Сергей
ПУШКАРЕВ. Роль Православной Церкви в истории
русской культуры и государственности
II-й ПЕРИОД От татарского
завоевания до конца XVII века
Во времена
татарского ига (XIII-XV вв.) православной церкви выпала на долю
великая задача сохранения и укрепления русской народности и русской
государственности. Самое сознание национального единства русского
народа образуется на почве сознания возникшего ранее единства
религиозного - путем противопоставления русско-православного
населения «поганому» востоку, с одной стороны, и латинскому
(католическому) западу с другой («бесерменству» и
«латинству»).
Русская
Церковь бережно хранила идею единства русского народа. На основе
единства «русской веры» и выросло русское национальное сознание -
все тверичи, москвичи, рязанцы, полочане, новгородцы, черниговцы,
киевляне и т.д. сознали себя единым русским народом прежде всего
потому, что все они исповедывали единую «русскую веру
(И.И.Лаппо)».
Глава
русской церкви митрополит Киевский уже в первой половине XIII века,
еще до татарского завоевания, именуется митрополитом «всея Руси».
Между тем великие князья стали усваивать себе титул «великий князь
всея Руси» только в XIV веке, да и в то время титул этот был,
конечно, не столько отражением политической
действительности (ибо до
государственного объединения «всея Руси» было еще слишком далеко),
сколько политическим притязанием. Церковное единство Руси далеко
предшествовало ее объединению
национально-государственному и само послужило одним из могучих
средств этого объединения.
В
знаменательную эпоху Х1У-ХУ века, когда медленно, но неуклонно
происходило национально-государственное объединение разрозненных
русских земель вокруг Москвы, большую и благотворную роль в этом
процессе собирания национальных сил сыграли три
знаменитых первосвятителя, причисленные церковью к лику святых -
митрополиты Петр (1308-1326), Алексий (1353-1378) и Иона
(1448-1461), - три столпа русской церкви и русской
государственности. Все они принимали деятельное участие в делах
государственных и способствовали собиранию Руси Москвой и возвышению
авторитета и власти великого князя Московского и «всея Руси».
Перенесение митрополичей кафедры из Киева на северо-восток произошло
в (1299-1300 г.), когда митрополит Максим, «не терпя татарского
насилия» (по выражению летописи), переехал из разоренного Киева на
север, в стольный город северовосточной Руси Владимир на
Клязьме. Преемник Максима, св. митрополит Петр (родом из Галицкой
Руси) сделавшись митрополитом, вошел в дружеские отношения с князем
Московским Иваном Даниловичем Калитой, помогал ему в делах
строительства земского, подолгу живал в Москве и, по преданию, изрек
пророчество о будущей славе и величии Москвы. Его преемник
митрополит Феогност окончательно поселился в Москве, и таким
образом, Москва стала церковной столицей Русской земли, что весьма
много способствовало росту ее национально-политического
значения. Преемник Феогноста, св. митрополит Алексий (родом из
Черниговской земли) не только ревностно занимался делами церковного
управления и благоустройства, но и принимал весьма деятельное
участие в государственных делах. По смерти в 1359 году великого
князя Владимирского и Московского Ивана Ивановича, митрополит
Алексий стал опекуном его малолетнего сына Дмитрия (впоследствии
знаменитого героя Куликовской битвы) и много помог ему в достижении
великокняжеского престола (в 1362 году), а затем, во время
малолетства великого князя, он стал фактическим главою и
руководителем великокняжеского правительства, стремясь к возвышению
власти великого князя, и к объединению остальных русских князей «в
любви и докончании» под главенством великого князя «всея Руси». И
впоследствии, до самой смерти своей, он не оставлял великого князя
Дмитрия Ивановича своей помощью и советами в делах управления и
дипломатических сношений.
И великий
светильник русской церкви в XIV в., основатель монашеского
пустынножития в глухих дебрях северовосточной Руси, - преп.
Сергий Радонежский не чуждался забот государственных. Князья и бояре
приезжали к преп. игумену Троицкой обители за советом,
благословением и молитвенной помощью, а иногда обращались к нему с
просьбой о помощи и в делах чисто государственных. Не раз
пользовался его советами и помощью знаменитый герой Куликовской
битвы Дмитрий Донской. В великую и страшную минуту русской истории,
пред походом против татар в 1380 г. великий князь Дмитрий Иванович
посетил Троице-Сергиеву обитель, и преподобный Сергий благословил
его на борьбу с Мамаем, обещал русскому воинству помощь Божию на
супостатов, и послал с ними в бой против татар двух троицких
иноков-витязей (бывших воинов) - Пересвета и Ослябю, которые пали
героями в победоносной и славной Куликовской битве. И если, по
справедливому замечанию В.О.Ключевского, «Московское государство
родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана
Калиты», то преподобного Сергия, вдохновителя Куликовской битвы, мы
должны признать как бы крестным отцом Московского государства. Но
помощь преп. Сергия нужна была руководителям зарождавшегося
общерусского государства не только для борьбы с внешними врагами, но
и для умиротворения внутренних распрей и раздоров в еще лишенной
политического единства Русской земле. Преп. Сергий «явился
примирителем удельных князей в их столь губительных для народа
ссорах и тяжбах, предупреждая кровопролития и налаживая «вожделенный
мир» и согласие, уча об единстве русских «православных христиан»,
как народа, несмотря на его разделение по княжествам» (И.И.Лаппо). В
1365 г. св. Сергий понудил нижегородского князя Бориса
Константиновича признать верховную власть великого князя
Московского. В 1385 г., вскоре после опустошительного нашествия на
Русскую землю татарского хана Тохтамыша, на московские пределы напал
враждебный сосед великого князя Дмитрия - князь Олег Рязанский.
Изнемогающий в борьбе великий князь отправился снова в Сергиев
монастырь «и глаголаше с молением преподобному игумену Сергию, да бы
шел от него сам преподобный игумен Сергий посольством на Рязань ко
князю Олегу о вечнем мире и о любви»; преподобный троицкий игумен, в
то время уже глубокий старик, отправился во главе посольства от
великого князя в Рязань для того, чтобы добиться заключения
желанного мира. «Тихими и кроткими словесы и речми и благоуветливыми
глаголы», он склонил сурового рязанского князя к примирению с
великим князем Дмитрием; «Князь же велики Олег, - повествует
летописец, - преложи свирепство свое на кротость, и утишися и,
укротися, и умилися вельми душею, устыдебося толь свята мужа, и взял
с великим князем Дмитрием Ивановичем вечный мир и любовь... И
возвратися преподобный игумен Сергий с честью и с славой многою на
Москву... и достойно хвалим бысть и славен и честен от всех». А
перед тем, по рассказу летописца, «мнози бо преже того к нему (князю
Олегу) ездиша и не возмогоша умирити их». В 1389 г. преп. Сергий
присутствовал при кончине вел. князя Дмитрия Ивановича, а перед тем
он был первым из свидетелей, перед которыми было составлено духовное
завещание вел. кн. Дмитрия, а может быть, был и вдохновителем
этого завещания, проникнутого высоким христианским духом (в
наставлениях детям) и глубокой политической мудростью (в этом
завещании московский великий князь впервые «благославлял» своего
старшего сына великим княжением Владимирским, полагая таким образом
юридическое основание будущей единодержавной великокняжеской
власти).
В середине
XV века православной церкви грозила опасность подпасть под власть
главы католического мира - римского папы. Когда Константинопольская
Церковь, под угрозой турецкого порабощения, приняла на Флорентийском
соборе (1489 г.) унию с католической церковью, признав главенство
римского первосвященника, к этому постановлению присоединился и
русский митрополит, грек Исидор, бывший на соборе. Однако по
возвращении Исидора в Москву, великий князь Московский Василий
Васильевич, а также духовенство и народ, отказались принять унию с
латинской церковью; митрополит, изменивший православию был свергнут
и бежал в Литву, потом в Рим, а в Москве собором русских епископов
был поставлен митрополитом рязанский епископ Иона, доблестный и
твердый в вере архипастырь.
