Глава 3. Болгария и Сербия на пути к
конфронтации с латинским миром (30-е гг. XIII – начало XIV в.)
Разрыв церковных связей между южнославянскими странами и Римом не
мог не вызвать обострения их отношений с папским престолом, а в
перспективе и со всем латинским миром. Хотя разрыв между Римом и
Сербией привел к последствиям, которые нанесли прямой ущерб позициям
Католической Церкви в сербском Приморье, мы практически ничего не
знаем о реакции папской курии на учреждение по соглашению с Никеей
автокефального Сербского архиепископства. Нарушение связей с
Болгарией Католической Церкви непосредственного ущерба не принесло,
но реакция курии оказалась весьма острой. Дело объяснялось тем, что
создание самостоятельного Болгарского патриархата скрепило союз
Второго Болгарского царства с Никейской империей, направленный
против латинян в Константинополе. Папа Григорий IX пригрозил
болгарскому царю Ивану Асеню II отлучением от Церкви1, а когда после
некоторых колебаний болгарский правитель остался верен союзу с
Никеей, объявил в январе 1238 г. крестовый поход против «еретиков» и
схизматиков, живущих в «земле» Ивана Асеня II. Поскольку главную
роль в этом походе должна была сыграть Венгрия, то в серии посланий,
адресованных венгерскому королю, епископату, доминиканцам и
францисканцам на территории Венгрии2, папа предписал проповедовать
на всей территории королевства крестовый поход против болгар,
приравнял его участников к участникам похода за освобождение Святой
Земли и дал право клирикам исповедовать их и отпускать им грехи.
Одновременно он угрожал отлучением от Церкви всех, кто будет мешать
участникам похода выполнять взятую ими на себя миссию. Папа также
принял Венгрию под защиту «святого Петра»3. Частью этой акции
стало решение о передаче «земли Асеня» — Болгарии венгерскому королю
и другим католическим государям, которые примут участие в походе4.
Когда это заявление вызвало возражения короля Белы IV, папа
специально обещал ему, что никому другому кроме него не передаст
«Bulgarie regnum»5. Одному из венгерских епископов (по выбору
короля) были предоставлены полномочия папского легата для устройства
церковных дел на завоеванных территориях — определения границ,
учреждения епископств и т.д.6. В истории межконфессиональных
отношений XIII в. эти события должны быть специально выделены, так
как впервые православная славянская страна стала объектом крестового
похода, объявленного Римским престолом. Особого внимания заслуживают
те места папских посланий, где решение о передаче Болгарии
католическим правителям аргументировалось ссылкой на решения
«вселенского» Собора («prout statutum est in concilio generali»). По
разъяснению Д. Джилла, имелись в виду постановления Латеранского
Собора 1215 г. о наказании тех правителей, которые (подобно
покровителю альбигойцев Раймунду тулузскому) не могли или не хотели
очистить свои земли от еретиков7. Возможно, именно поэтому в письме
венгерскому королю папа делал ударение на том, что Иван Асень II
«принимает и защищает» еретиков (богомилов)8. При этом обращает на
себя внимание тот факт, что в большинстве папских посланий «еретики»
и «схизматики» постоянно ставились рядом и даже объединялись тем
общим признаком, что и те и другие не признавали верховной власти
папы («Tales... sunt heretici et scismatici, qui a tanto pastore
pasci renuunt»). И хотя окончательного слова в тот момент все же
сказано не было, при выработке правовой доктрины сделан был важный
шаг к тому, чтобы присвоить папскому престолу такое же право
распоряжаться землями схизматиков, какое было признано за ним
католическим миром по отношению к землям язычников и еретиков.
Проявленная венгерской стороной готовность следовать указаниям курии
и выступить против болгар ради «христианской веры и чести святой
матери Римской Церкви»9 говорит о том, что позиция Рима по отношению
к Болгарии получила поддержку правящих кругов одной из соседних
стран латинского мира. Правда, до выступления крестоносцев
против Болгарии дело не дошло, а в 1239 г. Иван Асень II даже
пропустил через свои земли войска, идущие на помощь латинскому
Константинополю10, но церковные связи между Болгарией и Римом так и
не были восстановлены. Для последующей эволюции отношений между
южнославянскими странами и Римом надо признать симптоматичным то,
что, несмотря на проявленную курией в середине XIII в.
дипломатическую инициативу11, ни Болгария, ни Сербия не приняли
участия в переговорах о церковной унии, которые велись между Римом и
Никеей в конце 40-х – начале 50-х гг. XIII в. Не участвовали они во
второй половине XIII в. и в подготовке так называемой Лионской унии
Православной и Католической Церквей. Предпринятая при заключении
этой унии попытка «пролатинских» кругов в Византии ликвидировать
автокефалию Болгарской и Сербской Церквей, как полученную без
согласия папского престола12, могла лишь усилить здесь враждебное
отношение к идее соглашения с «латинством». Неслучайно именно
Болгария оказалась в числе главных противников этой унии. Известно,
что после заключения унии было отправлено посольство от болгарских
бояр и духовенства к Иерусалимскому патриарху Григорию, чтобы
побудить его выступить против сторонников унии — византийского
императора Михаила VIII и Константинопольского патриарха13. На
Святой Горе против унии особенно упорно выступали монахи болгарского
Зографского монастыря. В созданном вскоре после их гибели сказании
новые мученики, которые погибли (были сожжены), «не всхотевше
послоушати жесточайшяя и сверепыя Латины», противопоставлялись
«нечьстивому» «латиньскаа мудръствоующоу» Михаилу VIII14. В
созданной, по-видимому, также по следам событий «Повести о разорении
латинянами афонских православных монастырей» подчеркивалось, что
после отступления византийского императора и Константинопольского
патриарха от Православия «патриарх вселенский бе тогда» в болгарской
столице — Тырнове15. В приписке на одной из рукописей того времени
глава Болгарской Церкви патриарх Игнатий был назван «столпом
правоверия» — очевидно, за его выступление против унии с Римом16.
