Предложенные здесь рассказы не являются собственно житиями святых, это скорее размышления о внутреннем облике этих подвижников, составленные на основе их житий, снабженные некоторыми комментариями исторического и исламоведческого характера, а также рассказами из жизни наших современников обратившихся из ислама ко Христу, которые, возможно, помогут нам лучше понять, что в тот или иной момент переживали, чем руководствовались эти святые.

Учитывая возросший в последнее время интерес к проблемам взаимодействия и соотношения ислама и христианства, подобный опыт представляется особо значимым, именно как пример положительной и притом содержательной реплики по этому вопросу со стороны христианства.

Хочется прежде сказать несколько слов об истории христианской миссии среди мусульман. Бытует мнение, согласно которому ислам считается "необращаемой" религией. Однако оно верно лишь отчасти. Было бы более точным охарактеризовать ислам как "труднообращаемую" религию. Мусульмане действительно труднообращаемы, как и приверженцы иных эксклюзивных монотеистических религий, таких, как христианство и иудаизм. Тем не менее, мнение о безуспешности и малочисленном характере христианской миссии среди мусульманских народов не вполне соответствует действительности. Мнение это, как кажется, вытекает, прежде всего, из малоизвестности трудов Православных миссионеров на этой ниве, в то время как сравнительно хорошо известны подвиги православных миссионеров в других местах - на Аляске, в Японии, Китае, Африке, Сибири...

Богатая и важная тема истории православной миссии среди мусульман ещё ждёт своего достойного исследователя. Здесь же, не имея возможности охватить её полностью, мы попытаемся высветить хотя бы некие грани данного процесса, которые позволили бы составить целостное и более соответствующее действительности представление об этой малоизвестной стороне проповеди Вселенского Православия.

Из истории миссии Константинопольской Православной Церкви можно вспомнить, как после возвращения в Х веке Антиохии в состав Византийской Империи, в течении нескольких лет практически всё местное арабо-мусульманское население добровольно перешло в Православие, включая представителей арабской знати^[2]. То же происходило и в возвращённых примерно тогда же округе Лаодикея и городе Мелитене^[3]. Но наиболее ярким является событие, произошедшее в 935 г., когда целое арабское бедуинское племя бану Хабиб "в числе 12000 всадников в полном вооружении, с семьями, клиентами (людьми, не входящими в племя, но находящихся под его покровительством - Ю.М.) и рабами перешло к грекам, приняло христианство и стало сражаться против своих прежних единоверцев"^[4].

В результате более чем четырёхсотлетней миссионерской деятельности Русской Православной Церкви среди татар образовалась целая этноконфессиональная группа - кряшены, состоящая из православных татар. По переписи 1926 года кряшен было около 200 тысяч (!)^[5].

Во второй половине XVI века обратившийся из ислама и ставший христианским миссионером Аллах-Верди из Цахура вернул в Православие целое племя грузин-ингилов^[6].

В самом начале XIX века стараниями миссионеров Грузинской Православной Церкви было обращено в христианство свыше 47 тысяч осетин^[7] - большая часть народа. К 1823 году обращены были почти все.

Историю же тайной миссии христианства на территориях, подчинённых мусульманам, проследить крайне сложно, однако существование в настоящее время около 10-12 миллионов христиан-арабов^[8](при общей численности арабов порядка 100 миллионов), из которых лишь немногие являются потомками арабских племён, принявших христианство в доисламскую эпоху, приоткрывает нам масштабы и успехи этой миссии, каждый шаг которой был связан со смертельным риском как для обращающих, так и для обращаемых. Впрочем, можно и здесь привести несколько ярких примеров. Так, в конце IX - начале X вв. в арабской Испании обратившийся в христианство местный князь Омар ибн Хафсун вместе со своими сыновьями почти полвека господствовал над горными долинами, сидя в своём замке Бобастро^[9]. Но куда более интересным является тот факт, что в XV в. в самом Багдаде и некоторых переднеазиатских областях правила турецкая династия Кара-Коюнлу, которую египетские мусульманские историки прямо обвиняли в отступничестве от ислама и принятии христианства^[10].

В немногих средневековых государствах, в которых равно покровительствуемы (или, во всяком случае, терпимы) были и христианство и ислам (Хазарский Каганат IX-Х вв., государство Каракитаев XII в.^[11]) христианство получало более широкое распространение в сравнении с последним.

Безусловно, в ходе истории ряд христианских народов полностью, либо почти полностью переходили в ислам. Это факт. И в наши дни в Африке случается, что целые племена переходят из христианства (хотя и не православного) в ислам. Причины этого - тема для отдельной работы, но следует иметь в виду, что всегда существовал и обратный процесс, который существует и до сих пор.

Святой Константин родился в мусульманской семье в самом конце XVIII века. Автор жития, скорее всего, осознанно, не сохранил для нас его мусульманского имени, тем самым, очевидно, желая подчеркнуть, что он целиком и полностью стал христианином... Думается, в таком поступке автора жития присутствовала и воля самого святого.

Детство будущего новомученика выдалось несладким. Тяжёлая болезнь в отрочестве, развод родителей, второй брак матери, жестокий отчим, второй развод, бедность, многократные смены места жительства... Возможно, что страдания и подготовили в его сердце почву к восприятию слова о Кресте. Что подтверждает один из ныне здравствующих бывших мусульман, который в своих воспоминаниях пишет, что его привели к христианству именно размышления о смысле страданий, которыми была полна его собственная жизнь и жизнь подавляющего большинства африканцев. Не имея знакомых христиан, этот человек пришёл ко Христу размышляя только над кораническими сказаниями о крестной жертве Спасителя, где говорится - что Иисус, называемый ими Сыном Божиим был якобы распят. Страдания, с которыми пришлось столкнуться этому человеку, привели его к мысли о том, что "необходимость крестных мук казалась убедительной и истинной в свете нашей реальной жизни"^[13]...

После многократных переездов оказавшись в Смирне, святой Константин работал при базаре разносчиком зелени и плодов, и по работе ему часто приходилось посещать митрополичий дом. Там он и познакомился с христианами и христианством. У него появились друзья среди христиан. В общении с ними он изучил греческий язык.

Однажды, в очередной раз зайдя в дом митрополита, Константин попросил знакомого священника прочитать ему что-нибудь из христианских книг. Тот исполнил его просьбу. Слова Писания произвели столь сильное впечатление на него, что это стало, хоть скорее всего и не первым, но, во всяком случае последним, толчком к принятию решения стать христианином...

Нам, людям, несмотря на десятилетия атеизма, всё же выросшим в окружении христианской культуры и с детства впитавшим в себя христианские понятия и категории через сам язык, архитектуру, литературу, живопись, историю, часто бывает уже затруднительно в адекватной мере ощутить всю колоссальную силу и мощь евангельского текста. Услышать Благую Весть так, как её слышали первые слушатели, и как её услышал св. Константин.

Первый полный перевод Нового Завета на арабский язык был издан лишь в 1860 году^[14]. Но и до сих пор, как свидетельствует современный христианский араб-миссионер Бессам Медани: "Мусульманам редко приходится слышать Слово Божие на родном языке, а большинство из них никогда не видело Библию"^[15]. Вспоминается рассказ об обращении одного современного египетского исповедника Христова - Малика, бывшего сыном почтенного учёного шейха, попечителя и инспектора учебных заведений округа по исламоведению и ревностного члена общества "Братьев мусульман". Оно произошло после того, как Малик услышал от христиан евангельскую историю о прощённой блуднице. Христово милосердие и Его полные любви слова поразили молодого человека до глубины души, и всё вокруг получило иную оценку в свете этих слов^[16]. Нечто подобное произошло и с мучеником Константином.

Говоря о переходе мусульманина в христианство, мы должны иметь в виду, что такой человек сталкивается не только с социальными, но и, прежде всего с огромными психологическими трудностями. "Если мусульманин оставляет свою старую веру, то это не только большой позор для всего его рода, но в первую очередь для него самого означает отрыв от привычного "мы" - семьи, единство с которой он чувствует всеми фибрами своей души. Этот процесс более глубокий и продолжительный, чем мы себе представляем, и порождает у очень многих прозелитов искушение полным одиночеством"^[17]. Помочь преодолеть всё это может лишь искренняя любовь уверовавшего ко Христу и укрепляющая Благодать Божия.