С этих пор
Русская Церковь сделалась почти совершенно независимой от Церкви
Константинопольской, признавая за последней лишь иерархическое
старшинство. Тот же митрополит Иона, во главе русского духовенства,
сыграл важную роль в деле укрепления власти великих князей
московских путем утверждения правильного порядка наследования
престола - от отца к сыну. В несчастливое и беспокойное княжение
Василия II Васильевича (1425-1462 г.), когда с притязаниями на
великокняжеский престол выступили сначала дядя Василия - Юрий
Дмитриевич, а потом сыновья последнего - Василий Косой и Дмитрий
Шемяка, московское духовенство, во главе с митрополитом Ионой,
решительно стало на сторону Василия Васильевича, обличая
незаконность притязаний двоюродных братьев великого князя на
московский престол и своим нравственным авторитетом помогло решению
этого спора в пользу Василия II и установлению правильной
династической преемственности на московском (и владимирском)
великокняжеском престоле.
Прежде чем
говорить о деятельности других, выдающихся иерархов московской Руси
и государственной роли церкви в московское время, мы должны
остановить свое внимание на своеобразном и значительном явлении
древнерусской жизни, оказывавшем всестороннее влияние на жизнь
древнерусского общества и государства, на древнерусских монастырях.
Аскетическая идея глубоко проникала собою древнерусскую
церковную литературу и древнерусское общество. Длительное
господство аскетической идеи на Руси объясняется не только
побуждениями религиозно нравственными, не только влияниями
церковно-литературными, но также всем ходом исторической жизни
русского народа. Тяжелы и неустойчивы были условия его
существования: после постоянных опустошительных набегов кочевых
соседей и междоусобных браней Киевского периода, татарский погром в
середине XIII века и долговременное татарское иго нанесли тяжкий
удар экономическому благосостоянию страны и морально принизили
русского человека; частые моровые поветрия, опустошительные пожары,
губительный голод в результате неурожаев, - все эти бедствия и
напасти укрепляли в народе взгляд на мир, как на арену полную зол и
скорбей, как на «юдоль плачевную»; глубокий нравственный упадок в
общественной и домашней жизни укреплял сознание того, что «мир во
зле лежит», и что трудно спасти душу свою, живя в этом мире
«суетном» и «многомятежном»... И чем более тяжелую и безотрадную
картину являла собою жизнь мира сего, тем с большей любовью, отрадой
и надеждой обращался взор русского человека к миру иного порядка, к
миру, обитатели которого отрекались от суеты «сесветного» жития и
посвящали всю жизнь свою на служение Богу и спасение души своей.
Взгляд на монашество, как на идеал высоконравственной
истинно-христианской жизни способствовал быстрому его росту и
распространению на Руси. «Свет инокам - ангелы, свет мирянам -
иноки» говорил древнерусский человек, и «чин» монашеский или
иноческий называл он иногда «ангельским чином монашеского образа», а
монастыри называл он домами Божиими...
До середины
XIII века в пределах северо-восточной Руси возникло лишь около 25
монастырей, но XIV и XV века явились временем усиленного
монастырского строительства. Самым важным и знаменитым из монастырей
Московской Руси стал основанный св. Сергием около 1340 года в глухом
лесу близ маленького городка Радонежа
монастырь в честь св. Троицы.
Монастырь
св. Сергия явился родоначальником и образцом для монастырей нового
типа - монастырей пустынных; в то время как прежние монастыри
строились в больших городах или около городов, св. Сергий и
следовавшие по его стопам его ученики и сподвижники воздвигали свои
обители вдали от городов, в глухих лесных дебрях северо-восточной
Руси. Уходя все дальше и дальше на север (подвигаясь от Москвы и от
Новгорода), русские пустынножители дошли до берегов Белого моря и
Северного Ледовитого океана и здесь зажглись яркие маяки русского
религиозного света (в середине XV века возникла на островах Белого
моря знаменитая обитель Соловецкая, основанная св. св. Савватием,
Германом и Зосимой, а в половине XVI в. на Мурманском берегу обители
Феодорита Кольского и Трифона Печенгского, просветителей лопарей).
Наиболее славным и успешным рассадником пустынных монастырей в
северо-восточной Руси стала обитель преп. Сергия, который явился
вообще основоположником северно-русского монашества и вместе с тем
стал покровителем и молитвенником Русского государства. Ученики и
собеседники св. Сергия основали до 30-ти новых монастырей, и недаром
говорит древний книжник, что св. Сергий «яко солнце сияше пред всеми
людьми и яко лучи от солнца ученицы его мнози
провозсиша»...
Из множества
монастырей, основанных в этот период (XIV-XV века) упомянем
Пафнутьев Рождество-Богородицкий монастырь близ города Боровска;
ученик преп. Пафнутия Иосиф Санин основал в 1479 г. знаменитый
Волоколамский монастырь. На островах Ладожского озера возникли
монастыри Валаамский (уже процветавший к концу XIV века) и
Коневский, основанный преп. Арсением в 1398 году; в Белозерском краю
возникла знаменитая обитель, основанная преп. Кириллом Белозерским в
1397 году; в половине XV века была основана преп. Нилом пустынь на
реке Сорке. И еще много славных обителей возникло в то время, общее
же число монастырей, возникших в Северной Руси за два с половиною
столетия до конца XV века составляло около 200. В XVI и XVII вв.
усиленное строительство монастырей продолжалось; в XVI в. возникло
около 100 и в XVII в. около 200 новых монастырей. Впрочем,
большинство этих монастырей были немноголюдными: количество братии в
них составляло иногда 5-10-20 человек, и лишь в самых крупных и
славных обителях доходило до 100 человек и превышало эту
цифру.
Пустынные
монастыри имели огромное значение не только для религиозной, но
также для социально-хозяйственной жизни Русского народа.
Поселившиеся в глухом лесу иноки занимались не только подвигами
благочестия, но и тяжелым хозяйственным трудом. Они вырубали лес и
строили себе храм и келии, всякие хозяйственные постройки и ограду
монастырскую; затем, раскорчевавши лес, обращали добытую таким
образом землю под пашню и огороды; в приречных местностях заводили
себе пастбища для скота и сенокосы; в реках и озерах ловили рыбу.
Строгость подвижнической жизни и слава иноческих подвигов привлекала
к возникшим монастырям не только богомольцев и вкладчиков, но и
крестьян земледельцев, которые селились вокруг обители, как
религиозной и хозяйственной опоры. «Монастырская колонизация
встречалась с крестьянской и служила ей невольной путеводительницей»
(Ключевский). Так вокруг монастырей постепенно возникали мирские
поселения, составлявшие вместе с иноческой братией один приход
монастырской церкви. Случалось, что монастырь закрывался, но
крестьянский приход с монастырской церковью оставался. Случалось и
так, что монастырь богател и развивался, и окрестное крестьянское
население попадало к нему сначала в хозяйственную, а потом и в
юридическую зависимость. Монастыри зачастую получали от светского
правительства окружавшую территорию, с правом разрабатывать ее и
призывать или «называть» на нее поселенцев, для которых на первое
время предоставлялись значительные податные льготы. И вот под
энергичным и умелым руководством предприимчивых
старцев оживали пустынные
пространства нашего лесного севера и широко вовлекались в
народно-хозяйственный оборот. Монастырь «называл» на свои земли
крестьян и бобылей предоставляя им податные льготы, ссуды и
«подмогу», за которую они обязывались разрабатывать под пашню
девственные леса и ставить на своих участках дворы со всеми
необходимыми хозяйственными постройками. Так возникали в
монастырских владениях сначала крестьянские «починки», которые потом
становились деревнями, иногда селами; иногда возникали «погосты»
(поселения с церковью и дворами для причта). Как широко развилась
хозяйственно-колонизационная деятельность северных монастырей в XV и
XVI вв. покажет нам пример монастыря Кирилло-Белозерского, во
владениях которого в одном только белозерском уезде в 1544 году
насчитывалось 4 села, 3 сельца, 252 деревни и 143 починка (при этом
нужно, конечно, иметь в виду небольшие размеры прежних северных
деревень).
