Как отмечают многие исследователи, современная религиозная ситуация в Республике Казахстан, во многом определяется специфической полиэтнической структурой населения. Если в большинстве постсоветских государств с преобладающим мусульманским населением (Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан и Азербайджан) доля этнических групп, традиционно исповедующих христианство, в конце 80-х годов не превышала 11-13 % (По данным переписи 1989 г.), то в Казахстане удельный вес мусульманских этносов начиная с середины 30-х годов всегда был менее 50%. В 1993 г. вследствие массовой эмиграции европейцев мусульманские этносы составили чуть более половины населения, но даже и в 1998 г. удельный вес немусульманских народов намного превышал соответствующий показатель по другим “мусульманским” республикам СНГ Почти в половине областей Казахстана мусульманские этносы являются этноконфессиональным меньшинством. По нашему мнению, именно демографический фактор вынуждает казахстанские власти балансировать между православием и исламом, не отдавая явного предпочтения ни одной из этих двух религий.

Заметное влияние на религиозную ситуацию в Казахстане оказывают специфические исторические традиции казахского общества. Казахи, основная масса которых до начала 30-х годов вела кочевой или полукочевой образ жизни, как свидетельствуют различные источники, весьма поверхностно приняли религиозные нормы ислама. Уровень религиозных знаний кочевников был невелик, многие религиозные нормы ими не соблюдались, ислам в большинстве районов парадоксальным образом сосуществовал с шаманством и языческими традициями, что делало невозможным серьезные проявления религиозного фундаментализма.

Своеобразным показателем религиозной индифферентности казахского общества является то, что по данным на 1 января 1989 г. из 671 религиозной общины, существовавшей в Казахстане, мусульманских было только 46 (в том числе 2 – незарегистрированных) (Для сравнения: казахстанские немцы-лютеране имели 171 общину, католики – 42, Русская православная церковь – 62. )

В целом, значение религиозного фактора в общественно-политической жизни Казахстана до конца 80-х годов было невелико. Отдельные случаи противостояния верующих и государственных органов по вопросам регистрации или деятельности религиозных общин имели лишь ограниченное политическое значение. Однако в условиях горбачевской перестройки вопросы деятельности религиозных структур стали постепенно обретать большую значимость в политической жизни этой страны.

Политические аспекты реформирования религиозных структур

Распад СССР и получение бывшими советскими республиками государственной независимости вызвали необходимость реформирования существовавших в советское время иерархических систем духовного управления различных конфессий. Большинство таких реорганизаций не вызывали политических дискуссий или обеспокоенности со стороны государственных органов Казахстана, поскольку казахстанское государство не рассматривало эти конфессии в качестве своих основных “религиозных партнеров”. Однако государственные органы проявили значительное внимание к реформированию структур управления мусульманскими и православными общинами, активно вмешиваясь в процесс создания новых структур, а в случае с мусульманами - и в борьбу различных группировок духовенства.

Создание Духовного управление мусульман Казахстана

На протяжении почти 40 лет мусульманские общины Казахстана находились под юрисдикцией созданного в сталинское время единого Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана (САДУМ) со штаб-квартирой в Ташкенте. Аппарат этого административно-религиозного органа комплектовался почти исключительно из узбекского духовенства, вся переписка велась также на узбекском языке. Созданные в Казахстане, Киргизии, Таджикистане и Туркменистане казиаты как посредующая инстанция между САДУМ, властями этих республик и местными общинами не пользовались заметным влиянием. Вопросы кадровой политики, формирования списка паломников, выезжающих в хадж, религиозного обучения и издательской деятельности находились в исключительном ведении Ташкента. Казиаты не имели собственного расчетного счета в банке, а из пожертвованных верующими наличных денег, например, казахстанский казиат ежегодно должен был 250-300 тысяч рублей передавать в “казну” САДУМ. Ответный вклад САДУМ в развитие мусульманских структур в Казахстане, по мнению главы казахстанских мусульман Ратбека Нисанбаева (Нисанбаев с 1979 по 1990 гг. был казием мусульман Казахстана, а с 1990 г. – после создания самостоятельного Духовного управления мусульман Казахстана – муфтием.), был неадекватным.