В житии прямо не сказано, о разрыве Константина с семьёй после принятия решения стать христианином, но те обстоятельства, при которых произошёл его арест, указывают на то, что этот разрыв произошел по инициативе его родственников.

На примере святого Константина видно, как непросто было принять крещение мусульманину в Османской Империи. Это означало не только смертный приговор крещаемому, но и немалые злоключения крещающим^[18]. Поэтому-то смирнские христиане не решились крестить Константина и послали его на Афон.

Прибыв на Афон, будущий мученик обращается в обитель св. Павла с просьбой о крещении. Посоветовавшись, старцы не решаются на это и посылают его в Кавсокаливийский скит. Скитские старцы в свою очередь отправляют его в лавру св. Афанасия. Но и в лавре "страха ради турецка" не решаются крестить мусульманина и отсылают его в Иверский монастырь к пребывавшему там в безмолвии патриарху Григорию V (впоследствии принявшему мученический венец). Явившись к святителю, юноша падает ему в ноги и со слезами умоляет сподобить его таинства Крещения. Но и патриарх не сразу соглашается. Для Константина - мы должны это понимать! - это было серьезным испытанием. Он был выброшен исламским миром и не принят христианским! Лишь рыдания отчаявшегося уже юноши в последний момент трогают святительское сердце, и патриарх повелевает ему возвращаться в Кавсокаливийский скит и готовиться ко крещению, которое спустя некоторое время совершает самолично, беря тем самым ответственность за все возможные последствия на себя.

Что испытал святой Константин после крещения? Что испытывает всякий человек, выросший в мусульманской среде и культуре и обретающий истину Православия? Нам, как людям, выросшим в христианской по преимуществу культуре, это сложно понять. Уже упоминавшийся Ламин Саннех писал так о своих ощущениях при окончательном обращении из ислама в христианство: "трудно выразить словами чувство полной свободы от парализующей невозможности умилостивить Бога"^[19]. Наверно, подобное же чувство святой и духовной свободы в открывшемся безмерном море Божественной любви испытал и будущий мученик.

Настоль велико и безмерно было это море, что пока святой нёс послушания в Кавсокаливийском скиту, ему не раз приходила мысль запечатлеть собственной кровию свою любовь ко Христу. Однако его духовник, старец Гавриил, не давал ему благословения на это, научая, что если это будет угодно Богу, то Он Сам, имиже весть судьбами исполнит желание Константина.

Спустя некоторое время, испросив благословения афонских старцев и патриарха, святой Константин отправляется в Магнисию с целью обратить свою сестру в христианство. Легко понять причину такого духовного порыва Константина мы сможем, обратившись к примеру жизни современного исповедника, уже упоминавшегося Малика. После таинства Крещения он, охваченный любовью ко всему миру, в восторженных и трогательных выражениях писал своим родным и жене о своём счастье быть христианином, о духовном перерождении и любви к Богу, доходящей до желания умереть за Него, и о любви к ним: "Я всегда любил всех и каждого из вас. Но теперь моя любовь к вам - при том, что я всецело, без остатка, отдался любви к Иисусу Христу - стала ещё глубже, ещё чище, ещё нежнее. Не могу выразить, как я люблю вас. Не могу выразить своего счастья. Разделите мою радость из любви ко мне!" Ответом семьи Малику был подосланный убийца, тяжёлое ранение и долгое выздоровление в госпитале.

Должно быть, сходными чувствами был движим и святой Константин... Однако ему не суждено было встретиться с сестрой. По пути в одном из портов его узнаёт один чиновник. Дальнейшее поведение Константина являет здравое образцово-христианское отношение к мученичеству. Он не провоцирует своих мучителей, не желая тем самым искушать Господа. Будучи спрошен, не турок ли он, Константин отвечает:

- Нет, этот человек ошибся, вероятно, приняв меня за другого, но я - чистый христианин.

Сразу же после этого святой покупает билет на ближайший корабль. Вот он впрыгивает в лодку, лодка отчаливает от берега, плывёт, почти уже достигает корабля... В этот момент с берега приказывают вернуть лодку и выдать Константина. Матросы беспрекословно подчиняются. Константина ведут к аге (судье). Между ними происходит следующий диалог:

- Я издалека, еду в Анатолию, исповедую христианскую веру, а имя моё - Константин.

Только тогда избранник Божий понимает, что открывающийся великий путь мученичества за Христа действительно уготован ему от Бога и, смело отвечает:

- Да, я действительно был турком, но недолго находился в беззаконной мусульманской вере, ибо Господь мой Иисус Христос по Своей великой милости извёл меня из тьмы и привёл к Истинному Свету, теперь же я попираю веру вашу со всеми обрядами, которая ведёт всех её последователей в вечную погибель.

Эти кажущиеся нам простыми слова в тех обстоятельствах являлись произнесением приговора самому себе. Окончательный переход мусульманина в иную веру карался смертной казнью. В случае такового перехода он автоматически становился мюбох-иддем, то есть лицом, которое дозволялось убить каждому^[20].

Константина бьют и заключают в темницу, а судья тем временем вызывает Махсонисисийского пашу для разбора его дела. Прибывший паша предлагает мученику вернуться в ислам, обещая в этом случае одарить его богатством и почестями. Такое предложение - вовсе не личная инициатива паши и не свидетельство его особой щедрости ради возвращения "отпавшего" в отеческую веру. Это было предусмотрено шариатом. О такой практике сообщают и мусульманские источники. Всё, что описано в житии, происходило строго в соответствии с процессуальной системой, зародившейся ещё в начале Арабского Халифата. Так, мусульманский писатель ал-Кинди (ум. 950) упоминает случай, относящийся к эпохе ранних Фатимидов: "один старый христианин в возрасте за 80 лет, который в своё время перешёл в ислам, вновь переменил веру, а когда ему было предложено обратиться в ислам, он отклонил это предожение. Кадий довёл это дело до сведения халифа, тот передал этого человека в руки начальника полиции, а последний послал к кадию, чтобы он выбрал четырёх заседателей, необходимых для обращения его в ислам. Если он покается, кадий должен посулить ему 100 динаров, если же будет упрямиться, его следует казнить. Старик христианин отказался, был убит, и тело его было брошено в Нил"^[21].

Константин также отказывается и снова исповедует христианскую веру. После этого сперва его подвергают стандартным пыткам, так называемой фаланге (битью палками по пяткам), а затем, когда и это не приносит ожидаемого результата, передают вызвавшемуся добровольцу-палачу.

Установление пыток сходным образом не является следствием личных склонностей или пристрастий паши - оно также было предписано законом. Даже Абу Юсуф (ум.798), автор первой книги по мусульманскому праву, ставшей для всех последующих поколений исламских законоведов хрестоматийной, хотя в целом отрицал в судопроизводстве возможность любого давления на подозреваемого (в том числе и пытки), в случае перехода мусульманина в какую-либо иную религию считал их необходимыми, если на обвиняемого не подействовали ни посулы ни угрозы^[22].

Но то, что паша не удовлетворился стандартными телесными наказаниями, а отдал Константина в руки "специалиста" по пыткам над христианами - является актом его личной изуверской воли. Примером другого отношения судьи в рамках того же законодательства может служить дело (мученичество) святого Георгия Милитинского (2/15 января). Там судья так же вынужден был приговорить вернувшегося в христианство старика к смертной казни, однако с явным нежеланием и сожалением и без употребления пыток. Зачастую судьи, не желавшие, по-видимому, брать на себя кровь христиан, объявляли тех мусульман, которые приходили к ним и сообщали о своём обращении ко Христу, сумасшедшими и на этом основании выгоняли (напр., так поступили в первый раз с прпмч. Киприаном Новым (5/18 июля)). Случалось даже, что судьи, не согласные с приговором паши, тайком освобождали приговорённых к смертной казни христиан.