Кроме пути
колонизационного, множество населенных земель монастыри приобретали
в качестве вкладов на помин души. Впоследствии некоторые богатые
монастыри приобретали земли и путем покупки.
Иногда в
непосредственной близости от монастырей возникали большие поселения
полугородского типа - слободы и «посады» с ремесленным и
торгово-промышленным населением. И когда новой России уже в XVIII
веке понадобились новые города, как административные центры для
уездов, то многие города были образованы именно из подмонастырских
посадов и слобод. Так возникли уездные города: Калязин (Тверской
губ.), Варнавин (Костромской губ.), Макарьев (Костромской губ.) и
Макарьев Нижегородской губ. (здесь возникла знаменитая макарьевская
ярмарка, Покров (Владимирск. губ.), Кириллов и Череповец
(Новгородск. губ.). Образовавшийся вокруг Троице-Сергиевского
монастыря Сергиевский посад не был сделан уездным городом, но по
числу своего населения превысил все уездные города Московской
губернии. Заметим еще, что на далеком Беломорском севере, около
монастыря св. Михаила Архангела возник важнейший торговый пункт
Московской Руси - город Архангельск.
В XVIII веке
все вообще населенные монастырские владения были взяты в ведение и
управление государства. Таким образом, русские монастыри, временно
изъявшие из светского общества значительную часть
общественно-хозяйственных сил и средств, возвратили их затем
светскому обществу в развитом и значительно увеличенном виде, и
потому пред лицом беспристрастного суда могли бы со спокойной
совестью ответить словами евангельской притчи: «пять талант ми еси
предал - се другая пять талант приобретох на них»…
Так сложным
путем индивидуальный религиозный подвиг русских отшельников
превращался в большое народнохозяйственное и культурно
общественное дело: сначала от светского общества отделялась какая-то
светящаяся точка и временно скрывалась во мраке непроходимых
северно-русских лесов. Этот светящийся во мраке огонек духовного
подвижничества привлекал к себе других отшельников, жаждущих
религиозного подвига, и общее религиозное воодушевление рождало
пустынный монастырь - место молитвы, поста и непрерывного служения
Богу. Потом эта оторвавшаяся от мира частица общенародного
религиозного духа снова обрастала плотью мирских нужд и интересов и
таким образом, не прекращая служения Богу, снова возвращалась на
грешную землю для участия в общенародных трудах, нуждах и заботах, и
в государственном служении.
Монастырские
земли первоначально освобождавшиеся от государственного тягла (т.е.
от платежа податей и исполнения повинностей), уже в XVI веке
привлекаются к этому тяглу, а в XVII веке на них тягло падало еще в
большем размере, чем на земли светских владельцев. Уплачивая
государству установленные подати, монастыри давали также со своих
имений на военные нужды так называемых «даточных людей». В трудные
времена опасностей и чрезвычайного военно-финансового
напряжения Московского государства, когда правительству не хватало
средств на покрытие военных расходов, ему приходила на помощь
богатая монастырская казна, откуда тысячи и тысячи рублей текли на
«корм» и на жалование ратным людям. Из казны Троице-Сергиева
монастыря в начале XVII века было взято правительством на
ратные нужды свыше 65 000 рублей, сумма по тому времени
огромная! Соловецкий монастырь в царствование Алексея Михайловича
(1645-1676 гг.) выслал в Москву на жалованье ратным людям 41 414
рублей и 200 золотых. Тихвинский монастырь получил в 1655 г., во
время тяжелой борьбы с Польшей за Малороссию, следующее повеление:
«От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Великия и Малые
России самодержца, в Тихвин монастырь архимандриту Иосифу с
братьею. Ведомо нам учинилось, что у вас в монастыре есть деньги
многие, и мы указали взяти из монастыря на жалованье нашим ратным
людям денег 10 000 рублев»…
Но этой
финансовой помощью государству не исчерпывалась роль монастырей во
времена внешних опасностей. Некоторые монастыри, защищенные
солидными стенами и башнями, играли роль военных крепостей,
подвергались осаде неприятельских войск и с успехом отражали их
нападения. Соловецкий монастырь долгое время был на севере оплотом
русской государственности, первоклассной крепостью, гарнизон которой
(содержимый на монастырские средства) защищал русское Поморье от
нападений враждебных соседей (шведов, норвежцев, корелов). Славная
обитель Троице-Сергиева в смутное время с успехом выдержала осаду
польско-литовско-«воровских» войск и этим успехом подняла падавший
дух русского народа. Кириллов-Белозерский монастырь в 1612-1613 гг.
выдержал осаду литовцев. Тихвинский монастырь выдержал в
1613 г. трехмесячную осаду шведского войска и в 1614 г. снова
отразил нападение шведов.
В годы
общественно-стихийных бедствий, в «гладныя времена» неурожаев,
крупные и богатые монастыри - Троице-Сергиев, Кириллов-Белозерский,
Пафнутьев-Боровский, Иосифов-Волоколамский приходили на помощь
множеству голодного народа, открывая для пропитания голодающих свои
обильные житницы.
В конце XV
в. тяжелый неурожай постиг Белозерскую область, и на помощь
голодающему населению пришел Кириллов монастырь: ...«глад велий
тогда в людех иже в окрестных монастыря живущий бяху, и начата мнози
приходите в монастырь глада ради хлебнаго и вси ходящи и кождо их
насытився отхожаху... Бяху же ядущих в монастыре том на всяк день
шесть сот душ или множае и тако сиа быша даже и до новаго хлеба»...
«Обильными поступлениями в монастырь в обычное спокойное время он
был обязан обществу и правительству. Но во время общественных и
государственных несчастий наоборот тем, что было получено и собрано
монастырем, он поступался в пользу общества и государства», говорит
историк Кирилло-Белозерского монастыря Н. Никольский.
Выручая
государство и общество в трудные минуты военных опасностей и
стихийных бедствий, древнерусские монастыри и в нормальное время
были для отдельных лиц страховым учреждением на разные случаи жизни.
Крестьянин-земледелец, в случае неурожая или падежа скота получал в
монастыре ссуду (процентную или беспроцентную).[4]
Служилые
люди, одряхлевшие или изувеченные на государевой службе, и
«вкладчики» из всех слоев населения находили в монастыре покой и
«прекормление» (в древнерусских монастырях таким образом жили не
только чернецы, но и «бельцы», т.е. светские люди). Особенно
существенную и постоянную поддержку находила в монастырях
многочисленная в древней Руси масса нищих и странников. «Церковное
богатство - нищих богатство» - утверждала древнерусская поговорка.
Монастыри постоянно устраивали для нищих «кормы» и наделяли их
милостыней. При многих монастырях были устроены больницы, богадельни
и «странноприимницы», в которых убогие больные, бесприютные и
пришельцы находили для себя приют и прокормление. Например, в 1601
году по описи Кириллова монастыря было «в монастыре в больницах
нищих 90 человек, да в богадельне 12 человек, и обоего 102 человека»
(монашествующих в это время было около 150 человек).
Помимо всех
этих услуг, которые оказывал монастырь древнерусскому
обществу, велика была и общая
национально-культурная роль древнерусских монастырей. В них
воспитывались и из них выходили все русские иерархи (поставлявшиеся
из состава черного духовенства,
обычно из архимандритов и игуменов), из коих многие
стали выдающимися деятелями и служителями русской культуры и русской
государственности. Далее, монастыри были исходными пунктами
миссионерско-проповеднической деятельности среди инородческого и
иноверческого населения Русской равнины, а распространение
христианства среди этого населения вводило его в общерусское
культурное единство (из деятелей этого порядка должно упомянуть св.
Стефана, первого епископа Пермского, просветителя зырян,
скончавшегося в 1396 г., и св. Гурия, первого архиепископа
Казанского, насадителя православия в пределах бывшего Казанского
царства, который скончался в 1563 г.). Наконец почти вся
древнерусская письменность и просвещение
сосредоточивались в монастырях. С одной стороны, круг грамотных или
«книжных» людей в древней Руси почти только и ограничивался
духовенством и монашеством, а с другой стороны никто кроме монахов
не имел столько досуга и столько усердия для чтения, переписки и
составления книг, что считалось в древней Руси делом
«душеполезным» и богоугодным. «Первыми монастырями,
которые начали заботиться о заведении настоящих библиотек четиих
книг, были монастыри преп. Сергия Радонежского и преп. Кирилла
Белозерского» (Голубинский), а за ними начали составлять собрания
книг и рукописей и другие монастыри северо-восточной Руси.