Фактически монопольное господство в САДУМ представителей узбекской исламской элиты отражало очевидный факт значительно большей религиозности узбеков в сравнении со многими другими народами Центральной Азии и их численное доминирование в регионе. В то же время организационная структура САДУМ не опиралась на какую-либо религиозную или историческую традицию (В отличие от православия с его жесткой церковной иерархией и обрядом рукоположения суннитская исламская традиция основана на выборности духовных лиц и не предполагает руководства их деятельностью со стороны какого-либо централизованного религиозного органа. На территории бывшей советской Центральной Азии до 1943 г. никогда не существовало единого муфтиата.), а ее жестко централизованный характер находился в очевидном противоречии с отчетливо обозначившимися в конце 80-х годов тенденциями роста национализма и суверенизации республик, входивших в СССР.

В мае 1989 г. кази мусульман Казахстана Р.Нисанбаев в тайне от других членов казиата направил письмо в адрес высших государственных инстанций в Москве. Письмо содержало просьбу санкционировать создание независимого Духовного управления мусульман Казахстана (Абазов Р., Василивецкий А., Пономарев В. Ислам и политическая борьба в странах СНГ. М., 1992, с.15.).

Предварительно вопрос о целесообразности направления подобного письма обсуждался Нисанбаевым во время его неофициальной встречи в Ташкенте в марте 1989 г. с председателем Совета по делам религий при Совете Министров СССР К.Харчевым (Оба участника разговора находились в столице Узбекистана в связи с проведением съезда САДУМ.). Нисанбаев изложил Харчеву свои претензии к работе САДУМ: отсутствие материальной помощи исламским структурам Казахстана; недостаточное представительство казахстанцев среди слушателей религиозных учебных заведений; ведение официальной переписки исключительно на узбекском языке.

Письмо Нисанбаева осталось без ответа (Харчев, обещавший поддержку казахстанскому кази, летом 1989 г. был смещен с должности, поскольку “не сработался” с аппаратами ЦК КПСС и КГБ СССР) Трудно сказать, сыграло ли оно какую-либо роль. Известно, однако, что примерно в это время вопрос о реорганизации САДУМ и Духовного управления мусульман Северного Кавказа начал обсуждаться в различных союзных инстанциях. К этому времени Кремль начал серьезно опасаться чрезмерного усиления роли исламского духовенства в нестабильных южных регионах. Наиболее эффективным способом лишить муфтиаты их влияния было раздробить Духовные управления по национально-территориальному принципу (такая акция была успешно проведена в 1989-1990 гг. на Северном Кавказе).

Сложность ситуации заключалась в том, что идея “независимости” казиата от САДУМ не пользовалась поддержкой наиболее влиятельных казахстанских исламских лидеров (среди которых большинство составляли представители неказахских этнических групп). В случае открытого конфликта с САДУМ руководство последнего могло назначить в Казахстан нового кази (как это произошло в Киргизии в начале 1990 г.). По уставу САДУМ вопрос о реорганизации должен был решаться съездом мусульман Средней Азии и Казахстана, на котором предложение об отделении казахстанского казиата в то время не получило бы поддержки большинства.

В конце декабря 1989 г. была сформирована делегация из шести человек для переговоров в Москве. Делегацию казиата приняли президент СССР Михаил Горбачев и новый председатель союзного Комитета по делам религий Юрий Христораднов. На имя Горбачева было передано заявление с 3500 подписями мусульман Алма-Атинской области с просьбой разрешить создание ДУМК. Президент пообещал “положительно решить” этот вопрос сразу после Нового года. Примерно 7-8 января 1990 г. необходимое разрешение было получено (Интервью авторов с бывшим имамом Меркенской мечети Зулькарнаем Тиловым.)