Так на протяжении XIII в. Болгария прошла путь от страны, в числе
первых вступившей в унию с Римом, до одной из главных опор
Православия. Большим своеобразием отличались межконфессиональные
отношения в Сербском государстве, где существовала традиция
длительного мирного сосуществования приверженцев обеих конфессий.
Долгое время здесь отсутствовала та четкая конфронтация, которая
становилась все более характерной для районов непосредственного
соприкосновения православного мира и католического. Ярким примером
такого своеобразия может служить договор Дубровника с болгарским
царем Михаилом Асенем, направленный против сербского краля Стефана
Уроша (1253 г.). Правитель схизматик выступал в нем как потомок
«благоверных и святых царей», «святой и верный Христу» царь,
правитель «святого и преславного царства всей земли Болгарской».
Одновременно в договоре выражалась надежда, что, овладев
«поморскими» градами, болгарский царь передаст все находящиеся в них
храмы, подчинявшиеся ранее католическому архиепископу Бара, под
юрисдикцию католического архиепископа Дубровника. В случае нарушения
обязательств царю грозил «гнев высокого папы Римского»17. Целый
ряд прямых свидетельств говорит о том, что и после присоединения
Сербской Церкви к православному миру отношения представителей двух
конфессий на территории Сербского королевства были далеки от жесткой
конфронтации как на высоком идейном, так и житейски-бытовом уровне.
Что касается идейной атмосферы, то здесь в самом пристальном
внимании нуждаются некоторые свидетельства, содержащиеся в житии
Саввы Неманича, написанном в 40-х или 50-х гг. XIII в. монахом
Хиландарского монастыря Доментианом, вероятно, по заказу краля
Стефана Уроша. Помещенный в житии рассказ о коронации Стефана
Первовенчанного начинается с того, что именно Савва направил
епископа Мефодия «в Римь к прехвальным апостолом Петру и Павлу и кь
великому сопрестольникоу святыю, папе великие римьскые дрьжавы» с
просьбой о королевской короне для брата. Затем, по уверению
агиографа, сам Савва увенчал великого жупана принесенной из Рима
королевской короной18. Достоверность этого свидетельства вызывает
серьезные сомнения. Епископ Мефодий упоминается в письме Гонорию III
от 1220 г. как посол не Саввы Неманича, а Стефана Первовенчанного, а
по свидетельству Фомы Сплитского, великого жупана короновал папский
легат, который привез корону. По-видимому, агиограф, не
представлявший себе, чтобы такое событие могло произойти без участия
его героя, решил изменить известные ему исторические факты. Но для
нас важно, что он не считал зазорным для святого его обращение к
римскому первосвященнику, названному при этом «сопрестольником»
апостолов Петра и Павла, у него не вызывало сомнений и право папы
жаловать королевские короны. Агиограф также, по-видимому, имел
основание считать, что такие его утверждения не встретят отпора ни в
среде сербского монашества на Афоне, ни в окружении краля Уроша19.
Что касается житейского уровня, о наличии ненарушенных контактов
говорят факты совместного выступления духовных лиц обеих конфессий
то как свидетелей в суде, то как участников дарений сербских
кралей20. Примером может служить грамота краля Стефана Милутина 1306
г. бенедектинскому монастырю Богородицы в Ратаце, при составлении
которой присутствовали зетский епископ и «пискуп» которский21. В
1301 г., чтобы положить конец своему конфликту с католическим
Дубровником, Милутин нашел нужным послать туда с особой миссией
главу Сербской Православной Церкви архиепископа Евстафия II22.
Приведенные свидетельства показывают, что такое «мирное
сосуществование» было характерным для региона еще и в начале XIV в.
Обычным делом для всего XIII в. были браки сербских правителей с
католическими принцессами. С точки зрения нашей темы особого
внимания заслуживает комплекс свидетельств, связанных с личностью
королевы Елены, жены Стефана Уроша. Французская аристократка,
родственница анжуйских правителей Южной Италии, она отличалась
преданностью католической вере и побуждала своих сыновей Драгутина и
Милутина к соединению с Римской Церковью»23. Получив в удел после
низложения и смерти мужа значительную часть Приморья, она основала в
поморских городах целый ряд францисканских монастырей24, а в 1303 г.
отдала свои земли под опеку папского престола25. Вместе с тем в
постройке католических храмов и пожалованиях католических аббатств
вместе с матерью участвовал православный краль Стефан Милутин26, а
сама Елена наряду с католическими обителями построила православный
монастырь в Градце, в котором и была похоронена. В сборнике житий
сербских правителей и пастырей Сербской Церкви, составленном в
начале XIV в. архиепископом Даниилом II, помещена и биография
«блаженной» Елены, которую автор — глава Сербской Православной
Церкви — хвалил за благочестие, строгий образ жизни и помощь бедным.
Для него королева — «дарованный от Господа светильник преславъномоу
отьчьствию своему земли срьбьсцей». Святость ее подтверждает
обретение ее «нетленных» останков27. Известно, что Елена
прилагала большие усилия, чтобы склонить к унии с Римом своих
сыновей Стефана Драгутина и Стефана Милутина и своего второго мужа —
болгарского царя Георгия Тертера28. На рубеже XIII–XIV вв. снова
начались переговоры сербских правителей с Римом о церковной унии.