Таких же "ревнителей" как паша, доставшийся Константину, время от времени кара Божия настигала ещё при земной жизни. Так, Михаил Сириец передаёт, что в IX веке один такой судья, чрезмерно усердствовавший в пытках по отношению к христианам, вернувшимся из ислама, в конце концов был за это по приговору кадия брошен в тюрьму и убит^[23]. "От пашей-тиранов в равной степени страдали и христиане и мусульмане"^[24], поэтому были нередки случаи, когда по настоянию последних того или иного пашу-тирана рано или поздно снимали с должности.

Итак, Константина передали палачу-садисту. Невозможно даже читать без внутреннего содрогания описания тех мучений, которым подвергся мученик христов. Но и среди них он остался твёрд в вере. И когда его, измученного, измождённого и изуродованного, закованного в цепи, привели к паше и спросили:

В этом ярком, экспрессивном поступке выражена вся сила несгибаемой воли мученика и весь жар огня его жертвенной любви ко Христу.

После этого исповедания Веры святого подвергают бичеванию, заковывают в цепи и бросают в темницу. В этот момент, как повествует житие, по всем церквам Божиим о нём возносятся молитвы.

Дело Константина было столь ответственным, что Кидонийский градоначальник не решается сам производить суд над ним, и отправляет его в Стамбул.

Там он какое-то время находится на каторге, затем - снова удары по пяткам, пытки, заточение в темницу. В темнице его навещает священник, который, видя столь молодой возраст исповедника и "боясь неизвестности конца", как сказано в житии, говорит ему:

- Хорошо, Константин, исповедание имени Иисуса Христа, но мучения турок ужасны. Подумай, если тебя устрашают муки турок, то при помощи Божией мы выручим тебя отсюда.

- Что ты говоришь, отец духовный? - с удивлением отвечает ему святой, - Посмотри на моё тело.

И с этими словами обнажает свои раны, при виде которых духовник невольно содрогнулся и подивился подвигу юного страдальца.

- Смотри, отче! - сказал ему строго мученик, - Не вздумайте золотом и подарками выкупить меня на свободу. Сохрани вас Бог от этого. Через несколько дней я окончу свой подвиг, как о том сказала мне Пресвятая Богородица.

Так и случилось. На другой день он снова был призван к судье и, как упорствующий в своём "отступлении", был приговорён к повешению. Казнь приведена в исполнение 2 июня 1819 года, спустя 40 дней после его ареста.

Повешение - это наказание типа кетл, обычно использовавшееся в отношении преступников, осуждённых за мужеложство, инцест и вероотступничество. Прелюбодеяние влекло за собой наказание типа реджм - побивание камнями. Умышленное убийство влекло за собой кесос - право кровной мести. Избрание мусульманами в качестве наказания для христианских мучеников именно кетла должно было, вероятно, послужить в их глазах к их вящему унижению и поношению^[25].

"Чтобы пример обращения Константина в христианскую веру не подействовал на других, а также, чтобы и христиан лишить святых мощей мученика, обратившегося из магометан, турки не позволили никому взять его тело, считая для себя стыдом, что бывший их единоверец будет почитаться христианской Церковью, похоронили его тайно на мусульманском кладбище".

Присланный из Кавсокаливийского скита монах, собиравший сведения о подвиге святого в Кидонии и прибывший в Стамбул, не смог найти места его захоронения, однако ему удалось выкупить часть одежды, в которой пресветлый мученик был казнён. С ней он и вернулся на Афон, где впоследствии от прикосновения к ней было явлено несколько чудесных исцелений...

Святой Ахмед, также по происхождению турок-мусульманин, жил в Стамбуле за полтора века до святого Константина и, в отличии от него, был человеком знатным и вполне обеспеченным, занимал значительный государственный пост и к моменту обращения был в летах уже весьма зрелых.

У него была русская наложница рабыня. Видимо, отличавшийся веротерпимостью, Ахмед разрешал ей свободно посещать христианскую церковь. Со временем Ахмед заметил особые благодатные изменения в ней, происходившие каждый раз, как она приходила с богослужения. Заинтересованный этим, он изъявил священнику желание присутствовать на литургии во время службы патриарха, и получил такую возможность. Как знатному гостю ему приготовили особое место.

И вот, во время литургии этот мусульманский чиновник вдруг увидел, что когда патриарх благословлял народ, то от трикирия и пальцев его изошли лучи и перешли на головы всех христиан, и лишь его собственная глава осталась обделённой. Изумившись такому чуду, Ахмед изъявил желание немедленно креститься, что и было тайно совершено над ним, вероятно, самим патриархом.

Некоторое время будущий мученик остаётся тайным христианином. Это явление имеет своё оправдание и в Писании: И сказал Нееман: если уже не так, то пусть рабу твоему дадут земли, сколько снесут два лошака, потому что не будет впредь раб твой приносить всесожжения и жертвы другим богам, кроме Господа; только вот в чем да простит Господь раба твоего: когда пойдет господин мой в дом Риммона для поклонения там и опрется на руку мою, и поклонюсь я в доме Риммона, то, за мое поклонение в доме Риммона, да простит Господь раба твоего в случае сем. И сказал ему (Елисей): иди с миром. И он отъехал от него на небольшое пространство земли (4 Цар 5:17-19). Можно в этой связи вспомнить также и фарисея Никодима.

Тайных христиан как среди мусульманских сановников^[27](в том числе даже мулл), так и среди простого населения было очень много. На протяжении многих лет они приходили в "мечеть Аль-Суфия" и тайно ежедневно творили христианские молитвословия^[28]. Тайные христиане существуют в странах мусульманского мира и сейчас. Также, как существуют и христиане явные, в том числе и обращенцы, подчас годами несущие подвиг исповедничества. Всё, о чём мы здесь говорим, до сих пор существует как реальность в ряде стран.

Итак, какое-то время святой Ахмед остаётся тайным христианином. О том, что происходило с ним в этот период, житие не сообщает. Можно с большой долей уверенности предполагать, что его любовь к той, которая и стала причиной его прихода в Церковь, теперь, при единстве веры, стала неизмеримо возвышеннее и чище, и отношения их не могли не перейти в связи с этим на качественно новую ступень. Можно, также, с не меньшей степенью вероятности предполагать, что святой имел за этот период несколько тайных встреч с духовником церкви, где его крестили, для наставления в Законе Христианском. Вряд ли этих встреч было много, и скорее всего, его знания о христианстве ограничивались лишь самым необходимым минимумом. Но его вера имела в основании своём прочный камень опыта истинного Богообщения, и при посредстве благодати Божией, происходило его духовное возрастание в мужа совершенна.

Так как продолжалось до тех пор, пока однажды на одном собрании вельможи не стали спорить, что превыше всего. Когда же очередь дошла до Ахмеда, и спросили его мнения, он неожиданно для всех громко объявил:

В этом поступке св. Ахмеда больше всего пленяет то, что как раз в той ситуации исповеднический путь не был единственно возможным способом остаться христианином (как, например, в случае со св. Константином). Вполне можно было отшутиться, перевести разговор на другую тему и т.п. Но святой услышал в таком именно стечении обстоятельств призыв, обращённый лично к нему. Это очень важно - постоянно слушать и, главное, уметь вовремя услышать в повседневной рутине призывающий голос Бога. А услышав призыв, ответить на него: "Вот я". Это, по существу, и есть то самое постоянное бодрствование, к которому призывает апостол Пётр (1 Пет 1:13,5:8).

Святой Ахмед пошёл до конца и принял мученическую кончину 3 мая 1682 года.

В исламе имеется такое понятие как "ступени веры". Их четыре.

1. Неустойчивая вера, перемешивающаяся с сомнениями. Такая вера, по исламу, не принимается Богом.

2. Вера как бы в силу дани традиции, когда человек принимает ислам потому, что его родители были мусульманами, он вырос и сформировался в мусульманской среде и т.п. Такая вера принимается Богом.

3. Вера, которая опирается на научные основы, проявляется в форме твёрдой и осознанной уверенности человека в том, во что он верит.

И если святые Константин и Ахмед в бытность их мусульманами относились, скорее всего, ко второй "ступени веры", то святой Абу - безусловно к третьей. Уроженец Багдада, незадолго до того ставшего столицей Халифата, благородный араб, принадлежавший к свободному сословию, он был искренне верующим мусульманином и, как повествует житие, "отличным знатоком магометанских книг". Жил он в VIII веке, то есть за тысячу лет до святого Константина Агарянина.

