Ю. ЛОЩИЦ.  ПРАВОСЛАВНЫЙ МИР И ТАМЕРЛАН

Нашествие Тамерлана на Русь в конце XIV века - одно из самых малоизученных событий отечественной истории. В первую очередь это касается исторической науки нашего столетия. Тамерланов сюжет она умудрилась продержать взаперти, не выпустив его - даже в конспективном изложении - ни в один из популярных учебников по истории. Опрос десяти школьников, кое-что знающих о Батые, Мамае, Гришке Отрепьеве и Наполеоне, по Тамерлану дает нулевой результат.

Это тотальное неведение одной из самых страшных угроз существованию древнерусского государства объясняется, однако, удивительно просто...

Тамерлан никак не вписывался в атеистическую концепцию исторического процесса. Если изъять из сюжета его нашествия чудотворение, связанное с переносом из Владимира в Москву самой почитаемой на Руси Богородичной иконы, то никакой советский историк не смог бы вразумительно объяснить, что же именно побудило среднеазиатского полководца отказаться от почти даровой победы, вдруг и навсегда увести свои тьмы из южнорусских земель. Ведь известно, что Москва на тот час вовсе не была готова к достойному военному отпору. В стратегическом отношении она выглядела еще беззащитнее, чем при тринадцатилетней давности нападении хана Тохтамыша. Всякое сугубо материалисти-ческое объяснение выходки Тамерлана, вдруг благоволившего пощадить обескровленную Русь, выглядело бы жалким. Принцип пощады был неведом самому жестокому из полководцев, известных миру. Понадобилось бы искать другие, более мизерные истолкования его каприза. Не страдал ли он приступами белой горячки еще задолго до своей кончины? Не получил ли громадный выкуп от русских? Не испытывал ли недостатка в провианте и фураже? Какой еще изворот бытия мог определить изворот его сознания? Или Тамерлан был первым последова-тельным абсурдистом в истории войн? Все гадания и фантазирования такого рода не имеют почвы в исторических источниках, связанных с вдруг прерванным нашествием на Русь, прерванным по воле инициатора страшнейшего погрома.

Приведу лишь один пример исследовательского скудоумия и беспомощности анализа, проявленных при трактовке поступка Тамерлана. Пример этот особенно показателен, поскольку относится к последнему десятилетию существования советской исторической науки. В комментариях к «Повести о Темир Аксаке» («Памятники литературы Древней Руси XI V - середина XV века». Москва, 1981) читаем: «В августе 1395 г. Тимур неожиданно вышел к Ельцу, разграбил его и, простояв у Дона около двух недель, по неясным причинам повернул обратно, направляясь в Крым. По-видимому, вполне трезво оценивая обстановку, Тимур не пожелал связываться с мятежными «улусами». Он только что вторично и уже окончательно разбил своего соперника, Тохтамыша, и продолжал карательные экспедиции по татарским землям, подчиняя их своей власти. Выход на Русь был разведкой, подобной той, которую осуществил военачальник Чингисхана Сабудай в 1223 г., дав бой русским и половецким князьям на Калке. Тем не менее, решение Тимура на Руси было воспринято как Божье заступничество и как чудо».

Комментатор, как очевидно, вовсе не утруждает себя документальными доказательствами происшедшего, рассчитывая, похоже, что его трактовка события будет принята на веру. Между тем в таком произвольном и алогичном построении нелепо выглядят обе стороны - и Тамерлан, по неожиданной прихоти вышедший к Ельцу и «по неясным причинам» повернувший обратно, и Русь, поспешившая этот якобы случайный, вовсе необязательный военный демарш Тамерлана осмыслить «как Божье заступничество и чудо». Если причины ухода завоевателя в Крым неясны, то совершенно лишено основания рассуждение о, якобы, трезвой оценке обстановки со стороны Тимура и об его опасении ворошить «мятежные «улусы», под которыми комментатор имеет в виду русские княжества. Но мог ли струсить перед этими не ему, а его только что наголову разбитому противнику Тохтамышу подведомственными улусами непобедимый восточный цесарь? И мог ли быть его выход на Русь только разведкой? Ведь Тохтамыша он только что разбил вовсе не во главе малого разведывательного отряда, иначе бы и не кинулся тут же в малом числе добивать золотоордынцев в Крым. Как ни исхищряется комментатор, ему так и не удается пред-ставить приход Тимура на Русь в виде этакой случайной, неожиданной, легкой и необязательной разведывательной прогулки. А русскую сторону - в виде фанатичных простаков, которые случайное появление и необъяснимое исчезновение любопытствующих азиатов раздули до размеров «божьего заступничества и чуда».

