20 и 21 июля трехдневный молитвенный пост, как научили нас тому богобоязненные ветхозаветные иудеи и первые христиане"³⁴³. 2 июня 1938 г., в разгар погрома православной Холмщины, митрополит Дионисий обратился с телеграммой к маршалу Ридц-Смиглому: "Во имя справедливости и христианского милосердия я умоляю Вас остановить разрушение храмов Божиих". Но вопль митрополита остался без последствий.

Страдания православных в Польше привлекли к себе внимание людей во всем мире. Особенно потрясена была русская эмиграция. 8 марта 1936 г. в Нью-Йорке состоялось Общее русское собрание, посвященное 75-летию отмены крепостного права в России, с участием представителей 14 русских национальных организаций. В итоге обсуждения положения православной Церкви в Польском государстве собравшиеся вынесли резолюцию, осуждающую гонения на православие. Эти гонения русская эмигрантская общественность назвала "пережитками средневекового варварства". Обращаясь к польскому правительству, собравшиеся предупреждали, что "такая антиславянская и антибратская политика чинов польской администрации в черную для России годину приведет в будущем к новой борьбе и ожесточению сердец польского и русского народов, что являлось тягостной ошибкой в прошлом и чего, конечно, всячески следует избегать в будущем". Резолюцию протеста подписали православные иерархи в Америке архиепископы Виталий, Адам и епископ Макарий. Текст резолюции был разослан в 19 стран, Сербскому Патриарху Варнаве, русским православным епископам, крупным русским общественным организациям, в редакции русских и иностранных газет, Римскому папе, в Лигу Наций, президенту Польской республики, митрополиту Дионисию и др.

Митрополита Дионисия эта резолюция протеста повергла в тревогу. Он счел необходимым во всех изданиях православной Церкви в Польше напечатать свое обращение к польскому правительству, в котором, в частности, говорилось: "Имею честь препроводить копию письма председателя Всероссийского народного крестьянского союза в Америке от 25 марта с. г. вместе с копией присланной мне резолюции "О преследовании Русской Православной Церкви в Польше". Одновременно выражаю свое самое глубокое возмущение ввиду провокационной акции, подчеркивая, что вопрос резолюции внесу на чрезвычайную сессию Синода, каковая будет созвана в ближайшее время. Таким образом желаю публично выразить горячую привязанность Автокефальной Православной Церкви в Польше к государству и опровергнуть гнусные инсинуации"³⁴⁴. Чрезвычайная сессия Священного Синода была созвана 20 июня. В своем определении Синод аттестовал упоминание о многочисленных случаях преследований православных в резолюции американского собрания русской общественности как "гнусные инсинуации". Зачинщиком кампании протеста, развернутой русской эмиграцией в Америке, был назван архиепископ Виталий, "противник нашей автокефалии и ненавистник Польши", что "легко свидетельствует о провокационном характере резолюции". "Польша — суверенное государство, которое имеет право вникать во все стороны бытия и жизни своих граждан и устраивать эту жизнь сообразно с порядками и интересами общего целого"³⁴⁵,— отмечалось в определении Синода. Актом предательства назвали этот прискорбный документ ревнители православия и русские патриоты. Он явился ярким примером несвободы Церкви в конституционно-демократическом государстве и подтверждал правоту тех, кто возвышал свой голос в защиту обездоленного и гонимого русского православного меньшинства в Польше, участь которого была немногим лучше той, что выпала на долю их братьев по вере и крови в стране, порабощенной Коминтерном.

Русская православная общественность в Польше, видя бессилие епископата, его неспособность защитить Церковь, пришла к выводу, что для правильного устроения церковной жизни и преодоления разногласий, для того, чтобы добиться от правительства реальных гарантий церковной свободы и невмешательства властей во внутренние дела, необходимо созвать Собор с участием не только епископов, но также представителей клириков и мирян, подобный Всероссийскому Поместному Собору 1917–1918 гг. 6–7 декабря 1936 г. в Варшаве состоялся съезд "Русского народного объединения", который принял развернутую резолюцию по церковному вопросу, критиковавшую действия епископата во главе с митрополитом Дионисием. "По церковному вопросу,— говорится в этой резолюции,— съезд констатировал, что православная иерархия, нарушив принципы соборного устроения Церкви и не дожидаясь созыва на канонических основаниях Поместного церковного Собора, произвела и производит ряд крупных нововведений вопреки церковному сознанию верующего народа. Ничем не вызываемое введение нового стиля могло быть осуществлено лишь в некоторых местах, в том числе и в Варшаве, и решительно было отвергнуто подавляющим большинством православного народа. Создалось ненормальное положение, при котором великие праздники — Рождество Христово и др. празднуются в Варшаве в то время, когда все остальные приходы в митрополии продолжают Рождественский пост. Все это только вносит смуту, великий соблазн и недовольство"³⁴⁶.