Правитель северо-западных районов Сербии Стефан Драгутин, тесно
связанный с венгерским двором, в 1291 г. просил папу Николая IV
прислать в его владения францисканских монахов для борьбы с
богомильской ересью29. Сербский краль Стефан Милутин, когда находил
это для себя выгодным, охотно вступал в соглашения с латинскими
противниками Византийской империи. Так, в начале 80-х гг. XIII в. он
небезуспешно искал сотрудничества с главным врагом императора
Михаила VIII Палеолога Карлом Анжуйским30. В начале XIV в. он снова
попытался использовать в своих интересах конфликт между Византией и
латинским претендентом на императорский трон Карлом Валуа, братом
французского короля Филиппа IV Красивого. По договору, заключенному
в 1308 г., французский принц обязался в обмен на помощь, полученную
от краля, передать ему часть византийских владений в Македонии31.
Однако анализ соглашения показывает, что к началу XIV в. стали
складываться условия, резко ограничивавшие для сербского краля
возможность проведения подобной политики. Как явствует из текста
договора, краль избрал достаточно традиционный способ скрепления
договорных обязательств, предложив заключить брак между его дочерью
и сыном Карла Валуа, Филиппом. Как уже отмечалось выше, подобные
браки в сербском королевском доме на протяжении XIV в. были обычным
делом, но на этот раз согласие французской стороны было поставлено в
зависимость от выполнения сербским правителем ряда предложенных ему
условий. Так, в договоре отмечалось, что французская королевская
семья даст согласие лишь тогда, когда ее послы, направленные к
кралю, убедятся, что он действительно готов вернуться к единству с
Римской Церковью и повиноваться власти папы и примет послов, которых
с этой целью к нему направит Климент V. Таким образом, в начале XIV
в. непременным условием соглашения между сербским кралем и латинским
претендентом стало присоединение Стефана Милутина и его подданных к
Католической Церкви. Во исполнение договоренности папа Климент V
направил к правителю Сербии посольство во главе с патриархом Градо,
Эгидием. В грамоте, адресованной Милутину, папа разъяснял, что не
требует от него повторного крещения, удовлетворившись покаянием.
Папа даже назначил ему духовника из числа францисканских монахов
Котора. Речь шла при этом о принятии католицизма не только самим
кралем, но и его подданными, так как в письме говорилось о присылке
паллия из Рима главе Сербской Церкви32. То, что государи
латинской Европы стали отказываться от политических соглашений с
кралем-схизматиком, составляло лишь одну сторону медали. Другую
определяло то, что отношение сербского духовенства к латинянам стало
совсем иным, чем в начале XIII столетия33. Изменения эти можно
проследить, сопоставив житие Саввы Неманича, написанное в середине
XIII в. Доментианом, с житием Саввы, составленным Феодосием, также
монахом Хиландарского монастыря на Афоне, в конце XIII или начале
XIV в. В сочинении Феодосия не говорилось ничего об обращении Саввы
в Рим за королевской короной для брата, напротив, в его рассказе
Савва выступал как единственный и самостоятельный организатор
коронации34. Хотя агиографу было известно о взятии Константинополя
«фругами»35, он упорно пишет о поездках Саввы к императорам Феодору
Ласкарю и Иоанну Ватацу в Константинополь36, как бы не признавая
власти латинян над «царствующим градом». Рассказ своего
предшественника — Доментиана о встрече Саввы с венгерским королем37
Феодосий дополнил явно выдуманным сообщением о том, что король
захотел исповедаться в грехах перед Саввой и под его воздействием
стал отрицать «се ересы и юже веру латинскую дрьжаще... православиа
же веру, якоже светыемь научиемь, дрьжати обештавает се»38. В
описании путешествия Саввы в Палестину также обнаруживается
отсутствующая у Доментиана деталь — сообщение о выкупе святым
метохии в Аккре, которая была «от латинь порабоштена»39. Рассказ
Доментиана о борьбе святого с еретиками-богомилами40 Феодосий снова
дополнил сообщением о том, как святой убедил вернуться в Православие
людей, крещеных в «латинскеи ересы», помазав их миром «со проклетием
злые их ереси»41. Коль скоро деятельность Саввы должна была служить
образцом для его преемников, в указанном сообщении нетрудно увидеть
призыв к обращению в православную веру живущих в Сербии «латинян».
Таким образом, в отличие от своего предшественника работавший на
рубеже XIII–XIV в. писатель счел нужным устранить любые указания на
дружественные контакты своего героя с латинским миром,
продемонстрировать свое враждебное отношение к латинству и
подчеркнуть заслуги героя в борьбе с ним. Очевидно, что к концу XIII
в. в религиозной ориентации сербского монашества по отношению к
латинскому миру имели место очевидные перемены, вызванные к жизни не
в последнюю очередь насилиями «латинян» на Афоне после заключения
Лионской унии. При этом следует учитывать, что сербское
монашество Святой Горы составляло своего рода интеллектуальную элиту
сербского духовенства, исходящие из этой среды суждения отличались
особой авторитетностью, а из людей, возглавлявших Хиландар, часто
выходили деятели, стоявшие у кормила правления Сербской Церковью. К
их числу принадлежал и архиепископ Даниил II, монах и игумен
Хиландара, а затем советник Стефана Милутина и глава Сербской Церкви
(с 1324 г.)42. Если он и счел возможным написать биографию матери
Милутина, Елены, ревностной католички, то в биографии ее сына
Стефана Милутина он с гневом порицал отступление Михаила VIII от
Православия, уподобляя его Иуде — «лукавому предателю, иже отступил
от света в тьму». Его внезапную смерть во время похода на Сербию,
предпринятого после заключения унии, Даниил явно считал карой за
отступничество («смьрть грешьником люта есть»)43. Императору
отступнику он противопоставлял благочестие и твердость в вере
сербского краля. При таких настроениях в среде духовенства
переговоры об унии с Римом могли поставить сербского краля перед
лицом серьезных внутриполитических конфликтов. Неслучайно, как
сообщается в написанной в XIV в. биографии Климента V, папские
легаты вернулись, не добившись цели, так как Милутин опасался
реакции своих православных подданных44. Характерно, однако, что и
Стефан Драгутин, тесно связанный с венгерским королевским домом45,
не предпринимал каких-либо мер, чтобы изменить религиозные воззрения
своих подданных. О деятельности приглашенных им францисканских
монахов ничего не известно, а на боснийских землях под его властью
образовалась новая православная епископия46. Религиозная ориентация
православного населения Сербии к началу XIV в. была, по-видимому,
уже столь определенной, что почвы для попыток сближения с латинским
миром уже не существовало. Утверждению враждебной позиции
сербского общества по отношению к латинянам способствовал ряд важных
фактов. Соответствующую эмоциональную атмосферу поддерживали попытки
ряда «латинских» правителей, предпринимавшиеся во второй половине
XIII – начале XIV в., восстановить Латинскую империю. При захвате
этими правителями земель на Балканах на них водворялось латинское
духовенство, а православное сталкивалось снова с тяжелыми
испытаниями. Так, после захвата в 1272 г. Диррахиума войсками Карла
Анжуйского в городе появился католический архиепископ, имения
православного митрополита были захвачены, а его казна разграблена47.
