АЛЕКСАНДР МУСИН

Интервью.

О христианизации Руси в 9-14 вв.
Статья о соборе 1547 г.
Открытое письмо патриарху, 2000 г.

Вкратце скажу об отце Александре . Он преподаватель Петербургской духовной академии, кандидат богословских и исторических наук, заведующий историко-археологическим музеем при академии. Беседу с ним мы начали с разговора о Болотове: 

- Отец  Александр, что вы лично можете сказать о Болотове, чем вам он дорог? 

- Что можно сказать о Болотове? Он был верным сыном XIX века и, естественно, выражался в терминах позитивизма. Это был единственный язык, на котором готов был говорить научный мир того времени. Но, будучи православным, глубоким человеком, Болотов был шире позитивизма, и он его, по сути, воцерковлял. Оказалось, что честность, объективность историка способны не только уживаться с верой, но и служить Богу. А искренняя религиозность, в свою очередь, может облекаться в строгие научные формы. 

- Какое место занимает Василий Васильевич в мировой исторической науке? 

Его лекции по истории древней Церкви стали настоящей энциклопедией по этому периоду. В некоторых моментах этот труд устарел, что естественно, церковная археология постоянно обогащается новыми данными. Но ни у нас, ни в Европе, а значит, и в мире, нет более полного труда по истории Церкви, написанного одним автором. Есть французский фундаментальный труд "История Церкви", но его писали 40 человек. Отдельный разговор о понимании, чувствовании этой темы. Ведь история первой тысячи лет христианства - это преимущественно история православия, а занимались ею католики, протестанты. И это тоже усиливает значение Василия Васильевича Болотова для науки. 

К сожалению, Запад его почти не знает. Была попытка перевести Болотова на немецкий язык, но она была прервана революцией. Болотова Европе еще предстоит открыть для себя и обогатиться его наследием. 

- Кто первый поднял вопрос о необходимости проведения конференции, посвященной памяти Василия Васильевича? 

- Ученый совет принял решение, владыка Константин вместе с сотрудниками "Православной энциклопедии" и Эрмитажа. Были приглашены виднейшие наши специалисты по Византии, востоковеды. Этот опыт общения, по всей видимости, будет иметь продолжение. Академия согласилась принять участие в проекте Эрмитажа по созданию Русского археологического института на Святой земле. Ну и самое главное - мы восстановили памятник Василию Васильевичу. 

- Что на нем написано? 

- "Блаженны алчущие и жаждущие правды" ...исторической правды - я так для себя продолжил эту надпись. 

- Узнав, что вы возглавляете историко-археологический музей при ДА, я немало удивился тому, что такой музей существует. Он, наверное, появился совсем недавно? 

- Само его открытие при Петербургской духовной академии стало возрождением традиции создания подобных музеев. На Соборе 1917-1918 гг. было установлено, что каждая епархия обязана иметь церковно-археологическое общество или учреждение. Ставилась задача собирания и охраны церковных памятников. Сейчас этого нет, и во многом именно этим объясняется отсутствие общего языка между Церковью и музеями, где хранятся наши иконы, наши древности. Ведь с чем они сталкиваются? Большинство священников, чьи церкви были обворованы, не способны сказать, каких икон они недосчитались, не говоря уже о том, чтобы назвать, например, тип похищенной Богородичной иконы. 

Поэтому стоит ли удивляться, что музейщики не спешат расставаться с церковными ценностями. Им говорят, что они должны передать такой-то образ, потому что это святыня. Православному человеку здесь все ясно: раз святыня, ее нужно вернуть верующим. И музейному работнику тоже все ясно: раз святыня - ее нужно особо тщательно хранить, о ней должны заботиться специалисты. То есть обе стороны правы, и поэтому друг друга совершенно не слышат и не понимают. 

Это положение можно изменить только одним способом. В Церкви должны быть созданы учреждения, способные позаботиться о православных памятниках. И работать в них должны, естественно, профессионалы, благо, их даже среди нашего духовенства хватает - есть и дипломированные историки, и в недавнем прошлом музейные работники, и реставраторы, и т.д. 