Абу был хорошим составителем благовонных мастей. Житие не сообщает, что именно подвигло его на эту поездку в далёкую Грузию (входившую тогда в халифат) вместе с только что освобождённым правителем Карталинии Нерсесом в качестве одного из его сопроводителей. Скорее всего это произошло при одном из первых халифов, недавно пришедшей к власти династии Аббасидов - халифе ал-Махди (775-785 гг.), известном своими гонениями на манихеев. Вообще же, надо сказать, что на конец VIII века пришлось время наивысшего могущества Арабского Халифата и расцвета арабской литературы.

По прибытии в Грузию, Абу, как сообщает автор жития, ещё будучи мусульманином, "заслужил любовь и уважение всего народа". "Не терпя праздности", как сказано в житии, он осваивает грузинский язык и приступает к серьёзному и основательному изучению Ветхого и Нового Завета и христианства в целом. Он посещает богослужение, вникая в его смысл. Беседует с образованными христианами. Всё это постепенно приводит его к тому, что в нём созревает решение принять христианство как единственно истинную религию. Наиболее важно для нас то, что в его обращении равно участвуют сердце и разум.

Здесь не может не придти на память принявший несколько лет назад крещение известный в Казахстане исламский богослов имам Ак-Бекет. Он объяснял свой поступок собственным духовным ростом, утверждая, что укрепился в мысли: что только через христианство может произойти воссоединение человека с Богом, тогда как ислам - скорее культура, чем религия.

До поры до времени Абу, как и св. Ахмед Калфа, не объявляет себя христианином. В это время меняются политические обстоятельства и вновь сверженный (по-видимому, уже халифом ар-Рашидом) Нерсес с 300-ми приближённых уходит из Карталинии, проходит Осетию и останавливается у хазар. Видя, что в Хазарском Каганате он в безопасности, Абу принимает таинство Крещения.

По прошествии некоторого времени они отправляются в православную Абхазию, удерживаемую в то время Византийской Империей. Новообратившийся христианин проводит строгую подвижническую жизнь. Известно, что перед праздником св. Пасхи он провёл три месяца в безмолвии и посте. Им заинтересовывается даже властитель Абхазии и вызывает к себе для беседы о христианской вере, коей беседой оба остаются довольны.

Проходит время и в Карталинии властителем назначается Стефан, племянник Нерсеса, которому через некоторое время удаётся испросить у халифа позволения вернуться своему дяде. Нерсес возвращается в Грузию. Перед этим властитель Абхазии предлагает св. Абу остаться в Абхазии, говоря:

- Ты был мусульманином и потому тебя не оставят в покое. Я опасаюсь, как бы тебя волею или неволею не отвратили от христианской веры и не погубили стольких трудов твоих.

- Не оставляй меня здесь, - отвечает святой, - ибо что за радость мне быть там, где нет даже опасности умереть за имя Господа Иисуса Христа? Почему же я должен скрыть истинный свет, которым просветил меня Христос? Никуда я не скроюсь от смерти, да я и не боюсь её.

И вместе с Нерсесом святой возвращается в Тбилиси. Три года он открыто исповедует Христа. Ежедневно после богослужения Абу отправлялся в арабские кварталы, неся Благую Весть своим соплеменникам. Три года он открыто исповедует Христа, и никто не осмеливается причинить ему зла. Оппоненты ограничиваются словопрениями. Однако неприязнь по отношению к "отступнику" среди влиятельных мусульман неумолимо растёт.

Так продолжается до декабря 789 года, когда святого первый раз арестовывают и бросают в темницу. Через несколько дней, по ходатайству правителя Стефана, его отпускают. Вероятно, этот первый арест был связан не с отходом от "отеческой веры" арестованного, а с попытками обращения в христианство других мусульман. Как явствует из дальнейшего, Тбилисский кадий воспринимал первоначально Абу как рождённого христианина, который просто ведёт противозаконную прозелитическую деятельность среди мусульман. В противном случае даже ходатайство Стефана не смогло бы принести ему столь скорого освобождения.

Однако святой недолго находился на свободе. Недоброжелатели доносят кадию, что Абу был рождённым мусульманином и уже позже перешёл в христианство, и на этом основании требуют его повторного ареста и "всевозможных пыток" с целью принудить его к возвращению в ислам. Узнав об этом доносе, некоторые христиане заблаговременно являются к святому и предлагают спастись бегством, на что святой им спокойно отвечает:

- Я готов за Христа не только на мучения, но и на смерть. - И с радостным лицом выходит на улицу, навстречу присланным за ним.

- Что это я слышу о тебе, Абу? Говорят, что ты, будучи рождён в исламе, оставил правую веру и прельщён христианами? Образумься! Молись так, как научили тебя твои родители-мусульмане.

- Правду сказал ты: я действительно родился от мусульман и воспитан своими родителями в законе мусульманском, но веру эту я исповедовал до того только времени, пока не узнал христианского закона. Когда же Богу было благоугодно ввести меня в Царство Христа Иисуса, Сына Своего и Бога моего, тогда оставил я закон Мухаммедов, выдуманный людьми, и, последовав Богу Истинному, принял дарованную христианам веру. Я крещён и поклоняюсь Христу, и не скрываю, что я христианин.

Далее всё по известной схеме: судья прельщает его щедрыми денежными вознаграждениями и быстрой карьерой, святой отметает все это, его заковывают в кандалы и повторно бросают в темницу.

На протяжении всего пути своего мученичества св. Абу являет удивительный пример глубокой церковности, величайшего по своему благоговению смирения перед Церковью Божией. Оказавшись в темнице, блаженный мученик при первой же возможности через друзей на воле продаёт своё имущество и на вырученные деньги кормит своих голодных и неимущих сокамерников, сам вместе с тем непрерывно пребывая в посте. На часть денег он просит купить ладан и свечи и раздать их по церквам с просьбой о молитве за него. В день казни святой просит возможности причаститься и в третьем часу дня его навещает священник и причащает Святых Тайн. Текут минуты... Неминуемо приближается час подвига. Вот за Абу приходят и заковывают его в цепи, чтобы вести на казнь. Святой обращается к бывшим с ним христианам, прося их молитв.

Вот его, скованного, тащат по городу. Выходя на улицы, по обеим сторонам дороги, христиане провожают его, и многие не могут сдержать слёз. Этот инородец, по сути дела, оккупант, ради Христа отваживается на то, на что у многих из них - рождённых христиан, - нет ни воли, ни любви. Один глубоко верующий грузин, с которым я имел беседу о подвиге святого, привёл такое сравнение: "Это всё равно, как если бы сегодня на виду у всей Москвы принял смерть за Христа чеченец"...

- Не плачьте о мне, но радуйтесь, потому что я иду ко Господу моему. Помолитесь о мне и мир Господень да будет с вами.

- Если бы я находился в неведении и безумии, то не удостоился бы стать христианином.

- Разве ты не понимаешь, что эти слова приведут к обвинению тебя?

- Если и умру, верую, что жив буду со Христом. Ты же не медли исполнить то, что хочешь.

- Какую же ты получаешь сладость от Христа, что не щадишь своей жизни?

- Если хочешь узнать эту сладость - уверуй во Христа и крестись.

Придя от этих слов в ярость, судья приказывает вывести Абу и отрубить ему голову. Святого выводят во двор. Стоит плаха, готов палач. С него снимают цепи. С позволения палача святой творит краткую благодарственную молитву ко Св. Троице, а затем сам кладёт голову на плаху, заведя руки за спину. Палач взмахивает рукой, сверкнув, меч опускается и святой чувствует как он с силой ударяет в шею и останавливается - палач ударил тупой стороной меча, надеясь, что страх заставит святого отречься от Христа. Мученик безмолвен. Меч опускается ещё раз, и снова тупой стороной. То же продолжается и в третий раз. Наконец с четвёртого раза палач наносит удар остриём... 8 января 790 года.