Эти попытки возобновления экспансии на Восток сопровождались
оживлением проповеди крестового похода против схизматиков, чьи земли
должны были стать добычей завоевателей — приверженцев истинной веры.
Объектом такого похода, как мы увидим далее, должны были стать не
только владения Византии, но, несмотря на дипломатические маневры
Стефана Милутина, и сербские земли. Пропагандистами этих идей
являлись монахи «нищенствующих» орденов — францисканцы и
доминиканцы, к началу XIV в. игравшие уже главную роль в
миссионерской деятельности на Балканах. О настроениях, оценках и
планах, рождавшихся в этой среде на рубеже XIII–XIV вв., позволяет
судить такой источник, как описание Восточной Европы, составленное в
начале 1308 г. одним из участников таких миссий, по-видимому
французским доминиканцем, близким ко двору Карла Валуа48.
Описание не было чисто академическим упражнением. Его
возникновение, напротив, было тесно связано с планами крестового
похода на Восток во главе с Карлом Валуа ради восстановления
Латинской империи. Оно должно было дать сторонникам похода веские
аргументы в пользу реальности их планов и снабдить их полезной
информацией о том, как лучше добиться поставленной цели. Описание
православных государств на Балканах завершалось в этом сочинении
выражением надежды на то, что, выступая совместно, Карл Валуа и
венгерский король Карл Роберт сумеют легко подчинить себе живущие
здесь «дикие» и «схизматические» народы, которые «не по праву»
владеют этими богатыми и роскошными землями49. К числу
государств, которые должны были стать объектом такого похода,
составитель описания недвусмысленно относил и Сербию. Хотя ему было
известно о переговорах Стефана Милутина с Карлом Валуа и папой
Климентом V, он выражал сильнейшие сомнения в искренности намерений
сербского краля. По его словам, правитель Сербии — это «человек
лукавый и лживый», который «ничего не выполнит из обещанного им», а
переговоры с папой ведет лишь для того, чтобы «Римская Церковь
удержала господина Карла от нападения на него»50. Это свое
заключение о политике сербского краля автор обосновывал ссылками на
то, что Стефан Милутин «чрезвычайно сильно преследует католиков и
ненавидит их», что и краль, и жители его страны — «это коварные
схизматики, и поэтому [они] жестоко преследуют названных
католиков»51. Сербию составитель описания недвусмысленно
охарактеризовал как страну, где католики подвергаются тяжелому
угнетению. Здесь, писал он, «чрезвычайно жестоко разоряют церкви
латинян, разрушают их и нападают на прелатов, захватывают их и
вообще причиняют много зла, и поэтому упомянутые церкви [католиков]
бедны»52. Нельзя исключить того, что Аноним существенно сгустил
краски, чтобы обосновать правомерность крестового похода против
Сербии. Очевидно также, что нельзя говорить о проведении в начале
XIV в. государственной политики, специально направленной против
католиков. Источники того времени указывают, напротив, на попытки
сербского краля обеспечить себе в борьбе с недовольной знатью
поддержку патрициата католических городов Приморья и общин немецких
колонистов — «сасов», пришедших в XIII в. в Сербию для разработки
серебряных рудников»53. Можно привести также ряд свидетельств о
дарениях Милутина католическим монастырям и его участии в
восстановлении некоторых из них54. Кроме того, следует учитывать,
что в то время, когда создавалось описание, земли Приморья
представляли собой в рамках Сербского государства особое княжество,
которым вплоть до 1309 г. управляла мать Милутина, королева Елена55,
о прокатолических симпатиях которой уже говорилось. И все же
высказывания Анонима (а он, по-видимому, лично побывал в Сербии)
нельзя считать чистым вымыслом. Очевидно, что если не на
государственном, то на уровне отношений между простыми людьми к
началу XIV в. в Сербии заметно осложнились взаимоотношения между
приверженцами двух конфессий в местах их совместного проживания.