Вот с ними ученые смогут говорить на одном языке. Здесь можно будет говорить о духе партнерства, сотрудничестве в культурном строительстве, и это облегчит возвращение церковных ценностей. Наш музей стал одной из первых попыток создать недостающее звено между научным миром и Церковью. Сейчас мы достаточно активно общаемся с Эрмитажем, Русским музеем, Музеем истории религии. Проведение конференции, посвященной памяти Василия Васильевича Болотова, оказалось плодом именно этого сотрудничества. Часть заседаний прошла в Эрмитаже. Издательство этого крупнейшего нашего музея выпустило в очень сжатые сроки книгу с материалами конференции. 

- Что из себя представляет ваш музей? 

- Он существует всего 1,5 года. Что успели сделать? Создан зал древнерусской археологии. Там собраны не только церковные, но и дохристианские памятники, представлены палеолит, неолит, античность - то есть показано, как человеческая культура развивалась ко Христу. Наиболее ценная часть коллекции - нательные крестики XI века, найденные у нас, на Севере, в сельской местности. 

Есть залы, посвященные истории академии, Патриарху Алексию Второму, который немало сделал для ленинградских, а потом петербургских духовных школ. Есть его детские фотографии, личные вещи, научные труды, облачение. Особый уголок посвящен владыке Иоанну (Снычеву) - там тоже имеются его личные вещи, панагия, молитвослов. И так далее. 

- Что нового добавила церковная археология за последние годы к нашим познаниям об истории православия на Русском Севере? 

- Я уже упоминал о нательных крестиках XI века, найденных на деревенских кладбищах. До сих пор считалось, что христианство было распространено в то время только в городах, а в сельской местности царило закоренелое язычество. И вот оказалось, что это не так. То есть если вспомнить грамоту 1136 года князя Святослава Ольговича, где в качестве христианских поселений перечисляются несколько погостов на Севере, то выясняется, что это было не началом христианизации нашей глубинки, а завершающим этапом. 

В Новгороде недавно найдена берестяная грамота 70-х годов XI века, где упоминаются имена князей-страстотерпцев Бориса и Глеба. А они, между тем, лишь в 1072 году были канонизированы. То есть найдено одно из первых свидетельств об их прославлении. 

В Старой Ладоге нашли маленькую печать митрополита Леонтия, приехавшего к нам из Византии. И еще об одном открытии в Старой Ладоге хочу сказать с некоторой осторожностью. Там был найден сосуд с христианской символикой, который можно соотнести с миссией святого Ансгария, просветителя Швеции. 

Поясню, что существует гипотеза, будто знаменитый князь Рюрик - родоначальник русской аристократии - был христианином. В прошлом веке академик Крузе предложил отождествить нашего Рюрика с Рориком Ютландским, который вместе со своим дядей Харольдом Вороном принял крещение в Реймсе в 826 г. И есть ряд свидетельств, что святой Ансгарий был хорошо знаком с Рориком Ютландским. Находка христианского сосуда, имеющего отношение к миссии Ансгария, в какой-то степени связывает все эти звенья в одну цепь. Во всяком случае, гипотеза Крузе получила еще одно косвенное подтверждение. 

- Как к вам попала коллекция крестиков с деревенских кладбищ XI века? 

- Нам их подарили. Нашелся человек, который смог их выкупить и передать нам. Сами мы слишком бедны, чтобы предпринимать какие-то шаги в этом направлении. Вот недавно получили в подарок прижизненный образок святого Иоанна Кронштадтского. Он принадлежал одному из его почитателей. Так, с миру по нитке собираем свой музей. 

Канонизационные соборы св. митрополита Макария 1547 и 1549 гг., как и списки канонизированных на этих соборах общерусских и местночтимых святых широко известны в науке. Однако непосредственное знакомство с историографией вопроса, критическая оценка методологии науки, свойственной исследователям XIX в. и, прежде всего, Е.Е.Голубинскому, а так же современное состояние источниковой базы заставляет вернуться к теме Макариевских соборов и задуматься об однозначности прочтения имеющихся документов и безусловности выводов. За истекшее столетие произошло накопление знаний в области агиографии и иконографии русских святых XVI в. 

Основные цели нашего исследования: непосредственные задачи и смысл архиерейских соборов 1547 и 1549 гг., связь канонизации с религиозной и политической жизнью середины XVI вв., уточнение перечня канонизированных святых, предполагаемое время прославления подвижников благочестия в случае, если их включение в списки 1547 и 1549 гг. представляется не вполне доказанным, взаимосвязь агиографической традиции с канонизацией в контексте причинно-следственных связей, рецепция канонизации массовым церковным сознанием XVI в., отражение этого прославления в агиографии и иконографии эпохи и, шире, в церковной культуре. 