После казни тело святого под надёжной охраной вывозят на городское кладбище и сжигают. Никому из христиан не было дозволено присутствовать при этом. Таким образом, мусульманские власти пытались воспрепятствовать дальнейшему прославлению его как святого и почитанию его честных мощей. Однако, несмотря на запрет, множество христиан устремились на место сожжения, и интересно, что первыми, кто пришёл, были старики и дети. Затем их примеру последовали остальные.

"Когда день, в который был усечён мечём святой, окончился и наступил первый час ночи, над тем местом, где сожгли тело мученика Христова, появилась звезда, сияющая как лампада. Она стояла в воздухе до трёх часов ночи и дольше. В первую ночь звезда эта издавала свет, походящий на блистание молнии.

Сам судья и весь народ, христиане и мусульмане, видели знамение Божие своими глазами, и некоторые из слуг судьи даже ходили на то место, чтобы посмотреть на необыкновенное сияние. Они думали, что там на землю поставлена зажженная свеча. Но подойдя, увидели сияющее тело, похожее на звезду, стоящее в воздухе, и не могли приблизиться к тому месту, будучи одержимы каким-то страхом", - как о том свидетельствует современник святого Иоанн Сабанисдзе, составивший его житие.

Впоследствии на месте сожжения тела мученика была воздвигнута часовня, но при Советской Власти, в 1939-м году она была уничтожена. Память святого разделила судьбу миллионов гонимых православных. Более полувека святое место пребывало в запустении, пока недавно по милости Божией не началось восстановление часовни...

Ныне святой Абу считается небесным покровителем города Тбилиси.

Сведений об этом святом столь мало, что неизвестно даже его настоящее имя^[32]. Родился он в конце VIII века, а жил в первой половине IX-го. По происхождению был, вероятно, араб, рождённый и воспитанный в мусульманской семье.

От святых Константина, Ахмеда и Абу его отличает одно очень существенное обстоятельство: он был солдатом мусульманской армии и принимал участие в походе на Никополь при Михаиле II (820-829 гг.). Он воевал с христианами и убивал христиан.

Здесь следует напомнить, что для мусульман (и особенно мусульман той эпохи) такая война - не просто война, и такой воин - не просто воин. Смерть на Джихаде - это, по точному определению Меца, "единственное таинство ислама", дающее мусульманину гарантированный путь в рай. Религиозный пыл таких воинов был очень высок, и если мусульманская вера св. Варвара и не была столь рационально и богословски осмысленной и укоренённой, как мусульманская вера св. Абу, то уж по накалу своего горения она нисколько не уступала ей, а скорее всего и превосходила, что уж тем более можно с уверенностью сказать в отношении мусульманского периода жизни свв. Константина и Ахмеда, мусульманство которых был скорее данью традиции. Для того, чтобы обратился такой "воин ислама" должно было произойти поистине что-то необычайное...

В связи с этим мне вспоминается случай, который я как-то слышал от моего знакомого священника об одном старом мусульманине. Этот мусульманин был весьма ревностен и всю жизнь враждебно относился к Православию. Будучи не последним человеком в местном управлении, при Советской власти он использовал любой повод чтобы притеснить Церковь. И вот уже в 90-х годах, будучи в преклонном возрасте и болея той болезнью, от которой ему уже не суждено было оправиться, этот человек неожиданно для всех осознанно изъявил желание принять таинство Крещения. Моему рассказчику как раз и довелось совершать над ним это таинство. Старик совершенно сознательно принёс покаяние, отрёкся от ислама по чину присоединения магометан и принял православное Крещение. Вскоре он умер. Что подвигло его на столь неожиданный шаг - осталось загадкой. Священнику он этого не рассказал. Его сыновья, не менее ревностные мусульмане, хотя и с явным неудовольствием, тем не менее, не решаясь нарушить последнюю волю отца, позволили похоронить его по-христиански. Мне это вспомнилось именно как пример того, что обращение к Богу - это всегда таинство, таинство двух личностей - Человека и Бога, и третьёму не дано ни угадать, ни познать в полном объёме, что же послужило причиной, и что составило сущность этого события...

Однако до таинства обращения св. Варвара было ещё очень далеко. Под Драгоместом мусульманская армия потерпела поражение, и многие погибли. Св. Варвар избежал смерти, спрятавшись в винограднике. По-видимому, когда он решился выйти из укрытия, отступающая армия ушла уже очень далеко. Он остался один на вражеской территории и занялся тем, что его современники называли разбоем, а мы бы сейчас назвали партизанской войной.

Перемещаясь с места на место, он грабит и убивает одиноких путников-христиан, не вступая в контакт ни с кем из местных жителей и терроризируя всю округу. Так продолжается какое-то время. То, что его фанатичный пыл нисколько не угас, показывает событие, которое в конечном итоге и послужило его обращению. Пребывая в этолийских пределах, Варвар заходит в один из храмов, намереваясь убить священника.

Идёт литургия. Служит священник именем Иоанн, родом из Никополя. Варвар ждёт окончания службы. Казалось бы, какое сходство со случаем св. Ахмеда! Но внешнее сходство только ещё больше оттеняет внутреннее различие этих двух мусульман, стоящих за христианской литургией. Их психические состояния в этот момент диаметрально противоположны, цели - различны. Ахмед - высокопоставленный чиновник государства, где христианство является "покровительствуемой религией", заходит в храм - да не какой-нибудь, а самый главный, на службу самого патриарха, - с целью удовлетворить свое любопытство, Варвар же - одинокий воин Аллаха в глубоком тылу противника с безысходной ненавистью загнанного в угол зверя заходит в сельский храм, намереваясь убить священника. Но и в том, и в другом случае происходит чудо, обоим на мгновенье приоткрывается духовная сущность Литургии. И то, что оба находят в себе силы признать чудо как чудо, характеризует их как людей, прежде всего честных пред Богом...

Однако вернёмся к житию. Идёт Литургия. Варвар ждёт окончания службы, чтобы без свидетелей совершить задуманное. И вдруг неожиданно он видит Ангелов, во всём блеске их величия сослужащих иерею Божию, которого он намеревается убить. В изумлении и страхе разбойник падает на колени, и, дождавшись окончания богослужения, приносит покаяние и просит сподобить его таинства Крещения. Отец Иоанн исполняет его просьбу.

Став христианином, святой уединяется в горах и проводит в уединении несколько лет, предаваясь посту и молитве и избегая общения с местными жителями. Среди святых, обратившихся из ислама, нет наверное, никого, кто в своей дохристианской жизни согрешил бы против христиан столько, сколько св. Варвар. Но нет среди них и никого, кто бы сравнился с ним по величию подъятого подвига покаяния. В качестве епитимьи святой принимает цепи на шею, руки и ноги. "В таком виде он пребывает в горах в подвигах покаяния, питаясь растениями, претерпевая зной и мороз среди всяких опасностей, ходя или ползая по-звериному". Как и апостол Павел спустя много лет переживавший своё одобрение убийства св. первомученика Стефана, святой Варвар, думается, не менее сожалел о пролитой им крови.

Во время столь великих подвигов, у святого всё больше и больше разгоралось желание исповедовать Христа не только своей жизнью, но и смертью. Но как достичь этого в тех условиях? Ведь Варвар - единственный из всех упоминаемых здесь святых, обратившихся из ислама, кому не пришлось свидетельствовать о своей вере на мусульманском суде. Он жил среди христиан. Тем не менее, обстоятельства кончины св. Варвара странным образом указывают на то, что его желание пролить свою кровь за Христа было услышано...

Однажды поздно вечером никопольские охотники, остановившиеся на ночлег, по ошибке приняв издалека за зверя пробиравшегося на четвереньках в высокой траве святого, застрелили его из лука. Святой совершенно мирно и покойно встречает кончину. Он прощает своих нечаянных убийц, оплакивающих свою ошибку.

Впоследствии мощи св. Варвара были перенесены в храм и через некоторое время стали обильно источать благовонное миро, от которого совершались многочисленные исцеления. Маленькая дочь составителя жития святого, Константина Акрополита, была исцелена от тяжкой болезни чрез помазание миром от св. Варвара, в благодарность за что Константин и составил своё "Слово на св. Варвара". Ныне мощи святого почивают в обители горы Келлии, что на севере Греции.