Судьба католического епископства в Травунии (о чем говорилось выше)
является важным доводом в пользу того, что обвинения Анонима имели
под собой почву и что во вспыхивавших конфликтах сербы, приверженцы
господствовавшего в стране вероисповедания, православные, были
наступающей стороной. Часть «латинян» была, по-видимому, явно
недовольна положением, в котором оказались приверженцы католической
религии в Сербском государстве, и отголоски этого недовольства
правомерно искать в высказываниях Анонима. Как бы то ни было, в
общественном мнении латинского Запада активно формировалось мнение о
Сербии, как части враждебного «схизматического» мира, которая вместе
со всеми остальными его частями должна была стать объектом
политической и религиозной экспансии. В этих условиях недовольство
«латинян» в Сербии своим положением стало рассматриваться как
фактор, благоприятствующий успеху этой экспансии. Составитель
описания, говоря о Приморье, так прямо и писал, что Карл Валуа, если
захочет, «весьма легко овладеет всей этой страной обильной и
богатой... и люди этой страны, поскольку они католики и признаются
латинянами, это охотно одобрили бы»56. Особенность ситуации
заключалась в том, что те же самые круги, которые пропагандировали
крестовый поход против схизматиков, играли главную роль в развитии
миссионерской деятельности Католической Церкви на Балканах, и успехи
на этом поприще они использовали для того, чтобы побуждать принявших
католицизм представителей местной знати свергнуть власть
схизматических правителей. Так, например, обстояло дело в конце
второго десятилетия XIV в. на албанских землях, где после вторжения
в этот район в 70-х гг. XIII в. войск Карла Анжуйского возникли
католические епископства57. Когда в 1318–1319 гг. под эгидой римской
курии было подготовлено совместное нападение на «схизматика»
Милутина со стороны претендента на византийский императорский трон
Филиппа Тарентского и венгерского короля Карла Роберта, Андрей,
епископ Круи, одного из главных албанских городов, призвал албанских
«баронов» — католиков, живущих под властью сербского краля, следуя
призыву святого престола, выступить против этого правителя. В
письмах, адресованных албанским баронам, папа Иоанн XXII благодарил
их за выступление против «схизматика и врага христианской веры» и
обещал свою поддержку58. Деятельность приверженцев такого круга
идей стала получать распространение и в городах сербского Приморья,
где они начали претендовать на господствующее положение в местной
религиозной общине. Показательны в этом плане перемены, имевшие
место в таком крупном политическом и религиозном центре этого
района, как Бар. Для сознания жителей города было характерно наряду
с признанием тесной связи с Римом ощущение тесной связи с Сербским
государством, которой даже подчас могло быть отдано предпочтение при
возникновении конфликтных ситуаций59. Еще в начале XIV в. кафедру в
Баре занимал архиепископ Марин из местного патрицианского рода
Жаретичей, неоднократно получавшего пожалования от сербских кралей60
и умевший ладить с королевой Еленой и ее сыном Стефаном Милутином. В
20-х гг. того же столетия барский престол занял доминиканец из Южной
Франции Гильом Адам, фанатичный враг всех схизматиков — сербов и
греков61. Его воззрения получили выражение в трактате «Directorium
ad passagium faciendum ad Terram Sanctam», написанном в 1332 г. для
французского короля Филиппа VI. В предложенном этому монарху плане
крестового похода одной из его целей провозглашалось покорение
Сербии. По его словам, это могло осуществить сравнительно небольшое
французское войско, которое могло бы опираться на поддержку жителей
городов Приморья и албанцев, которые, как католики, жестоко
угнетались православными жителями страны (подобно Анониму Гильом
Адам говорит о разрушении храмов и заключении в тюрьму католических
прелатов) и надеялись «освятить свои руки славянской кровию»62. По
сравнению с началом XIV в. разница заключалась не только в том, что
в организации похода активная роль отводилась как жителям Приморья,
так и албанцам. Еще более важно, что подобные призывы исходили от
одного из главных руководителей Католической Церкви на территории
Сербского королевства. Представляется вполне закономерным в
подобных условиях появление в Сербии общегосударственных актов,
направленных специально против развития миссионерской деятельности
католического духовенства. Принятый в середине XIV в. «Законник»
Стефана Душана установил запрет миссионерской деятельности латинян
на территории Сербии: латинскому священнику, обратившему в свою веру
православного, грозили суровые кары «по закону святых отьць»63.
Одновременно законодатель предписывал, чтобы все православные,
принявшие католичество, вернулись в Православие, также под угрозой
суровых кар. Протопопы по всем градам должны были следить за
исполнением этого предписания64. Что касается контактов между
представителями конфессий, весьма существенным следует признать
предписание о запрете смешанных браков: католик, вступивший в такую
связь, должен был обратиться в Православие или оставить членов семьи
и имущество65. Тем самым не ликвидировалась полностью длительная
традиция сравнительно мирного сосуществования представителей двух
конфессий на одной территории, но само это сосуществование ставилось
в жесткие рамки, выход за которые грозил тяжелыми последствиями. Об
отношении составителей «Законника» к латинскому миру позволяет
судить характер терминологии, использованной в тексте этого
памятника. Если Православие последовательно именуется в нем
«христианской верой», а его приверженцы «христианами», то
представитель другой стороны — это приверженец «веры латинской»,
которая здесь же определяется как ересь, а сам он в дальнейшем
называется «полуверцем». В этом выборе терминов, как представляется,
очень четко отразилось понимание «латинского» мира как мира чуждого,
враждебного, стоящего, по существу, за пределами христианской
ойкумены. От внешних воздействий со стороны этого мира следовало
всячески оградиться, и этой цели служили предписания «Законника».
Очевидно, что при всех различиях конкретных исторических
условий, в которых протекало развитие Болгарии и Сербии, эволюция
отношения болгарского и сербского общества к латинскому миру в
последней трети XIII – первой четверти XIV в. развивалась в сходном
направлении — роста конфронтации, враждебности, стремления к разрыву
и ограничению исторически сложившихся контактов с этим миром.