Созыв первого курултая (съезда) мусульман Казахстана, назначенного на 12 января 1990 г., проходил, как вспоминают его участники, в условиях спешки и строжайшей конспирации. В телеграммах, разосланных в мечети, не указывалась действительная цель вызова имамов в Алма-Ату (опасались, что руководство САДУМ может вмешаться и “испортить” заранее разработанный сценарий проведения съезда). У входа в здание дежурили охранники-чеченцы, пропускавшие внутрь лишь тех, кого разрешал кази. При участии более 250 делегатов был принят устав ДУМК, избраны муфтий (пожизненно), пять кази отдельных регионов (Алма-Ата, Джамбул, Чимкент, Уральск, Семипалатинск) и девять членов Президиума (Интервью авторов с Р.Нисанбаевым)

Единственный инцидент, имевший место в последний день работы съезда, был связан с выступлением чимкентского имама Мухамеджанова. Выйдя к трибуне, Мухамеджанов объявил, что согласно полученной им телеграмме он приглашен на собрание для “отчета о проделанной работе”, после чего зачитал с трибуны отчет, ни словом не коснувшись вопроса о создании ДУМК (Интервью авторов с Ш.Мухамеджановым) Таким образом, чимкентский имам выразил свое несогласие с созданием ДУМК, в то же время не выступая с открытой критикой деятельности казиата. Несмотря на такую позицию Мухамеджанов был избран на съезде кази Чимкетской области, поскольку являлся одним из наиболее образованных исламских деятелей Казахстана (В частности, он был одним из трех казахстанцев, имеющих законченное зарубежное исламское образование. Двумя другими были сам муфтий Нисанбаев и его предшественник на посту кази Жакия Бейсенбаев, занимавший в конце 80-х годов скромную должность имама Кокчетавской мечети.)

CАДУМ не признал результатов съезда, ссылаясь на то, что устав САДУМ предусматривает иную процедуру решения подобных вопросов. На протяжении нескольких лет муфтий в Ташкенте продолжал считать себя главой всех мусульман Центральной Азии, а слово “Казахстан” сохранялось на печати и в документах САДУМ. Это, однако, не имело какого-либо практического значения.

Создание ДУМК совпало по времени с началом широкой волны религиозного ренессанса. В несколько раз выросло число участников религиозных мероприятий, началось массовое строительство новых мечетей (По официальным данным, число зарегистрированных мечетей составило в 1990 г. – 63, в 1991 г. – более 150, в 1993 г. – 305, в 1995 г. – 483, в 1996 г. – 679.) Из-за отсутствия в Казахстане развитой исламской традиции лишь небольшую часть новых мечетей удалось обеспечить образованными имамами.

Неудача постигла ДУМК и при самостоятельной организации хаджа в Мекку. В 1991 г. только 25 казахстанца смогли совершить хадж (“Иман”, 1992, №8.) причем подавляющее большинство паломников представляло компактно проживающие в Казахстане общины кавказских этносов. Соседние республики, казиаты которых остались в подчинении САДУМ, отправили в том же году в Саудовскую Аравию сотни паломников при значительно более низкой оплате.

Хотя зарубежные исламские структуры воздерживались от прямой критики ДУМК, их отношение к новообразованному казахстанскому муфтиату в первые годы его существования было скорее негативным. В 1990 г., когда король Саудовской Аравии направил советским мусульманам 1 млн. экземпляров “Корана”, единственным в Центральной Азии “получателем” священных книг стал САДУМ, в адрес которого направлялись книги и для Казахстана (Позднее Нисанбаев упрекал САДУМ в том, что они не передали ему предназначавшиеся для Казахстана 105 тыс. экземпляров “Корана”, а распределили их среди верующих других республик (“Иман”, 1992, №1) Отношение к ДУМК в те годы за рубежом наглядно характеризует следующий случай. В апреле 1992 г. накануне священного для мусульман месяца рамазан в Казахстан в соответствие с предварительными договоренностями должны были прибыть 30 преподавателей ислама из Турции. Однако прилетев в Ташкент, лишь трое из них во главе с известным богословом Халифой Алтаем (по происхождению – этническим казахом) выразили желание выехать в Казахстан. Остальные предпочли общение в узбекских и татарских мусульманских общинах (“Иман”, 1992, №3.)