Cвятые Пётр и Стефан стоят в святцах вместе, под одним днём, хотя неизвестно даже, знакомы ли они были друг с другом. Они были казанскими татарами, оба приняли крещение в 1552 году, после взятия Казани Иваном Грозным. Мусульманские их имена также, как и в случае с мучеником Константином, до нас не дошли.

Прежде следует вспомнить о том, что из себя представляло Казанское ханство в соотношении с Русью. Почти все двести лет своего существования оно проводило регулярные набеги на русские территории, подвергая их разграблению и опустошению. Не оставались в долгу и русские, с меньшей регулярностью, но также время от времени опустошавшие территории ханства. Несколько раз Казань брали, она переходила под контроль Москвы, но всякий раз это продолжалось недолго... Неоднократно совершались жесточайшие русские погромы. Массовые грабежи и убийства русских купцов, приезжавших на ежегодную казанскую ярмарку, стали в XV веке столь обычным делом, что Василию II пришлось специальным указом запретить русским купцам её посещение, что послужило причиной возникновения впоследствии знаменитой нижегородской ярмарки.

Что именно из себя представляли сами набеги хорошо проясняет рассказ Казанского летописца: "...и жгли они великие честные монастыри, святые же церкви оскверняли присутствием своим, ложась в них спать, и, раскалывая секирами честные святые образа, предавали их огню-всеядцу, а святые служебные сосуды в посуду простую превращали... и из священнических риз шили себе одежду, и над монахами чинили надругательство, бесчестя образ ангельский: засыпали им в сандалии угли горячие и, обвязав вокруг шеи верёвку, заставляли их скакать и плясать, словно прирученных зверей; и стаскивали с молодых красивых иноков честные ризы и облачали их в мирские одежды, а затем продавали их, как простых юношей, в далёкие варварские земли, и расстригали молодых инокинь, и насиловали их, и брали их себе в жёны, над мирскими же девицами, на глазах у отцов их и матерей, не стыдясь, преступное блудное дело творили, также и над жёнами на глазах их мужей, ещё же и над старыми женщинами... и невозможно подробно перечислить все преступления их, ибо всё это я видел своими глазами и знаю то, о чём пишу в горьком этом повествовании.

Православные христиане ежедневно уводились в плен казанскими сарацинами и черемисой, старым же, непригодным для работы, они выкалывали глаза и обрезали уши, нос и губы, и выдёргивали зубы, и в таком виде бросали их, еле дышащих; иным же отрубали они руки и ноги, и валялись те люди как бездушные камни на земле и спустя недолгое время, умирали... А вот же что они - хуже, чем с теми, о ком выше шла речь, - делали с младенцами незлобивыми: когда те, смеясь и играя, протягивали к ним любовно руки свои, окаянные те кровопийцы, схватив за горло, душили их, и, взяв за ноги, разбивали о камень и о стену и, пронзив копьями, поднимали в воздух...

Приводя к себе в Казань русских пленников, прельщали их и принуждали, мужчин и женщин, принять мусульманскую веру. Многие же неразумные - увы мне! - прельщались... боясь мучений и продажи в рабство. Тех же, кто не хотел принять их веру, они убивали; других же держали связанными, наподобие столбов, и продавали на рынке иноземным купцам... Ибо опасались казанцы русских людей мужского пола и неомусульманенных, в большом количестве держать как в Казани, так и во всей Казанской области..."^[34].

Такое состояние перманентной войны с христианами, при фактической моноконфессиональности государства перерождавшееся в почти генетическую ненависть не было характерно ни для Арабского Халифата, где христиане составляли едва ли не большую часть населения, ни даже для более суровой к зиммиям (иноверным подданым) Османской империи.

И следует иметь в виду, что герои нашего повествования если и не принимали непосредственного участия в подобных набегах, то, безусловно, навыкли жить в этих реалиях, что существенно отличает их от прочих описывавшихся здесь святых.

Казанцы были весьма своенравным народом. Так, например, в 1550 г. они по своей инициативе выдали собственного муфтия правителю Свияжска как непокорного московскому царю, и муфтий был казнён. "Крымский" хан Сахыб-Гирей дважды изгонялся казанцами, дважды же их стараниями покидал Казань и его альтернатива - "московский" хан Ших-Али.

Время от времени на сторону русского князя перебегали недовольные чем-либо у себя казанцы, в иные времена сотнями и тысячами расселяясь по русским землям. Весьма многие из них, или их детей принимали крещение. Происходили подобные случаи и с высшими представителями казанской знати. Так, в 1505 г. в христианство перешёл родной брат хана Алехама, царевич Худай-Кул, получивший во Св. Крещении имя Петр. В русском плену принял Крещение и последний из династии Гиреев - царевич Утемыш-Гирей, с именем Александр. Наконец, в 1553 г. в Москве исповедовал веру во Христа Бога последний хан Казанской орды - Едигер-Мухаммед, во Св. Крещении наречённый Симеоном.

После взятия Казани татары крестились целыми семействами, как во время пребывания царя в городе, так и после. Так что наши святые имели перед собой всё же некоторые примеры, и были далеко не единственными.

Св. Cтефан. Среди всех описанных выше святых его выделяет возраст, в котором он пришёл ко Христу - он стал христианином уже в старости, что само по себе удивительно, так как в таком возрасте человек имеет уже давно сложившееся мировоззрение и не склонен к его кардинальным ревизиям.

Стефан страдал расслаблением ног (параличом) в течении 20 лет. Это такой срок, по прошествии которого человек уже перестаёт на что-то надеяться и свыкается со своим недугом. Но Стефан не свыкся. Глядя на жизнь своих знакомых, перешедших во время осады и после взятия города в христианство, он дал обет, что если будет исцелён в церкви, то станет христианином. И получив исцеление, он является к прибывшему из Москвы в Казань протоиерею Тимофею с просьбой о Крещении.

- Смотри, единоплеменники твои будут пытаться отвратить тебя от Христовой веры. - Предупреждает его священник.

И принял Крещение. Между прочим, это вовсе не естественное следствие. И у нас, в областях, где доминирующее население - мусульмане, и даже, как мне рассказывали очевидцы, в самой Турции и других мусульманских государствах, довольно частое явление, когда в храмы приходят последователи Мухаммеда дабы получить исцеление от недугов или избавиться от демонов. Но, получая желаемое, они вовсе не считают нужным с риском для жизни или своего материального положения переходить в христианство. Поступок св. Стефана говорит о нём, как о человеке, честным и благодарном.

Примерно в то же время принимает Св. Крещение и Петр. Обстоятельства его обращения неизвестны. Одно можно сказать точно: он не принял христианство лишь из-за страха смерти или желания сохранить имущество. Как показал подвиг, венчавший в итоге его жизнь, быть со Христом было для него важнее и того и другого.

Спустя три года после их обращения, в город наконец прибывает первый епископ - знаменитый святитель Гурий Казанский, известный своими трудами по укреплению и распространению христовой веры среди татар.

Фанатичные родственники, знакомые и незнакомые, оставшиеся в исламе, хотя и не имели покуда силы сделать всё, что хотели, но не скрывали своего отношения к "вероотступникам", и тяжёлая атмосфера отчуждения, в которой оба наших святых жили все эти годы, не могла не ложиться бременем на них. Их положение было сходно с положением первых христиан, которые должны были ежедневно и ежечасно быть готовы запечатлеть свою веру и верность Христу собственной смертью. С той только разницей, что соплеменники смотрели на них еще и как на предателей.

После вывода войск из Казани, вспыхнуло восстание - одно из тех, за которые впоследствии Курбский порицал казанскую политику Ивана IV. Оставленный наместником хан Ших-Али бежал в Свияжск, многие русские, оставшиеся в городе, подверглись избиению.

Наши святые очень хорошо, быть может, даже лучше, чем все, описанные нами до этого, понимали, что именно им предстоит. Несомненно, они хорошо помнили о том, как незадолго до того, в последний год независимой Казани, в городе было устроено массовое избиение оказавшихся в плену русских воинов числом около 3 тысяч. На предложение перейти в ислам и тем самым сохранить себе жизнь, они ответили отказом. Не отступился никто. И после продолжительных пыток все они были убиты, так что "одних сожгли, других сварили в котлах, других же на колья посадили, иных рассекли на части и резали их тела, иным же... содрали кожу с головы до пояса"^[35].