В библиотеке Троице-Сергеева монастыря, по описи 1641 года,
числилось до 700 рукописей. В монастырях составлялись и
переписывались не только произведения специально церковной
«учительной» литературы, как жития святых (любимый предмет чтения
древнерусских грамотных людей), проповеди, пастырские послания,
полемические сочинения против еретиков и иноверцев, но также и
сочинения, имевшие огромное национальное и культурное значение,
именно летописи и летописные своды,
составляющие основу нашего исторического
познания о древнем периоде родной истории. Кроме летописей
древнерусские «книжники» - монахи составляли отдельные сказания
о достопамятных исторических событиях, как
напр. знаменитое сказание келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия
Палицина об осаде монастыря Сапегою и Лисовским и о событиях
смутного времени вообще.
При таком
соединении многообразных функций, когда монастырь был и местом
спасения души путем молитвенного и трудового подвига, и местом
молитвы за живых и умерших, и хозяйственнофинансовым центром
для окрестного населения, и местом «покоя и пропитания» для
вкладчиков, уходивших под священную сень монастыря от суеты и
тревоги житейской, и местом благотворительной помощи нищим и
«убогим», - неудивительно, что все слои и разряды русского общества
с таким усердием и любовью трудились над созданием и
«благоукрашением» святых обителей. Иногда бывали случаи, что
монастырь строился по инициативе и при содействии целого общества,
городского или сельского, ощущавшего в нем настоятельную
потребность. В 1580 году «земские люди» Вятской земли
обратились к царю Ивану Васильевичу с челобитною, на которую из
Москвы был послан приводимый ниже ответ: «От царя и великого князя
Ивана Васильевича всеа Руси, на Вятку, в город Хлынов, выборным
судьям и старостам и целовальникам и всем земским людям. Прислали
естя к нам от всей земли челобитную, а в челобитной написано, что
Вятские городы от Московских городов удалели, а нашего деи богомолья
мнишескаго монастыря у вас во всей Вятской земле нет... и нам бы вам
велети мнихом монастырь устроите на Вятке, в Хлынове, Успенья
Пречистой, а излюбили естя в строители Пыскорскаго монастыря
постриженика старца Трифона, и землицы бы нам к монастырю велети
дати... - И мы старцу Трифону велети в Хлынове Успенья Пречистой
мнихом монастырь строите и священников призвати, а земли есмя к
Успенью Пречистой велели дате в Хлынове под городом пустошь»... В
благословенной грамоте патриарха Иова об устроении Богоявленского
монастыря в городе Слободском Вятской области (1599 г.) читаем:
«Били нам челом с Вятки Слободского города земской староста... и во
всех посадских людей и волостных крестьян место, а сказали: на
Вятке-де в Слободском городе монастыря не бывало искони вечно, и
многие-де посадские люди и волостные крестьяне во ангельский чин
постричися желают и им – деи постричися негде; а которые-де люди
наперед сего постриглися, и они - деи волочатся без пристрою меж
двор... и они - деи ныне городом Слободским посадом и уездом в
городе в Слободском... воздвигнули храм Богоявления... и приговорили
к тому храму служите чернаго попа Иосафа Казанца, и под келейцу-де и
ему место дали... и яз Иев патриарх... пожаловал, благословил велел
у них впредь в том Богоявленском монастыре быта тому черному попу
Иосафу, велели есми ему тот... монастырь строить и братию собирати,
желаемых постригать»...
Обращаясь
теперь к вопросу о взаимоотношениях между церковью и государством в
московский период русской истории, мы видим, что между ними
существует тесное идейное и политическое сотрудничество. Церковные
иерархи и монастырские «книжники» поддерживают и развивают учение о
божественном происхождении верховной светской власти, учат о высоком
назначении государя, как охранителя
правоверия, права, справедливости и порядка в
государстве, требуют от него соблюдения правды и правосудия в
правительственной деятельности и указывают ему на его
ответственность перед Богом за вверенное его попечению «словесное
стадо овец Христовых» или за «люди порученные ему Богом». На рубеже
XV и XVI вв. русское духовенство, в лице старца псковского
Елеазаровского монастыря Филофея, выдвигает
возвышенное национально-патриотическое учение о Москве, как о
третьем и вечном Риме. После падения православных царств на
балканском полуострове - Болгарского и Сербского, а затем и
Византии, московский государь стал единственным православным
монархом в мире. И вот старец Филофей писал в своем послании к
Василию III: «Да весть твоя держава, благочестивый царю, яко вся
царства православныя христианской веры снидошася в твое едино
царство; един ты во всей поднебесной христианам царь». Русь отныне
стала, по взгляду Филофея, мировой носительницей и защитницей
православной веры, и русский государь единственным вождем и
покровителем православного народа. После падения двух Римов
(Византия считалась вторым Римом) Москва стала третьим Римом, будет
незыблемо стоять до конца мира («а четвертому Риму не быти»), если
только она неотступно и неуклонно будет хранить святую православную
веру.
При венчании
на царство нового государя высший иерарх русский митрополит, а с
конца XVI века патриарх - в своем поучении говорил царю: «Сохрани
веру христианскую, греческаго закона, чисту и непоколебиму,... люби
правду и милость и суд правый»; «всех же православных христиан блюди
и жалуй и попечение о них имей от всего сердца; за обидимых же стой
царськы и мужескы и не давай обидети не по суду и не по правде»...
Единение
православной иерархии с светской властью не ограничивается областью
идейной, но осуществляется в политической практике. Епископы и
игумены по-прежнему являются советниками князей, впоследствии царей
московских. Великий князь, затем царь постоянно «советует» о важных
государственных делах с «отцем своим митрополитом», потом
патриархом. Участие духовенства в государственных делах получает
даже свое оформление в лице т. наз. «освященного собора»
(собрания высшего духовенства). Освященный собор в ХVI-ХVII вв.
является непременной составной частью земских соборов. В течение
всего XVII века патриарх и освященный собор принимают постоянное
участие в управлении и законодательстве Московского
государства.
Кроме права
совета, православным иерархам принадлежало еще право «печалования»,
т.е. заступничества пред государями за лиц, несправедливо
подвергавшихся преследованиям или наказаниям.
В период
возвышения власти московских государей (в ХV-ХVI вв.)
московские иерархи всячески поддерживают и
укрепляют авторитет Московского государя, который должен быть «всея
Русския земли государем государь». Ему должны покориться и
удельные князья и вольные
народоправства (Новгород, Вятка, Псков). В 1471 г. в период острого
конфликта Новгорода с Иваном III митрополит Филипп (I) обратился к
новгородцам с посланием, в котором предостерегал их против
отступления от православия к «латынству» и убеждал их покориться
великому князю: «И вы, сынове, смиритеся, ему же Богом
покорены есте, под крепкою рукою благовернаго и благочестиваго
государя великаго князя Ивана Василиевича всея Руси, вашего отчича и
дедича». С другой стороны, когда великий князь «въсполелся» на
новгородцев и «на конь всел, хотячи их добре показнити», митрополит
обратился и к великому князю с посланием, в котором убеждал его
помиловать новгородцев, если они принесут повинную: «...челом бью
твоему великому благородию, чтобы еси, господине, пожаловал,
смиловался над ними... не презрел сего пащего к тебе моления и
челобитья, гнева бы своего утолил еси, а их челобитья пожаловал еси
принял, а меча бы еси своего поудержал, чтобы ся в твоей
земле многое крови христианскыя не пролило промежду
твоих людей»...
Помогая
русским государям в управлении государством, иерархи православной
церкви не превращались однако, в их безличное и безгласное орудие.