Появление законодательства, в котором нашли отражение такие
тенденции, говорит о достаточно сильном их развитии. Для
представления о всей картине отношений, складывавшихся в этот период
между разными в конфессиональном отношении частями южнославянского
мира, необходимо затронуть также особенности межконфессиональных
отношений в Венгерском королевстве, в границы которого входили
территории католической Хорватии. Об изменении конфессиональных
отношений в этом государстве, игравшем до начала XIII в. роль своего
рода промежуточной зоны между латинским и православным миром,
позволяют судить уже те фактические данные, которые были приведены в
предшествующих главах при характеристике отношений южнославянских
православных государств с их католическими соседями. Уже эти данные
позволяют сделать вывод о том, что после взятия Царьграда в 1204 г.
с политическим, а следовательно, в значительной мере и с
идейно-культурным влиянием Византии на Венгрию было покончено. В
борьбе, развернувшейся на Балканах после падения византийской
столицы, правители Венгрии встали на сторону Латинской империи и
принимали участие в организовывавшихся курией крестовых походах
против схизматиков. Уже такие изменения во внешнеполитической
ориентации Венгерского королевства должны были оказать
неблагоприятное воздействие на положение Православной Церкви,
лишившейся могущественного покровителя в лице Византийской империи.
Однако в том же направлении действовали и другие, более глубинные
факторы развития. В странах Центральной Европы XIII век стал
временем освобождения Католической Церкви от опеки светской власти и
превращения ее в мощную самостоятельную силу. Одновременно резко
усилилась связь локальных Церквей с папством, воздействие папства на
их политико-религиозную ориентацию. Именно в XIII в. здесь получила
широкий размах деятельность папских легатов, проделавших большую
работу по сближению существовавших в этом районе церковных порядков
с порядками, характерными для главных центров католического мира.
Разумеется, не последней из их обязанностей было проведение на этой
территории политики папства по отношению к схизматикам и воспитание
местного духовенства и всего населения в духе этой политики. Все
это не могло не наложить отпечатка на развитие межконфессиональных
отношений в Венгерском королевстве. Начало XIII в. было временем
усиления унификационных тенденций в политике папства. Допуская
существование различных обрядов и обычаев, папа Иннокентий III
категорически исключал возможность сосуществования иерархов двух
разных конфессий на территории одного диоцеза66. Неудивительно, что
в письме епископу Варадина от 10 апреля 1204 г. он писал по поводу
греческих монастырей в Венгерском королевстве, что или их монахи
должны выбрать епископа, который принесет присягу ему, Римскому
папе, или пусть в эти монастыри будут назначены латинские аббаты67.
Линия, нашедшая в этом письме свое частное выражение, была
закреплена в 9-м каноне Латеранского Собора 1215 г., по которому
допускались различия в богослужении в соответствии с «различием
обрядов и языков», но двух иерархов разных конфессий в одном диоцезе
не могло быть68. Из предложенных папой в письме 1204 г.
альтернатив возобладал второй вариант: греческие монастыри стали
постепенно переходить в руки латинских монахов69. В соответствии
с этим и курия, и высшие круги венгерского духовенства стремились не
допустить существования «схизматических» иерархов на территории
королевства. Так, уже в 1229 г. обсуждался вопрос о создании
латинского епископства в Среме (Сирмии) — центре района, в котором
проживала большая часть православного населения страны70.
Епископство явно должно было прийти здесь на смену епархиям
«схизматиков». Действительно, в 1232 г. папа предписал епископу
Чанада потребовать от православных епископов Белграда и Браничева
подчинения Римской Церкви, отметив при этом, что в противном случае
их диоцезы будут подчинены Срему71. В присяге наследника
венгерского трона («молодого короля») Белы (23 января 1234 г.)
говорилось, что он должен изгнать из королевства еретиков,
«фальшивых христиан» и отступников, принявших иудейскую или
мусульманскую веру. Что же касается тех в стране, «кто не
подчиняется Римской Церкви, обряда какого бы народа они ни
придерживались», «молодой король» обязывался «заставить их
подчиниться Римской Церкви»72. Хотя в итоге православное
население и православное духовенство в Венгерском королевстве
остались, их деятельность была ограничена рамками, гораздо более
жесткими, чем у «латинян» в Сербии XIV в. Условия эти были
сформулированы в статутах, составленных в 1279 г. Филиппом,
епископом Фермо, папским легатом для Польши и Венгрии73. Согласно
этим статутам, православные священники не могли совершать
богослужения за пределами своих храмов, приобретать или возводить
церковные постройки без разрешения католического епископа
соответствующей епархии. Католикам запрещалось присутствовать на
службе в православных храмах и принимать таинства у православных
священников. В этих предписаниях проступает стремление не только
оградить католический мир от вредного влияния схизматиков (как в
«Законнике» Душана по отношению к латинянам), но и создать
препятствия для расширения их религиозной деятельности вообще.
Охранительная тенденция особенно ярко выражена в постановлениях
другого папского легата, Гентилиса, действовавшего в Венгрии в
начале XIV в. Поводом для издания постановлений послужило соглашение
о браке сына одного из венгерских магнатов, трансильванского воеводы
Ласло с дочерью сербского правителя Стефана Драгутина. Политическая
подоплека выступления легата хорошо известна. Он опасался, что новая
брачная связь поможет сыну Стефана Драгутина, по матери потомку
Арпадов, выступить с притязаниями на венгерский трон после
пресечения этой династии74. Такая перспектива пугала не только
папского легата. Составитель описания Восточной Европы (1308 г.)
также доказывал, что из всех дочерей венгерского короля Ласло IV
может наследовать корону лишь королева Сицилии, как католичка, так
как все остальные дочери вышли замуж за схизматиков75. Обсуждение
возможности притязаний одного из сербских Неманичей на венгерский
трон говорит о том, что в сфере отношений между верхушкой знати
Венгрии и ее славянских соседей сохранялись характерные для
предшествующей эпохи традиции известной взаимной терпимости.