Непосредственное знакомство с источниками, повествующими о соборе 1547 г. заставляют нас вернуться к спорам конца XIX в. о применимости слова "канонизация" к восточнохристианскому "прославлению святых". Соглашаясь с самим термином, стоит признать несоответствие его сегодняшнего смысла церковным деяниям 1547 г. Целью собора была не канонизация как причтение усопшего подвижника благочестия к лику святых, что уже было фактом церковной жизни, а установление единства форм их богослужебного почитания. 

"Тщание и испытание о чудесах" понимается не в смысле историко-критического исследования жизни подвижника, а как поиск ранее неизвестных чудес. Оценка деяний соборов как "общероссийской и местной канонизации", обязательным элементом которой было ее утверждение центральной церковной властью, должна быть признана неисторичной. Исследователи XIX в. находились под влиянием стереотипов церковного сознания синодальной эпохи, которые предусматривали жесткую централизацию и санкцию вышестоящего авторитета в области различных проявлений духовной жизни. 

Послание Ивана Грозного собору 1551 г., где упоминается о великокняжеских и церковных мероприятиях по прославлению "новых чудотворцев" в 17 и 19 годы жизни царя, противоречит историографической реконструкции событий. Упомянут лишь один собор 1549 г., тогда как в 1547 г. архиереям было лишь поручено собрать соответствующие агиографические и литургические материалы. 

Грамоты собора 1549 г. с гипотетическим списком святых, скорее всего, не существовало. Предполагается, что собор 1549 г. лишь подтвердил решения 1547 г. в отношении богослужебного чествования святых, для чего рассмотрел вновь составленные и отредактированные литургические и агиографические тексты. В дальнейшем расширение месяцеслова совершалось постепенно, по мере продвижения вперед агиографических и литургических трудов, а не соборным списком, как это имело место в 1457 г. "Духовная арифметика", примененная В.Ключевским и Е.Голубинским, когда "список 1549 г." получался при механическом вычитании гипотетического "списка 1547 г." из перечня особой редакции жития свт.Ионы, не выдерживает критики, поскольку основана на многих допущениях и не объясняет некоторых имен. 

Это подтверждается и анализом редакций грамоты 1547 г., различия между которыми стали еще более очевидными после опубликования новых текстов (РНБ F.I.356, НIVЛ). Основания, на которых Е.Голубинский признает "наиболее достоверным итогом" канонизации 1547 г. пространный список 14 "общерусских святых" из рукописи Троице-Сергиевой лавры №241, совершенно не ясны, и противоречат элементарным правилам текстологии, согласно которым правильней признать изначальным список белозерской грамоты (ААЭ, №213), в который входят 11 святых: свв. митрополит Иона, архиепископ Новгородский Иоанн, прпп. Пафнутий Боровский, Никон Радонежский, Макарий Калязинский, Михаил Клопский, Зосима и Савватий Соловецкие, Павел Обнорский, Дионисий Глушицкий и Александр Свирский. Вероятнее, что имена св. кн. Александра Невского, свтт. Никиты, Евфимия и Ионы Новгородских, прп. Саввы Сторожевского включались в более поздние редакции грамоты, в связи с установлением им богослужебного празднования уже после собора 1547 г., а не вычеркивались из первоначального списка. Включение этих имен в текст грамоты собора объясняется тем, что дальнейшая деятельность в этом направлении понималась как исполнение решений собора. Акт включения этих святых в российский месяцеслов приобретал тем самым авторитет соборного решения. 

По ряду признаков можно определить время установления литургического празднования некоторых святых: св. князь Александр Невский 1547-1549, свтт. Новгородские Иона и Евфимий, очевидно, вместе с прп. Саввой Вишерским 1549-1550, прпп. Авраамий Смоленский и Ефросин Псковский - 1551 (41 гл. Стоглава) , св. князь Всеволод- Гавриил 1552, прп.Ефрем Перекомский 1552-1554, свтт. Никита и Нифонт Новгородские 1558 -1563. 