Когда они видели, что государь уклоняется от исполнения своего
долга, что он нарушает интересы своего народа или небрежет о нуждах
государственных, они нередко выступали против государя с
укоризненным и гневным словом обличения, призывая его к исполнению
своего долга и угрожая гневом Царя небесного. В этом отношении
особенно ярки два исторических выступления - архиепископа Вассиана
Ростовского в эпоху падения татарского ига и митрополита Филиппа в
эпоху опричнины.
В 1480 году,
на русскую землю двинулся с огромным войском татарский царь Ахмат,
которому великий князь Иван III Васильевич отказался заплатить
установленную дань. Великий князь с своей стороны, собрал большое
войско и, получив благословение на брань от митрополита и всего
«боголюбивого собора», выступил против татар. Оба войска
остановились одно против другого на разных берегах реки Угры, и
никто не решался начинать бой, боясь силы противника. После
продолжительного стояния на месте великий князь, слушая «злых
советников» стал склоняться к мысли об отступлении. Митрополит и
духовенство послали ему соборное послание, в котором увещевали его
мужественно и безбоязненно выступить против татар, чтобы освободить
свое отечество от тягостного и позорного татарского ига. Но великий
князь по-прежнему не решался на бой и думал об отступлении...
Тогда выступил престарелый архиепископ
Ростовский и Ярославский Вассиан, который написал великому князю на
Угру длинное и горячее послание полное пламенной веры, горячего
патриотизма и национальной гордости. Обращаясь к государю, владыка
желает «глаголати твоему величеству твоего ради спасения: наше
убо, государю великий, еже воспоминати, ваше
же еже послушати»... Владыка напоминает государю его обещание
«крепко стояти за благочестивую нашу православную веру и боронити
свое отечество от бесерменства» и горячо убеждает его не слушать
злых советников, которые «совещают ти не противитися супостатам, но
отступите и предати на расхищение волкам словесное стадо Христовых
овец». «Не от твоих ли рук тех кровь взыщет Бог»...? - гневно
спрашивает владыка, - «где убо хощеши избежати или воцаритися,
погубь врученное ти от Бога стадо»... «Не послушай убо, государю,
таковых, хотящих твою честь в бесчестие и твою славу в бесславие
преложити, и бегуну явитися и предателю христианскому именоватися;
но отложи весь страх и возмогай о Господе в державе и крепости»...
Владыка призывает великого князя «поревновать» своим «прародителям»,
напоминая ему военные подвиги великих князей киевских (Святослава,
Владимира Святого и Владимира Мономаха) и великого князя Дмитрия
Ивановича, победителя Мамая. Он призывает великого князя идти на
Ахмата «не яко на царя, но яко на разбойника, хищника и
богоборца»... «И се убо который пророк пророчествова, или апостол
который или святитель научи сему богостудному и скверненному самому
называющуся царю повиноватися тебе, великому Руських стран
хрестианскому царю»?... Призывая великого князя с христолюбивым
воинством мужественно вступить в бой за веру и отечество, владыка
обещает ему победу, а павшим в бою награду небесного блаженства.
Однако великий князь, как повествует летописец, «не послушая того
писания владычня Вассианова, но советников своих слушаше»...;
повинуясь их злым советам, он «оставя всю силу у Оки на березе... и
побежа на Москву». Народ, увидя великого князя, покинувшего армию,
встретил его ропотом, и здесь выразителем народного недовольства и
обличителем недостойного поведения великого князя выступил тот же
епископ Вассиан. «Приеха же князь великий во град Москву и срете его
митрополит, а с ним владыка Вассиан Ростовский. Нача же владыка
Вассиян зле глаголати князю великому, бегуном его называя, сице
глаголюще: «вся кровь на тебе падет хрестианская, что ты выдав их
бежишь прочь, а бою не поставя с татары и не бився с ними; а чему
боишися смерти? Не бессмертен еси человек, смертен; а без року
смерти нету ни человеку, ни птице, ни зверю; а дай семо вой в руку
мою, коли аз старый утулю лице против татар»; - и много сице
глаголаше ему, а гражне роптаху на великаго князя». Перед нами прямо
библейская картина! Преисполненный священным гневом старец иерарх,
перед народной массой и во главе ее, обвиняет государя в
неисполнении им своего патриотического долга нанося ему укоризны и
прямые оскорбления, и вызывается сам стать во главе войска, чтобы
вести его в бой против врагов!
Великий
князь прожил около двух недель под Москвой - «а владыка глаголаше
ему возвратитися опять к берегу, и едва умолен бысть возвратися»...
Между тем наступила уже глубокая осень, и татарская сила отступила
от русских пределов «бяху бо татарове наги и босы, ободралися»,
поясняет летописец. Царь Ахмат вскоре был убит в Орде, и грозное и
страшное татарское иго, два с половиной века тяготевшее над русским
народом, наконец, рухнуло! Как видим не малую заслугу в этом нужно
приписать русскому духовенству, ибо без его вмешательства было
возможно пагубное отступление русских войск и, вместо освобождения,
Россию ожидал в таком случае новый страшный погром от
многочисленных и озлобленных татарских
полчищ!
«Беспристрастная история никогда не забудет, - пишет историк
Русской Церкви митрополит Макарий, - что в
деле окончательного освобождения России из-под ига
татарского русское духовенство принимало
самое горячее и благодетельное участие.
Из иерархов
XVI века, современников царя Ивана Васильевича Грозного, нужно
сказать о двух: сотруднике и соучастнике первой славной половины
царствования царя Ивана - митрополите Макарии (1542 - 1563) и
обличителе его падения в мрачную пору опричнины - митрополите
Филиппе (1566-1568). Митрополит Макарий был неизменным сотрудником и
советником царя Ивана Васильевича в первую светлую половину его
царствования. Вместе с царем он старался установить порядок и
правосудие на Руси, как в области общегосударственного управления,
так и в сфере церковной жизни (постановления «Стоглава»). Он
благословил царя двинуться на завоевание Казанского царства и
поддерживал его бодрость и крепость во время похода своими
напутственными молитвами и своими посланиями. «Тебе благочестивому
царю Ивану, - писал митрополит, - со всем своим христолюбивым
воинством, добре и храбрски и мужески подобает подвизатися, с Божиею
помощью, за святая Божия церкви и за всех православных христиан», -
против супостат твоих, безбожных казанских татар, твоих изменников и
отступников, иже всегда проливающих кровь христианскую и
оскверняющих и разоряющих святая церкви». По завоевании Казанского
царства, в Казань был послан (в 1555 г.) первый архиепископ
Казанский и Свияжский Гурий, которому перед отправлением в новую
епархию дана была «память» (или наказ) о том, как ему надлежит
действовать в новозавоеванном краю; наказом этим категорически
запрещалось распространение среди покоренных татар христианства
мерами принуждения и насилия; архиепископ должен был «кротостию с
ними говорите и приводите их к христианскому закону, и разговаривая
с ними тихо со умилением, а жестокостию с ними не говорите»; «и
всякими обычаи, как возможно, так архиепископу татар к себе приучати
и приводите их любовью на крещенье, а страхом их ко крещению никак
не приводите».
Весьма
важное значение имела деятельность митрополита Макария (перед тем
архиепископа Новгородского) в области русского церковного
просвещения и в истории русской литературы вообще. Его усилиями и
под его руководством в течении 23 лет (1529 - 1552 гг.) был совершен
огромный труд составления так называемых Четьих-Миней, в которых
были собраны произведения всех отделов старой церковной литературы;
книги св. писания и толкования на них; жития
святых (частью вновь составленные для этого
сборника); творения отцов церкви; разные сочинения по церковным
вопросам и христианскому нравоучению; путевые записки, монастырские
уставы, грамоты, Кормчая книга (собрание церковных законов);
послания русских князей, митрополитов, епископов и т.д. «Труд
Макария имеет великое значение для истории русской литературы, так
как многие замечательные произведения старой русской письменности
сохранились только в этом издании, и в Четьих-Минеях перед нами
является почти весь запас старого русского просвещения, весь
горизонт тогдашнего мышления». (А.Пыпин). Тот же митрополит Макарий
имеет немалые заслуги и перед наукой русской истории, ибо он явился
инициатором составления двух огромных летописных «сводов», т.н.