Те сравнительно немногочисленные, но достоверные исторические факты Тамерланова нашествия и русского ему отпора, которые доступны совестливому исследователю, подтверждают как чрезвычайность угрозы, так и реальность благодатной чудотворной помощи.

Средневековые биографы и мемуаристы обычно отмечают, что Тимур, будучи неграмотным, обладал замечательно прочной и цепкой памятью, постоянно держал при себе личных чтецов, хорошо знал турецкий и персидский языки (Зафар-Намэ. «Книга побед»). Судя по масштабам его завоевательных походов, евразийская география также входила в круг хорошо усвоенных дисциплин. О Руси он знал никак не меньше, чем о Кавказе и Индии, о Китае и Ближнем Востоке.

Древнерусский летописец, повествуя о нашествии Мамая в 1380 году, приводит любопытную подробность: Мамай «начал испытовати от старых историй, како царь Батый пленил Русскую землю и всеми князи владел, якоже хотел», ибо он, Мамай, «хотяаше вторый царь Батый быти». В соответствии с этим вожделением и штудированием «старых историй» Мамай и на Русь пошел именно по тому самому коридору между притоками Волги и Дона, по которому когда-то вторгся в рязанское княжество внук Чингисхана, Батый.

Но ведь в «Повести о Темир Аксаке» об этом новом завоевателе говорится почти в тех же выражениях, что и о Мамае в повестях Куликовского цикла: «Оттоле возгорелся окаянный, нача мыслити в сердце своем тако и Русьскую землю попленити, аки прежде сего, за грехи попустившю Богу, поплени цесарь Батый Рускую землю, а гордый и свирепый Темир Аксак то же помышляше...»

Неслучайность этого сопостав-ления Тамерлана с Батыем подчеркнута автором повести почти тут же, при описании его полумесячного стояния у Ельца: «Темир Аксак уже стоящю на едином месте 15 дни, помышля, окаяный, хоте ити на всю рускую Землю, аки вторый Батый, разорити крьстьянство».

Историческая аналогия с внуком Чингисхана неизменно сохраняется во множестве списков и более пространных редакций повести. «Яко вторый Батый» Тимур аттестован и в «Повести на Сретение чудотворнаго образа Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии...» (в приложении ко II тому Никонов-с кой летописи).

Так же, как и Мамай, Тимур шел на Русь вовсе не с разведывательной целью, а с задачей нового тотального покорения государства, явно уходящего из-под контроля одряхлевшей Золотой Орды. О серьезности его намерений говорит и характер воинских приготовлений, предпринятых русской стороной. Сын святого благоверного князя Дмитрия Ивановича Донского, нынешний самодержец Руси Василий Дмитриевич, собирает в Москве рать и ополчение, спускается с войском к Коломне и выстраивает оборону по северному берегу Оки. Московская Русь еще во времена Дмитрия Донского завела на южных окраинах надежную степную разведку на случай нежданных набегов. Василий Дмитриевич, конечно, не стал бы затевать этих чрезвычайных и изнурительных для казны воинских передвижений, фактически общей мобилизации, если бы получил от своих дальних дозоров известие о малочисленном разведывательном рейде Тамерлана. К тому же Василий Дмитриевич знал незваного гостя не понаслышке. В свое время ему пришлось наблюдать за чудовищным ростом фантасмагорической Тамерлановой империи с близкого расстояния. В 1371 году, то есть в год рождения Василия, Тамерлан уже владел землями от Маньчжурии до восточного берега Каспия. Во время своего трехлетнего подневольного пребывания в ставке хана Тохтамыша в качестве заложника старший сын Дмитрия Донского был свидетелем созревания розни между Тимуром и хозяином Золотой Орды. В 1386-м - год бегства Василия Дмитриевича из ставки Тохтамыша - Тимур проникает на Кавказ и захватывает Тифлис. В 1389-м, когда в Москве умирал Дмитрий Донской, Тамерлан предпринял первый из трех походов против Золотой Орды. В канун вторжения в русские пределы, в 1395-м году, состоялся третий поход: Тимур разгромил армию Тохтамыша на Тереке, подверг страшному разграблению золотоордынскую столицу - Сарай-Берке, после чего этот город фактически прекратил существование в качестве имперского мегаполиса. Как бы строго ни относились наши старинные летописцы к Темир Аксаку, именуя его «гордым», «свирепым», «окаянным», мы не вправе забывать, что такими же или даже более крепкими эпитетами награждали его при жизни и после смерти многие закоренелые враги Древней Руси и всего славянства. В случае с этим жесточайшим из тиранов Божественное провидение распорядилось так, что Тимур стал подлинным бичом прежде всего для государств и народов, угнетавших Русь и, шире, православное славянство. В 11-м томе Никоновской летописи сразу вслед за сообщением о победе Тимура над Тохтамышем, читаем: «...и оттоле возгореся окаянный яростию на Русь пойти; и царя Турскаго Баозита в железной клетке с собою вожаше. И прииде близ предел Рязанския земли...»