Однако Священный Синод Православной Церкви в Польше по-прежнему видел возможность устроения церковных дел только через переговоры с правительством. В течение более чем полутора десятилетий правовой статус православной Церкви, а также в значительной мере и ее внутреннее устройство регламентировалось "Временными правилами". Ненормальность такого положения была очевидной. В результате переговоров польских властей с Синодом православной Церкви выработан был текст "Внешнего устава Польской Автокефальной Православной Церкви", который 18 ноября 1938 г. подписал президент, премьер-министр и министр исповеданий Польской республики. Через несколько дней после издания этого акта был опубликован "Внутренний устав" Польской Православной Церкви. В этих двух документах ненормальное, бесправное положение православной Церкви получало юридически более солидное, чем раньше, обоснование. Согласно "Внешнему уставу", для созыва церковного Собора требовалась санкция министра вероисповеданий. С властями должны были согласовываться поставления епископов на кафедры. Епархиальный архиерей, прежде чем назначить священника или диакона на приход, должен был получить от местного воеводы справку об отсутствии возражений против предлагаемой кандидатуры. Преподавание закона Божия православным детям переводилось в ведение министерства образования. За православными архиереями оставалось только право проконтролировать, чтобы назначенные школьными властями законоучители принадлежали к православному вероисповеданию. Подобных стеснений не знал в Польше Римско-католический Костел, статус которого регламентировался актом международного права — конкордатом Польского правительства с Ватиканом. При издании новых уставов произошло переименование Православной Церкви в Польше в Польскую Автокефальную Церковь. По существу это был акт юридического закрепления ее полонизации. Церковь православного народа Западной Руси, только незначительная часть которого пользовалась государственным языком как своим родным, а основная масса его по существу не владела им, становилась по своему официальному названию Польскою Церковью.

* * *

Менее чем через год после издания навязанного православной Церкви внешнего и внутреннего уставов действие их прекратилось вследствие исчезновения самой Польской республики. 1 сентября 1939 г. фашистская Германия напала на Польшу. В считанные дни сопротивление польской армии было сломлено, и немцы оккупировали западные воеводства. 17 сентября в восточные воеводства Польской республики, в пределы исторической Западной Руси, вошла Красная Армия. Западная Белоруссия, Волынь и Галиция были включены в состав Советского Союза, а исконно польские земли, а также территории Подляшья, Холмщины и Западной Галиции со смешанным польско-русским населением вошли в генерал-губернаторство III Рейха. Поляками католического вероисповедания гибель их государства с самого начала переживалась как великая национальная трагедия, это было трагедией и для православных подданных, но для них Польша оказалась злой мачехой, поэтому многие на Волыни, в Полесье, на истерзанной Холмщине тешили себя иллюзиями на лучшее и рассуждали так: хуже, чем под поляками, не будет, потому что хуже некуда. В этом они ошибались.

После гибели Польского государства на территории генерал-губернаторства оказалась одна епархия Польской Православной Церкви — Варшавско-Холмская, состоявшая из 98 приходов с 300 000 верующих, большая часть которых проживала на Холмщине. Учитывая радикально изменившуюся государственно-политическую ситуацию, митрополит Дионисий отказался от возглавления Церкви. 23 декабря 1939 г. он отправил письмо архиепископу Берлинскому Серафиму (Ляде), иерарху Зарубежного Синода Русской Православной Церкви, в котором писал: "Распад независимого Польского государства, существованием которого была обусловлена независимость и автокефалия православной Церкви в Польше, лишает Церковь возможности автокефального существования в дальнейшем. Новый государственный порядок, установленный на бывшей польской территории, которая ныне принадлежит к области германских имперских интересов, вызывает необходимость объединения бывшей Автокефальной Православной Церкви в Польше с церковными организациями, которые представляете Вы, Ваше Высокопреосвященство. Вследствие этого я прошу Ваше Высокопреосвященство в ближайшее время прибыть в Варшаву и взять на себя управление этой части бывшей Автокефальной Церкви в Польше, которая вошла в область германских имперских интересов. В связи с вышеизложенными основаниями я сообщаю Вам, что со дня принятия Вами на себя церковного управления отказываюсь от дальнейшего окормления вышеназванной Церкви"³⁴⁷.