Вместе с тем налицо было и действие мощных сил, заинтересованных
в том, чтобы положить таким традициям конец. Гентилис пытался
воздействовать на Ласло Кана увещеваниями, чтобы воспрепятствовать
заключению брака, а когда брак был все же заключен, отлучил его от
Церкви. Но, пожалуй, наибольший интерес этого эпизода в истории
Венгрии состоит в том, что данный инцидент папский легат использовал
для выработки общих решений, затрагивавших отношения между
православным и католическим миром в целом. На созванном Гентилисом в
Буде в 1309 г. синоде был установлен категорический запрет браков
католиков не только с богомилами, но и со схизматиками — русскими,
болгарами и сербами («расы»). Нарушивший запрет отлучался от Церкви,
и если он в течение месяца не раскаивался, предписывалось применять
к нему меры, предусмотренные церковным и гражданским правом по
отношению к еретикам и врагам веры76. Стремление отгородиться от
православного мира, как чуждого и враждебного, всячески ограничить
возможные контакты с ним проявилось в этом документе со всей
отчетливостью. Приведенные сведения о положении православных в
Венгерском королевстве позволяют выделить действие еще одного
фактора, влиявшего на отношение сербского и болгарского общества к
католическому миру. Таким фактором было резкое ухудшение положения
православных в соседней с ними католической стране. Поскольку
дискриминационные нормы статутов епископа Фермо по времени
значительно предшествовали появлению аналогичных норм «Законника»
Душана, можно видеть в них и определенный отклик на соответствующую
ориентацию латинского мира. Надо учитывать также, что
религиозная политика носителей государственной власти и церковной
иерархии должна была оказывать влияние на хорватов, живущих в
границах Венгерского королевства, и содействовать развитию
религиозной конфронтации между православными и католиками на почве
южнославянского мира. Следует еще раз подчеркнуть (имея в виду
главным образом отношения Сербии с ее католическими соседями), что
рост этой конфронтации к середине XIV в. не привел к разрыву связей,
в особенности между верхами светского общества обеих сторон, но
атмосфера для их сохранения и развития становилась все менее
благоприятной.
Примечания
1 См.: Латински извори за българската история (далее — ЛИБИ).
София, 1981. Т. 4. С. 51. 2 См.: Там же. С. 63 и сл. 3 Там
же. С. 77. 4 См.: Там же. С. 65–67. 5 Там же. С. 76–77.
6 См.: ЛИБИ. Т. 3. С. 74–75. Подробнее об организации крестового
похода против болгар см.: Златарский В.Н. История на българската
държава през средните векове. София, 1972. Т. 3. С. 403–405. 7
См.: Gill J. Byzantium and the papy. 1198–1400. New Jersey, 1979. P.
74. 8 См.: ЛИБИ. Т. III. С. 64. 9 См.: Дуйчев И.С. За
документите на Ватиканския архив относящи до българската история
(IX–XIV вв.) // Дуйчев И.С. Българското средневековие. София, 1972.
С. 287. 10 См.: Дуйчев И.С. Приноси към историята на Иван Асен
II // Дуйчев И.С. Българското средневековие... С. 310–313. 11
См. письмо папы Иннокентия IV болгарскому царю Коломану Асеню 1245
г. // ЛИБИ. Т. 3. С. 89–92. 12 См.: Дринов М.С. Въпрос за
Българската и Сръбската Църкви пред судилищтето на Лионский събор в
1274 г. Съчиненията. София, 1911. Т. 2; Радоjчиh Н. Свети Сава и
автокефалност српске и бугарске Цркве // Гласник Српске Кральевске
Академиje. Београд, 1939. Т. 189. С. 222–227. 13 См.: Златарский
В.Н. История... С. 536–537. 14 См.: Иванов Й. Български старини
из Македония. София, 1970. С. 438–439. 15 См.: Вишенский И.
Сочинения. М.; Л., 1955. С. 334. 16 См.: Златарский В.Н.
История... С. 535. 17 Cтоjановиh Л. Старе српске повелье и
писма. Кн. 1. Д. 2. Београд; Сремски Карловици, 1934. С. 206–207.
18 См.: Даничиh Н. Живот светога Симеуна и светога Саве, нап.
Доментиjан (далее — Доментиjан). Београд, 1865. С. 245 и сл. 19
Характерная деталь. В том же житии Доментиян назвал близким другом
Саввы «из юности» солунского митрополита Константина Месопотамита
(Доментиjан... С. 226), но этот иерарх, двадцать лет управлявший
митрополией под властью латинян, несомненно, принадлежал к числу
лиц, подчинившихся латинскому патриарху в Царьграде (см.:
Слиjепчевиh Н. Историjа српске православне цркве. Београд, 1991. Кн.
1. С. 69. 20 См.: Jиречек К. Историjа Срба. Београд, 1952. Т. 2.
С. 74. 21 См.: Шекуларец Б. Дукльанско-зетске повелье. Титоград,
1987. S. 177. 22 См.: Слиjепчевиh Н. Историjа... С. 151. 23
См. подробнее: Jиречек К. Историjа... Т. 1. С. 181 и сл. 24 См.:
Суботиh Ф. Кральица Jelena Анжуjска — ктитор црквених споменика у
Приморj // Историjски гласник. 1958. Т. 1–2. 25 Vetera Monumenta
Historica Hungarian sacram illustranta (далее — VMHH)/ Ed. A.
Theiner. Romae, 1859. Т. 1. № 648. P. 407. 26 См.: Историjа Црне
Горе. Титоград, 1970. Кн. 2, т. 1. С. 54. 27 См.: Даничиh Н.
Животи кральева и архиепископа српских / Написао архиепископ Данило
и други. Београд; Загреб, 1866. С. 54, 82, 99. 28 См.: Jиpeчeк
К. Историjа... Кн. 1. С. 190 29 См.: VMHH. Т. 1. N 610. P. 377.