«Степенной книги» и «Никоновской летописи».
По смерти
митрополита Макария и первой своей супруги царицы Анастасии, царь
Иван Васильевич, как известно, стал жестоким тираном, проливавшим со
своими «опричниками» потоки неповинной крови. И в это тяжелое и
мрачное время «опричнины», православная церковь выдвинула из своих
рядов великого святителя, гневным словом обличившего жестокого и
нечестивого властителя и приявшего за то венец мученический. Это был
Филипп Колычев, перед поставлением в митрополиты бывший игуменом
Соловецкого монастыря; строгий аскет и подвижник, он в должности
соловецкого игумена обнаружил, вместе с тем, выдающиеся
таланты хозяина и администратора. Заняв в 1566 г., по
просьбе царя и собора духовенства, престол митрополита Московского
«и всея Руси», он с неодобрением относился к учрежденной царем
«опричнине» и не мог равнодушно смотреть на совершаемые грозным
царем и его опричниками жестокости и злодеяния. Сначала в тайных
увещаниях, а потом, когда они остались бесплодными, в публичных
обличениях в церкви во время богослужения мужественный святитель
укорял царя в пролитии крови неповинной и требовал от него
прекращения свирепого террора, угрожая ему гневом Божиим.
Разгневанный царь, устроив комедию суда над обличителем, сверг его с
митрополичьего престола (8 ноября 1568 г.), а через год мужественный
защитник правды был задушен одним из опричников. В XVII веке
православная церковь причислила его к лику святых.[5]
1589 году, в
царствование кроткого и благочестивого царя Феодора Ивановича, в
Москве был поставлен особый для русской церкви патриарх -
«Московский и всея России» (первым патриархом был Иов), и русская
церковь сделалась по сану своего главы равною православным церквам
восточным (в том числе Константинопольской).
В тяжкое
лихолетие смутного времени (1604-1613 гг.), когда Россия горела в
огне внутренней войны и подвергалась нашествиям внешних врагов,
церковь православная особенно в лице подвижников Троице-Сергиевой
Лавры и знаменитого Московского патриарха Гермогена (Ермогена),
снова оказала отечеству великие услуги. Патриарх Гермоген
(1606-1612) в смутное время, по выражению одного из современных
сказаний, «яко столп, непоколебимо стоит посреди нашея великия
земли». Прямой, решительный и непреклонный, он обличает русских
«воров» и призывает русских людей к защите от натиска католического
польско-литовского Запада; укоряя русских людей за их «шатость» и
междоусобие, патриарх взывает к ним: «Видите бо отечество свое
чюждими расхищаемо и разоряемо, и святые иконы и церкви обругаемы, и
неповинных кровь проливаема, еже вопиет к Богу, яко праведного
Авеля, прося отмщения; вспомяните, на кого воздвизаете оружие,... не
на своих ли единоплеменных братию?, не свое ли отечество
разоряете?... Патриарх враждебно относится к полякам, впущенным в
Москву после избрания в московские цари королевича Владислава, и
отказывается дать свою подпись на боярской грамоте с приказанием
русским воеводам сдать польскому королю Сигизмунду осаждаемый им
Смоленск. Из Москвы он рассылал по городам грамоты с увещаниями
стоять за православную веру; когда к Москве приближалось Ляпуновское
ополчение, поляки и державшие их сторону бояре потребовали от
патриарха, под угрозой смерти, чтобы он приказал ополчению
разойтись; он решительно отказался и был подвергнут тяжелому
заключению в Чудовом монастыре; когда до Москвы дошли вести о
подготовке нового ополчения (Минина и Пожарского), поляки и бояре
потребовали, чтобы патриарх призвал нижегородцев к подчинению
Владиславу, на что святитель ответил: «Да будет над ними милость от
Бога и благословение от нашего смирения! А на изменников да излиется
гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем». Тогда
его, по рассказу современников, уморили голодной смертью; доблестный
страдалец за Русскую землю скончался 17 февраля 1612 года, за восемь
месяцев до освобождения Москвы патриотическим ополчением...
Обитель св.
Сергия в смутное время оказалась великой духовной и военной
крепостью, о стены которой разбились и прямые нападения и льстивые
соблазны врагов. С сентября 1608 года до января 1610 года Троицкий
монастырь, отказавшийся признать власть «Тушинского вора»,
подвергался осаде многочисленной армии, навербованной Сапегою и
Лисовским из поляков и литовцев, к которым примкнуло много русских
«воров»; силы осаждавших во много раз превышали малочисленный
гарнизон крепости, которому усердно помогало все мирное население,
укрывшееся в монастыре; ни длительная осада, ни предложения сдаться
на льготных условиях (с угрозой поголовного истребления в случае
дальнейшего сопротивления), ни отчаянные приступы, — ничто не могло
сломить мужества защитников дома св. Троицы и св. Сергия; в борьбе
участвовали не только монашествующие, но даже женщины, укрывшиеся в
монастыре вместе со своими мужьями; во время ожесточенных
неприятельских приступов «Троицкое же воинство и вси православнии
христиане, мужи и жены, бьющеся со враги через всю нощь и
беспрестанно, яко и на прежних приступех», — повествует сказание об
осаде Лавры. После 16-ти месячной осады, посрамленный неприятель
снял осаду и отступил от стен крепкой духом обители.
Но
доблестной защитой монастырской крепости не была исчерпана служба
Троицкой обители русской земле в тяжелую годину смутного времени.
Обитель оказывала огромную хозяйственную и благотворительную помощь
пострадавшему от смуты и разоренному населению, а вскоре снова
выступила на поприще национально-патриотической борьбы. В тяжелый
1611 год, когда захватившие Москву поляки и их русские приспешники
(правившие государством от имени польского королевича Владислава)
стали угрожать национальному и церковному бытию Руси, Троицкий
архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын начали рассылать из
монастыря по всем городам пламенные грамоты с призывами к русским
православным людям подняться на защиту веры и отечества и освободить
от врагов Московское государство (такие же грамоты рассылал и
славный Кириллов-Белозерский монастырь). Однако собравшееся в 1611
году так называемое первое земское ополчение, как известно,
распалось вследствие несогласия дворянского и казачьего войска,
после убийства казаками воеводы Прокопия Ляпунова. Тогда из обители
св. Сергия снова зазвучал призывный голос, снова пошли во все города
Троицкие грамоты с призывом к русским людям постоять за благочестие
и за отечество. Когда составилось так называемое второе земское
ополчение (во главе с кн. Д.М.Пожарским и Кузьмою Мининым), тогда
Троицкая обитель снова всеми своими силами, материальными и
духовными, пришла на помощь русскому христолюбивому воинству.
Вместе с
войском Пожарского пошел к Москве и Троицкий келарь Авраамий
Палицын, на долю которого под Москвой выпала важная дипломатическая
задача — установить согласие между земским ополчением кн. Пожарского
и казацким войском кн. Трубецкого. В результате совместных действий
обоих ополчений, осаждавшими был взят приступом Китай-город (22 окт.
1612 г.), затем пал Кремль; Москва была освобождена от поляков и
Россия была спасена.
В
царствование первого царя из новой династии, Михаила Феодоровича
Романова, знаменитый патриарх Филарет (1619 - 1633), отец государя,
был главой не только русской церкви, но и официальным соправителем
своего царственного сына; вместе с ним он носил титул великого
государя, от имени обоих посылались правительственные указы; таким
образом на Руси в это время было формально признанное двоевластие
царя и патриарха, а фактически именно патриарх в течении 14
лет руководил государственным управлением; энергичная и
мудрая государственная деятельность патриаха-правителя привела к
укреплению государственной власти и общественного порядка, столь
сильно расшатанных в предшествовавшую эпоху
смутного времени.