С другой стороны, как видно из приведенных выше примеров, создание ДУМК в начале 1990 г. было организационно не подготовлено. Отделение от САДУМ не привело к улучшению ситуации в отношении финансов или расширения международных контактов, зато на несколько лет резко снизило возможности подготовки исламских кадров и получения помощи от зарубежных исламских структур. Решение о создании ДУМК, по нашему мнению, было продиктовано не столько необходимостью развития исламской инфраструктуры в Казахстане, сколько определенной политической позицией республиканских и союзных органов власти и личными амбициями руководителя казиата.

Оба имама отказались выделить деньги секретарю Нисанбаева. Во время переговоров по этому поводу в доме меркенского имама З.Тилова находились два члена небольшой оппозиционной партии “Алаш”, включая брата председателя партии Рашида Нутушева. Р.Нутушев предложил Тилову “свергнуть” Нисанбаева и позднее участвовал в обсуждении планов смещения муфтия вместе с несколькими имамами из Джамбулской области (Интервью авторов с Р.Нутушевым.)

Споры о том, имеет ли право глава ДУМК Нисанбаев, поддержавший в 1986 г. действия властей, читать молитву по жертвам антиправительственных выступлений, переросли в митинг, который возглавили религиозные деятели из Алма-Аты, Мерке и Талды-Кургана. Через микрофон в адрес муфтия звучали многочисленные обвинения в коррупции, пьянстве, игнорировании мнения других имамов, преследовании авторитетных религиозных деятелей и др. Одновременно с началом митинга несколько активистов и сторонников партии “Алаш” по согласованию с возглавившими митинг религиозными деятелями вошли в кабинет к Нисанбаеву, блокировали выход из кабинета и телефонную связь. Во дворе мечети членами “Алаш” были развернуты плакаты “Судить преступника-муфтия!”, “Взяточник-муфти, где народные деньги!” и др. Вскоре из числа 12 религиозных деятелей был образован “временный комитет”, избравший талды-курганского имама Ибрагима Машанло временно исполняющим обязанности муфтия. Нисанбаев, выступление которого не убедило собравшихся, вынужден был сдать дела “оппозиционерам” и уехать из мечети. Сторонники “временного комитета” заняли мечеть и объявили о созыве в ближайшие дни курултая мусульман республики для решения кадровых вопросов (Интервью авторов с З.Тиловым, а также письмо на имя Назарбаева пяти мусульман во главе с И.Машанло (русский перевод опубликован в газете “Хак”, 1992, №2)

События в мечети были неожиданными для властей и застали их врасплох. Копбаеву предстояло определить позицию по этому вопросу официальных органов. Власти были заинтересованы в скорейшем урегулировании конфликта, могущем в случае его продолжения негативно отразиться на внешнеполитическом престиже нового государства (В эти дни президент Казахстана осуществлял интенсивные контакты по подготовке создания СНГ, учредительные документы которого были подписаны главами 11 государств в Алма-Ате 21 декабря 1991 г. Кроме того, на 17 декабря был назначен визит в столицу Казахстана государственного секретаря США Джеймса Бейкера). То, что смещение муфтия произошло за сутки до провозглашения Верховным Советом Казахстана государственной независимости придало событиям дополнительный драматизм.

Понимая, что поддержка властей является решающим фактором в борьбе за власть в муфтиате, Нисанбаев решил разыграть “национальную карту”. Он апеллировал к Копбаеву, заявляя, что в мечети имела место попытка имамов-неказахов отстранить от дел муфтия-казаха (Среди членов “временного комитета” наиболее активную роль играли религиозные деятели неказахского происхождения: имам мечети в Мерке Зулькарнай Тилов (балкарец), наиб-муфтий Хусаин Алсабеков (чеченец), наиб-имам Алма-Атинской мечети Зибибулла Иминов (уйгур), имам одной из Джамбулской мечети Илдус (татарин) и др. У назначенного “временным комитетом” исполняющим обязанности муфтия Ибрагима Машанло, который по паспорту являлся казахом, отец был дунганином, а он сам носил дунганскую фамилию). Такая точка зрения, по данным авторов, негласно получила поддержку в тяготеющих к этнократизму президентских структурах
(Заявления подобного рода никогда не оглашались публично, поскольку противоречили исламской идеологии, рассматривающей всех мусульман, независимо от их национальной принадлежности, как единую общину (ал-Умма). В то же время, по словам членов “временного комитета”, уже 13 декабря 1991 г. Нисанбаев заявил им, что Машанло не может быть муфтием, поскольку он – не казах. Позднее во время продолжавшихся около недели допросов Машанло в прокуратуре и последующих встречах С.Копбаева с членами бывшего “временого комитета” версия о том, что “имамы-неказахи пытались свергнуть муфтия-казаха”, звучала неоднократно.)