30 См.: Мошин В. Баплканската дипломатиjа и династическите
бракове на кралом Милутин // Споменици за средневековата и понова
историjа на Македониjа. Скопjе, 1977. Т. 2. С. 160–161. 31 Текст
договора см.: Mavromatis L. La fondation de l’empire serbe. Le kralj
Milutin. Thesalonique, 1978. P. 126–128. 32 См.: Vetera
Мonumenta Slavorum meridionalium ( далее – VMSM) / Ed. A. Theiner.
Romae, 1863. Т. 1. N 231–232. 33 См.: Хафнер С. Светославская
црква и Рим у XIII и XIV веку // Сава Неменьич —Светы Сава. Историjя
и преданье. Београд, 1979. С. 386–387. 34 См.: Теодосиjе
Хиландарац. Живот светог Саве. Београд, 1973. С. 142–143. 35 Там
же. С. 103, 170. 36 См.: Там же. С. 126, 130, 132. 37 См.:
Доментиjан... С. 248 и сл. 38 Теодосиjе Хиландарац. Живот... С.
158 39 Там же. С. 185. 40 См.: Доментиjан... С. 243. 41
Теодосиjе Хиландарац. Живот... С. 151 42 Его биографию см.:
Слиjепчевиh Н. Историjа... С. 156–158. 43 Даничиh Н. Животи...
С. 110. 44 См.: Мошин В. Договорот на крал Урош II Милутин со
Карло Валоа од 1308 година за поделбата на Византиска Македониjа //
Споменици... Т. 2. С. 427–428. 45 См.: Диниh М. Однос измеhу
кральа Милутина и Драгутина // Зборник радова византолошког
института. Београд, 1955. Кн. 3. С. 57. 46 См.: Драгоjловиh Д.
Крстjани и jеретичка црква босанска. Београд, 1987. С. 70–71. 47
См.: Sufflay de M. Die Kirchenzustande... S. 211, 251. 48 О
времени создания памятника и личности его автора см. соображения
издателя (Anonimi Descriptio Europae Orientalis Imperium
Constantinopolitanum, Albania, Serbia, Bulgaria, Ruthenia, Ungaria,
Polonia, Bohemia anno 1308 exarata / Ed. О. Gorka. Cracoviae, 1915.
S. IV–X). 49 См.: Anonymi Descriptio... S. 42. 50 Ibid. S.
35, 37. Более подробный разбор высказываний Анонима о Стефане
Милутине и его брате см.: Наумов Е.П. Завистник веницейского чекана
// Дантовские чтения. 1973. М., 1973. С. 250 и сл. Текст Анонима
здесь и далее цитируется в переводе Е.П. Наумова. 51 Anonymi
Descriptio... S. 30, 36. 52 Ibid. S. 30–31. 53 См.: Наумов
Е.П. Господствующий класс и государственная власть в Сербии XIII в.
М., 1975. С. 259–260. 54 См.: Jиричек К. Историjа... Кн. 2. С.
77–79. 55 См.: Наумов Е.П. Господствующий класс... С. 248–250.
56 Anonymi Descriptio... P. 37. 57 См.: Sufflay de М. Die
Kirchenzustande... S. 212–214. 58 См.: Sufflay de М. Op. cit. S.
214–215; Acta et diplomata res Albaniae mediae aetatis illustrantia.
Vindobonae, 1913. V. 1. № 648–650. 59 В документе середины XIII
в. приводятся высказывания жителей города, недовольных позицией
курии в споре за юрисдикцию над городами Приморья между Баром и
Дубровником: «Quid est papa? Dominius noster rex Urosius est nobis
papa!» (Цит. по: Cтаноjевиh С. Борба за самосталност католичке
церкве у Неманьскоj држави. Београд, 1912. С. 121). 60 См. об
этом: Наумов Е.П. Господствующий класс... С. 108–109. 61 См.:
Jиречек К. Историjа... Кн. 2. С. 75. 62 Споменици за
средневековната и поновата историjа на Македониjа. Скопjе, 1977. Т.
2. С. 619. 63 В более позднем «Законе о рудниках» деспота
Стефана Лазаревича священнику, совершившему такой поступок,
предписывалось отрезать нос (Paдojчиh Н. Закон о рудницима деспота
Стефана Лазаревиhа. Београд, 1962. С. 56). 64 См.: Законник цара
Стефана Душана 1349 и 1354 / Издало и превело H. Paдojчиh. Београд,
1960. С. 44. 65 См.: Там же. С. 45. 66 См.: Norden W. Das
Papsttum und Byzanz. Berlin, 1903. S. 229. 67 См.: VMSM. Т. 1. №
55. S. 33. 68 См.: Gill J. Byzantium... P. 44. 69 См.:
Moravcsik G. Byzantium and the Magyars. Budapest, 1970. P. 115.
Известна булла Гонория III 1226 г., санкционировавшая передачу
латинским монахам греческого монастыря св. Андрея в Вышеграде /
VMHH. Т. 1. № 53. 70 См.: Moravcsik G. Byzantium... P. 115.
71 См.: ЛИБИ. Т. 4. С. 44–45. Еще в 1290 г. папа Николай IV
предписывал своему легату, епископу Беневента добиться изгнания из
Белграда «схизматического» епископа / VMHH. Т. 1. N 587. S. 366.
72 ЛИБИ. Т. 4. С. 48. 73 См.: Antiquissimae constitutiones
synodales provinciae Gneznensis / Wyd. R. Hube. Petersburg, 1856. S.
162. 74 См. подробнее об этом: Диниh М. Однос измеhу... С.
64–65. 75 См.: Anonymi Descriptio... S. 54. 76 См.: VMHH. Т.
1. N 1259. Р. 824.
.gif){kind=small}
.gif){kind=small}