В этом сообщении (оно проходит по многим спискам «Повести о Темире Аксаке») мы имеем дело с интереснейшим анахронизмом, с грубой хронологической ошибкой, которая, как нам кажется, была сделана все же намеренно. Дело в том, что в 1395 году Тамерлан никак не мог прийти на Русь, имея в обозе клетку с турецким султаном Баязидом, поскольку битва при Анкаре, в итоге которой Баязид Молниеносный попал в плен к Тимуру, состоялась в 1402 году, то есть семь лет спустя после того, как Тимур нежданно отменил свое нашествие на Русь. Тут нужно напомнить, что пленный султан - это тот самый Баязид, которому достались лавры победителя на Косовом поле в 1389 году, когда в итоге кровопролитного сражения погибли с турецкой стороны султан Мурат, отец Баязида, а с сербской - великомученик князь Лазарь. С того времени Баязид весьма преуспел на европейском театре военных действий: в 1396 году он одержал победу в знаменитом Никопольском сражении, разгромив армию крестоносцев. В течение многих лет подготавливал Баязид взятие столицы Византии Константинополя. Одновременно методичным ударам подвергались болгарские Земли. В 1393 году турки взяли после трехмесячной осады Тырново, положив конец Тырновскому, а вскоре и Видинскому болгарским царствам.

Появление полчищ Тимура в Малой Азии пусть и не очень надолго, но все же приостановило вторжение турок на православные и славянские Балканы. Знаменательно: в Анкарской битве на стороне Баязета вынужден был участвовать сербский деспот Стефан Лазаревич, сын князя Лазаря, убиенного на Косовом поле. Но вскоре после Анкарского сражения Стефан - ему удалось уйти и спасти часть своего войска - на том же Косовом поле наносит поражение туркам, как бы творя историческое возмездие за первое Косово, за гибель родителя, за унижение Сербской земли.

Эти события (прежде всего поражение турок под Анкарой) также были восприняты русским автором «Повести о Темир Аксаке» в качестве возмездия, Божьей кары, насланной на осман-завоевателей. Вот почему повесть, написанная уже после вторжения Тимура в Малую Азию, свидетельствует о вполне сознательной «ошибке» автора, сажающего Баязета в железную клетку еще в 1395 году, с тем, чтобы Тамерлан как бы на погляд привез ее к русским рубежам: поглядите, мол, на убийцу православного деспота Лазаря.

Мартом того самого 1402 года (когда состоялась битва Тимура с Баязидом) помечена краткая статья русского летописца, дающая замечательное по своей масштабности обобщение военного и геополитического характера: «...явися знамение на западе, в вечерней зари, звезда велика зело копейным образом... се убо прояви знамение, понеже возсташа языцы воевати друг на друга: Турки, Ляхи, Угры, Немцы, Литва, Чехи, Орда, Греки, Руси, и иныя многая земли и страны смятошеся и ратоваше друг на друга; еще же и моры нача являтися». (ПСРЛ,т.12,с.187).

В этом образе повсеместных раздоров между народами нет преувеличения: то была эпоха поистине тектонических сдвигов на этнической карте евразийского материка. Эпоха великих битв и нашествий (Куликово, Косово поле, разорение Тохтамышем Москвы, Никопольское сражение, битва на Ворскле, Анкара, Грюнвальд, битва на Марице, нашествие Эдигея, Гуситские войны...) охватила жизненное пространство большинства славянских государств и народов. Она глубоко потрясла православный мир. Итогом этой эпохи явилось крушение Византии, зарождение нового центра православия в Московской Руси.

Юрий ЛОЩИЦ