На позицию властей в значительной мере повлияло и то обстоятельство, что на стороне “временного комитета” действовала “партия “Алаш” - небольшая националистическая группировка, отличавшаяся радикализмом и известная своими уличными акциями, сопровождавшимися оскорбительными личными выпадами в адрес главы государства Нурсултана Назарбаева (Подробнее об “Алаш” см. ниже.) Можно предположить, что существовали и другие “аргументы” в пользу поддержки Нисанбаева казахстанскими властями.

Нисанбаев на протяжении многих лет проявлял полную лояльность государственным органам и даже, насколько известно авторам, выполнял конфиденциальные поручения КГБ (Например, во время событий 13 декабря 1991 г. в Алма-Атинской мечети члены “временного комитета” обнаружили в личном сейфе муфтия документ, свидетельствующий о его согласии направить в Стамбул “под крышей” муфтиата кадрового офицера КГБ, выполняющего специальное задание.) Выходец из Восточного Туркестана (китайская провинция Синьцзян) бывший имам Талды-Курганской мечети Машанло, предложенный “временным комитетом” в качестве нового муфтия, напротив, являлся “подозрительным лицом”, кандидатура которого в 1982 года по указанию КГБ была вычеркнута из числа участников хаджа (Данные архива Совета по делам религий при Совете Министров СССР.) В декабре 1986 года сын Машанло был осужден на два года лишения свободы за участие в антиправительственной студенческой демонстрации (Пономарев В., Джукеева С. Документы и материалы о событиях 1986 года в Казахстане. М., 1993, с.275.) Под давлением властей Машанло с 1988 г. вынужден был искать работу за пределами Казахстана и вернулся в Талды-Курган лишь в августе 1991 года (Интервью авторов с И.Машанло. В 1988-1991 гг. Машанло работал имамом в одной из мечетей Джалал-Абадской области (Южный Кыргызстан)) Его назначение на пост муфтия могло создать для казахстанских властей определенные проблемы.

Позиция властей, вероятно, определилась уже 14 декабря. Утром 15 декабря 1991 г. ОМОН ГУВД г.Алма-Аты блокировал мечеть, занятую сторонниками “временного комитета”, и после отказа верующих покинуть территорию мечети предпринял штурм здания (Как сообщил авторам один из членов “временного комитета”, милиция потребовала освободить мечеть в течение десяти минут. Член Президиума ДУМК Тилов пообещал, что верующие покинут здание сразу после завершения намаза. Однако такой ответ не устроил милицию, и ОМОН получил приказ начать штурм. ).

Многие мусульмане были избиты милицией, 41 человек задержан (“Экспресс-К” 18 декабря 1991 г.) По некоторым данным, Нисанбаев предварительно подписал документ, в котором как глава мусульман Казахстана выразил согласие на использование силы на территории мечети.

17 декабря 1991 года “Казахстанская правда” и другие правительственные издания огласили официальную версию происшедшего, согласно которой “13 декабря хулиганствующие элементы из так называемой партии “Алаш”…, подстрекаемые изгнанными в свое время из мечетей за нарушение канонов шариата и присвоение средств бывшими служителями культа, прервали жума (пятничный) намаз, избили некоторых официальных служителей мечети, духовного управления, студентов Исламского института”, а муфтию “сломали правую руку”( По мнению авторов, хотя утверждения об отдельных актах насилия в Алма-Атинской мечети 13 декабря 1991 г. в отношении сторонников Нисанбаева со стороны лиц, связанных с “Алаш”, вероятно, достоверны, не исключено, что сообщение о переломе руки муфтию является дезинформацией, организованной при участии самого Нисанбаева. Подробное обсуждение этих вопросов выходит за рамки нашего исследования.) Иначе говоря, власти пытались представить дело таким образом, что милиция вмешалась не в конфликт двух групп мусульманского духовенства, а лишь пресекла хулиганские действия членов одной из оппозиционных группировок.

