|
Послушник
Петко (Хинов) О
принципах перевода богослужебных книг на китайский
язык Чтобы
определить основные принципы перевода священных текстов на китайский
язык, нужно, во-первых, уяснить главные особенности подлинного языка
церковных молитв, составленных просвещенными умами св. Отец наших.
Сии особенности прекрасно отражает протоиерей Валентин Асмус в своей
статье «О церковно-славянском языке», избранные места из которой
приводим здесь1: «В Греческой Церкви
существовал богослужебный литературный язык. Это был язык всей
византийской культуры. Язык этот сложился очень давно, еще за
несколько веков до Р.Х. (и именно на этом языке составлено наше
богослужение.(...) В византийской Империи давно уже существовала
ситуация двуязычия. С одной стороны, был язык разговорный, народный,
на котором могли говорить даже иногда образованные и знатные люди у
себя дома, в быту. С другой стороны, существовал язык литературный,
который сложился уже при Платоне и Александре Македонском. Это был
язык не только всей светской литературы, это был язык и живого
церковного слова, это был язык церковной проповеди. О богослужении и
говорить нечего, богослужение существовало только в формах этого языка.»
В
Китае существовала очень сходная ситуация. Разговорный язык китайцев шел своим
путем развития, язык литературный (т. н. вэнянь) – иным образом
становился и развивался. Последний – особенно консервативный, и он
сохранился нормативным для письменного слова вплоть до начала нашего
века, когда был отменен так называемый Движением четвертого мая 1919
года (у-сы-юнь-дун). Об особенностях двух исторических форм
китайского языка упомянем позже. Когда
свв. Кирилл и Мефодий, ставя начало нового письменного языка и
культуры, стояли перед выбором – на какой язык переводить
византийское богослужение, они выбрали не народный, разговорный
язык, но создали по образу очень точно воспроизведенному греческого
литературного языка язык новой культуры – славянский, – язык не
народной, а высокой словесности. Они переводили отнюдь не на
разговорный язык простых славян. Почему же? Как
потом открыл людям духовный опыт, язык разговорный, «на котором
ведутся наши мирские разговоры, перенесенный в богослужение, влечет
за собой мирские воспоминания и наша мысль, и без того блуждающая
невесть где во время молитвы и занимающаяся своими мирскими делами,
от этого мирского языка при богослужении еще более уносится в сферу
мирских забот»2. Для
молитвы нужен не обыденный язык, но язык, которого не услышишь на
ярмарке, на улице, на площади. Язык богослужебный (речь идет о
церковнославянском языке) не является мертвым языком, как утверждают
некоторые не очень трудолюбивые люди; язык общения с живым Богом
быть не может мертвым – он всегда обновляется в сердцах наших, он
спребывает нам не только в храме, когда мы молимся, но и в жизни, в
мире, везде, потому что с раннего детства мы навыкаем одним языком
общаться со земными, иным – с небесными. Человека, соприкоснувшегося
с изяществом, глубиной и премудростью сего языка, нельзя убедить
отказаться от сего преизряднейшего дара вечности – языка
богослужебного, языка предстояния Царю Небесному, мысленному Его
жертвеннику, языка молитвенного благоухания и отрешения от всякой
суеты. Язык богослужебный, по своему величию, молящемуся нельзя
употреблять без благоговения, сам будучи пропитан благоговением,
чувством небесного, таинственного, надмирного величия Божия. Это как
бы тусклый предобраз языка будущего века. Этими соображениями
обусловливаются и основные принципы перевода богослужебных книг на
китайский язык. Если
же в храме Божии станем употреблять простую разговорную речь, тогда
уже «послышится другой тон, не такой величавый, а более простой и
низкий, и значительно ослабеет то святое впечатление, какое способна
произвести молитва и песнь, возглашаемая на славянском языке», пишет
Проф. Киевской Духовной Академии, духовный писатель В. Ф.