Вскоре после составления этого письма митрополит Дионисий оказался под домашним арестом на своей даче в Отвоке, а архиепископ Серафим с согласия Зарубежного Синода Русской Православной Церкви прибыл в Варшаву. 21 марта 1940 г. генерал-губернатор Франк издал статут о временном церковном управлении в Люблинском округе, первый параграф которого гласил, что православные священники округа находятся в ведении православного архиепископа Берлинского и всей Германии как местоблюстителя Автокефальной Православной Церкви в генерал-губернаторстве. Однако статут этот действовал недолго. Бежавший в Румынию епископ Гродненский Савва (Советов) обратился с жалобой к Вселенскому Патриарху Вениамину на самоуправство архиепископа Серафима, и Патриарх объявил действия архиепископа Серафима, подчинившего своей юрисдикции Автокефальную Церковь в Польше, неканоническими. Но это было еще не все. Церковная политика архиепископа Серафима вызвала спустя некоторое время неодобрение со стороны администрации генерал-губернаторства. В это время в Кракове образован был Украинский комитет, состоявший исключительно из униатов-галичан, проводивших линию митрополита Андрея Шептицкого. Под влиянием этого комитета в преддверии войны с Советским Союзом и оккупации Украины Франк взял курс на создание на территории генерал-губернаторства опорной базы по формированию православного епископата для Востока и преобразованию Православной Церкви в Украинскую. По рекомендации Украинского комитета подобраны были два кандидата на епископские кафедры из националистов-украинцев православного вероисповедания, но сочувствующих унии. Это были профессор Иван Огиенко и архимандрит Палладий Выдубида-Руденко. В прошлом Огиенко был министром исповеданий, а Выдубида-Руденко — заместителем министра финансов в правительстве Семена Петлюры. Архиепископ Серафим отказался хиротонисать этих лиц, а митрополит Дионисий готов был выполнить требование генерал-губернатора. Иоанна (Огиенко) рукоположили на Холмскую кафедру в октябре 1940 г., а Палладия (Выдубида-Руденко) — на Краковскую в феврале 1941 г. Архиепископа Серафима, по происхождению немца, активисты Украинского комитета обвинили в русофильстве и непонимании истинных интересов германского правительства на Востоке, и он вынужден был отказаться от окормления православных приходов генерал-губернаторства, передав бразды правления митрополиту Дионисию, возвратившемуся на Варшавскую кафедру 23 сентября 1940 г. В беседе с митрополитом Дионисием Франк внушил ему надежду на то, что в будущем он возглавит Русскую Православную Церковь.

В условиях германской оккупации православная Церковь в Польше изменила свой национальный характер. Она стала восприниматься как Украинская национальная Церковь. Территория генерал-губернаторства была разделена на три епархии: Варшавскую, во главе которой остался митрополит Дионисий, Холмскую и Подляшскую во главе с Иоанном (Огиенко) и Краковскую и Лемковскую во главе с епископом Палладием. Б€ ольшая часть православных, объединенных в 170 приходов, находилась в юрисдикции Холмского епископа. Немецкие власти в апреле 1940 г. вернули православным кафедральный собор Холма, который отнят был у них в 1920 г. и передан Костелу. В здании епархиальной резиденции устроена была типография, в которой издавалась духовная литература на украинском языке. В епархии находилось два православных монастыря: Яблочинский монастырь преподобного Онуфрия и Турковицкий женский монастырь. Краковская и Лемковская епархия насчитывала несколько десятков тысяч православных христиан, в основном лемков, вернувшихся из унии в 1910–1920 гг., в составе епархии было 35 приходов, кафедральный храм размещался в Кракове, православная община которого насчитывала около 400 человек, в основном это были эмигранты. Наконец, центральная Варшавская епархия была совсем малочисленной и имела 10 приходов. Три правящих архиерея во главе с митрополитом Дионисием образовали Синод, при котором в должности вице-председателя состоял известный украинский националист Степан Скрыпник, племянник и в свое время адъютант Семена Петлюры, посол польского сейма, один из лидеров его украинской фракции. Ко времени немецкой оккупации Польши он был директором кожевенной фабрики в Люблине. Скрыпник пользовался особым доверием администрации генерал-губернаторства и был проводником германских политических интересов в Синоде.