Имена двух последних святителей составляют приписку на полях рукописи той редакции жития свт.Ионы, где перечисляются святые, богослужебное поминовение которых началось при митрополите Макарии, однако не ранее составления Степенной книги (1560-1563 гг.), в связи с которой эта редакция находится. Обретение мощей святителя Никиты состоялось 30 мая 1558 г. Упоминание имен обоих святителей в паре заставляет признать, что установление им богослужебной памяти стоит в связи с агиографической деятельностью Хутынского игумена Маркела, касающейся обоих святых. Показательно, что труды псковского автора Макариевского круга Василия-Варлаама по составлению житий обоих святителей также приходятся на это время. Возможно, что в связи с трудами игумена Маркела в это время стоит начало общерусского богослужебного празднования прп. Савве Сторожевскому. Принято считать, что его житие написано не позднее 1552 г., но появление имени прп. Саввы рядом с именем свт. Никиты в Троицкой редакции грамоты 1547 г. скорее свидетельствует об одновременности установления им богослужебной памяти. В отношении установления богослужебного празднования другим святым сказать что-либо затруднительно. 

Не удовлетворительны и принятые в науке причины прославления этих святых, поскольку исследователи исходят из общеисторических рассуждений, связанных с политической и церковной централизацией Московской Руси и идеологией "Нового Рима". В силу этого причины канонизации оказываются оторванными от современных культурно-исторических и религиозных процессов. Список святых 1547 г. практически детально совпадает с маршрутом царских богомолий 1542-1552 гг. (1542 - Боровск, 1544 - Калязин, 1545 - Троице-Сергиев, Переславль, Ростов, Белоозеро, Вологда, Прилука, Комла, Обнора, Устюг, 1546 - Троице-Сергиев, Волок, Ржева, Новгород, Псков, Тихвин, 1550 - Владимир, 1552 - Муром). Практически все святые, связанные с литургической реформой св. митрополита Макария, охвачены царским маршрутом. Сам маршрут, очевидно, был продиктован известностью уже почитаемых святых. В основе литургической реформы св. митрополита Макария лежало не создание "общегосударственного пантеона русских святых", "политический характер" которого "раскрывается из рассмотрения его состава" (А.С.Хорошев). Паломничество царя выявило тот факт, что богослужение уже почитаемым русским святым не было представлено "соборным пением" прежде всего в самой Москве. Исправлению противоречия между общецерковной значимостью этих святых и отсутствием общецерковного богослужения в их честь и были посвящены соборные мероприятия митрополита Макария. Почитание подвижников благочестия, являвшихся сродниками, современниками, соотечественниками - явление, характерное не только для России, но и для "осени Средневековья" во всей Европе. Эти прославления объясняется конкретными изменениями религиозного сознания, а не умозрительной идеологией "Третьего Рима". 

Научной проблемой остается и отмеченный Е.Голубинским факт отсутствия в месяцесловах XVII в. памятей некоторых святых, которые находятся в "общерусских" списках XVI в. Дальнейшее исследование этой темы показывает, что разнятся не только списки празднуемых святых, но и дни, когда им положено совершать память. Несмотря на соборный авторитет решений относительно общерусской службы конкретным святым, местные Церкви, в частности, в Новгороде, восприняв в целом соборные решения, продолжали следовать уже сложившейся традиции. Вместе с тем, святые, упомянутые в белозерской редакции грамоты 1547 г., значительно более полно представлены в большинстве месяцесловов, чем святые гипотетического списка 1549 г. Это свидетельствует о большей авторитетности соборной грамоты 1547 г., чем "дополнительных" канонизаций, совершенных впоследствии, и еще больше ставит под сомнение существование "списка 1549 г.". Иконография большинства святых, утвержденных к общецерковному празднованию свт. Макарием, если и представлена в русской культуре XVI в., то единичными образцами, связанными с центрами почитания этих святых. Это свидетельствует, на наш взгляд, что основное почитание, в том числе и богослужебное, продолжало сосредотачиваться вокруг места их жизненного подвига и упокоения и не носило действительно общероссийского характера. Ряд святых отсутствует в лицевых подлинниках, что так же свидетельствует о нераспространенности их почитания, и, как следствии, отсутствии устоявшихся и доступных иконописных изображений. Попытка централизации церковной жизни и создания общерусского авторитета в деле литургической культуры и почитания святых и святынь столкнулась с традиционным течением церковной жизни, основанным на уже сложившихся агиологических, иконографических и региональных предпочтениях верующего сообщества. В Строгановском подлиннике начала XVII в. отсутствуют такие общерусские святые как свт. Иона Московский и Иоанн Новгородский, в отношении прп.Никона Радонежского указан только день его памяти, но не иконография, однако в полной мере представлены прориси местночтимых преподобных Глушицкого монастыря. Наиболее ярким символом столкновения традиции и авторитета в культуре XVI в. явилось дело диака Ивана Висковатого. 