В
царствование Алексея Михайловича другой знаменитый патриарх Никон
(1652 - 1658) также деятельно участвовал в управлении
государственными делами, в области же церковного управления он
твердой рукой проводил исправление богослужебных книг и обрядов от
вкравшихся в них в предшествовавшее время ошибок
и погрешностей (чрезмерная суровость Никона в проведении
реформы и клятва собора 1666 - 1667 г. на защитников старых книг и
обрядов повели к прискорбному расколу в русской церкви, который
ослабил национально-церковную цельность и силу русского народа).
Во времена
величия и славы церкви Московской, православная церковь в западной
Руси переживала времена бедственные и унизительные. Со второй
половины XV в. в Киеве, подпавшем под власть вел. князей Литовских
(они же были и королями польскими), поставлялись особые митрополиты,
независимые от митрополита, а потом патриарха Московского. Скоро
после того, как области Киевская, Волынская и Подольская в 1569 году
перешли под власть католической Польши, в них начались жестокие
гонения на веру православную. В 1596 году несколько изменивших
православию епископов заключили в городе Бресте договор об унии с
католической церковью, признавши главенство римского папы, а также
принявши некоторые догматы католической церкви. С этих пор гонения
на православие особенно усилились в Западной Руси. Защитниками
православия выступили здесь гл. обр. церковные братства в городах и
православные иерархи, из которых наиболее замечателен митрополит
Киевский Петр Могила (1633 - 1647), ранее архимандрит
Киево-Печерской лавры; он основал так наз. Киево-Могилянскую
коллегию, впоследствии названную академией и ставшую рассадником
духовного просвещения для всей России; под его руководством было
составлено «Православное исповедание веры» и издано множество
произведений духовно-просветительной литературы. Православные
церковные братства возникают сначала во Львове и Вильне; затем в
конце XVI и в нач. XVII в. возникают братства в Киеве, Луцке,
Могилеве, Пинске, Бресте, Витебске, Полоцке и в ряде других городов
Западной Руси. Они учреждают школы и типографии, издают книги
церковные, учебные и полемические — в защиту православия. Приведем
некоторые выдержки из устава или «порядка школьного» (1586 г.)
братской школы, основанной во Львове при храме Успения «великою
пилностю, старанем же и накладом всего братства Львовскаго храма
Успения Пресвятыя Богородица и всего посполитаго народа Российскаго,
даже и до убогих вдовиц», — чтобы показать, каким духом кротости,
человечности и справедливости было проникнуто это наставление
братскому школьному «дидаскалу» т.е. учителю. «А дидаскал, взявши
порученное ему детище, мает его учити с промыслом доброй науки, за
непослушенство карати не тирански, но учителски, не выше, но по
силе, не роспустне, но покойне и смирене... — Богатый над убогим в
школе ничим высшии не мают быти, только самою наукою, плотию же
равни вси: все бо есмо о Христе братия, главы единой уды... — Учити
дидаскал и любити мает дети вси заровно, як сынов богатых, так и
сирот убогих и которые ходят по улицам, живности просячи, як который
ведле силы научитися может, только не пилней единого нежли другого
учити; писано бо: всякому просящему у тебе дай и хотящему у тебе
взяти не возбрани: хощу бо всем спастися и в разум истинный прийти».
Учебными предметами западнорусской православной школы были как
светские (обычные в то время предметы школьного преподавания) —
грамматика, риторика, диалектика, «мусика», так и церковные — св.
Евангелие, книги апостольские и другие церковные и богослужебные
книги: «Повинен будет дидаскал учити и на письме им подавати от
грамматики, реторики, диалектики, мусики... и от святаго Евангелия,
от книг апостольских»... сновав свою школу, православные львовские
мещане «тежь купили друкарню (т.е. типографию) письма словенскаго и
греческаго, к той же школе потребную»...
С именем
одного из деятелей зап. русской православной церкви во второй
половине XVII века Иннокентия Гизеля (архимандрита Киево-Печерского
монастыря) связано составление и издание т. наз. «Синопсиса»,
первого связного и цельного построения русской истории, которую он
излагает от Владимира Святого до царей Алексея Михайловича и Федора
Алексеевича. «Синопсис» стоит на точке зрения единства русского
народа и русской правящей династии и усматривает в Москве законную
наследницу и преемницу старого Киева, как общерусского центра.
Из
выдающихся иерархов зап. русской церкви во второй половине XVII века
следует упомянуть еще архиепископа Черниговского Лазаря Барановича,
знаменитого проповедника своего времени.
Должно
заметить, что православные зап. русские проповедники и писатели XVII
века были не только деятелями церковными; они служили в то же время
делу национального самосознания и национального самосохранения зап.
русского населения в его борьбе за православную веру и русскую
народность.
В середине
XVII века религиозный, национальный и
социальный гнет в зап. Руси вызвал, как известно, восстание Богдана
Хмельницкого, которое окончилось присоединением левобережной
Малороссии и города Киева к московскому государству. При этом нужно
иметь в виду, что решающим моментом в успехе воссоединения Восточной
и Западной России было именно единство религиозное, единство
православной «русской веры». Борьба воинствующего католицизма с
православием «неизбежно приводила к подъему православно-народного
самосознания. А так как православная вера давно уже именовалась
верою «русскою» и представлялась органической частью русской
национальной стихии, то защита ее от латинства как веры «лядской»,
совершенно естественно соединилась с мыслями обо всем русском,
православно-российском народе» (И.И. Лаппо). Богдан Хмельницкий,
поднимая восстание против поляков и затем прося Русского царя
принять Малороссию «под свою высокую руку», мотивировал свои
действия преследованиями, которым подвергается от поляков «святая
православная христианская вера греческаго закона». С другой стороны,
и московские «бояре и думные люди» и все «чины» московского земского
собора, состоявшегося в октябре 1653 года, мотивировали свой
«приговор» о принятии гетмана и войска Запорожского под высокую
царскую руку религиозным единством Восточной и Западной России и
необходимостью отстоять православие в Западной России от
польско-католических гонений: «...приговорили: чтоб великий государь
царь и великий князь Алексей Михайлович всея Русии изволил того
гетмана Богдана Хмельницкого и все войско Запорожское с городами их
и с землями принять под свою государскую высокую руку, для
православныя христианския веры и святых Божиих церквей, потому что
паны рада и вся Речь Посполитая на православную христианскую веру и
на святая Божия церкви возстали и хотят их искоренити». В начале
января 1654 года прибывший в Переяславль царский посол боярин
Василий Васильевич Бутурлин сообщил гетману Богдану Хмельницкому о
состоявшемся царском решении принять Малороссию в свое подданство и
оказать ей вооруженную помощь: «и великий государь наш, его царское
величество, видя... на православную христианскую веру и на святая
Божия церкви гонение, и не хотя того слышать, что вам единоверным
православным христианом в конечном разорении и церквам благочестивым
в запустении и в поругании от латинов быти, под свою высокую руку
вас, гетмана Богдана Хмельницкого и все войско Запорожское...
приняти велел и помощь вам на кривоприсяжцев и на хотящих разорити
христианскую веру своими государевыми ратными людями чинити велел».
На Переяславской раде казачьего войска, бывшей 8-го января 1654
года, гетман Богдан Хмельницкий спросил казаков, кого из окрестных
государей они хотят видеть «паном в нашей земле» после отказа от
подданства польскому королю и назвал государей
Турецкого, Крымского и Московского: «Царь Турской есть бусурман....
Крымской хан тоже бусурман»; «а православный христианский великий
Царь Восточный есть с нами единаго благочестия, греческаго закона
единаго исповедания, едино есми тело церкви с православием Великия
России, главу имуще Иисуса Христа». На вопрос гетмана «к сим словам
весь народ возопил: водим под Царя Восточнаго православнаго крепкаго
рукою в нашей благочестивой вере умирати, нежели ненавистнику
Христову, поганину достатись»... Через 20 лет после Андрусовского
перемирия с Польшею, в 1687 году патриарх Иоаким поставил
Гедеона, кн. Четвертинского, Киевским митрополитом, и таким образом
снова была восстановлена иерархическая связь восточной и западной
русской церкви.