Певницкий3. Это
в полной силе относится и к той форме китайского языка, которую
должен выбрать переводчик богослужебных текстов. Языковые
особенности богослужения отнюдь не маловажны. Поэтому и считаем
долгом переводить не на просторечье, а на возвышенный язык
классической культуры Китая. Надо
еще помнить и следующие особенности «классического» Православного
богослужения: а)
оно консервативно, прочно связано с традицией. Таким образом, оно
является причастным национальной культуре того языка, на котором оно
существует, в частности греческого или славянского, и вкладывается
некиим образом в национальное сознание, являясь элементом
традиционных ценностей данной культуры. В этом веке антиклассикой
(если так назвать антихристианскую антикультуру современности) это
качество будет удерживать связь богослужебной практики с сознанием
исторической древности Православия и таким образом напоминать об
исторической неразрывности Православной Церкви с древней Церковью,
ибо наше богослужение идет до первохристианской святой Церкви, в
апостольскую древность, откуда и черпает свой
дух. б)
язык богослужения практически не развивался после окончательного
своего становления, будучи языком живого общения с живым Богом. Все,
что следовало сделать, было сделано святыми отцами Церкви, и мы не
можем улучшать их соборно воспринятые тексты, но, волею или нет,
только искажать смысл и благолепие их древнелепного языка.
В
связи с лингвистическими особенностями церковно-богослужебного языка
надо отметить еще некоторую принципальную разницу меж языком сим и
языком современности. Эти
отличия очень метко выразил грузин архимандрит Рафаил
(Карелин)4: «
Древние языки более подходят к цельному синтетическому восприятию,
новые – к аналитическому, дробному; древние – к созерцанию, новые –
к логизированию; древние языки полны энергии и эмоций, новые, в
сравнении с ними, носят рационалистический, описательный характер.
Древние языки дают большую возможность соприкоснуться с глубиной
явлений, с духовными субстанциями, сделать человека участником
событий, современные – изложить явления в определенной системе и
дать их анализ». «Лаконизм,
внутренняя чеканность и в то же время как бы внешняя незавершенность
и обрывистость предложений часто без последовательных переходов от
одного предмета к другому, наделяют смысловые паузы эмоциональным
содержанием, подчеркивая, что богослужебный текст не монолог, а
диалог, таинственная беседа души с Божеством, что в священных
событиях присутствует как их постоянный субъект личность каждого
молящегося». Такие
качества, как лаконизм, внешняя (привидная) незавершенность и
обрывистость предложений по своей сути являются и особенностями
языка китайской классики и всей высокой словесности древних мировых
культур. Здесь есть и строгость, и сжатость, но в то же время и
внутреннее пространство, глубина, трудно доступная для мелкоты
современных языков. Надо принять во внимание и преобладание
двусложных слов в современном китайском языке, коими ограничивается
полифоничность смысловых пластов отдельного иероглифа. В
классическом китайском письменном языке и в некоторой степени в
современном книжном языке однокорневые слова составляют основной
лексикальный фонд литературного богатства Китая. И если в
разговорной форме языка существует необходимость «выделять» смысл
путем комбинаций морфемных единиц (какими являются иероглифы), так
как будучи гомофонными, слова с трудом понимаются при разговоре,
даже при пунктуальном и четком произношении их, то в письменном
языке сия необходимость не существует, поскольку конотации
соприсутствуют в синтаксическом единстве изящной словесности и по
сжатости своей легче запоминаются. И поэтому в начале ХХ столетия
письменный и разговорный язык уже были как бы разные
языки. в)
третья особенность богослужебного языка – единство изобразительных
средств. Иными словами, слово переводилось одним словом, а не
многими словами. Таким образом, образовался специфический лексикон
богослужебных книг, который ограничился и сохранился от душевности
многоцветных синонимов, пленяющих мысль, расхищающих молитву,
погружающих душу в сомкнутость эстетического самоуслаждения. Словами
архим. Рафаила, «следует отметить, что в богослужебных текстах
мастерски использован точно и строго очерченный круг изобразительных
средств. Это делалось древними гимнографами для того, чтобы не
подменить духовных переживаний эстетическими, то есть душевными, не
обременить ума молящегося художественной информацией и тем самым не
оземлить молитву. Древние гимнографы мыслили Церковь, как идею
единства в ее реальном и мистическом воплощении. Унификация изобразительных
средств – одно из условий общности молитвы, духовного познания,
эмоций и сопереживаний верующих – тела Церкви». (курсив
авт.) Кажется,
эта самая главная особенность, которую мы должны вложить в основу
величественного здания богослужебных переводов. Слово «благочестие»,
например, которое не существует в своем исконно христианском смысле
в китайском языке, условно принято переводить цяньчэн, но это
неудовлетворительно для православного переводчика. Сие слово нужно
всегда переводить одним и тем же словом на китайский, так как
«благочестие» есть понятие фундаментальное, недопускающее
синонимической расплывчатости «художественных» переводов. Это только
одно из многих возможных преткновений для переводчика. Душевному
человеку это наверно покажется безумием, но без этой простоты
богослужебный язык теряет свою величественность и общедоступность.