Соборы митрополита Макария создали не столько новую практику канонизации святых, сколько прецедент, который будет использован в будущем вплоть до возведения его в церковную норму, соответствующую современной эпохе и необходимую в сегодняшних условиях. 

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО СВЯТЕЙШЕМУ ПАТРИАРХУ МОСКОВСКОМУ И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЮ II

Позвольте мне вторично побеспокоить Вас просьбой принять близко к сердцупроисходящее в Санкт-Петербургской Духовной Академии. Я делаю это в форме открытого письма, ибо не вижу иной возможности донести до Вас всю сложность сложившейся ситуации. Накануне Архиерейского собора Русской Православной Церкви, посвященного 2000-летию пришествия в мир <Солнца Правды> - Господанашего Иисуса Христа, я искренне надеюсь, что Вы найдете способ разобратьсяво всем и восстановить мир и справедливость. Ибо должен же наконец появитьсяв Русской Православной Церкви честный и справедливый церковный суд.

Позвольте напомнить Вам последовательность происшедших событий. 11 апреля 2000 г. воспитательское совещание Академии отклонило просьбу иеродиаконаИгнатия (Тарасова) о рукоположении во священника, причиной чему былозлоупотребление Игнатием служебным положением и оскорбительные дляпреподавателей и студентов высказывания.Тем не менее, ректор Академии епископ Тихвинский Константин (Горянов)проигнорировал мнение совещания и 23 апреля рукоположил Игнатия. Во времярукоположения хор от лица всей церковной общины должен петь <Аксиос> -<Достоин>. Но студенты, примерно треть от присутствующих в храме, грянула <Анаксиос> - <Недостоин>. Вы сами знаете, что такого в Русской Церкви еще небывало. По обычаям Православной Церкви в Греции в этом случае рукоположениепрекращается, и назначается расследование причин народного несогласия.Очевидно, студенты рассчитывали именно на это. Однако ректор продолжалсовершать хиротонию.Еще до проведения какого-то бы ни было расследования, ректор через прессуобъявил, что происшедшее является <обычным бурсацким хулиганством>, а автору настоящего письма в частной беседе предъявил обвинение в организации бунта.

Я посчитал такое обвинение недоразумением, которое исчезнет в процессе расследования конфликта.Несмотря на просьбы студентов выслушать их, ни митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир (Котляров), ни ректор так и не встретились с ними. Трудно упрекать студентов, полтора месяца тщетно ожидавших встречи со своими архипастырями в том, что 3 июня они согласилисьвстретиться с православными журналистами.13 июня накануне заседания совета Академии, который должен был включить вповестку дня обсуждение происшедшего, я был уволен общим решением митрополита и ректора со всех академических должностей: преподавателя,заведующего церковно-археологическим музеем и координатора церковно-научногоцентра <Православная Энциклопедия>. Причин отставки мне никто не объяснил. А митрополит и ректор так и не позволили совету обсуждать конфликт.Это увольнение явилось для меня шоком. 

20 июня, в Москве, я передал Вашему Святейшеству свой рапорт и попросил Вас выслушать меня. Сославшись на вполнепонятную занятость, Вы сказали, что встреча, возможно, состоится на будущей неделе. 28 июня я снова был в Москве. Вы сказали мне буквально следующее:<Ну, с кем я буду разбираться? Митрополита нет в городе. Я буду в Питере. Я буду разбираться. И не давите на меня>. Но и эта краткость была для менялучом надежды. 

12 июля в Петербурге я вновь попросил Вас о возможностипоговорить с Вами. Вы столь же кратко ответили мне: <Нет. Не со мной. Смитрополитом>. Надежда потухла. Позиция митрополита была мне известна. Владыка Владимир при нашей первой встрече в 1996 г. <по-отечески> заявил мне: <Вы - заика. Вы не должны преподавать в Академии>. В 2000 г. митрополитдобился своего.Встреча состоялась 8 августа. Чудовищная несправедливость и абсолютная беспочвенность обвинений повергли меня в ужас. Митрополит обвинил меня втом, что я организовал студенческий бунт, научил студентов возгласам <Анаксиос>, изготовил листовки с призывами к бунту, дирижировал криками<Анаксиос> с амвона, пытался сорвать богослужение. При этом я, по мыслимитрополита, руководствовался завистью к Игнатию, как талантливому и перспективному студенту. Все же происшедшее явилось заговором против ректора, направляемым извне. Во время беседы митрополит дважды назвал меня <циником>, <нахалом> и <неверующим человеком>, а мое десятилетнее служение диаконом обозвал <дуриловкой> (sic!). В конце беседы было сказано, что мненет места для служения в Петербургской епархии.