Версия об особой ответственности “Алаш” прорабатывалась следственными органами начиная с 15 декабря 1991 г (По свидетельству очевидцев, 15 декабря 1991 г. всем задержанным сотрудники милиции задавали вопрос об их членстве в партии “Алаш”. Отфильтрованные таким образом активисты этой организации были подвергнуты административному аресту на 15 суток.) Позднее - возможно, из-за того, что к делу членов партии “Алаш” было привлечено внимание зарубежных общественных организаций - суд отправил дело на доследование, а при повторном рассмотрении ограничился осуждением участников событий на сроки, в основном совпадающие со временем нахождения их под стражей в период предварительного следствия.

Реорганизация ДУМК

После урегулирования кризиса в мечети в начале 1992 г. в ДУМК началась подготовка ко второму съезду мусульман Казахстана. Основная цель проведения съезда – обсуждение вопроса о подтверждении полномочий главы муфтиата.
Активная кампания в поддержку председателя ДУМК Нисанбаева была организована на страницах ежемесячной казахоязычной газеты муфтиата “Иман” (Вера), начавшей выходить с января 1992 г. На стороне муфтия выступила и Алма-Атинская организация ветеранов войны в Афганистане, председатель которого украинец Олег Рубец, принявший исламскую веру, даже организовал силами членов организации круглосуточную охрану муфтия (“Экспресс-К” 27 февраля 1992 г. )

Несмотря на поддержку Нисанбаева со стороны властей существовала опасность того, что на съезде представители “оппозиции” могут предпринять какие-либо неожиданные действия и обсуждение вопроса о руководстве ДУМК примет острый характер. Вероятно, учитывая такую возможность, власти разрешили присутствовать на съезде только журналисту официального агентства КазТАГ, а подходы к Алма-Атинскому театру оперы и балета им.Абая, где проходил съезд, были оцеплены тройным заслоном милиции (“Казахстанская правда” 20 мая 1992 г. )

На втором съезде ДУМК, состоявшемся 19 мая 1992 г., против утверждения Нисанбаева на посту муфтия не был подан ни один голос. Также единодушно была принята резолюция, одобряющая деятельность ДУМК и декларирующая, что “всю клевету, сплетни в адрес духовного управления следует считать беспочвенными” (“Иман”, 1992, №6.)

Нисанбаев использовал трибуну съезда для того, чтобы вновь публично выразить свою политическую лояльность властям, объяснив инцидент в мечети не внутренними противоречиями среди духовенства, а происками неких “темных сил”, связанных с зарубежными странами
(“Я считаю, что все подготавливалось тщательно и заранее. Их целью было не только избить мня и снять с работы. Основная цель – посредством ислама посеять в Казахстане раздор. Нынешнее спокойствие в республике не нравится кое-кому за рубежом. Как понять, что то, что затевалось, было известно деятелям из Германии тремя месяцами ранее? … Когда все это происходило, стояла молодежь с плакатами против нашего президента. Это не просто так. Мне говорили: “Тебя и Назарбаева надо уничтожить”. – “Иман”, 1992, №6.)

На съезде было объявлено о предстоящем отъезде в Чечню наиб-муфтия Хусаина Алсабекова, вскоре занявшего пост министра по делам религий в правительстве Дудаева. По неподтвержденным данным, решение о переезде было принято Алсабековым в значительной степени под влиянием того, что весной 1992 г. благодаря усилиям “оппозиции” получило огласку его участие в тайном захоронении двумя годами ранее девушки-чеченки, обнаженный труп которой был найден в Алма-Атинской мечети. Власти решили не начинать расследования этого эпизода во имя сохранения “общественного спокойствия”.