При этой особенности языка богослужебного, молящемуся придется
усвоить только лексикон, аще и неудоборазумеваемым в начале
православного богослужения. Затем он сможет всегда принимать участие
в молитвенной жизни Православной Церкви без особенного труда. Имея
ввиду и то, что каждый год богослужебные тексты одни и те же,
молящийся не только усвоит их духовный смысл и догматическое
содержание, но усвоит их в прекрасной форме высокой словесности
своего родного языка – это само по себе достойно внимания, труда и
неотступной ревности – ведь слово разговора с Богом требует чистоты
и возвышенности, отрешенности от низменных
понятий... Сейчас
нам можно приступить к выражению принципов перевода богослужебных
текстов на китайский богослужебный (не просто литературный)
язык: 1.
Первым делом перевода является составление общего лексикона для всех
переводчиков; последний должен быть одобренным и утвержденным
соборно на основании вышеуказанных особенностей подлинного
богослужебного языка Православной Церкви. Прежде чем начать
разрабатывание сего лексикона, который по сути является переводом
церковнославянского словаря на китайский, надо хорошо установить
критерии выбора слов и, если необходимо, создания новых слов по
принципам китайского словообразования. а)
Язык богослужения, как мы отметили выше, должен быть «не от мира
сего». Чтобы оправдать сие требование, мы должны стремиться выбирать
слова «высоких дум» китайских поэтов, идеалистов и философов,
могущих хотя бы в некоторой степени выразить духовный смысл
христианских понятий, «крещать» слова сии в купели православного
миросозерцания. В таком смысле лучше даже пользоваться архаизмами,
нежели легко понятными, но обмирщенными словами, проникнутыми духом
и конотациями нецерковными, даже и неправославными. Это также
трудно, как и крестить язычника, никогда не слышавшего о Христе,
внушая ему новые значения тех слов, которых он не знал во всей жизни
своей; но в другом смысле эта задача легче, чем воцерковить
современного, проникнутого чувством своей значимости культурного
человека, в уме которого угнездились протестантские или иные
превратные понятия о Христианстве. Возьмем самый простой пример —
католики и протестанты (к счастью) переводят святейшее имя Господа
Иисуса Христа Йе-су Цзиду, которое является фонетическим сокращением
иезуитского перевода средних веков Йе-су Ки-ли-сы-ду (Jesu
Christo).