На уровне слухов и сплетен эти безумные обвинения доходили до меня и раньше.Но когда в качестве официальной причины моего увольнения их произносит митрополит Санкт-Петербургский, постоянный член Священного Синода, тостановится страшно. Как легко у нас можно оклеветать человека и лишить егодоброго имени и любимой работыВаше Святейшество! Я готов свидетельствовать перед Богом и людьми, что всеэти обвинения - ложь и клевета от первого до последнего слова. Я не злоумышлял, не организовывал, не учил, не дирижировал и не пытался срывать богослужение. Единственное, что я себе позволил - это не согласиться с ректором в оценке происшедшего, расценивая его как серьезный канонический инцидент, сочувствовать протестовавшим студентам, поскольку считаю ихпретензии к Игнатию обоснованными, общаться с ними, пытаясь выяснить ихпозицию в этом конфликте, и участвовать в беседе с журналистами истудентами, обсуждавшими конфликт. Я искренне хотел разобраться, что же произошло в Академии. А два петербургских архиерея совершенно не захотелиразбираться в этом. Им все было ясно с самого начала. Истина их не интересовала. Не чувствовалось в их действиях и увещевающей пастырской любви. А может быть они просто побоялись встретиться с юношами и девушками,которые всего лишь не захотели, чтобы их пастырем был человек непорядочный иоткровенный карьерист...Со слов митрополита я понял, что ситуация в Академии обсуждалась, официальноили неофициально, на заседании Священного Синода 19 июля. Митрополит довелдо Вас свою позицию и Вы ее приняли: происшедшее в Академии - бунт кучкиобиженных смутьянов, а я - его вдохновитель. Очевидно, Вы внутренне согласились с митрополитом и ректором еще раньше, поскольку мой рапорт так и не был принят Вами во внимание.Неужели, Ваше Святейшество, позиция, высказанная Вам митрополитом и ректором, делает излишним знакомство с позицией студентов ? Ведь Вашистуденты видят в Вас своего архипастыря и в этой ситуации могут уповать только на Ваше участие. Заочное, без всякого разбирательства, осуждение может убить в них веру в Церковь. Доверяя Церкви, студенты справедливо считают, что в Церкви они всегда смогут быть выслушанными и услышанными.Сейчас многие полагают, что с точки зрения церковных канонов студенты неимели права возглашать <Анаксиос>. Пусть так. Но мое общение со студентами показывает, что их исключительной целью были не месть или бунт, а забота облаге Церкви. И если бы авторитетная комиссия от лица всей Церкви сообщила им, что они совершили то, на что не имели права, я уверен - их покаяние былобы столь же искренним. Мир и вера укрепились бы в их сердцах. Но, быть может, их <Анаксиос> все же был справедлив ? Ответ на этот вопрос смогло быдать только разбирательство дела, которого так и не было...

Моя беседа с митрополитом Владимиром происходила в форме монолога. На всемои попытки возразить я слышал: <Меня не интересует, что вы думаете !>. По существу, митрополит, являющийся председателем Епархиального Совета -церковного суда первой инстанции (ст.45 Устава об управлении РПЦ), отказалмне в объективном разбирательстве выдвинутых против меня обвинений. Поэтомуя прошу Вас, Ваше Святейшество, как Председателя Священного Синода, являющегося, согласно 32 ст. Устава, судом первой инстанции по делам архиереев и последней инстанции по делам клириков, принять к судебному разбирательству дело об обвинении меня митрополитом Владимиром и епископом Константином в организации студенческого бунта. Поскольку процедура подачи судебных исков в Русской Православной Церкви до сих пор не определена, топрошу Вас рассматривать это открытое письмо как мое официальное заявление вцерковный суд.

Вашего Святейшества смиренный послушник и молитвенник диакон Александр Мусин, кандидат богословия, кандидат исторических наук,член Геральдического Совета при Президенте РФ9 августа 2000 года
 

Оп целиком: НГ-религии, 23.8.2000, №16, с. 2, под названием "Торжество несправедливости".