В последующие два года под разными предлогами были отправлены в отставку еще несколько имамов неказахского этнического происхождения, являвшихся противниками Нисанбаева. Так, в июле 1993 г. был снят с должности имам Карагандинской мечети, член Президиума ДУМК Ибрагим Маров (“Иман”, 1993, №8.), являвшийся по национальности дунганином. Формально решение освободить Марова от должности было принято из-за того, что он отсутствовал на заседании Президиума ДУМК “по неизвестной причине”. По неофициальным данным, причиной отставки стало то, что Маров летом 1993 г. организовал выезд в хадж 110 паломников из Темиртау и Караганды – без предварительного согласования с муфтиатом и органами государственной безопасности.

В конце 1992 г. узбек Шукуролла Мухамеджанов был лишен должности главного имама Чимкентской области, а в мае 1994 г. – отправлен в отставку. Эти действия муфтиата вызвали волнения верующих, большинство которых составляли этнические узбеки. Прихожане на протяжении месяца блокировали мечеть, не допуская туда руководителей ДУМК, а после вмешательства милиции многие из них отказались от посещения этой мечети (Интервью авторов с работником мечети. См. также “Казахстанская правда” 19 июля 1994 г.)

Добившись победы над своими основными противниками, Нисанбаев в январе 1994 г. провел через Президиум ДУМК решение о назначении из числа областных имамов шести региональных представителей муфтиата, которые должны были наладить учет и регистрацию мечетей, а также аттестацию имамов на всей территории Казахстана (“Иман”, 1994, №1.)

На том же заседании Президиума ДУМК было принято решение о том, что все работники казахстанских мечетей – вплоть до бухгалтеров – должны приниматься на работу и освобождаться от должности по согласованию с руководством ДУМК или его региональным представителем. Трудовые книжки имамов должны сдаваться на хранение в ДУМК. Это решение, однако, не было полностью выполнено, как и принятое в июле 1993 г. решение Президиума ДУМК об отчислении в муфтиат всеми мечетями 30% денежных доходов.

По данным муфтиата, в 1997 г. в Казахстане действовало более 5000 мечетей (“Казахстанская правда” 18 октября 1997 г.), из которых не более 15-20% были зарегистрированы. Поскольку муфтиат достаточно жестко требует от подконтрольных ему общин пройти регистрацию в государственных органах, приведенные выше цифры можно интерпретировать таким образом, что в настоящее время большинство мусульманских общин Казахстана не контролируются ДУМК. Нынешняя ситуация, таким образом, разительно отличается от ситуации 1989-1992 гг., когда почти все мечети были зарегистрированы и входили в систему ДУМК. В настоящее время муфтиат стремится осуществлять контроль прежде всего над крупными мечетями

(В отличие от других “мусульманских” республик СНГ, в Казахстане муфтиат не разделяет мечети на джума-мечети (в которых разрешено читать пятничный жума-намаз) и прочие.), не слишком форсируя (несмотря на собственные публичные заявления) попытки поставить под контроль другие общины. Такая позиция, по нашему мнению, объясняется тем, что большинство имамов даже зарегистрированных мечетей не имеют достаточного религиозного образования, причем эта ситуация, учитывая масштабы подготовки религиозных кадров, не изменится даже через пять лет.

Реорганизация структур Русской православной церкви в Казахстане

До 1991 г. руководство всеми приходами Русской православной церкви (РПЦ) в Казахстане осуществлялось единым епархиальным управлением (Алма-Атинско-Казахстанской епархией). 31 января 1991 года решением Священного Синода на территории Казахстана были образованы три самостоятельные епархии: Алма-Атинская, Чимкентская и Уральская (Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М., 1995, с.305.) Это решение вызвало негативную реакцию руководства республики. По мнению официальных лиц, существование на территории независимого государства трех епархий, не объединенных в одну церковную иерархическую структуру, является “дестабилизирующим началом” с точки зрения интересов сохранения и укрепления межнационального согласия

Во время встречи осенью 1991 г. архиепископа Алма-Атинского и Семипалатинского Алексия с президента Казахстана Нурсултаном Назарбаевым последний, подчеркнув, что не стремится вмешиваться во внутрицерковные дела, в то же время заявил, что в современной ситуации необходимо иметь единый духовный центр в Алма-Ате, объединяющий все казахстанские структуры РПЦ (“Казахстанская правда” 16 ноября 1991 г.)