По словам св. Апостола Павла, они проповедуют "иное благовестие"
иного "Иисуса Криста", Егоже Апостолы не проповедали, Егоже Церковь Православная не
признает Спасителем своим (сравни: Гал. 1, 6-9). Вот поэтому говорю
«к счастью», потому что
русские православные проповедники Слова Божия выбрали другой перевод
для имени «неведомого» китайцами «Бога» (Деян. 17, 23), звучное
славянское чтение святейшего имени они передали дословно на
китайский — И-и-су-сы
Хэ-ли-сы-то-сы. Таким образом, они раз и навсегда отсекли
влияние инославого «Исуса» на образ проповедуемого, проведя четкую
разграничительную линию между Православием и всей толпой инославных
богохульных учений. Подбор лексикальный тогда надо делать на
основании именно того, что современность не лучше
древности и что в некоторых случаях малоупотребляемые слова
любого языка могут послужить проповеди лучше, если начнем
пользоваться ими по-христиански. б)
На основании принципов китайского словообразования можно еще создать
и новые слова, парные или
однокорневые, для выражения церковных или общехристианских понятий
на основе понимания их
святыми отцами Православной Церкви. Пользоваться можно и
инославными переводами, только очень, очень осторожно.
Повторим опять, что лучше перевести всю Псалтирь с
церковнославянского на китайский язык ex
nihilo
(из ничего), чем скорригировать католический или (и хуже)
протестантский искаженный перевод Давидовых песней. Дух
традиционализма в полной мере должен руководить переводящим; надо
еще очень строго блюсти себя от синкретических переводов, в которых
незаметно вторгаются понятия не вполне приемлемые для православно
верующего, чтобы таким образом избежать «экуменизм перевода»
божественных речений. Лучше, кажется мне, перевести все Священное
Писание, нежели переделать
его католический перевод. Этим принципом руководился и святой
равноапостольный Николай, просветитель Японии, который перевел
самостоятельно всю Библию и все богослужебные книги, трудясь над
этим переводом вся дни живота своего. Вот дело, достойное святой
миссии Православной Церкви! Поминая
святителя Николая, мне хотелось бы поделиться здесь некоторыми его
заметками о принципах богослужебных переводов. «При
мысли о том, что переведенное нами должно быть доступно всем и что в
этом именно и должно состоять главное его достоинство, влечет нас к
себе язык массы, язык народный, но тогда перевод наш вышел бы до
того вульгарным, что им сразу пренебрегли бы все, не исключая
простонародья. Положено нам употреблять язык средний. Этому
стараемся и следовать, хотя, по неопределенности признаков и
неясности границ, здесь широкое поле для нескончаемых споров, в
которых я всячески стараюсь отстаивать наибольшую общепонятность, а
мой сотрудник защититься от вульгаризмов и соблюсти изящество речи» (Антоний,
архиеп. Минский и Белорусский. Св. равноапостольный архиепископ
Японский Николай. Богословские труды. XIV,
с. 50). Так
как опыт святого Апостола Японии нам очень нужен, хочется еще
кое-что выписать из его жизнеописания: «При
переводе Священного Писания и богослужебных книг на японский язык
главную опасность представляет собою употребление тех китайских
иероглифов, которые имеют в буддийском и синтоистских канонах особый
смысл, расходящийся с православным, например, все термины,
касающиеся буддийского абсолютного бытия как безличного (нирваны),
представлением о личном Боге, рае, свободной воле человека,
составляли особую трудность. Иногда установление одного иероглифа
требовало долгих часов совещания епископа Николая с его помощником
Никаи-Сан». «Я
полагаю, – говорит святитель, – что не перевод Евангелия и
богослужения должен опускаться до уровня развития народной массы, а
наоборот, верующие должны возвышаться до понимания евангельских и
богослужебных текстов. Язык вульгарный в Евангелии недопустим.
Если мне встречаются два совершенно тождественных иероглифа или
выражения и оба они для японского глаза и уха одинаково благородны,
я, конечно, отдам предпочтение общераспространенному, но никогда не
делаю уступок невежеству и не допускаю никаких компромиссов в
отношении точности переводов, хотя бы мне пришлось употребить и
очень малоизвестный в Японии китайский иероглиф. Я сам чувствую, что
иногда мой перевод для понимания требует большего напряжения со
стороны японцев, но это в значительной мере объясняется новостью для
них самого Православия» (там же. с. 51. –
Курс.авт.) Так
рассуждает великий светильник Японской Православной Церкви.