Имея возможность бежать, св. Стефан принял решение остаться в городе, и за твёрдость в христианской вере был изрублен на части, тело его разметали, а дом разграбили.

Более долгий путь пришлось пройти св. Петру. После ухода русских, родные взяли его в свой дом: отец и мать, братья и сёстры, дальние родственники, друзья, знакомые - все пытались склонить его к отречению от христианства. При этом они называли его прежним мусульманским именем, на что святой мученик отвечал:

- Во Святом Крещении дано мне имя Пётр, а не то, каким вы меня называете.

Видя его непреклонность, семья выдаёт его на истязания. Возможно, нам это покажется странным, однако это действительно достаточно обычный и вполне предсказуемый поступок мусульманской семьи в подобном случае. Один современный араб-христианин так описывает меры, принимаемые со стороны семьи по отношению к новообращённому: "сначала с ним говорят по-дружески, просят, чтобы он своей изменой не позорил имя рода, что повлекло бы за собой экономические последствия. Если член семьи не прислушивается, ему угрожают... или бьют его... И если всё это не помогает, случается, что своя же семья подозревает и обвиняет его в воровстве или в моральном падении с тем, чтобы упрятать его в тюрьму и тем самым показать, что достойная семья порвала все отношения с этим "испорченным" человеком, отрицающим Аллаха и ставшим "безбожником". Известны случаи, когда неграмотные родители в гневе и ярости пытались даже убить своих уверовавших во Христа детей... они ненавидят свою плоть и кровь, чтобы иметь благословение Аллаха и не выйти из единства всего общества исламской культуры. Род и является тем органом в исламе, который рьяно охраняет Коран, и тем самым этот род становится самым большим препятствием для каждого мусульманина, решившего стать христианином"^[36].

Пытки, которым подвергли святого, продолжаются несколько дней, но до самой смерти, среди жесточайших мук, святой не перестаёт повторять одно:

Так он и умер под пытками и был погребён в Казани на месте, где находилась древняя церковь Воскресения Христова, что на Житном Торгу - одна из трёх первых церквей, возведённых сразу после взятия Казани.

Вскоре началось местное почитание свв. Петра и Стефана среди казанских христиан. В 1592 свт. Гермоген Казанский испрашивает у патриарха Иова позволения занести их в повседневный синодик. Со временем их почитание стало общецерковным.

Св. Авраамий - один из 13 домонгольских святых Русской Церкви, канонизированных задолго до Собора 1547 года^[38], что указывает на то, сколь важным представлялся его подвиг для нашей Церкви.

Сведений о его жизни очень мало. Несколько скупых слов летописца - вот и всё, чем мы располагаем.

Св. Авраамий жил в конце XII - начале XIII вв., и по происходил из волжских булгар. Авраамий был богатым купцом. По своим делам бывал в Византии, и, чаще, на Руси, где он, видимо, и познакомился с христианством.

При каких именно обстоятельствах произошло его обращение, неизвестно. По-видимому, какое-то время после обращения Авраамий жил на Руси и, как на то указывают обстоятельства, бывшие по его кончине, скорее всего во Владимире, был хорошо известен тамошнему духовенству и даже самому князю.

Он не только лично исповедует, но, как подчёркнуто в житии, проповедует христианство своим соплеменникам. В отличии от св. Ахмеда и св. Абу, Авраамий не проходит периода тайного христианства. Он не оставляет своей профессии, но использует её для проповеди Слова Божия; так что каждая поездка на торги одновременно становится миссионерской.

В 1229 году Авраамий прибывает по Волге на торги в главный город волжских булгар, Болгар Великий. Своими христианскими проповедями он, по-видимому, и привлёк к себе внимание. Узнав, что он не русский, а следовательно не находится под защитой Суздальского князя, его арестовывают. Много и долго увещевают. Больше и дольше, чем прочих, описывавшихся здесь подвижников. Но, как сказано в летописном упоминании, святой мученик "проклял Магомета и веру болгарскую". За что был повешен вниз головою, а затем обезглавлен.

Русские купцы, прибывшие со св. Авраамием на торги, взяли его тело и погребли на христианском кладбище. При гробе очень скоро начались знамения, которые послужили поводом к почитанию святого. Неполный год спустя, 9 марта 1230 года его мощи были перенесены во Владимир. Навстречу вышли великий князь с семьёй, епископ с духовенством и весь народ. Честные мощи святого мученика Христова были положены в Успенском монастыре, где почивают и доныне.

В 1547 года было утверждено общецерковное празднование памяти св. Авраамия.

В этом неполном, поверхностном обзоре представлены люди разных эпох - от VIII до XIX века, разных национальностей - арабы и турки, татары и болгары; разных возрастов - старцы и юноши, люди среднего возраста; разных профессий - разносчики зелени, купцы, ремесленники, чиновники, солдаты и учёные; люди разного сословного происхождения, с разным семейным положением, разного уровня образованности, разных, наконец, характеров... Но все они нашли в себе силы ответить на любовь Божию и обратиться ко Христу, запечатлев это обращение собственной кровью.

Ничего аналогичного такому подвигу среди христиан, перешедших в ислам, не было, несмотря на всю массовость этого явления в определённые эпохи^[39]. Навряд ли такими вероотступниками руководила любовь к истине. Это признавали и сами мусульмане. Например, арабский поэт XI века Абу ал-Ала так пел в своих стихах:

Не известно ни одного случая перехода православного подданного Византийской Империи в ислам, тем более с дальнейшим исповедничеством.

На самом деле, за исключением одного примера, о котором я скажу ниже, практически не существует даже рассказов о кровавом запечатлении своей веры кем-либо из рождённых в исламе мусульман под пытками христиан. Таковых примеров действительно много когда мусульмане исповедовали ислам перед язычниками, но не перед христианами.

Мне известен только один случай, который с некоторыми натяжками может быть отнесён к исповеданию веры мусульманином перед христианами.

Относительно одного из сподвижников Мухаммеда - Абдаллы ибн Хузафы ал-Сахми, существует легенда о том, как византийский император под страхом смерти пытался обратить его в христианство, но никакого успеха не добился^[41]. Историчность этого происшествия у меня лично вызывает большие сомнения. Во всяком случае, относительно действий императора.

Однако даже в этом повествовании привлекает внимание один существенный момент: если христианский император, убедившись в невозможности обратить пленного мусульманина, отпускает его на свободу, то мусульманские правители, убедившись в том же, пленных христиан убивают. И ещё один интересный момент: Абдалле угрожают применить пытки, а именно, если верить автору его жизнеописания, угрожают постепенным расстрелом из луков и опусканием в котёл с кипящим маслом, но его не подвергают им. В отличие от мусульманских правителей, у которых в аналогичной ситуации за угрозой непременно следовало дело.

Отсутствие таковых примеров помимо всего прочего, конечно же обусловлено тем, что христианство не знает той исконной и чисто мусульманской практики, согласно которой если враг или пленный во время битвы объявляет о своём переходе в ислам, ему необходимо сохраняют жизнь, а если подсудимый иноверец даже после вынесения приговора принимает ислам, его освобождают от всех обвинений. Предпосылок для возникновения подобной практики в христианстве не возникало в силу совершенно иного понимания Веры. Человек, принимающий христианство под страхом смерти не является христианином, потому-то и не могло возникнуть почвы для таковых насильственных обращений. "Вера души не есть плод тела"; - так выражал в диалоге с мусульманами свою позицию один из византийских императоров, - "и нужен благой язык и правомыслие тем, кто приводит к вере, а не сила, не угроза, не нечто мучительное и страшное. Ибо каким образом потребно принуждать естество бессловесное, не следует действовать здесь, убеждая душу разумную не рукой, не бичом и не чем-то другим, такого же рода и угрожающем смертью"^[42]. Согласно одному хадису, возводимому к самому Мухаммеду, тот так сказал, толкуя аят предались Ему те, кто на небесах и на земле, вольно и невольно (Коран 3.83): "Те, кто на небесах - это ангелы. Те, кто на земле - это родившиеся в исламе. Предавшиеся невольно - это пленённые народы, кого привели к исламу в цепях и оковах и кого ведут в рай против их воли"^[43]. В этом - различие между христианством и исламом. Насильно мил не будешь, и конечно же в рай против воли никого привести нельзя.