Большая часть православного населения разгромленной Польши, около 4 млн. человек, в сентябре 1939 г. оказалась на территории Советской Украины и Белоруссии. Это были епархии Гродненская, Полесская, Волынская, а также Виленская, правда, саму Вильну советское правительство передало тогда еще независимой Литве, и законный митрополит Литовский и Виленский, до 1939 г. имевший свою резиденцию в Каунасе, смог переехать в свой кафедральный город. Архиепископ Феодосий (Феодосиев), поставленный на Виленскую кафедру Варшавским Синодом, был устранен от управления епархией и оставался на покое в монастыре Святого Духа. На землях Западной Украины и Белоруссии в 1939 г. было 1200 приходов.

ПРИМЕЧАНИЯ

³¹⁴ Акты. С. 155.

³¹⁵ Евлогий. Путь моей жизни. С. 314.

³¹⁶ Акты. С. 173.

³¹⁷ Патриарх. М., 1993. С. 7.

³¹⁸ Акты. С. 177.

³¹⁹ Там же.

³²⁰ Там же.

³²¹ Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 227–228.

³²² Акты. С. 178–179.

³²³ Там же. С. 184.

³²⁴ Цит. по: Heyer Friedrich. Die Orthodoxe Kirche in der Ukraine von 1917 bis 1945. Kц ln, 1953. S. 137–138.

³²⁵ Акты. С. 320–321.

³²⁶ См.: Heyer. Die Orthodoxe Kirche. S. 143.

³²⁷ Афанасий (Мартос), архиеп. Беларусь в исторической государственной и церковной жизни. Минск, 1990. С. 325.

³²⁸ См.: Heyer. Die Orthodoxe Kirche. S. 146 (прим. 66).

³²⁹ Ibidem. S. 147 (прим. 71).

³³⁰ Русское слово. Варшава, 1936. № 101.

³³¹ Цит. по: Попов А. Пора проснуться! СПб.; Париж, 1993. С. 20.

³³² Там же. С. 18.

³³³ Слово. 14 сентября 1936 г.

³³⁴ Там же. № 307.

³³⁵ Попов. Пора проснуться! С. 77.

³³⁶ Там же. С. 54–55.

³³⁷ Цит. по: Попов. С. 60–65.

³³⁸ Там же. С. 63.

³³⁹ Афанасий (Мартос). Беларусь.
С. 264.

³⁴⁰ См.: Попов. Пора проснуться! С. 36–52.

³⁴¹ Русское слово. 1936. № 150.

³⁴² Цит. по: Heyer. Die Orthodoxe Kirche. S. 154–155 (прим. 102).

³⁴³ Ibidem. S. 154 (прим. 101).

³⁴⁴ Попов. Пора проснуться! С. 69–70.

³⁴⁵ Слово. 1936. № 26.

³⁴⁶ Попов. Пора проснуться! С. 74.

³⁴⁷ Цит. по: Heyer. Die Orthodoxe Kirche. S. 162.

Владислав Цыпин

ИСТОРИЯ РУССКИЙ ЦЕРКВИ

1917-1997

ГЛАВА V

ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ НА КАНОНИЧЕСКОЙ ТЕРРИТОРИИМОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА ЗА ПРЕДЕЛАМИСОВЕТСКОГО СОЮЗА(1918–1940)

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

ПРИМЕЧАНИЯ

ЦЕРКОВНАЯ ЖИЗНЬ НА КАНОНИЧЕСКОЙ ТЕРРИТОРИИ
МОСКОВСКОГО ПАТРИАРХАТА ЗА ПРЕДЕЛАМИ
СОВЕТСКОГО СОЮЗА
(1918–1940)