В течение
всего XVII века киевские и иные западнорусские монахи приезжают в
Москву за помощью духовной и материальной; из Москвы посылается
«милостыня» западнорусским монастырям. С другой
стороны, почувствовав во второй половине XVII века настоятельную
потребность в дальнейшем развитии образования, как церковного, так и
общего, и не желая обращаться за помощью к иноземцам и иноверцам,
Москва обратилась к помощи православных зап. русских ученых.
Обозревая
историю Русской церкви и Русского государства с конца Х-го века,
видим, что величавый образ великого князя Киевского, Владимира,
просветителя Руси основоположника русской культуры , как высочайший
светоносный маяк освещает все течение русской исторической жизни.
Меч первых киевских князей — Олега, Игоря, Святослава — создал
только тело будущего Русского государства, а Владимир Святой и
Православная Церковь вложили душу в это тело и потому св. Владимира
можно по справедливости почитать духовным отцом Русского народа и
родоначальником национальной русской культуры. Слава св. Владимира
который, по выражению древнего летописца, землю «взора и умягчи,
рекше крещеньем просветив», и похвалы великому Просветителю Русской
земли немолчно звучат начиная от похвального слова митрополита
Иллариона (1051-54 г.) до наших дней. И Восточная и Западная Русь
одинаково считали святого Владимира своим духовным отцом и небесным
покровителем и этот общий культ святого Владимира сослужил Русскому
народу и Русскому государству великую службу в эпоху соединения
Восточной и Западной Руси. — Государи Восточной Руси, великие
князья, потом цари Московские, уже в XV веке считают св. Владимира,
как государя «всея Руси», своим «прародителем», а себя — его
преемниками; великий князь Владимирский и Московский Василий
Васильевич в послании к константинопольскому патриарху Митрофану
(1441 г.) м. пр. пишет:
«...прародитель наш, святый и равный Апостолом, великий князь
Владимир киевский и всей Руси»... — В «чинах» венчания на царство
московских государей, в речах митрополита или патриарха и в речах
нововенчаемого царя упоминается о преемстве власти русских
государей «от святаго равноапостольнаго
самодержца Российския земли благовернаго великаго князя Владимира
Киевскаго»... — Царь Иван Грозный, большой «книжник» и знаток
современной ему литературы, писал в письме к князю Андрею
Михайловичу Курбскому: «...самодержавие Божиим изволением почен от
великаго князя Владимира, просветившаго всю Русскую землю святым
крещением... даже дойде и до нас смиренных скипетродержавие Русскаго
царствия». — В утвержденной грамоте об избрании царем Бориса
Феодоровича Годунова (1598 г.) читаем: «...По Святославе возсия
пресветлая звезда великий государь сын князь великий Владимер
Святославич, тму неверия просвети и прелесть кумирослужения отгна и
всю Рускую землю просвети святым крещением, иже Равноапостолен
наречеся и, расширения ради своих государств, самодержавны(й)
имянован бысть, ныне же от всех поклоняем и прославляем».
Исторические
писатели ХУ1-ХУ11 вв., одинаково в Восточной и в Западной России,
считали св. Владимира основателем обще-Русского государства.
Составленную в Москве при митрополите Макарии (в серед. XVI в.)
«Книгу степенную царскаго родословия», начинает «житие и похвала
блаженнаго и достохвальнаго и равноапостольнаго царя и великаго
князя, святаго и праведнаго Владимира во святом крещении Василия,
всея Руския земли самодержца». Св. Владимир, жизнь и правление
которого описаны в «Степенной книге» чрезвычайно подробно
представляет собою «первый степень» в ряду русских государей, а царь
Иван Васильевич «бысть от семени сего блаженнаго Владимира
седьмыйнадесять (т.е. 17-й ) степень». — Интересно отметить, что
составленный во 2-ой половине ХУ11 века Киевский «Синопсис» (впервые
изданный в 1674 году) также ведет линию Российских государей от
св.Владимира (и считает Москву законной исторической наследницей и
преемницей Киева). Труд этот носит заглавие: «Синопсис или краткое
описание о начале славенскаго народа, о первых киевских князех и о
житии святаго, благовернаго и великаго князя Владимира, всея России
первейшаго самодержца, и о его наследниках, даже до
благочестивейшаго государя царя и великаго князя Алексея Михайловича
самодержца Всероссийского.
Имя и образ
св. Владимира не остались только идейным или литературным явлением,
но были живой и действенной силой в истории Русского народа и
Русского государства, особенно в середине XVII века, в эпоху
политического воссоединения Восточной и Западной России
(Малороссии). В начале 1654 г. гетман Богдан Хмельницкий и войсковой
писарь Иван Выговский говорили прибывшему в Переяславль царскому
послу боярину Вас. Вас. Бутурлину: «милость де Божия над нами, якоже
древле при великом князе Владимире, так бо и ныне сродник их,
великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Русии
самодержец, призрил на свою государеву отчину Киев и на всю Малую
Русь милостью своею; яко орел покрывает гнездо свое, так и он
государь изволил нас принять под свою царскаго величества высокую
руку; а Киев и вся Малая Русь вечное их государскаго
величества»... — Когда, после
Переяславской рады, принявшей решение о подданстве Малороссии
Русскому царю, боярин Бутурлин с Московским посольством подъезжал к
Киеву, его встретил перед городом киевский митрополит Сильвестр
Коссов, с сонмом высшего малороссийского духовенства, и сказал
московским послам: «Внегда приходите от благочестиваго и
христолюбиваго, светлейшагб государя царя и великаго князя Алексея
Михайловича, всеа Русии самодержца, от православнаго, православный
царстии мужие, желание имуще еже посетить благочестивое древних
великих князей Русских наследие, внегда приходите к седалищу перваго
благочестиваго Российскаго великаго князя, — исходим вам в сретение
и целует вас, в лице моем, он, благочестивый Владимир, великий князь
Русский». — Так что мы, с полным основанием и убеждением, можем не
только повторить обращенную к святому Владимиру похвалу составителей
«Степенной книги»: «Радуйся, просветителю наш и добрый пастырю и
благий учителю: тобою бо от тьмы во свет приидохом!» — но можем
добавить к этой и другую похвалу: Радуйся, отторженных братии
соединителю!...
ПРИМЕЧАНИЯ
[4]
Христианская церковь принципиально относилась отрицательно к
лихоимству или «резоиманию», т.е. взиманию лихвы или ссудных
процентов. Древние поучения русских епископов
священникам запрещали принимать приношения в церковь
Божию м. пр. от «резоимцев» (так же как от «татий» и грабителей). В
поучении митрополита Фотия псковскому духовенству (1416 г.) читаем:
«возбраняма суть божественными правилами отлученная резоиманиа»,
митрополит, основываясь на соответственных греческих поучениях,
сопоставляет доход «земледелателя» с доходом заимодавца, который
«без земли сеет и жнет не сеявши», и считает лихву доходом
противоестественным и предосудительным. - Т.наз. «Стоглавый собор»
1550 г. вынес по вопросу о раздаче «денег в росты и хлеба в наспы»
следующее постановление: «И о том божественное писание и священные
правила не токмо епископом, и пресвитером, и диаконом, но и всему
священническому чину возбраняют, но и простым не повелевают
резоимство и лихву истязата (т.е. требовать). Того ради отныне по
священным правилом святителем и всем монастырем деньги давати по
своим селом своим хрестианом без росту и хлеб без наспу того для
чтобы за ними христиане жили, и села бы их были не пусты»...
[5] В 1652 году царь Алексей
Михайлович с особым посольством, посланным в Соловецкий монастырь
для перевезения в Москву мощей св. митрополита Филиппа, послал
трогательное молебное послание к великому святителю: «Молю тя и
приидте тебе желаю семо, еже разрешити согрешение прадеда нашего
царя и великого князя Иоанна, нанесенное на тя нерассудно завистию и
неудержанием ярости...— ... тя молю о сем, о священная главо и честь
моего Царства! Твоим преклоняю честным мошем и повиную к твоему
молению всю мою власть, да пришед простиши, иже тя оскорби
понапраснству... — О священная главо, святый владыко Филиппе,
пастырю наш! молим тя, не презри нашего грешнаго моления, прииди к
нам с миром»...
|