Да, в Византийской Империи также православному подданому под страхом смерти было запрещено переходить в какую-либо иную религию. Однако на неподконтрольных христианам территориях в то время добровольно в ислам из христианства, повторю, никто никогда не переходил.

Безусловно, в процессе многовековых исламо-христианских войн случалось всякое. Во время I Крестового похода при взятии католиками Иерусалима было истреблено свыше 70 тысяч мусульман^[44]. Во время III Крестового Похода английский король Ричард Львиное Сердце однажды по своей прихоти приказал вырезать две тысячи пленных мусульман. Византийский полководец, а впоследствии император Никифор Фока во время своих победоносных походов уничтожил несколько тысяч мусульман северной Сирии и Крита... Но при этом Православной Церковью (в отличии от Католической) эти жертвы (вкупе с жертвами и со своей стороны!) рассматривались как павшие на обычной войне. Чрезмерная жестокость воинов-христиан остается на личной совести каждого из них, но никогда она не одобрялась Церковью. Так же как и теперешнюю войну Чечне, Церковь не воспринимает как войну против ислама^[45]. Православию глубоко чуждо понимание священной войны, присущее мусульманским экстремистам, для которых "Джихад является высшей формой богослужения, которую только можно предложить Аллаху".^[46]

Именно поэтому, когда тот же император Никифор II Фока (963-969) задумал издать закон, по которому все христианские воины, павшие в боях с мусульманами, автоматически причислялись бы к лику святых мучеников, Церковь, несмотря на все принуждения, категорически воспрепятствовала самой мысли о таком нововведении, как противоречащему самому духу христианства^[47].

Именно поэтому в Констанстинополе уже в конце VIII века арабским купцам было позволено отстроить мечеть^[48], в которой, как явствует из писем патриарха Николая Мистика, пленные арабы даже в самые победоносные для Империи дни могли молиться без какого-либо принуждения их к принятию христианства^[49].

Следует здесь, наверное, сказать несколько слов о сложившемся у исследователей мнении о какой-то небывалой веротерпимости Арабского Халифата, "неизвестной средневековой Европе". Из чего это мнение складывается и чем обосновывается? Исследователь видит, что несториане и монофизиты, по отношению к которым в Византийской Империи предпринимались гонения, бежали в мусульманские страны и там жили в этом отношении более благополучно. На основании этого и возникает идея о большей веротерпимости Халифата. Однако исследователь не учитывает тот важный факт, что у монофизита или несторианина в этих двух империях был разный статус. В Византии он был еретиком и его как еретика гнали. В Халифате же он был иноверцем и его никто не трогал, если он не занимался прозелитизмом.

Но по отношению к собственным, мусульманским еретикам в Халифате нередко предпринимались куда более ужасные, кровавые и беспощадные гонения, которые и не снились византийским императорам^[50]. А когда, в свою очередь, какой-нибудь мутазилит или саламит попадал в Византийскую Империю, то там он оказывался иноверцем, мог преспокойно ходить в ту же константинопольскую мечеть и никто его никаким гонениям не подвергал. Именно поэтому, например, когда в 969 г. Антиохия была вновь возвращена в состав Византии, большая часть мусульманского населения осталась, тогда как монофизитский яковитский патриарх со всею своею паствою переехал в мусульманский город Диарбекир^[51]. В Никейский период едва ли не треть войска православной Византийской Империи состояла из турок-мусульман, успешно выступавших в сражениях с католиками.

В действительности по отношению к иноверцам Империя была не менее терпимой, чем Халифат, по отношению же к еретикам, Халифат был куда более нетерпимым, чем Империя.

Прославленные Церковью новомученики, "от агарян пострадавшие", стоят несколько особняком в ряду иных, древних и новых мучеников. Они не были замучены язычниками, как мученики первых веков, и не атеисты были их палачами, как в случае достохвального сонма новомучеников Российских. Их убивали монотеисты. И это лишний раз напоминает, что суть свидетельства христианского мученика - это не возвещение единобожия, а исповедание Христа, истинного Бога и истинного Человека.

В подавляющем большинстве случаев (порядка 90%) эти святые либо обратившиеся, либо вернувшиеся из ислама (то есть некогда до того отрекшиеся от Христа) люди. Они непосредственно, на собственном опыте знали, и некоторые по многу лет, а кое-кто и с самого детства вероучение и религиозную практику ислама. Тем важнее и значимее для нас их мнение об этой религиозной традиции.

В устах сих мучеников мы находим самые суровые, самые беспощадные слова относительно ислама, его пророка и загробной участи мусульман. Их приговор религии полумесяца, выраженный в простых и безыскусных речах и подписанный собственной кровью, был куда более страшен и безапелляционен, чем самые жёсткие выпады православных полемистов. Такого мы не встретим ни у св. Григория Паламы, позволявшего себе одобрительно отзываться о некоторых обрядах мусульман, ни у прп. Иоанна Дамаскина, отыскивавшего в Коране нечто, согласное с Евангелием, ни даже у прп. Максима Грека, который, несмотря на своё непримиримое отношение к основателю ислама, допускал, что первоначально тот движим был благими (именно с религиозной точки зрения!) побуждениями.

Вряд ли возможно объяснять эту позицию интерполяциями составителей житий. Только таковой и могла быть позиция мучеников: ибо если можно спастись и будучи благочестивым мусульманином, то тогда их подвиг - ничто, он в таком случае лишается всякого смысла.

При всём том у этих святых не было и тени ненависти лично к тем мусульманам, которые оказывались их мучителями. "Жалею о вас, если вы не понимаете того" - говорил своим мучителям свмч. Дамаскин (16/29 янв) после исповедания Христа. "Советую и вам выйти из непроницаемой тьмы вашей ложной веры в Магомета и уверовать в истинный свет Иисуса Христа" - призывал прпмч. Макарий Новый (6/19 окт.) своих палачей. "Что тебе, старец, нужно от меня? - спросил визирь св. Киприана Нового (5/18 ил.); - твоего спасения, - ответил святой, - Оставь заблуждение, отрекись от обманщика Мухаммеда, уверуй в Искупителя рода человеческого Иисуса Христа и, крестившись св. Крещением получишь жизнь вечную". В свою очередь прпмч. Иларион (20 сент /3 окт), обращаясь к усыновившему его судье, так увещевал: "Много я получил от тебя благодеяний, не исключая и того, что ты сделал меня своим сыном и приблизил ко двору. Не желая остаться неблагодарным за твои милости, умоляю тебя: послушай моего совета, пойдём в Россию, где ты примешь христианскую веру и спасёшь свою душу, а я неотлучно буду пребывать с тобою и служить тебе, как отцу, до самой смерти. Лучше этой благодарности я не нахожу другой, которая бы её превосходила".

Часто приходится слышать даже от православных христиан то странное мнение, что-де промысел Божий действовал через Мухаммеда на арабов таким образом, что только в такой форме можно было преподать им знание единобожия. Неправота этого положения вполне очевидна, ибо не может быть народа, для которого по природе закрыта возможность усвоения проповеди Христовой, и к тому же мы имеем среди почитаемых Церковью святых - арабов уже V-VI вв. (например, прп. Юлиана Слепца). Тем не менее хочется привести слова тех же мучеников относительно этого мнения.

Когда халиф сказал: "Как вы осмеливаетесь произносить хульные слова на великого Мухаммеда... и порицаете его по безумию вашему? Ведь он всю Персию и Аравию обратил от поклонения огню и привёл к единобожию", св. Давид Аргветский ответил: "Хотя Мухаммед и отвратил вас от служения огню, но не привёл к истинному богопознанию, и поэтому не мог дать вам спасения. Он подобен кораблю, который, хотя и не потонул в середине моря, однако вблизи берега погрузился в волны морские. Какая польза в корабле, который не смог достичь берега? Что случилось с ним, то сделается и с вами".