Лингвистическая ситуация в Китае сегодня очень неутешительна по
отношению благородства языка, взыскиваемого равноапостолом, по
причине влияния западной интегрирующей культуры со своим типичным
разрушительным воздействием по отношению к родному слову. Происходит
что-то вроде распада традиционной формы мышления и переход от
синтетизма к более и более опрощенным формам
аналитизма. 2.
По создании и утверждении
Синодом или Комиссией Миссионерского Общества
«Церковнославянского богослужебно-китайского лексикона» можно
приступить к самому переводу, уже унифицированному, Святого
Евангелия, Апостола, Псалтири и прочих нужнейших для Миссии
богослужебных книг. Здесь
на переднем плане уже выступает синтаксис переводов. Каким должен
быть синтаксис китайского богослужебного языка, каким должен быть
поэтический слог священных песен Церкви? В
первую очередь, надо
учесть особенности слога первообраза. «Богослужебные
тексты – это шедевры священной поэзии, особого типа и порядка.
Переводчик должен обладать одновременно глубокой филологической
подготовкой и незаурядным поэтическим дарованием. Без этого перевод
богослужебных книг будет казаться обесцвеченным и прозаическим
пересказом великих поэм. Далее, переводчику необходимо знать
святоотеческое богословие, именно святоотеческое, а не
схоластическое, чтобы понять глубокие по догматическому содержанию
литургические тексты.
Православные церковные
службы называют опоэтизированным, иконографическим поющим
богословием». («Человек, храм Божий», с. 148) Чтобы
переводить священную поэзию на китайский язык, надо очень хорошо
владеть законами родной китайцам поэзии – классической поэзии Китая.
Последняя изобилует художественными похватами и принципиально
отличается от современной поэзии. По-моему, самый подходящий жанр
для богослужебных переводов, это так называемые цы, то есть стихотворения для пения;
жанр этот развился из танский юэфу и сложился в эпоху Сун;
характеризуется разноразмерностью строк, что более соответствует
церковнославянской гимнографии, непользовавшейся строгими
просодическими правилами византийской поэзии. Цы повторяет метрику одного
из классических образцов, признанных за эталон и составляющих
сборник «Цы-пу». По этой особенности своей поэтический жанр цы уподобляется наиболее
«подобным» стихирам, седальным и пр. православного богослужения,
составленным тоже по подобию существующего классического образца.
Конечно, можно не прилагать все строгие правила сего жанра, так как
это требует исключительных поэтических дарований и для китайских
переводчиков; с другой стороны, можно разнообразить переводы разных
форм церковнославянской поэзии разными жанрами классической
китайской поэзии, в зависимости от их настроения и смысла – чтобы
создать церковную поэзию, сродную китайской по форме, и поставить ее
на уровне истинного поэтического искусства Китая – это уже довольно
высокая цель. Имея
в виду вышеизложенное, можно только сожалеть, что недостаточно
делателей для преизобильной жатвы и что трудности этих переводов
непомерны одному или двум переводчикам. Будем надеяться, что Бог,
молитвами святых китайских первомучеников и святителей Дальнего
Востока Николая, Иоанна, Иннокентия, Иоанна Шанхайского и
Санфранцисского, Ионы и особенно наших просветителей Мефодия и
Кирилла, восполнит благодатью Святого Духа Своего недостающее,
умудряя нас о совершении всесвятой воли Его. 21
мая 1999 (по церк. календарю) Свв.
равноапостольных Императоров Константина и
Елены Примечания 1
Протоиерей Валентин
Асмус. О церковнославянском языке./Современное обновленчество –
протестантизм «восточного обряда», М., 1996. С.
131-134 2 Прот.Валентин Асмус. О
церковнословянском языке/ Современное обновленчество – протестантизм
«восточного обряда». М., 1996. С.130. 3 В.Ф. Певницкий. /Современное
обновленчество – протестантизм «восточного обряда».
с.129 4
Архим. Рафаил (Калерин).
Человек
– храм Божий..С.145. ies. |